Откуда он явился и зачем?
Кто он такой? - мы так и не узнали.
Наверное, он нравился не всем,
зато его мальчишки обожали!
Он был багроволиц и коренаст,
ходил всегда враскачку, по-моряцки,
а повстречав кого-нибудь из нас,
седые брови хмурил для острастки.
Он поселился в доме - и тотчас
вода морская потекла из крана,
и старый черный краб, пугая нас,
расставив клешни, вылез из-под ванны.
Дом стал скрипеть, как старая баржа,
пол начал, словно палуба, качаться.
И ласточки, над городом кружа,
вдруг стали в белых чаек превращаться.
Когда с крыльца сходил он по утрам,
то каждый раз происходило чудо:
крыльцо под ним вдруг превращалось в трап,
а ветхий дом - в потрёпанное судно.
При нём мальчишкам снились по ночам
сны, от которых сердце бьётся чаще.
И море подбиралось, клокоча,
к постелям, убаюкивая спящих...
Он в нашем доме больше не живёт.
Но верим мы, что он вернётся снова!
И старый дом, поскрипывая, ждёт,
Надёжно к тротуару пришвартован.
Ах, какие сугробы намела вьюга! Все пеньки, все кочки завалил снег. Сосны глухо скрипели, раскачиваемые ветром, и только труженик-дятел долбил и долбил где-то вверху, как будто хотел продолбить низкие тучи и увидеть солнце…
Ёжик сидел у себя дома у печки и уже не чаял, когда наступит весна.
«Скорей бы, – думал Ёжик, – зажурчали ручьи, запели птицы и первые муравьи побежали по дорожкам!»
Тогда бы я вышел на поляну, крикнул на весь лес, и Белка прибежала бы ко мне, а я бы ей сказал: «Здравствуй, Белка! Вот и весна пришла! Как тебе зимовалось?»
А Белка бы распушила свой хвост, помахала им в разные стороны и ответила: «Здравствуй, Ёжик! Здоров ли ты?» И мы бы побежали по всему лесу и осмотрели каждый пенек, каждую елку, а потом стали бы протаптывать прошлогодние тропинки…
«Ты протаптывай по земле, – сказала бы Белка, – а я – поверху!» И запрыгала бы по деревьям…
Потом бы мы увидели Медвежонка.
«А, это ты!» – крикнул бы Медвежонок и стал бы помогать мне протаптывать тропинки…
А потом мы позвали бы Ослика. Потому что без него нельзя проложить большую дорожку.
Ослик бежал бы первым, за ним – Медвежонок, а уж за ними – я…
«Цок-цок-цок!» – стучал бы Ослик копытцами, «топ-топ-топ!» – топотал Медвежонок, а я бы за ними не поспевал и просто катился.
«Ты портишь дорожку! – крикнул бы Ослик. – Ты всю ее расковырял своими иголками!..»
«Не беда! – улыбнулся бы Медвежонок. – Я побегу за Ёжиком и буду утаптывать землю».
«Нет-нет, – сказал Ослик, – пусть лучше Ёжик разрыхляет огороды!»
И я бы стал кататься по земле и разрыхлять огороды, а Ослик с Медвежонком – таскать воду…
«Теперь разрыхлите мой!» – попросил бы Бурундучок.
«И мой!» – сказал бы Лесная Мышь…
И я бы катался по всему лесу, и всем приносил пользу.
«А теперь вот приходится сидеть у печки, – грустно вздохнул Ёжик, – и неизвестно ещё, когда наступит весна…»
Как-то раз – было это в середине восьмидесятых годов – Олег Григорьев выступал в Ленинградском Доме детской книги. Ребята, как специально, собрались веселые и ироничные, да к тому же Олег сумел их раззадорить своими остроумными и «подначивающими» стихами. Поэтому, когда дело дошло до вопросов, один мальчик тут же поднял руку и спросил:
– Сколько росту вы весите?
Олег не задумываясь ответил:
– Метр семьдесят килограмм.
Ответ оказался в духе Олега Григорьева – ведь все стихи его точно такие: неожиданные, иногда нарочито перепутанные, превращающие стихописание (и стихочитание!) в весёлую и познавательную игру.
Когда я был маленький и зимой катался за городом на лыжах, моя мама после этих прогулок стаскивала с меня валенки и, чтобы они просушились, надевала каждый на жердь от забора. Можете себе представить, с каким удовольствием я потом, много позже, прочитал такие, например, стихи Олега Григорьева:
На заборе валенки
Вверх ногами сохли.
Значит, эти валенки
Вниз ногами мокли.
И так случалось всякий раз: стоило мне прочитать одно из стихотворений Григорьева, как я тут же вспоминал какую-нибудь историю, которая и со мной тоже приключилась. Тем более что у героев Олега простые, много раз слышанные фамилии: Сизов, Петров, Сидоров, Клыков… Вот с таким Сизовым я сидел за одной партой, с Петровым дрался во дворе, с Сидоровым ходил в первые школьные походы…
Удивительное дело! Олег Григорьев словно надевает на самого себя маску того или иного персонажа – и они тут же оживают «во всей своей красе». Так говорила моя школьная учительница Инна Николаевна, когда кто-либо из ее учеников что-нибудь вытворял: «Ты показал себя во всей своей красе!..»
По правде сказать, у Олега было немало поводов поизучать своих не всегда добропорядочных героев. В детстве он был, как тогда говорили, «центровым» – жил с матерью и старшим братом в Ленинграде, в двух шагах от Дворцовой площади, и все его мальчишеские игры проходили в центре города: во время демонстраций, когда ребята забирались под трибуны и мёрзли до посинения, опасаясь попасть в руки милиции, в проходных дворах на Невском или в собственном дворе, где приходилось что ни день завоёвывать своё право на место под солнцем.
Олег рано начал рисовать. Но большинство его детских рисунков погибло во время наводнений: что ни год вода заливала подвальную комнату, где они тогда жили. Он хотел рисовать одно – педагоги заставляли делать совсем другое. Он хотел учиться, но в первый же школьный день у него украли портфель со всеми столь тяжело по тем послевоенным временам собранными учебниками и тетрадями.
А знаете, что больше всего Олег любил рисовать? Самые привычные предметы быта: кухонную утварь, рабочую разношенную обувь, будничную одежду, грубо сколоченную мебель. А также – насекомых, птиц, животных. И маленьких смешных человечков, которые никак не могут вырасти… Возможно, именно от рисунков произошли и названия его детских книжек: «Чудаки», «Витамин роста», «Говорящий ворон».
Ольга Тимофеевна Ковалевская, редактор издательства «Детская литература», как-то рассказала мне о своём знакомстве с поэтом. Он не появился в условленный час, и после долгого ожидания Ольга Тимофеевна спустилась по делам на первый этаж, в библиотеку. Там она обнаружила неизвестного человека – он держал в руке птицу со сломанной лапкой и безуспешно дозванивался в ветеринарные лечебницы. Это был Олег Григорьев – подходя к издательству, он нашел раненого стрижа, зашел в первую же дверь и, забыв про всё на свете, стал заниматься его судьбой.
Честно говоря, читая стихи Олега Григорьева, мне тоже хочется иногда забыть про всё на свете и просто принять участие в жизни его героев. Может, и с вами это случится?
Михаил Яснов
Папа елку украшает,
Мама папе помогает.
Я стараюсь не мешать,
Помогаю помогать.
Молодой моряк в матроске
Вышел к берегу реки.
Снял матроску по-матросски,
Снял морские башмаки,
По-матросски раздевался,
По-матросски он чихнул,
По-матросски разбежался
И солдатиком нырнул.
Я нёс домой
Кулек конфет.
А тут навстречу мне
Сосед.
Снял берет:
- О! Привет!
Что несешь?
- Кулёк конфет.
- Как - конфет?
- Так - конфет.
- А компот?
- Компота нет.
- Нет компота
И не надо...
А они из шоколада?
- Да, они из шоколада.
- Хорошо,
Я очень рад.
Обожаю шоколад.
Дай конфету.
- На конфету.
- А вон ту, а ту, а эту...
Красота! Вкуснота!
А вот эта, а вон та...
Больше нет?
- Больше нет.
- Ну, привет.
- Ну, привет.
Коля ходит в первый класс
Музыкальной школы.
Зачехлённый контрабас
Втрое больше Коли.
Через лужи прямо вскачь
В школу он несётся.
- Ну малютка и силач! -
Вслед народ смеётся.
Как же так? Ответ простой:
Контрабас внутри - пустой.
Имел я большого приятеля -
Если встанет на стул,
Дотянется до выключателя.
- Яму копал?
- Копал.
- В яму упал?
- Упал.
- В яме сидишь?
- Сижу.
- Лестницу ждёшь?
- Жду.
- Яма сыра?
- Сыра.
- Как голова?
- Цела.
- Значит, живой?
- Живой.
- Ну, я пошел домой.
В этот день дождь собирался пойти, да не шёл, – только две дождевые капли и упали с неба. Упали прямо на лист лопуха, который даже не вздрогнул: так мало ему было этих двух капель.
Но дело вовсе не в лопухе. Дело в двух дождевых каплях: оказавшись бок о бок на одном листе лопуха, они немедленно принялись враждовать. Увы, так бывает довольно часто… даже, может быть, слишком часто: стоит только двоим оказаться на одном листе лопуха – и пошло-поехало, а почему – никому неизвестно. Глупо, конечно, да что ж поделаешь!
Сначала дождевые капли враждовали молча, исподлобья поглядывая друг на друга, но потом одна из них произнесла как бы небрежно:
– Что-то, голубушка, вы всё ближе и ближе ко мне… Уж не хотите ли вы соскользнуть на мою территорию?
– По-моему, это вы, дорогая моя, – как бы ещё более небрежно ответила вторая, – спите и видите мою территорию.
– Я вовсе не сплю! И не вижу! – возмутилась первая. – Я бодрствую. И, прошу вас учесть, пристально охраняю границу. Она, как вы можете заметить, но из вредности не замечаете, проходит именно посередине лопуха, на котором мы, по несчастью, оказались вместе.
– Я-то замечаю, где проходит граница. Но, кроме того, я замечаю, что кое-кто не замечает, что я замечаю… – Тут вторая капля запуталась и помолчала минут пять-десять. А потом продолжила. – Это довольно известный приём – говорить про кого-то, кто всё прекрасно замечает, что он не замечает, самому не замечая даже того, что замечают все вокруг! Вот.
Первая капля попыталась вдуматься в это заявление, чтобы понять его, но не смогла ни вдуматься, ни, соответственно, понять, и сказала грубо:
– Вы – самая отвратительная дождевая капля, какую мне приходилось встречать за свою долгую жизнь!
(Ну, положим, это был явный перебор – насчёт довольно долгой жизни! Дождевые капли и вообще-то долго не живут)
– А вы, – не заставила себя долго ждать вторая капля, – самая лживая дождевая капля в мире!
(Разумеется, и это было преувеличением, поскольку обо всех дождевых каплях в мире наша с вами капля просто не имела права говорить: она и знала-то только одну из них, а именно – свою соседку по листу лопуха).
– Хорошо! – зловеще зашипела первая (хотя, конечно, ничего хорошего в этой ситуации с самого начала не было). – Тогда берегитесь: я начинаю скатываться на вашу территорию. Потому как я только что решила считать весь этот лопух – моим! – И она заёрзала на своём месте.
– Вот ещё новости! – расхохоталась вторая капля. – Она, видите ли, решила считать! Слава богу, милочка, границы между государствами устанавливаются не вами.
– И не вами! – отомстила ей соседка.
Тут они минут на пять-десять задумались и спросили друг друга в один голос:
— А кем?
И сразу стало понятно, что они не знают, кем устанавливаются границы между государствами. А границы между государствами, как известно, никем не устанавливаются, поскольку существуют так давно, что никто уже не помнит, почему граница проходит, например, здесь, а не там. Все забыли об этом и просто стараются считаться с теми границами, которые уже есть.
Так что двум дождевым каплям пришлось немножко помолчать и, в конце концов, обратиться к лопуху с вопросом о том, кто именно устанавливает границы между государствами. В ответ на это лопух рассмеялся до слёз:
– Нашли у кого спрашивать! – покатывался он. – Вы, что, не видите, что я – лопух? Какой с меня, лопуха, спрос? И потом… между нами, лопухами, вообще нет границ: мы все тут лопухи – лопух на лопухе и лопухом погоняет!..
И правда, подумали дождевые капли, чего это мы к нему обращаемся, раз он лопух? Впрочем, обращаться больше было не к кому, а лопух между тем, продолжал смеяться, приговаривая:
— Границы между государствами!.. Подумать только! Да с чего вы вообще взяли, что вы – государства? Если каждая капля будет считать себя государством, на карте просто места не хватит… И тогда все передерутся!
Ничего не поняв из речи лопуха, дождевые капли уцепились за последнее сказанное им слово и опять почти в один голос заявили друг другу:
– Я объявляю вам войну! – после чего медленно, как танки, поползли навстречу друг другу с немыслимым лязгом и скрежетом.
– Ой, не могу-у-у! – умирал от смеха лопух. – Никогда не думал, что дождевые капли… обычные дождевые капли бывают такими глупыми!
Тут, наконец, и случилось то, что должно было случиться. Или это лопух зашатался уж слишком сильно, или расстояние между каплями само собой сократилось до последней крайности, только внезапно из двух небольших капель превратились они в одну большую – и большая эта капля, не выдерживая собственной тяжести, покатилась вниз – прямо по середине листа лопуха, которая недавно ещё считалась государственной границей…
Большая капля сорвалась с края листа и, упав на землю, растворилась в ней без остатка. Я даже не знаю, какому государству принадлежала та земля…
Зиму всю мели метели –
Клёны, липы поседели…
А весной повеселели,
Зацвели, зазеленели:
Птицы с юга прилетели –
Ветки лапками согрели!
Шёл деревней дождь косой,
Дед косил его косой.
Накосить не накосил,
Только выбился из сил!
Рыбы в страхе окают…
Посудите сами:
Едет кит на окуне,
Запряжённом в сани!
Вслед кричит китиха:
- Едешь очень тихо.
Опоздаешь на базар –
Расхватают весь товар!
Жил-был Клоп.
Он забрался к Поэту в кровать —
И кусал его ночью. (И днем).
Вот и всё.
Как ни грустно, —
Не стану скрывать:
— Это всё, что мы знаем о нём.
Это — всё.
Очень мало.
Почти ничего.
Что же делать...
Бывает подчас,
Что и самое близкое нам существо
Остается загадкой для нас...
Жили-были два соседа,
Два соседа-людоеда.
Людоеда
Людоед
Приглашает
На обед.
Людоед ответил: - нет!
Не пойду к тебе, сосед:
На обед попасть не худо,
Но отнюдь
Не в виде
Блюда.
Вызывает удивленье
Прилежание тюленье:
Целый день
Лежит ТЮЛЕНЬ,
И ему лежать не лень.
Жаль, тюленье прилежание –
Не пример для подражания…
Рано-рано
Выпал снег.
Удивился человек:
«Это снег?
Не может быть.
На дворе?
Не может быть!
На траве?
Не может быть!!
В октябре?
Не может быть!!!
Неужели это снег?!» —
Не поверил человек.
На жёлтом лугу,
где растёт чепуха,
лиловая, как чернила,
повстречал
Крокодил с головой Петуха
Петуха с головой Крокодила.
И оба сказали такие слова:
— Какая чудная
у вас голова!
Я, может, не прав,
но, мне кажется, вы
достойны скорее
моей головы.
— Хотите меняться? —
Петух предложил.
— Отлично! Давайте! —
сказал Крокодил.
И каждый подумал:
“ Красиво на диво!
Обманул я его,
чудака“.
И ушел Крокодил
с головой Крокодила,
а Петух —
с головой Петуха.
Одна половина окна была затянута марлей от комаров, другая заклеена газетой – от солнца. Рыхлая бумага пожелтела, а буквы на ней стали пепельного цвета. Из-за этого в кухне весь день царил золотисто-серый, душный полумрак.
Колька Пузырёк осторожно выглянул из-за края рамы. Взрослые парни наконец-то собрались уходить. Они уже закатили мотоцикл, и теперь лениво переминались у ворот гаража – тупили. Видимо решали, куда податься: на речку, в город или в соседний двор. Уметутся – и можно будет погулять.
Вова стоял вполоборота к колькиному окну – джинсы в масле, золотистый ёршик волос, как у Кольки, совсем выгорел. Бессознательно поигрывал мускулами – бочки у него будь здоров, может, даже не меньше папашиных. Отец ушёл прошлой весной – не так давно, чтобы Пузырёк начал его забывать, но достаточно, чтобы его образ начал превращаться во что-то обобщённо-гладкое. Колька напряг память, пытаясь представить отца, но в голове всплывали отдельные приметы – запах пота, большие, не тронутые загаром руки и почему-то вылинявшая рубашка в клеточку.
Дребезг раздолбанного велосипеда заставил Кольку шарахнуться под защиту газетной шторы. Друг Кочан на своем «Салюте» бдительно патрулировал двор, и на глаза ему лучше было не попадаться. Заметит – начнёт звать. А показываться на глаза старшим, особенно Вовке, не хотелось.
Раньше с Вовкой Пузырёк дружил. Вроде как вся малышня дружит: ключи-отвёртки подержать, червей накопать. А вроде и не как все: выделял Вовка младшего. Прозвище ему подправил, чтоб не путали. А то Вовка Пузырь и Колька Пузырь. То, что у них одна фамилия, Колька и не догадывался. Узнал случайно.
Из коридора послышалось слабое шарканье. Пузырёк метнулся от окна и сделал вид, будто программу читает.
– Ну что ты высиживаешь? А? Шёл бы во двор. А то как темнеть, так не загонишь окаянного.
– Щас, посмотрю, когда мультики будут, и пойду, – буркнул Колька, не поднимая головы.
– Мультики ему! Успеешь ещё насмотреться за зиму.
Колька сполз с табурета, надеясь улизнуть в свою комнату раньше, чем бабке придёт в голову новая мысль. Не успел…
– За сестрой последи.
– Куда она денется.
– А то не знаешь. Татары какие-нибудь будут проходить…
– Нужна она им!
– Я кому сказала!
– Сама следи! – огрызнулся Колька.
Бабка не ответила. Она пристально оглядывала двор.
– Парни какие-то… Погляди, Коль, это не Маринкин сын, рыжий такой?
– Нет там никакого рыжего, – пробубнил Колька, заталкивая ноги в кроссовки. Ну её с этими расспросами!
– Ну как же нет. Вон он стоит, Вовка. Ты его знаешь?
– Нет. Я пошёл! – крикнул Пузырёк и поскорее закрыл за собой дверь от лишних расспросов. Ему был неприятен этот разговор, особенно то, что должно было за ним последовать.
«А ты знаешь, что Вовка твой брат?»
Она уже раз двадцать это говорила. Потому-то Колька старался где старшие ребята и не появляться.
Брат. Пузырёк привалился к холодной стенке подъезда – тянул выходить. Здорово, конечно, когда есть старший брат. Особенно такой, как Вовка. Но это если вообще. А если по отцу…
Колька сперва обрадовался, когда узнал, а потом застыдился. По всему получалось, что папашка бросил Вовкину мать ради его, Колькиной мамы. И Вовку он тоже бросил ради Кольки. Именно ради него – Катюха-то потом появилась.
Правда, теперь папашка и их бросил, но неловкость от этого не пропадала. Появилась какая-то раздвоенность: Колька постоянно думал о брате и боялся попадаться ему на глаза. Таился, чтобы кто-нибудь не проведал об этом, и мечтал, как Вовка вдруг сам подошёл бы к нему, признал. Брал бы с собой на рыбалку, на стрельбище за гильзами…
– Колька! – раздался из-за двери окрик бабки. – Ты что это удумал – в подъезде отсиживаться?! А-ну марш во двор!
Пришлось выйти. Ребят уже не было, на двери гаража торчал серый замок. Кочан тоже уже куда-то укатил. Катюха в одиночестве возилась под кустом – играла сама с собой в какую-то непонятную игру.
– Коль!
– А?
– Тебя Кочан спрашивал…
– Ну и что?
– Он на речку поехал. Коль!
– Ну?
– А правда, что это наш папа нарисовал? – Она вытащила из песка кухонную доску, расписанную цветами.
– Правда.
– А девчонки не верят. А этого, который на площади?
– Это Мелиоратор.
– А расскажи про них…
– Ну… – Колька уселся рядом с сестрой. – Мелиораторы, они давно были. Когда ничего не было…
– Ничего-ничего? Ни посёлка, ни города?
– Одна голая степь.
– А военные?
– Дура, что бы они ели? Говорю ж тебе, степь одна. И стрельбища, и забора не было. А потом пришли они и стали все устраивать как лучше. В степи каналы прокопали, поливальные установки – видела такие, которые воду разбрызгивают? Вот. А потом пришли люди и посадили огороды, и стало что есть. Построили городок, посёлок наш, рельсы…
– А какие они были?
– Как великаны. Сильнющие, и лица у всех… Как у того на площади. И жили лет по сто и даже больше, и никогда не старели!
– А ты их видел?
– Да ну тебя! Я ж тебе тыщу раз объяснял, что нет. Папашка их видел – а как бы он ещё нарисовал?
– А почему они ушли?
– Потому что скучно стало. Делать-то нефиг! Каналы все прорыты, воды дофига, людям есть что есть и вообще… Вот они и ушли. Может, в другую степь, а может в гору.
– В Богдо, да?
– В Богдо. Там пещеры – наши парни залезли и видели. Там внутри все из соли. Вот они там и спят. А проснутся, когда снова дела будут. Слыхала, небось, – каналы заносит, установки ломаются, все разваливается. Вот как развалится окончательно – жди Мелиораторов.
– А дед Кочана говорил, что он сам был…
– Да он же свихнутый – это все знают. И потом – ну какой из него Мелиоратор? Облезлый, водку пьет. Ты на площадь смотайся, глянь. Плечи – во! Бочки! Если бы Мелиораторы сейчас были, они были бы… Как Вовка Пузырь – видела?
– Слушай, Коль… А может, он и есть?..
– Ты чё, он же старшеклассник ещё!
– Но ты ж сам говорил, что они молодые всегда. И потом – может он сын мели… меле… этих.
– Не, Вовка не их… он знаешь… А, все равно. Играйся лучше…
Колька вскочил, будто бы по делу. Прошёлся вдоль двора, высунулся на дорогу. Недоверчиво стрельнул глазами по окнам. Вроде никого, но как тут определишь?
Пузырёк подошёл к двери гаража, тронул пальцами жирную спинку замка. Ещё раз огляделся, засунул руки в карманы, выпятил грудь. Не похож, наверное… Только кого тут спросишь?
Здравствуй, дорогой мой читатель! Спешу поделиться радостью: в детстве мне всегда снились удивительные и волшебные, очень счастливые, весёлые и яркие сны. Некоторые я помню в мельчайших подробностях до сих пор.
Ну, к примеру, сон, в котором над нашим городом пролетал Змей Горыныч. Было совсем не страшно, люди задирали головы и махали Змею платочками.
Покружив над Театральной площадью, Змей вдруг откашлялся и громко тоненьким голосом сообщил:
– Ку-ку! Ку-ку! Служба точного времени, в Москве полдень!
И все стали смотреть на свои часы, кто-то подвёл стрелки.
«Какой впечатлительный мальчик!» – часто говорили про меня взрослые. А на ночь мои бабушки по очереди рассказывали мне сказки. Или что-то читали. Обязательно доброе, и чтобы можно было продолжать и продолжать дальше…
Думаю, вот эти самые продолжения мне и снились.
Я рано выучился читать сам.
С гордостью, которую пронёс через всю мою жизнь, открыто сообщаю: это я был самым-самым первым читателем журнала «Весёлые картинки»!
Уже спустя много времени выяснилось, что нас таких, самых-самых первых читателей, в стране насчитывается несколько миллионов. Но какое это имеет значение?!
Я стану первым читателем нового детского журнала, который придумали специально для меня – вот что мне сказали! Этот новый журнал будет приносить почтальон и опустит его в наш почтовый ящик, вместе с папиными газетами! Я выучился читать, потому что просто не мог подвести тех солидных взрослых людей, которые ради меня затеяли такое доброе и нужное дело!
Мне повезло в жизни, моё детство было беспечным и очень солнечным. Я научился по-настоящему дружить, умею постоять за себя, если нужно…
Люблю посидеть на скамейке в парке, наблюдая за воробьями. Воробьи меня не боятся, скачут возле самых ног – это о чём-то говорит, правда!
А с недавних пор мне вновь снятся мои детские сны. Должно быть, старею. Это не повторы; наверное, что-то я не досмотрел в своё время. А милые мои бабушки давно уже не рассказывают сказок на ночь. И не сидят с раскрытой книгой у моей постели.
Дорогой мой читатель, я люблю тебя! Всё, мною написанное – это только для двоих, специально для тебя и, конечно, для меня.
Единственное, что я хочу тебе ещё пожелать: пусть каждую ночь всем людям на свете снятся удивительные и волшебные, счастливые и очень яркие сны!
Твой Сергей Георгиев
В гнезде у воробьёв появились птенцы. Они быстро росли, и однажды маленький воробьишка сказал:
– Вот научусь летать – и стану орлом!
Малыша отшлёпали.
Он всё понял, долго думал, а потом решил:
– Ладно, нельзя орлом – значит, нельзя! Когда я вырасту большим, стану филином! Красота: летаешь по ночам и кричишь «Фу-бу! Фу-бу!»
Малыша ещё раз отшлёпали, уже как следует.
– Ну что ж, – горько вздохнул он. – Пройдёт время, и я превращусь в обыкновенного серого воробья!..
Мама-воробьиха взяла сына под крыло, папа принёс ему самого вкусного червяка.
Малыш пригрелся и стал размышлять, откуда же тогда в мире берутся орлы и филины. И почему их никто вовремя не отшлёпает.
С неба упала первая дождевая капля. И шлёпнулась прямо на чёрный нос щенка Прони!
– Ой! – воскликнул Проня. – Я не знал, что вы хотели сюда свалиться!
Проня немедленно отошел на пять шагов в сторону. И тут же на него свалилась вторая дождевая капля.
«Интересно, – задумался тогда Проня. – Отчего это капли падают мне на нос, где бы я ни уселся?! Балуются, что ли!»
Как-то Лев гнался за Антилопой. Под кустом сидел Кролик. С перепугу Кролик бросился тоже удирать, да не в ту сторону и прыгнул прямо на Льва.
Лев на бегу проглотил Кролика, но подавился и тут же умер.
— Жалко Льва, — остановившись, сказала Антилопа. — Этот Кролик поступил с ним слишком сурово. Ведь Лев всё равно не догнал бы меня.
Третьеклассник Вася Захарычев целый день сочинял музыку. Он ходил с задумчивым видом и бормотал себе под нос:
— Пу-пум, пу-пу, пу-пум-пу-бу-бу…
Получалось здорово. Когда вечером вернулась с работы мама, Вася спел ей своё сочинение от начала до конца в полный голос.
— Потрясающе! — похвалила Васю мама. — Ни больше ни меньше, это «Сурок» Бетховена!
Вася задумался. Мамино название ему понравилось. Пусть песня так и называется: «Сурок Бетховена».
Прошло два дня, и третьеклассник Вася Захарычев услышал своё музыкальное сочинение по радио. И вся страна тоже услышал. Но Вася человек скромный. Он вообще никому больше, кроме мамы, не сказал, что «Сурка Бетховена» написал он.
Летели дикие утки, одна утка потеряла пёрышко. Перо опустилось прямо на нос простодушному Гансу.
– Ого! – удивился Ганс. – Такое добро и прямо с неба свалилось! Ещё раз утки пролетят, это сколько же у нас пера будет?!
Поразмыслив, велел Ганс жене шить наперники для подушек. Уселась жена Ганса за работу, а сам он дальше думать стал.
– Зачем же нам так много подушек? – почесал Ганс в затылке. – Если жену не остановить, она все шить и шить будет! Верно, жена?
– Верно, – отвечала трудолюбивая женщина.
– Ладно, – придумал вдруг простодушный Ганс. – Подушки мы продавать станем! Сделаю новую телегу, повезем подушки на базар!
Не откладывая надолго, взял Ганс топор, пилу, да и наладил такую телегу – загляденье! А жена Ганса тем временем всё наперники для подушек шьёт.
– Телега есть, – хлопнул себя по лбу Ганс. – А лошадь?
– Придётся заводить лошадь, – вздохнула жена.
Вновь взялся Ганс за топор, построил большую, просторную конюшню.
Подумал, пристроил к конюшне хлевушек. Отправился на базар, привёл лошадь, коровёнку, в хлев двух свинок устроил. А жена Ганса тем временем всё наперники для подушек шьёт.
Ахнул Ганс. Да если столько подушек набить пером, их же ни на какой телеге не увезешь! Да не проще ли самому лавку открыть, пусть народ к Гансу за подушками едет!
Взялся Ганс за дело, такой себе домину отгрохал! Первый этаж каменный, там лавка будет. Наверху просторное жильё. Рядом постоялый двор, с комнатами для приезжих. Поразмыслив, на речке поставил Ганс мельницу.
Во двор разную живность пустил: гусей, курочек… А жена Ганса тем временем всё наперники для подушек шьёт.
– Осталось только дорогу проложить, – решил трудолюбивый Ганс.
Сказано – сделано. Проложил Ганс дорогу до самого своего дома с постоялым двором. Вышла дорога – королю приехать не зазорно.
– Ну, порядок, жена, – сказал тогда Ганс.
Сели они с женой ждать, когда же вновь дикие утки полетят, перо ронять станут.
Ждали, ждали… Опять ждали… И снова ждали… Не летят утки!
Может, стороной где пролетели?.. Ну вот не летят, и всё тут!
Огляделся тогда бедный Ганс по сторонам. Окинул взглядом новый домище с постоялым двором, дорогу… В хлевушке свиньи хрюкают, к конюшне сытые кони копытом бьют, на лужке коровы гуляют. Жена наперников для подушек нашила, и не сосчитать!
– Столько наворотили, – горько вздохнул простодушный Ганс. – И выходит, всё зря!
Говорят, что рыба-молот
холост, беден и немолод,
и себе, бедняга, в спальню
с горя ставит наковальню.
Переводы с английского
Раз на даче леди Вера
провожала кавалера:
- Сыра, может быть, немного,
или чаю на дорогу?
- Да, - ответил кавалер, -
сыро: ветер с Кордильер!
Несчастье с котёнком
В ТОМ,
что он становится
КОТОМ.
Мой знакомый печенег
как-то влез по шею в снег.
- Чай, не жарко-то в снегу? -
я спросил его. – Угу, -
он ответил мне, - но к неге
не привыкли печенеги!
Раз выхожу как-то утром из дому я...
Вдруг мне навстречу ползет насекомое.
И что тут такого ужасного? –
Насекомое.
Даже прекрасное.
Оно разбежалось и прыгнуло,
И ногою мохнатою дрыгнуло,
Надо лбом моим прошелестело...
Это бабочка
Улетела.
Вагончик катится давно.
Лежу, сижу, гляжу в окно -
Плывут поля и тополя...
Вот так и вертится земля!
Из-за гор, из-за долин
Появляется Павлин,
Медленно поводит грудью
И вопит:
Хвоста не будет!
Надоела суета
С расправлением хвоста!
М - да...
– Ты что, – говорят, – с луны свалился? – А вы что, – говорю, – местные? Ну и ладненько.
- Вы можете пять минут помолчать?
Нельзя же всё время кричать!
С этим безобразием
Пора кончать!
- Мы не кричим!
Мы и так уже целый час молчим!
Мы молча сидим,
Как мыши!
- Тогда
Молчите,
пожалуйста,
ТИШЕ!!!
- Что Вы хотите? - спросил продавец
покупателей в универсаме.
- Ах, - говорят. -
Мы не знаем этого сами!
Что-то ТАКОЕ... –
И покупатели вздохнули дружно.
- Хорошо, - сказал продавец. –
Есть именно то,
что вам нужно.
И ОН ДОСТАЛ ЧТО-ТО ТАКОЕ!
Покупатели закричали хором:
-УР-РА!!!
Только...
почему в середине
дыра?..
И цвет почему-то НЕ ТОТ!
Он, может, нам не идёт!
И где тут начало и где конец?..
- Не знаю, - сказал продавец. –
И вообще,
оставьте меня в покое!
Вы же сами хотели
ЧТО-ТО ТАКОЕ...
В городе стояло обычное знойное лето, +43° в тени. Солнце нещадно палило все дни напролёт, но обходило стороной наш двор, похожий на дно глубокого колодца, лишь ровно в полдень заглядывало ненадолго. Жили здесь дружно в любви и согласии занесённые бог весть откуда войной русские, крымские татары, немцы и узбеки – как единая семья строителей светлого будущего, в которое все они верили безоглядно.
Однажды за общим чаепитием кто-то из соседей легкомысленно похвалил козье молоко, особенно полезное детям. В тот же день всех жильцов переполошила невероятная новость, что наша мама решила купить козу. Волнение не утихало до самого воскресенья.
Наш двор величиной в носовой платок (в котором умещались: виноградник с традиционной узбекской тахтой под ним; клумбы и грядки; высоченная акация, наполнявшая в пору цветения всё вокруг невыносимо-приторным ароматом; сарай для угля и саксаула; садовая скамейка в беседке; кровати вдоль стен и даже крохотный пятачок для игр многочисленной детворы в лапту и прыгалку) срочно пополнился уютным закутком для козы. За это время у нас перебывали все окрестные жители, был даже самый важный аксакал – председатель местной жилищной комиссии. Каждый из них, нагнув голову, непременно протискивался в новое сооружение и, осмотрев его, давал массу полезных советов. Для начала кто-то принёс клевер, кто-то ведро и даже ковровую подстилку для козы. Равнодушных не было.
Страсти накалились до предела к воскресному утру, и когда мама чуть свет вышла во двор, из всех окон выглядывали взволнованные соседи, наперебой давая последние напутствия. Кое-как позавтракав, детвора разместилась поэтапно на нашей Профсоюзной улице до самой трамвайной линии. Ждали терпеливо и мужественно несколько часов подряд, несмотря на невыносимую жару, обливаясь потом и покрываясь густой пылью от проезжающих по узкой глинобитной улочке старого города машин и арб, спешащих на воскресный базар. Только во втором часу дня появился на горизонте первый вестник, не дожидаясь которого побежал следующий, и так далее, как в школьной эстафете, пока последний гонец – мой младший братишка Равиль, бегущий босиком, одной рукой придерживая трусы, другой тюбетейку, не влетел в калитку с пронзительным воплем: «Иду-у-ут! Иду-у-ут!» Прошло ещё бесконечных полчаса, пока в калитке появилась мама, чуть живая от усталости, но бесконечно счастливая, вся сияющая. 0на тащила за веревку неправдоподобно круглую козу на тонюсеньких ножках, с длинными белыми ресницами. Набежавшие со всех сторон соседские мальчишки с воинственными криками пихали её сзади, стараясь протолкнуть через высокий порог калитки, но обиженная грубым отношением коза норовила боднуть каждого увесистыми рогами, а, перебравшись через злополучный порог, обильно посыпала двор черными камешками помёта. Добравшись до своего нового жилища, она вскоре успокоилась и вальяжно разлеглась на клевере. Бурное внимание к себе она принимала как должное. Букетик алых роз, принесённых ей на новоселье девчонками, нюхать не стала, но съела с удовольствием вместе с колючками, зато пирожок с повидлом и петушка на палочке есть категорически не захотела, чем особенно поразила детей! Единодушно назвали козу Зоей в честь любимой поварихи родного детсада. Поздно вечером, совершенно обессиленные от хлопот и переживаний дети разошлись по квартирам, оставив задёрганную козу в покое.
Наступил понедельник. Детвора разбежалась кто в школу, кто в детсад, взрослые ушли на работу, домохозяйки поспешили до наступления жары на базар. Позже всех чаёвничали на тахте за низким столиком старики. Наконец наша раскрасневшаяся от чая дородная, белолицая бабушка пошла кормить козу и, открыв дверь, не поверила глазам. Она громко запричитала: «Ай-я-я-яй! Ай-я-яй!», так как из шарообразного существа Зоя за ночь превратилась в худобу, с выпирающими рёбрами, а вокруг колыхалась зловонная лужа, в которой мок клевер и плавала полинявшая подстилка!
Целую неделю после происшествия у нас было ещё большее паломничество соседей. Они яростно клеймили бессовестного обманщика, споившего козе перед продажей ведро, а может все два, воды!
Молока Зоя не давала ни капли, характер имела строптивый и вздорный, и вскоре разочарованные родичи и соседи потеряли к ней интерес. Вечерами она, как неприкаянная, слонялась по двору, напрасно домогаясь внимания, и только когда мстительно забиралась на клумбу и демонстративно громко чавкая поедала цветы или хрустела огурцами с грядки, поднимался всеобщий шум, а бабушка с проклятиями хватала ивовый прут и стегала несчастную до тех пор, пока Зоя не уходила восвояси, роняя горькие слезы. Наша Зоя к тому же отличалась большой оригинальностью. Так она откровенно обожала белый цвет и приходила в неописуемое волнение, завидев развешанные на верёвке белоснежные простыни. Терпеливо выждав, когда никого не будет во дворе, она поспешно раскачивала свою запертую дверь, пока не соскакивала задвижка. Затем она стремительно выбегала во двор и стаскивала зубами с веревки постельное бельё, бегала по нему в восторге и укладывалась на нём в состоянии полного блаженства.
Поэтому, развесив бельё во дворе, приходилось непременно его караулить, зато, уходя из дома, калитку можно было смело не запирать, потому что Зоя никого постороннего во двор не пускала. На настойчивых она злобно бросалась и гналась по переулку, стараясь поддеть на тяжелые рога. Доставалось частенько и самой обидчице. Пришлось срочно привязать Зою, а на калитке водрузить дощечку с грозной надписью:
БЕЗ СТУКА К НАМ
ВХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ!
У НАС СЕРДИТАЯ
КОЗА!
Долго ли, коротко ли, к Зое все привыкли, только безутешная бабушка не могла смириться, называла ее ДАРМОЕДКОЙ и норовила при случае шлёпнуть мокрой тряпкой или веником и время от времени «забывала» накормить. Тогда Зоя добывала себе пропитание самостоятельно, обычно унося со стола очередную лепёшку, которую с отвращением жевала в своём закутке. Но были праздники и на её улице: по воскресеньям меня посылали пасти Зою на соседнем заброшенном кладбище, заросшем отменной травой. Там счастливая Зоя бегала и резвилась, задрав хвост, с щенячьим восторгом. Пока Зоя паслась, я валялась на траве с очередной книжкой из дедушкиного сундука, о чем родители не догадывались. Все книги и журналы были написаны в старой орфографии, через «ять».
Мы с Зоей ладили вполне, посему, когда появилась срочная необходимость зарегистрировать козу и сделать ей прививку, родители смело поручили это мне – старшей из детей. После школы, а я училась тогда в пятом классе, мы отправились с Зоей переулками в дальнюю дорогу. Поначалу Зоя весело бежала, пощипывая по сторонам травку и с интересом разглядывала незнакомые места.
Потом устала и еле-еле плелась. Дважды нам приходилось пересекать транспортные магистрали, приводя в бешенство водителей. 3оя вырывалась, бегала между машинами, волоча за собой верёвку, а я гналась за ней с риском для жизни. Машины поднимались на дыбы. Добирались мы целую вечность, но до закрытия ветеринарного пункта успели. Совершенно измученная и еле стоящая на ногах от усталости, я машинально отвечала на все вопросы, Зое сделали прививку. Заполнили и вручили мне справку, которую, не читая, я положила в карман. Уже темнело, когда мы доплелись до дома. К этому времени наше семейство отужинало и сидело за самоваром, попивая чай. Отдав маме справку и привязав Зою, я побежала мыть руки. Сквозь шум воды я вдруг отчетливо услышала странные звуки смеха и рыданий одновременно и побежала во двор. За столом корчились, закатываясь в хохоте, все сразу. Глядя на моё перепуганное лицо, мама, вытирая слёзы, молча протянула мне справку, которая утверждала что:
СПРАВКА
Гражданка: ШАРИФЖАНОВА ЗОЯ МАХМУДОВНА
Адрес: ПРОФСОЮЗНАЯ, 27
Диагноз: ПРАКТИЧЕСКИ ЗДОРОВА.
Прививка: СДЕЛАНА
Я купил вязаную шапочку.
Но её съела моль.
Я купил джинсовые штанишки.
Но их съели муравьи.
Я купил кожаное пальтишко.
Но его разорвали собаки.
Теперь я сижу дома, а еду мне приносят друзья. Потому что мне не в чем выйти в магазин. К тому же я боюсь, что теперь кто-нибудь съест и меня.
Вот такая вот грустная история.
Люди бывают белые,
Бывают и краснокожие,
Коричневые – загорелые,
И негры – с черною кожею.
А есть еще и зеленые,
зеленые и в линейку
Как утром тетя Алёна,
В парке, присев на скамейку.
Однажды на Зинаиду Алексеевну сел комар. И Зинаида Алексеевна его убила. Но перед смертью, собрав последние силы, комар сказал человеческим голосом:
– Эх, Зинаида Алексеевна, я ведь раньше тоже был учителем – по труду.
И умер.
А Зинаида Алексеевна пошла в милицию и во всём призналась.
И Зинаиду Алексеевну держали в милиции десять лет, пока не выяснилось, что этот комар никаким учителем по труду раньше не числился.
У короля украли
Единственную дочку;
Украли, ах, украли,
К чему теперь слова!
Единственную дочку
Украли как сорочку,
Как брошку, как цепочку, –
Легко, как дважды два!
Ещё вчера был дома
Единственный ребёнок,
Сидел так тихо дома,
Что было не слыхать –
Ну разве что спросонок
Брыкался как телёнок,
Визжал как поросёнок
И не хотел вставать.
Ну разве что лупил он
Подушкою служанку,
Что плохо наводила
Ребёнку красоту,
Ну разве спозаранку
Прилаживал жестянку
Гремящую жестянку
Дворцовому коту.
Ну разве что по окнам
Ребёнок из рогатки
Стрелял себе тихонько
С улыбкой на лице,
Да вымазав украдкой
Паркет сиропом сладким,
На обе клал лопатки
Любого во дворце.
А кто украл принцессу –
Нетрудно догадаться.
На всю страну известный
Разбойник и пират.
Но даже домочадцы
Не стали огорчаться,
А честно вам признаться –
Весь двор ужасно рад.
Был рад, что всё на свете
Свое имеет место:
Несушки – на насесте,
Веснушки – на носу,
В печи – крутое тесто,
У алтаря – невеста,
Разбойница принцесса —
В разбойничьем лесу.
Вовкина бабушка, Елизавета Кондратьевна, хворает: у нее «давление». Мы с Вовкой обсуждаем вопрос – что это значит: «давление двести на сто двадцать»?
– Чтобы человеческий организм нормально работал, ему нужен кислород. Каждой клеточке. А доставляет кислород к клеточкам кровь – забирает в легких и несет по трубочкам – кровеносным сосудам. Вспомни-ка, что нужно, чтобы жидкость побежала по трубам?
– Не знаю.
– Ну, на даче у вас вода по трубам почему течёт?
– Ее насос гонит.
– Ну вот, и в человеке есть насос. Это – сердце. От его работы зависит, как кровь будет бежать по сосудам, а значит, и сколько кислорода поступит к клеткам. А помнишь, как отец проверял работу насоса?
– Помню. По манометру. – Вовка всегда гордится, если знает технические слова.
– Вот и врач измеряет давление крови специальным манометром, а потом смотрит, правильно ли в человеке его насос работает.
Вовка думает.
– А какое давление воды в трубах?
– Обычно около четырех атмосфер.
– А атмосфера – это много?
– Это давление воздуха вокруг нас. Примерно один килограмм на квадратный сантиметр.
– На каждый квадратный сантиметр по килограмму?
– Да.
Вовка с ужасом смотрит вокруг, потом – на меня и на себя.
– Так почему же нас столько килограммов не раздавливают?
– Потому что внутри нас давление даже немножко больше. Хочешь, покажу, что сделал бы с нами воздух, если бы изнутри давление пропало?
Вовка загорается:
– Опыт делать будем?
– Будем.
– Покажите.
– А ты помогай.
Делать опыты Вовка очень любит. На этот раз мы с ним берем банку сгущённого молока, прокалываем в крышке две небольшие дырочки и выливаем молоко в тарелку. Потом осторожно наливаем внутрь через одну из дырочек воду – примерно на треть банки. Количество налитой воды Вовка определяет, постукивая черенком вилки по банке – там, где кончается вода, звук сразу становится звонче. Потом я вырезаю из другой старой банки два кружка жести размером побольше дырочек, через которые мы вылили молоко. Вовка в это время хорошенько сушит банку снаружи, чтобы на ней не было ни капельки воды. После этого я герметично запаиваю жестяным кружком одну из дырочек, и мы ставим банку на плиту.
Вскоре вода начинает громко булькать, и через незапаянную дырочку из банки вырывается пар. Подождав, когда он пойдет густой струей, я тряпкой снимаю банку с плиты и быстро запаиваю оставшуюся дырку. Вовка следит за моими манипуляциями, и, когда я отставляю банку на подоконник, спрашивает:
– И что теперь?
– Теперь жди, увидишь.
– А долго?
– Нет, не очень.
Вовка терпеливо ждет, но с банкой ничего не происходит. Потом вдруг, по прошествии нескольких минут банку начинает корёжить. У Вовки округляются глаза, когда он видит, как банка сама по себе шевелится, стенки ее втягиваются, и она съёживается, будто на нее наступили.
– Здорово, дядь Серёжа! А почему она так?
– Смотри. Мы налили немного воды, над ней оставался воздух. Когда вода закипела, пошел пар. Этот пар вытеснил из банки воздух и занял его место. Тогда мы с тобой банку запаяли и перестали греть. Пар остыл и превратился опять в воду, а вместо него получилась пустота. У пустоты никакого давления нет, а снаружи на стенки давит воздух. Вот ты и увидел, с какой силой он это делает.
– Здорово. А вы говорили, что под водой давление ещё больше.
– Больше.
– Там эту банку, наверно, в лепёшку бы сплющило, да?
– Наверно.
– А я знаю, зачем у водолазов медные шлемы и нагрудники. Чтобы его не раздавило, да?
– Нет, Вовка, тут ты не прав. Никакой шлем водолаза от давления не спасет.
– А почему же его не сплющивает?
– А потому, что внутри него воздух имеет такое же давление, как вода вокруг. По шлангу с поверхности помпой качают воздух. Чем глубже опускается водолаз, тем больше давление воздуха, которое ему подают. Но это давление всегда равно давлению окружающей воды. Поэтому водолаза не плющит.
– А зачем же тогда шлем?
– А шлема может и не быть. Это раньше так было удобнее: воздух качали с поверхности в шлем, и там всегда был некоторый его запас, которым водолаз дышал. А потом придумали акваланг, и шлемы стали не нужны.
– А как устроен акваланг?
– У водолаза за спиной баллоны, в которые воздух закачан под очень большим давлением. Из баллонов воздух поступает в устройство, которое называется «лёгочный автомат». Этот автомат снижает давление воздуха точно до такого, как у воды вокруг. Поэтому водолаза и не плющит водой.
– А на сколько времени ему хватает воздуха?
– Так ведь это от глубины зависит. Чем глубже, тем быстрее воздух в баллонах кончится.
– А какое давление в баллонах?
– Обычно – двести атмосфер.
– Как в моей бабушке.
– Ты что, Вовка! В человеке не может быть такого давления, его в клочки порвет.
– А бабушка говорила, у нее давление двести на сто двадцать.
– Так не атмосфер же, Вовка! Давление у человека мерят совсем в других единицах. Они называются «миллиметры ртутного столба».
– А в атмосферах это сколько будет?
– Нормальное давление – это когда внутри человека давление крови и других жидкостей больше окружающего примерно на одну шестую часть атмосферы. А у твоей бабушки оно больше почти на четверть атмосферы. Вот ей и тяжело.
Вовка вспоминает про больную бабушку и грустнеет. Сегодня, чтобы ей не мешать, он будет сидеть у меня, пока не придут с работы родители. Вовка задумчиво смотрит вокруг и спрашивает:
– А что мы теперь будем делать, дядя Серёжа?
– Теперь, брат, мы с тобой будем есть бутерброды со сгущёнкой, которую из подопытной банки добыли. Лопай сгущёнку, будешь здоровый, и давление будет хорошее.
– От сгущёнки?
– От здоровья.
– Тогда я и бабушке немножко отнесу.
Белый медведь пришёл к нам во двор. Кричит:
– Эй, с кем меняться?!
Конечно, мальчишки и девчонки обступили его, спрашивают:
– Чего меняешь?
– Северное сияние.
Ну, мы потащили из дома что можно и чего нельзя: велосипедное колесо, старинную монету, сломанную удочку… Пять мальчиков принесли даже кровать.
– Подождите, – остановил самый длинный из нас Витя-Витяй. – А пусть Мишка сначала покажет нам северное сияние.
Медведь снял лямки своего рюкзака и выпустил на небо северное сияние…
– Вот это да! Всё небо засверкало!
– Хочешь, отдам тебе все марки? – спросил Витя-Витяй.
Медведь отказался… И мы ещё и ещё таскали из дома разные вещи.
– Нет,– качал головой медведь,– видно, не поменяю.
Тогда одна девочка догадалась и принесла конфету «Мишка на севере». Настоящую, а не фантик.
Мишка поглядел, понюхал и согласился. И они даже ещё так поменялись: Мишка остался в нашем доме в девочкиной квартире и стал работать в цирке, а девочка с папой и мамой уехала на Север и забрала туда северное сияние и теперь любуется им, может быть, каждый день. Точно я не знаю. Но обмен получился честный.
Жила-была Светка со своим папкой в обшарпанной пятиэтажке. И вот однажды папка женился на «новой русской», и они переехали жить в роскошный коттедже за городом. «Новая русская» каждое утро уезжала на «мерседесе» в свою фирму. Руководить. Папка занимался по хозяйству, а Светка от нечего делать бродила по коттеджу. Бродила-бродила и забрела в самый отдалённый уголок. Смотрит: чёрная дверь. Подёргала Светка ручку – не открывается. А остальные двери в коттедже, между прочим, все открывались. «Странно, – думает Светка, – очень странно». И решила понаблюдать за чёрной дверью. И вот что она выяснила. По вечерам «новая русская» возвращалась из свой фирмы, как выжатый лимон – усталая, раздражённая, бледная… И первым делом входила в чёрную дверь. А через пять минут выходила. Но уже бодрая, весёлая, румянец во всю щёку… «Что же за этой чёрной дверью? – недоумевает Светка. – Вот бы узнать». Вскоре ей такой случай представился. «Новая русская» забыла запереть чёрную дверь. Светка, не долго думая, открыла её и вошла. И с ужасом увидела, что за чёрной дверью находится чёрная комната, а в этой чёрной комнате стоят закрытые чёрные гробы, и на крышке каждого гроба – надпись. На одном гробу написано: «Муж № 1», на втором – «Муж № 2», на третьем – «Муж № 3»… И так далее. Тут-то Светка и поняла, что «новая русская» специально замуж выходит, чтоб потом своих мужей убивать и в этой комнате в гробы складывать. Но зачем – вот вопрос? На следующий день Светка выяснила и это. Прибежала она пораньше в чёрную комнату и спряталась за гробы. А к вечеру появилась «новая русская». Как всегда после работы – бледная, поникшая, с потухшим взором… И говорит: «Эй, мертвецы, дайте мне силы!» Тотчас от всех гробов к «новой русской» сияние пошло. Щёки у «новой русской» сразу же порозовели, плечи расправились, глазки засверкали… «Это она от мертвецов энергией заряжается», – догадалась Светка. А «новая русская», зарядившись от мертвых мужей энергией, громко захохотала и вышла из комнаты, опять забыв чёрную дверь запереть. «Надо скорее всё папке рассказать, – тут же решила Светка. – А то она и его, чего доброго, убьёт». Прибежала Светка к папке и как раз вовремя – «новая русская» уже руку с ножом над ним занесла. А папка и не видит; пялится себе в телик, где футбол показывают.
– Папка!– закричала Светка страшным голосом. – Берегись!
Папка тотчас повернулся от телика, с ходу во всё врубился и перехватил руку с ножом.
– Ага-а, – говорит он «новой русской», – я давно подозревал, что ты меня убить хочешь!
Вскоре приехала милиция и арестовала «новую русскую», а коттедж опечатала.
И папка со Светкой вернулись к себе в обшарпанную пятиэтажку.
С тех пор Светкин папка больше на «новых русских» не женился. А женился только на «старых».
Дорогие читатели! Вы уже познакомились на наших страницах с Вячеславом Лейкиным, поэтом из Санкт-Петербурга. Он двадцать лет вёл занятия с литературно одарёнными детьми при петербургской детской газете. Посмотрите, как это происходило.
САМЫЙ ПЕРВЫЙ ЧЕТВЕРГ
В один из февральских четвергов 1972 года я впервые вошел в Четыреста Сорок Восьмую комнату известного всем здания на Фонтанке, называемого «Домом Прессы».
ОНИ уже ждали, смотрели на меня, молчали.
Я сообщил, как меня зовут, сказал, сколько мне лет, и прибавил, что в детстве тоже пытался сочинять стихи, но ничего хорошего из этого не вышло.
– А сейчас сочиняете? – спросила одна из них.
– Сейчас? Да, сочиняю.
– А книги есть?
– А книг почему-то нет.
Молчание сгущалось.
– А давайте во что-нибудь сыграем, – предложил я. – В какую-нибудь литературную игру.
– А стихи мы будем сегодня читать? – сурово спросила девочка, которая перед этим молчала основательнее всех.
– Ах, ну да, конечно, – засуетился я. – Как же я про главное забыл?
Начали читать стихи. В основном, про зиму.
Запомнилось:
И ложатся ровно, как на полотно,
Розы, пальмы, липы на мое окно.
И ещё:
Снег кружит,
Метель визжит.
Небо затуманено,
В звёздах платье Анино.
(Что за Аня такая, я, правду сказать, не понял.)
И ещё – у девочки, которую звали Сюзанна:
– Здравствуй, Зима.
– Здравствуй.
– Где же твой снег?
– Дома.
– Где же мороз?
– Дома.
– Иней твой где?
– Дома…
Совершенно завораживающий диалог, каменный такой, холодный.
За Сюзанной мальчик читал, Андрей:
А проснулись дети утром –
Полон снегу тихий сад.
Снегири на голых ветках,
Словно яблоки, висят.
И, наконец, самый старший среди них, восьмиклассник Женя. На этот раз стихи были не про зиму, а про осень. Про позднюю осень:
Готово снегом разразиться небо,
И холод наступает вдруг,
И ворон серый, замерзая,
Обходит дерево вокруг.
Пока они читали, я как-то вдруг успокоился и даже сориентировался.
– Ворон – чёрный, – сказал я Жене. – Это ворона серая.
– А как тогда самца вороны называть? – ехидно спросила Сюзанна.
– А так, наверное, и называть – самец вороны.
– Ага! – подхватила Сюзанна. – Самец вороны, замерзая, обходит дерево вокруг.
Я осторожно засмеялся. Кое-кто присоединился. Вроде бы дело пошло на лад.
– А теперь давайте все-таки поиграем. Пусть каждый возьмёт лист бумаги…
– А обсуждение когда? – спросила суровая девочка, которая предложила читать стихи.
– Обсуждение? В каком смысле? – растерялся я.
– Стихи прочли? Прочли. Теперь их надо обсудить. Мне, например, не понравилась у Ляли рифма «плетня – одна». А у Андрея про снегирей. Конечно, красиво, но неточно. Снегири ведь сидят на ветках, а не висят. А он пишет – «висят». А яблоки сидеть не могут. Они как раз висят. Так что метафора получается неточная.
Я оторопел:
– И вы что же, – всегда вот так? Обсуждаете?
– Всегда, – сказали все.
– Но это ведь скучно, наверное?
– Зато полезно.
– А как же еще учиться? – спросила Сюзанна.
– И вы считаете, что так можно научиться писать стихи?
– Конечно, – сказала суровая. Вспомнил, её звали Наташей. – Нас, например, учили, – продолжала Наташа. – И Вы должны учить.
И тут я разозлился.
– Во-первых, я никому ничего не должен. И вам в том числе. А во-вторых, занимаясь своими обсуждениями, вы рискуете стать какими-нибудь литературными надзирателями, а не поэтами. «Рифма плохая!» «Метафора неточная!» Может, и неточная, а я вот увидел эту снегиревую яблоню. И она мне понравилась.
Опять замолчали.
– Надо читать хорошие стихи хороших поэтов, – продолжал я уже спокойнее. – У них и учиться.
– А как же рисованию учат?! – выкрикнула Сюзанна. – По пять часов горшок какой-нибудь рисуют!
– А музыка? – подхватила Ляля. – Гаммы, гаммы, сплошные гаммы. Нотки эти шевелиться уже начинают. Как черви.
– Вот и чудесно! – обрадовался я. – Давайте и мы займемся гаммами. Поэтическими гаммами. Гаммы играют? Играют. Вот и мы будем играть.
– И здесь будут гаммы? Ну это вообще!..
– Не гаммы, успокойся. Будут игры. Литературные игры. Сейчас я вам всё объясню. Возьмите по листу бумаги…
Взяли. Одни с любопытством, другие с предубеждением, но взяли.
– Записывайте, – и я начал диктовать. – «Жил на свете рыцарь бедный». Записали? Дальше – «Кто ответит на вопрос». Теперь двустишие – «Сгорел закат, спустилась ночь и все разбойники уснули». И, наконец, две пары рифм: «атлет – приманка – скелет – шарманка». Записали? Строчки про «рыцаря» и про «вопрос» вы должны подрифмовать, чтобы получилось двустишие. Складное, со смыслом и, по возможности, забавное. Двустишие про разбойников нужно довести до состояния четверостишия. Набор рифм с «атлетом» и «шарманкой» тоже должен воплотиться в четверостишие. Обычное «буриме». Слышали, наверное?
Оказалось – слышали.
– Пишите, а через полчаса сдадите свои листки. Можете не подписывать. Читать буду подряд, не называя имен. Так сказать, анонимно…
Через полчаса я вместе с ними бурно радовался той складной и остроумной чепухе, которую они напридумывали; да и не чепухе вовсе – некоторые строчки оказались просто превосходными.
Итак, «Жил на свете рыцарь бедный»…
Во-первых, выяснилось, что «был он худенький и бледный», во-вторых, – «был он тихий и безвредный», в-третьих, – «позабывший клич победный», а в-четвёртых, несчастный оказался еще и на руку нечист – «спер он руль велосипедный».
Дальше читаем: «Кто ответит на вопрос».
Вопросы оказались самые разнообразные: от философского – «для чего он жил и рос» и озабоченно-житейского – «сколько стоит купорос» до загадочных – «где гнездится альбатрос» (а действительно, где?) и «почему моряк – матрос» (и в самом деле, почему?). А завершился этот список вопросом и вовсе невинным – «для чего сопливым нос».
Двустишие «Сгорел закат, спустилась ночь и все разбойники уснули» получило самые неожиданные продолжения, но наиболее живую реакцию вызвал вот этот простодушный вариант:
Один не спит, ему невмочь:
Клопы несчастного куснули.
Буриме оказалось, во-первых, последним заданием, когда надо было уже спешить, а во-вторых, действительно, трудным. Но кое-что у них всё-таки получилось:
На берегу пруда сидит атлет.
Но бесполезна на крючке приманка:
Здесь вместо рыб на дне лежит скелет
И ржавая разбитая шарманка.
Еще вариант:
Был я сильный, как атлет,
Аппетитный, как приманка,
Стал я тощий, как скелет,
И печальный, как шарманка.
И, наконец, совершенно блестящая строфа, которую даже и заподозрить трудно в том, что она всего-навсего результат буриме:
Увитый мышцами атлет,
Червям могильным ты приманка,
И твой обглоданный скелет
Уже оплакала шарманка…
Все последующие четверги в Четыреста Сорок Восьмой комнате проходили примерно так же, как и этот – мой самый первый Четверг, – сначала читали по кругу новые стихи, а затем играли.
Из главок, посвященных этим играм, собственно, и сложилась наша книга, необычная хотя бы уже и тем, что у неё более двух сотен авторов, юных и безмятежных, радостно и беззаветно влюблённых в поэзию.
К 100-летию со дня рождения Вениамина Каверина (19 апреля 2002 г.)
Когда сотрудники журнала «Кукумбер» пришли на работу, корреспондент Вася Пёрышкин сидел в углу у компьютера и стучал по клавишам с таким треском, словно в домино играл.
– Ты где пропадал?! – грозовой тучей надвинулся на него Главный Редактор.
– Я это… Путешествовал во времени, – оправдывался Вася.
– А ну, покажись, голубчик, – нахмурился Главный Редактор .
Вася нехотя вылез из-за стола. Редакция ахнула – одет он был в шубу, меховые сапоги, на шее висели на верёвке большие меховые рукавицы.
– Прогульщик ты, Вася, – проворчал Главный Редактор.
– Какой же я прогульщик?! – возмутился Вася. – Для того чтобы сделать героическое интервью, я шёл по следам одного из героев книги Каверина «Два капитана» по льдам и снегам Арктики!
Вася расстегнул шубу и уселся на край стола:
– Я, как и все, кто прикасался к этим страницам, с замиранием сердца читал роман Вениамина Каверина «Два капитана». Судьба героя романа Сани Григорьева оказалась переплетена с удивительной судьбой штурмана Климова, участника трагического дрейфа во льдах шхуны «Святая Мария».
Одно время литературоведы спорили: кто является прообразом штурмана Климова?
Я решил это выяснить, сел на машину времени, и к своему удивлению оказался не среди льдов на обледенелой палубе, а в маленькой тёмной квартирке. Из-за стола, заваленного бумагами и освещенного керосиновой лампой, встал невысокий человек в поношенном, но опрятном флотском кителе и потёртом пальто, накинутом на плечи. У него нервное худое лицо и русая, с проседью, бородка.
– Вы – штурман Климов? Со шхуны «Святая Мария»? – справившись с волнением, спрашиваю я.
– Должен вас разочаровать, юноша, я – штурман Валериан Иванович Альбанов, участник полярной экспедиции лейтенанта Брусилова. Писатель Вениамин Каверин имел право немного изменить моё имя и название шхуны, он писал литературное произведение, а не научное исследование.
– Как же всё было на самом деле?
– Если вам это действительно интересно, садитесь и слушайте. А я заварю морковный чай… Не удивляйтесь, ведь мы с вами в городе Красноярске, в 1919 году, в России гражданская война… С чего же начать?
– Расскажите, как Вы стали штурманом.
– Родился я 26 мая 1882 года в Уфе в семье ветеринарного врача, который служил в 5-м Оренбургском казачьем полку. Вместе с отцом я кочевал по России: Воронеж, Оренбург, Уфа, Владимир…
– Эти города далеко от морей. Откуда же Ваша «морская болезнь»?
– Как и у всех мальчишек – от чтения книг о путешествиях. Ещё будучи гимназистом, я с товарищем тайком отправился на лодке по реке Белой. Лодка оказалась дырявой, затонула, нас чудом спасли и вернули домой. Но это приключение и ледяная вода не охладили мою страсть к путешествиям. В апреле 1900 года я уехал в Петербург, поступать в мореходные классы. Меня сразу же отправили на пароход «Красная горка».
– Ух ты – сразу на пароход!
– Сразу на пароход. Так поступали со всеми, чтобы будущие мореходы, знающие о море по книжкам, «оморячились» и не разочаровались в выборе профессии.
– Вы не разочаровались?
– Конечно, нет! Я сдал экзамены и был зачислен в начальный класс. Ученики получали форму, но питались и снимали жильё за свой счёт. Отец мой умер, мать с двумя сёстрами едва сводили концы с концами. Приходилось не только учиться, но и зарабатывать на жизнь.
– Как же Вам это удавалось?
– Я подрабатывал репетиторством, продавал модели кораблей. Самостоятельность пошла мне на пользу, выковала характер. После училища я был назначен на суда Северной морской экспедиции. Жил в Красноярске, ходил на маленьком пароходике «Обь» помощником капитана. Потом плавал на Каспии и в 1908 году получил диплом штурмана дальнего плавания. Но океанских судов в России было мало, попасть на них оказалось непросто.
В то время мир охватила «Арктическая лихорадка». Затаив дыхание, люди всех стран следили за дрейфом во льдах Северного Ледовитого океана экспедиции Фритьофа Нансена на легендарном судне «Фрам». Наперегонки устремлялись к Северному и Южному полюсам Роберт Пири, Руал Амундсен, Роберт Скотт… Практически одновременно снаряжались и три русские полярные экспедиции: под руководством Седова, Русанова и Брусилова, в которой я имел честь участвовать. К сожалению, средств не хватало для должной экипировки, не было даже радиостанций, получивших уже широкое применение на флоте. На борту «Св. Анны» не оказалось взрывчатки, необходимой в полярных условиях. К тому же обманули купцы, продав недоброкачественные продукты и снаряжение. Сказалась и тяжёлая ледовая обстановка.
– Какова судьба этих экспедиций?
– К сожалению, трагическая. На пути к Северному полюсу умер Георгий Седов. Судну Русанова «Геркулес» удалось проникнуть далеко на восток к берегам Таймыра, где оно погибло.
– Что же было с вашей экспедицией?
– Хотя начальнику экспедиции на «Св. Анне», потомственному моряку Георгию Брусилову было всего 28 лет, он получил хорошую подготовку. На морских картах несколько десятилетий оставался его «след»: название первого маяка на мысе Дежнева – «Знак Брусилова». Он был не лишён коммерческой сметки и собирался покрыть расходы на экспедицию охотой, организовав зверобойное акционерное общество.
В Англии была куплена паровая шхуна, старая, но вполне добротная. Шхуна имела тройную дубовую обшивку толщиной до 0,7 метра, длина корпуса была 44,5 метра, ширина 7,5 метра. По парусной оснастке это трехмачтовое судно с прямыми парусами на фок-мачте относилось к баркентинам, но Брусилов называл свою белоснежную красавицу шхуной. К тому же на неё была поставлена новая паровая машина и во время перегона из Англии в Петербург, в котором участвовал я, она показала хорошие мореходные качества.
28 июля 1912 года «Св. Анна» вышла в море. Часть экипажа должна была присоединиться к экспедиции позже. Но по непонятным причинам Бурсилов вывел из состава пайщиков всех участников экспедиции. В результате часть матросов не явилась в порт, часть, включая второго штурмана, боцмана и врача отказалась от участия в экспедиции.
– Как же решились отправиться дальше без матросов, врача и второго штурмана?
– Брусилов принял матросами несколько поморов, обязанности штурмана мы с ним разделили. Заменить врача вызвалась находившаяся на судне пассажиркой Ерминия Александровна Жданко, окончившая курсы сестер милосердия. В 22 года она стала второй женщиной в русской истории, отправившейся в Арктику. Первой была Татьяна Прончищева, разделившая полярное плавание и гибель со своим мужем Василием Прончищевым на «Якуцке» в 1735-1736 годах.
– Экспедиция не заладилась с самого начала?
– Поначалу всё складывалось вполне благополучно. От Мурмана к Новой Земле «Св. Анна» прошла за несколько дней. Ничто не предвещало беды. Брусилов писал: «…плавания осталось всего две недели, а зима – очень спокойное время, не грозящее никакими опасностями».
– Что же помешало благополучному завершению экспедиции?
– Непроходимый лёд заставил шхуну уклониться к югу в Байдарацкую губу, из которой «Св. Анна» почти месяц пробивалась сквозь льды к берегам Ямала.
28 октября 1912 года ледяное поле, в которое вмерзла «Св. Анна», оторвало от припая, и начался дрейф к северу…
К лету 1913 года течение вынесло нашу шхуну севернее Новой Земли. Лед вокруг был поломан и слаб. Мы пытались пропилить в ледяном поле канал длиной 400 метров до ближайшей полыньи, но это не удались. Вот когда пригодилась бы взрывчатка. В августе 1913 года пришлось готовиться ко второй зимовке, а к началу 1914 года шхуна оказалась в той части течения Северного Ледовитого океана, которая ранее несла на запад судно Нансена «Фрам». Расчеты показали, что мы сможем освободиться из ледового плена не ранее лета 1915 года.
– Вы остались на зимовку?
– Положение было тяжёлым, запасы продуктов на исходе, ожидался голод. Вторая зимовка проходила тяжело, в январе 1914 года я попросил Брусилова позволения построить байдарку-каяк и сани, чтобы преодолевать водные полыньи, погрузив на каяки нарты. Вот когда мне пригодились книжные познания! Так мы смогли бы уйти на Землю Франца-Иосифа, до которой было около ста километров. Из книги Нансена я знал о существовании на юге этой земли заброшенных домов английской экспедиции.
– Брусилов не возражал против вашего ухода?
– Большая часть команды решила идти со мной. Брусилов не противился, уход части экипажа позволял остающимся растянуть продовольствие до лета.
К началу апреля мы изготовили семь нарт и сошли на лёд. За два месяца тяжелейшего пути прошли расстояние в два раза длиннее, чем следовало по карте. Дрейфующий лёд относил нас в сторону. Так была открыта «река в океане» – Восточно-Шпицбергенское течение.
– Как же сумели преодолеть отчаяние?
– Мы должны были выжить. Мы падали, вставали, и, подбадривая друг друга, шли вперёд. К Земле Александры добрались с последним фунтом сухарей и двумя каяками, остальные поломались.
Надо было плыть на восток к мысу Флора. Каяки вместили половину путешественников, остальным пришлось идти по берегу.
– Наверное, страшно путешествовать среди льдов и белых медведей?
– Мы сами искали встречи с медведями, они были для нас пищей. Боялись моржей. Эти громадные морские чудища запросто могли перевернуть лёгкие каяки, а оказаться в полярной воде – смерти подобно. Но страшнее моржей и медведей были голод, болезни, усталость и апатия. Каждый шаг давался с трудом.
Умерли матросы Архиреев и Нильсен, в шторм унесло в море матросов Луняева и Шпаковского. На мысе Гранта потерялись ещё четверо. Чудом спаслись я и матрос Конрад. Нас подобрало судно «Св. Фока» экспедиции Седова, умершего на пути к полюсу. Второй раз в истории освоения Арктики на мысе Флора произошла удивительная встреча. Двумя десятилетиями ранее здесь встретилась английская экспедиция Джексона с Нансеном.
– Спасся кто-то ещё из экспедиции?
– Только я и Конрад. Нам удалось сохранить для науки ценнейшие материалы двухлетних наблюдений в неизученных районах Северного Ледовитого океана. До конца дней своих я буду тешить себя надеждой, что тяжелейший поход по дрейфующим льдам совершался не только ради спасения от смерти, но и ради науки. Мы служили во славу России.
Вот, собственно, и всё. Простите, юноша, мне пора…
– Что же было дальше с Альбановым? А со шхуной «Святая Анна»? – посыпались вопросы на голову Васи Пёрышкина.
– Судьба шхуны и штурмана оказались до удивления схожи. Никто в точности не знает, как они закончили свои дни. О шхуне ходит много легенд. Говорят, что она до сих пор блуждает, вмёрзнув в полярные льды. Но скорее всего, её вынесло в открытое море, и там она была потоплена немецкими субмаринами, топившими всех подряд, невзирая на флаги. О судьбе Альбанова сведения так же противоречивы: говорили, что он умер от тифа, что погиб в железнодорожной катастрофе, когда взорвался эшелон с боеприпасами.
Он успел издать книгу о путешествии к Земле Франца-Иосифа.
Имя В.И. Альбанова всегда будет примером несгибаемого мужества, символом преодоления, казалось бы, безвыходных обстоятельств. В память о нем в Арктике появились географические названия: мыс Альбанова, ледник Альбанова, остров Альбанова. Бороздит полярные воды гидрографическое судно «Валериан Альбанов».
В географических названиях закреплена память и о других участниках экспедиции на «Св. Анне»: ледник Брусилова, мыс Жданко, мысы Конрада и Губанова, бухта Нильсена. На картах Карского моря глубоководный желоб Анны, а напротив него на Новой Земле мыс Анны – в память о героической экспедиции на «Св. Анне».
С Васей Пёрышкиным путешествовал на машине времени Виктор Меньшов
Медведь был лохматый,
ходил неуклюже,
огромную клетку
шагами утюжа.
Вздыхал...
И я понял потом,
отчего
мне было особенно
жалко его.
Медведь походил
на Ивана Петрова
из нашей деревни:
такой же здоровый,
такой же по виду
простак и профан.
Я даже подумал:
не наш ли Иван?
Но вот подошёл он,
медведь тёмно-бурый,
и лапой к себе
подозвал меня хмуро.
И я услыхал,
наклонясь через край:
«Увидишь Петрова -
привет передай».
Солнце садилось, из жёлтого сделалось красным.
Вечер на цыпочках вышел и встал на откосе.
А на дороге,
которая медленно гасла,
вдруг появились из ближнего ельника лоси.
Мама и сын.
Горбоносые, стройные оба.
Вынесли в город дыханье свободы и хвои.
Что-то почуяли. Перемахнули сугробы.
Скрылись, как будто исчезли.
Свободные.
Двое.
Человека с ножом
не волнует
какие в головке лука
зреют
мысли
при чём здесь
слезы
Если зайцев
Вооружить,
Чтобы они
Истребили волков,
Будут ли зайцы,
Истребив, наконец,
Волков,
Истреблять
Тех, кто их
Вооружил?
Будут ли зайцы
Истреблять
Друг друга?
Будут ли
Зайцы?
Этот вот -
Прав.
А этот -
Лев!
И лев
Будет не прав,
Правого съев!
И правый,
В клетку отправив
Льва,
Никому не докажет
Свои права.
Вот ведь
Жизнь какова!
Раньше только Ворона и Кот были друзьями. А теперь они подружились и с бездомным Псом.
Он не только сам перестал их гонять, но не давал этого и другим собакам, иногда забредавшим во двор.
– Прочь отсюда!.. – рычал он.
Ворона, хотя и одобряла такое его поведение, но к его защите относилась насмешливо. Собаки были ей не страшны. От любой улететь можно. Крылатых собак, к счастью, не бывает.
Зато Кот был очень благодарен защитнику Псу.
Впрочем, и тут у Вороны было особое мнение. Она считал, что толстому Коту полезно хоть изредка растрясти жирок, убегая от злых собак. Добровольно делать зарядку его ни за что не заставишь!
Поздними вечерами, когда весь дом погружался в сон, любили трое друзей посидеть и поболтать под одиноким деревом во дворе.
Это было самое подходящее место. А что? Во-первых, Пёс обычно спал под этим деревом. Во-вторых, Ворона имела собственное гнездо на этом дереве. А в-третьих, Кот жил у Хозяйки, из окна которой лапой подать до толстой ветки этого дерева.
Говорили, в основном, Ворона и Пёс. В отличие от бездельника Кота, им было что рассказать о своем трудном житье-бытье. О своей вечной погоне за куском хлеба. Желательно, белого. И за огрызком косточки. Желательно, мозговой.
А Кот слушал, набирался ума-разума. Завидуя их вольной жизни, он тем не менее начинал понимать, что свобода – не сахар. И сытая жизнь в заточении, в благоустроенной квартире, уже не казалась ему кошачьей тюрьмой.
В один из таких прекрасных вечеров Пёс вдруг озабоченно сообщил, что в городе появилась черная собаковозка.
– Что-что? – удивился Кот, – собак возят-катают?
– Не возят-катают, – хмуро возразил Пёс, – а ловят-хватают.
– Кто?
– Собаколовы, – мрачно ответила за Пса Ворона. – Видала я сверрху. Бездомных собак отлавливают. Да и всех, кого попало.
– А потом? – притих Кот
– А потом – поминай, как звали! Котов тоже, бывает, ловят, – угрюмо вздохнул Пёс.
– Кто? – с опаской повторил Кот.
– Кошколовы. Валерьянкой подманят – и в мешок.
– Какой ужас! – всплеснул лапами домашний Кот, не знающий жизни
– Карр! Ты смотрри, в оба гляди, – сказала Ворона Псу. – Да и ты смотрри, глазами не хлопай, – посоветовала она Коту. – Будьте поосторрожней!
И словно накаркала.
На следующий вечер случилась беда.
В этот вечер в излюбленном месте, под деревом, встретились только Ворона и Кот.
– Ты видела?! – в отчаянии кинулся к Вороне Кот.
– Что-что-что? – встрепенулась Ворона.
В одной школе завхоз купил в старом магазине сковородку со свистком для поваров. Чтобы у них не подгорало. Повара обрадовались, и три дня у них ничего не подгорало. А за это время Сковородка со Свистком освоилась в школе, осмотрелась и решила действовать.
Когда повара готовили обед, жарили яичницу из сорока яиц, Сковородка так засвистела, что все стенгазеты, все расписания и объявления со стенок сорвались и улетели. (Охотники всё стреляли по ним и удивлялись, что это за дичь такая – раненая, а не падает.) В школе не могли учиться, пока все объявления и расписания снова не написали. А Сковородку выбросили на свалку. Купили другую, но оказалось – ту же самую. Через пять дней всё повторилось. Когда повара жарили яичницу из шестидесяти яиц, Сковородка засвистела, да так, что не только расписания улетели, но и стёкла в столовой разлетелись вдребезги. Так что в школе все ходили голодные, пока стекла не вставили.
Решили Сковородку утопить в глубокой реке. Завхоз купил третью Сковородку со Свистком, а оказалось – ту же самую. И через десять дней, когда повара жарили яичницу из девяноста яиц, Сковородка так засвистела, что не только объявления и стекла повылетали, но и крыша школы тоже улетела. Решили сковородок больше не покупать, а ту отдали металлургам на переплав. Школу отремонтировали, новую крышу поставили. А Сковородка со Свистком выжила, из плавильной печи сбежала. И теперь она каждый день появляется в школе, залезает на плиту, раскаляется, жарит яичницу и начинает свистеть: то форточку выбьет, то дверь, а то какого-нибудь ученика в смерч закрутит: без синяков и шишек не оставит. Не знали, что и делать, как одолеть разбойницу Сковородку. Уже хотели школу закрывать. Но тут вышел первоклассник по имени Илья. Он сидел за партой в первом классе уже три года. И сказал он такие слова: «Я смогу одолеть Сковородку». Ему не поверили, но делать нечего, пустили его на кухню одного против Сковородки.
Вот сковородка накаляется, скоро уже посвистывать начнет, а первоклассник Илья вместо котлет, вместо яиц поставил на сковородку свои резиновые сапоги. Они зажарились, задымились. Сковородка закашлялась, стала задыхаться, не выдержала и убежала из школы навсегда.
Илья вышел из дыма. Все его приветствуют: и учителя, и ученики. И прибывшие пожарники тоже приветствовали героя. Хоть он и был в противогазе, но они сразу узнали, что это первоклассник Илья.
На следующий день директор на торжественной линейке подарил Илье новые блестящие сапоги и перевёл его в четвёртый класс.
А у входа школы на постаменте установили железную копию резиновых сапог первоклассника Ильи. Чтобы всякие сковородки знали, что здесь их самих могут зажарить. А где этих сапог не установлено, там Сковородка со свистком всё-таки может появиться. Если такое случится, то зовите сразу Илью, пока он школу не окончил.
Все как в детстве: дом и дворик,
В палисаднике – сирень.
Вот – песочница, вот – столик,
Гриб со шляпкой набекрень.
Вот скрипучие качели,
Вот над ними облака…
Все как в детстве. Еле-еле
Льется времени река.
Утром мама разбила тарелку.
– Это к счастью! – сказала она, рассматривая осколки.
– Почему? – спросила я.
– Мыть не надо, – засмеялась мама.
Вечером мама опять разбила тарелку.
– А тарелка-то была чистой, уже вымытой. Вот что ты теперь, интересно, скажешь? – спросила я маму. – Опять к счастью?
– Не к счастью, а от счастья, – сказала мама, смеясь. – Тарелка разбилась от счастья. Наконец-то дождалась, что ее помыли.
У моей мамы кругом счастье! Счастья много, а посуды мало.
У моря два брата: Юра и Вадик. Юра стоит у мольберта, всматриваясь в даль моря. Волны поминутно меняют свои краски. Они то зелёные, то чуть синеют, то становятся розовыми от заходящего за горизонт солнца. Юра сосредоточенно работает кистью. Он нервничает, ему никак не удается поймать всех красок моря…
И вдруг:
– А я уже нарисовал, – кричит маленький Вадик. – Вот оно… Чёрное море. – Он подбегает к брату и протягивает небольшой листок, на котором изображен чёрный квадратик, а рядом с ним две волнистые линии обозначают волны.
Одна анаграмма – это нечто почти невесомое. А когда анаграмм целая куча – это уже самый настоящий КИЛОГРАММ АНАГРАММ! Ни больше, ни меньше…
Когда двенадцать
Месяцев найдёшь,
До половины
Разрешишь задачу.
А задом наперёд
Ответ прочтёшь -
В конце
Породу обретёшь собачью...
Ответы: год, дог
Ищи сначала
Укрепленье.
Найдёшь -
Читай наоборот.
А если
Не найдёшь решенье,
Его милиция
Найдёт...
Ответы: ров, вор
Ответ на первый
Транспортный вопрос
Никак не обойдётся
Без колёс.
А по-другому
Буквы разместишь, -
В другом ответе
Мигом улетишь...
Ответы: карета, ракета
Посмотришь на экран
Или на сцену -
И явится, играя,
Пол-ответа.
А буквы переставь -
Ему на смену
Придёт предмет
Для резки винегрета...
Ответы: актёр, тёрка
Хотите
Первый обрести ответ,
Вы дерево найдите.
А вослед
Лишь буквы переставьте -
Сей же час
Второй ответ надует.
Но не вас...
Ответы: сосна, насос
Парадом командует профессором Шарадоксвордского Университета Сергей Белорусец.
Предмет, идущий в авангарде,
Как штык, отыщется в бильярде.
Потом идёт союз. Готовы
Средь гласных букв найти его вы?
Две буквы слово заключают:
Согласье так обозначают.
Вы наш ответ не упустили?
Он сам - задача в этом стиле...
Ответ: шарада
Вначале -
Насыпь,
На конце -
Равнина.
Союз же -
Слова нашего
Средина...
Лекарство
Зашифровано в ответе.
Осталось
Лишь найти
Таблетки эти...
Ответ: валидол.
Начало слова - буква -
Скажет вам о многом,
Ведь может быть она
Приставкой и предлогом.
Четыре буквы следом -
Это неохота
Идти куда-то,
Или - вовсе делать что-то;
Порою даже
И пошевельнуть рукою...
А слово целиком -
Животное такое...
Ответ: олень.
Отгадчик!
Намотай на ус:
Там, где начало -
Там укус.
А дальше - голос,
Только без
Его последней
Буквы - “с”.
В ответе
Недовольство есть,
А букв по счёту -
Ровно шесть.
Ответ: жалоба.
Не знаю как другим, а мне всегда нравились всяческие гибриды. Так называются диковинные существа, полученные скрещиванием совершенно необычных, неестественных «родителей». Поэтому я так люблю читать истории про диких и необузданных кентавров (полулюдей-полуконей), кровожадного Минотавра (получеловека-полубыка), зловредных гарпий и сладкоголосых сирен (полудев-полуптиц)…
Но еще больше мне нравятся гибриды словесные. Придумывать их можно разными способами. Можно «склеивать» разные слова, получая новые, а можно конструировать оригинальные стихотворения из классических строчек. Но, наверное, самое интересное – смешивать всем известные фразы (чаще всего берутся пословицы или поговорки) так, чтобы получилось что-нибудь смешное и неожиданное, а иногда и поучительное.
Вот, например, берем две пословицы: Не плюй в колодец – пригодится воды напиться и Слово не воробей – вылетит, не поймаешь . Теперь соединяем вместе их половинки и получаем забавный совет: Не плюй в колодец – вылетит, не поймаешь . Иногда от одной фразы берут половинку, а другую используют целиком. Именно так устроено следующее полезное наблюдение: Чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу («Чем дальше в лес, тем больше дров» + «Своя рубашка ближе к телу»). А этих «кентавров» я «вырастил» специально для тебя – попробуй догадаться, из чего они составлены:
Баба с возу недалеко падает.
Сытое брюхо и кошке приятно.
От трудов праведных дитя без глаза.
У семи нянек кобыле легче.
Пуганая ворона страшнее пистолета.
Смотришь в книгу – ума не надо.
В гостях хорошо, коли делать нечего.
По одежке встречают, коли рожа крива.
Пришла беда – полезай в кузов.
На чужой каравай отворяй ворота.
Но вовсе не обязательно смешивать только пословицы и поговорки. Не менее интересно готовить «винегрет» из названий, скажем, знаменитых картин. Так, например, как это сделал поэт Михаил Векслер, вспомнив картины Саврасова «Грачи прилетели» и Репина «Не ждали». В результате получилось «экологическое одностишие»: Грачи прилетели… Не ждали. А я, посетив Третьяковскую галерею, понял, наконец, причину отцовского гнева Ивана Грозного: Иван Грозный убивает своего сына: опять двойка.. . (имеются в виду картины Репина и Решетникова).
В заключение еще несколько «мутантов» из Третьяковки:
Явление Христа народу – не ждали . (Картины Иванова и Репина)
Девушка с персиком у омута . (Серов + Левитан)
Купание красного коня в голубом просторе . (Петров-Водкин + Рылов)
Неравный брак княжны Таракановой . (Пукирев + Флавицкий)
На этом «гибридные» возможности в литературе не исчерпываются. Можно ведь перемешивать названия популярных книг, мультфильмов и так далее. Надеюсь, ты обязательно попробуешь!
В траве - как в огромном лесу.
Как люди, идут муравьи и букашки.
Маленькие жучки летают над этим лесом.
Всё жизнью кипит незаметной.
Смотрю я на них, смотрю...
Ветвями качает Берёза. И вётлы тихо шумят, И трава колышется. Всё кругом качается. Это дует ветер. Ксюша Чуракова, 12 лет
ДНЕВНИК — пылесос чувств.
ЗАКЛАДКА — заложница книги.
КОНВЕРТ — телохранитель письма.
СВОБОДА — это четыре часа на улице без обеда.
УСЫ — юбочка для носа.
В одном доме был очень гордый пылесос. Он был совсем новенький, блестящий, большой. Когда он пылесосил, в доме не было ни пылинки.
Этот пылесос стоял в чулане. Там было несколько веников. Среди них был один самый большой и дюжий.
После каждого сытного обеда пылью пылесос хвастался веникам, как он здорово всё вычистил (он вообще был зазнайка). Веники не любили зазнаек. И говорили пылесосу:
– Ты так не воображай, а то пылью подавишься!
И про себя хихикали. Пылесосу эти слова не нравились, и он очень злился.
Стал он однажды потихоньку засасывать веники, пока самым большим не подавился. А веники, сидя у него в пузе, всё равно хихикали над этим веникососом.
Наташа Митина, 10 лет
Одинокие качели, Как засохшая кора, Развалились, потускнели И качают лишь ветра.
КЕНТАВР – лошадь, на которой навсегда сидит человек.
ПЕНАЛ – временный гараж для мелких школьных вещей.
ЦИФРА – математическая буква.
Катя Бец, 11 лет
Как-то раз к вечеру мы сидели на крылечке и смотрели на поле и лес рядом с нашим домом. Со стороны леса на поле шёл туман. Он двигался в нашу сторону и постепенно закрывал поле. Когда туман полностью закрыл поле, он стал наползать на дачные участки.
Я помогала знакомым ребятам собирать дрова на участке и переносить их в другой дом. Поработав, мы решили пойти погулять в поле. Прибежали туда и стали носиться. Трава была очень мокрая и прохладная. Мы бегали по полю и хохотали. Мама звала меня домой, а я ей отвечала, что я в поле. Но мама меня не видела и звала снова.
Когда я пришла домой, то мама сказала, что мы были похожи на ёжиков в тумане. Моя мама очень любит туман, и ей нравится мультфильм «Ёжик в тумане».
Несмотря на туман, небо было всё в звёздах. Звёзды были очень яркие на чёрном небе.
Настя Жучкова, 10 лет
