На тонкой березке среди зелени появился первый желтый листок.
– Мама что это? – удивился щенок Проня.
Дворняга Белка посмотрела сначала на березовый лист, потом на своего малыша.
– Это значит, сынок, что уже совсем скоро ты станешь совсем большим и взрослым, – сказала она.
Щенок Проня уселся под березой и стал долго и внимательно разглядывать необычный лист.
– Красиво! Даже очень! – наконец вздохнул он. – Но как-то грустно…
Холодно, звонко стало в лесу. И так светло и далеко видно, что, если бы не гора, Ёжик из своего дома мог бы увидеть дом Медвежонка.
– Ау! – крикнул Ёжик, выйдя звонким холодным утром на крыльцо.
– Ау! — крикнул Медвежонок со своего крыльца.
Они не видели друг друга, но, проснувшись, одновременно подумали: «И он там, за горой, наверное, проснулся и вышел на крыльцо».
Ёжик прислушался. Было тихо.
Медвежонок даже повернул ухо в сторону Ёжикиного дома.
– Всё-таки далеко, – пробормотал Медвежонок. И побежал к Ёжику.
– Я тебе кричал! – ещё издали крикнул Медвежонок.
– И я, – сказал Ёжик.
– И что?
– Не слышно. Гора мешает, – сказал Медвежонок. — Гора не пускает наши голоса.
– Давай сдвинем.
– Ха-ха-ха! – сказал Медвежонок. — Скажешь тоже!
– У кого будем завтракать? – спросил Ёжик.
– Давай у меня.
– А что у тебя на завтрак?
– Чай, мёд, для тебя – гриб.
– А какой гриб?
– Маслёнок, – сказал Медвежонок.
– Маринованный?
– Что ты! Я его только вчера нашёл.
– Так он же замёрз!
– Ну и что? Чем плохо – крепкий замёрзший гриб?
– Крепких замёрзших грибов я еще зимой наемся.
– Где же ты возьмёшь зимой свежезамёрзший гриб?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Ну, скажи!
– На горе, – сказал Ёжик. – Снегу мало. Они – замерзают и уже до весны свежезамороженные.
– И что ты с ними делаешь?
– А тыне знаешь?
— Нет.
– Ем, – сказал Ёжик.
Медвежонок расхохотался.
– Ладно, идём ко мне, – сказал он. – Я дам тебе белый сушёный.
– А ещё что?
– Мёду.
– А ещё?
– Ну, варенья твоего любимого, малинового.
– Пойдем, – сказал Ёжик.
И они зашагали к дому Медвежонка, шурша подмёрзшей травой, хрумтя палыми листьями и тонким ледком на лужах.
– Светло и просторно, – сказал Медвежонок. – Замечательно! Снегу нет, а уже зима.
Бывают такие певчие птички, которым все нипочем. Холодно, а она чирикает. Дождь, мерзкая погода, а она знай чирикает. Ее посади в клетку, она и там беззаботно чирикает. Что и как она чирикает, безразлично. Главное, чирикать, чирикать и чирикать.
Со стороны Эмма Мошковская могла показаться такой певчей птичкой. Тем более что по профессии она и была певицей. Да и стихи ее, казалось, лились на бумагу слово за словом, строка за строкой сами собой. Эмма писала много и, на первый взгляд, легко. На самом деле и жизнь у нее была не сладкой, и уж беззаботной певчей птичкой никак ее не назовешь. Просто все стихи Мошковской, даже не совсем удачные, всегда были настоящей поэзией, которую вдыхаешь, как воздух.
Есть такой писательский дом творчества «Малеевка» в Рузе под Москвой. Там вдоль дубовых аллей по засыпанным желудями дорожкам много лет тому назад мы частенько прогуливались с Эммой. Она, еще сравнительно молодая, тогда уже была очень больна. И мы как раз говорили о «птичках». Эмма жаловалась, что ей трудно писать что-то новое, мешает болезнь. И она просто-напросто пытается дописать недоконченные строчки брошенных стихотворений. Ведь она, эта певчая птичка, не могла не петь! И тогда я на ходу, ей в утешение, стал выдумывать теорию о том, что каждому отпущено столько, сколько отпущено. И всю жизнь мы выпускаем этих дарованных нам «птичек» на волю.
Счастье, если она успела выпустить их всех до одной. Она смеялась над моей доморощенной теорией, и мне казалось, что удалось отвлечь ее от мрачных мыслей. Но вдруг Эмма сказала:
– Завтра уезжаю.
А ведь оставался еще месяц ее житья здесь! И вот наутро приехала машина. Грустная Эмма Мошковская в большом берете, который был так ей к лицу, стала прощаться. Мы, несколько ее друзей, вываливших на ступеньки дома, старались веселить ее, как могли. Но шутки получались печальными и неудачными, словно все что-то предчувствовали. И тогда Эмма своим мелодичным голосом произнесла:
Что вы смеетесь?
Что вы смеетесь?
Ведь я уезжаю,
А ВЫ остаетесь!
И тут же, изменив интонацию, закончила то последнее стихотворение, которое я от нее услышал:
– Что мы смеемся?
Что мы смеемся?
Ведь ТЫ уезжаешь,
А мы остаемся…
И верно. Мы остались, а ее вскоре не стало.
Жил
Жучок
В кармане
На самой глубине.
На глубине,
На самом дне,
И счастлив был вполне. Вполне.
Совсем неплохо было тут:
Еды немного было тут,
Темно и тихо было тут,
И тут сидел он –
Слаб и худ.
И вот
Такого щуплого
Жука, Жука, Жука
Нащупала, нащупала
Рука, рука, рука!
И вынула,
И кинула
Жука
Под облака!
«Конец, - подумал Жук. –
Сейчас об землю – стук!»
Но вдруг
Увидел Жук
Поля… и лес… и луг…
И даже оказалось,
Что он
умел
летать!
Какая это радость!
Какая благодать!
И загудел он страстно,
Он горько загудел:
«Уж-ж-жасно!
Я напрасно
В кармане просидел!»
Денёк
Уходит в ночку,
И надо ставить точку.
Но он придёт из ночки!
Не надо ставить точки!
И отступили льды…
И распустились почки…
И – новые цветы…
Не надо ставить точки!
И в море ни одна волна
Ещё не успокоилась.
Забылась песенка одна…
Но вот она уж вспомнилась,
И я её дарю
От строчки и до строчки!
Дарю и говорю:
Не надо ставить точки!
- Доктор, доктор,
Как нам быть:
Уши мыть или не мыть?
Если мыть, то как нам быть:
Часто мыть
Или пореже?
Отвечает доктор:
- ЕЖЕ…-
Отвечает доктор гневно:
- ЕЖЕ-
ЕЖЕ-
ЕЖЕДНЕВНО!
Ой, какая у нас паутина –
И серебрина, и золотина,
Будто блестящие нити сатина,
Ой, какая это картина!
Но надо снимать скорей паутину,
А то придёт сейчас тётя Нина
И скажет строгая тётя Нина:
«Ой, какая у вас паутина!»
Мне не спалось
И не спалось.
- Усни! – сказал рогатый лось, -
Не то проткну тебя насквозь!
А я ему ответил: - Э-э-э-э,
Да брось ты, лось,
Не страшно мне!
А потому не страшно мне,
Что ты
Ко мне
Пришёл
Во сне…
У меня есть один знакомый медведь.
Он ужасный
растеряха,
растяпа,
неряха.
Он раскидывает игрушки по всей комнате. Он всё делает медленно. Медленно ест, медленно бегает, медленно засыпает. И ему все говорят:
быстрее, быстрее, быстрее!
Он всё на себя опрокидывает и проливает. Он пролил компот, опрокинул вазу с цветами, наступил на хвост собаке Кузе. А ещё он ест варенье лапой.
Вот какой это нехороший медведь. И мне за него очень попадает. И мама сердится. И папа сердится. Они даже думают, будто это не мой знакомый медведь – растеряха, растяпа, неряха,– а я сам.
А если мы уйдём с моим знакомым медведем? А если мы уйдём далеко-далеко в лес да будем жить совсем одни в медвежьей избушке и не придём домой… Что тогда?
Тогда папа с мамой без нас соскучатся.
Говорят, что шар земной
Быстро кружится со мной.
Даже если не хочу –
Все равно я с ним лечу…
Люди все летят на нем
Даже ночью, даже днем!
Дом, деревья, детский сад
Вместе с птицами летят.
Мама тоже с ним несется:
Варит суп или смеется,
И ее из уважения
Держит сила притяжения!
В кулаках
Горит верёвка.
Я стою
Легко и ловко!
Под ногами
У меня
Ходят
Небо и земля!
Ветер
Дует под рубашку,
С головы
Сорвал фуражку,
А качельная доска
Скоро
стукнет
облака!
Мы играли в игру.
Вовка крикнул: – Не ори!
Мне обидно: – Я ору?
Сам потише говори!
Мы забросили игру.
Он орет,
и я ору.
Он вопит,
а я – сильней:
– Иго-го! Иа! Эгей!
Всполошили весь двор:
– Это что за страшный ор?
– Цирк приехал?
– Где пожар?
– Безобразие!
– Кошмар!
Вовка смолк – и ни гугу.
Я ответить им хочу,
но сдержаться не могу,
на всю улицу кричу!
Привели меня домой.
Мама шепчет: – Что с тобой?
Бедный мальчик, ты в жару!
– Я не болен! Я ору!
Папа рявкнул: – Не орать!
Я свалился на кровать
я заткнул подушкой рот,
но во мне
всё
орёт!..
Изо рта – не крик,
а хрип.
Наконец-то я охрип…
Хорошо, что я охрип
и от крика не погиб.
Подходит ко мне Козодоева и спрашивает:
– Вадик, у тебя, я слышала, кошка есть. Ее как зовут?
Тут нужно сделать паузу. Когда меня об этом спрашивают, я не всегда отвечаю. Смотря кто спрашивает.
О кошке я давно мечтал. Я и о собаке, конечно, мечтал. Когда у тебя нет собаки, о ней можно мечтать всю жизнь. Но мама сказала:
– Ты эгоист. Думаешь только о собственном удовольствии. А каково будет псу в тесной квартире? Чем он будет дышать? На что мы его будем кормить? Куда мы его денем, когда уедем летом в отпуск? Держать в наших условиях собаку – это издеваться над живым существом.
Я мог бы ответить, что я тоже живое существо. Пусть пес дышит одним со мной воздухом. Пусть он есть суп из моей тарелки, а я буду пить компот из его миски. Пусть родители уезжают в отпуск без нас: нам и так будет хорошо вдвоем. Но я знал, что это бесполезно.
– Не грусти, – утешал папа. – Кошка тоже хорошее животное. Говорят, она умней собаки и запоминает сто сорок человеческих слов.
Кошки любили папу. Когда он выходил во двор, они терлись ушами о его брюки.
– Вот заведем себе огромного кота, – мечтательно говорил он, гладя меня по голове, как по шерстке. – Кот должен быть обязательно чёрен. Чёрен, как южная ночь. Он будет хранителем нашего очага.
– А выносить за вашим котом опять мне придется? – не выдерживала мама. – Никаких котов! Будет в квартире пахнуть, как из подвала. Фу!
У мамы тоже была мечта – улучшить нашу жилплощадь. Это было непросто, поэтому наши с папой мечты ей казались несуразными. По вечерам у нас не смолкал телефон.
– Это меня! – вскрикивала мама, хватая трубку.
Папа хмурился и ревновал маму к телефонным незнакомцам. Я прислушивался к новым словам: «хрущевка», «маклерша», «после капремонта», «санузел раздельный». Мне не хотелось уезжать из квартиры, где я прожил всю жизнь. Но если у меня будет своя комната, если я буду держать в ней велосипед, собаку или кота…
– Насчет собак и кошек не стройте с папой никаких иллюзий! – предупреждала мама.
В сентябре ее мечта сбылась. Мы переехали в соседний дом. Мама была счастлива. Мы с папой тоже. Особенно я, потому что не пришлось переходить в другую школу.
На следующий день после новоселья мама перемывала посуду. Вдруг из-под батареи парового отопления появилась мышка, пересекла кухню и скрылась под холодильником.
Когда я вернулся из школы, несчастная мама стояла на табуретке посреди кухни и указывала пальцем в угол. Дар речи покинул ее.
Жаль, что я никогда не видел эту мышку. Я бы открыл хлебницу и отдал ей все крошки и корки. Я бы распахнул холодильник и наградил ее сыром. Потому что назавтра мама, папа и я поехали на Кондратьевский рынок за котенком.
Мы его сразу увидели!
Он сидел в большой корзине, держался отдельно от остальных котят и был чёрен, как южная ночь.
– Берите, не пожалеете, – нахваливала торговка. – Абиссинская порода! Редкий экземпляр!
Папа заплатил деньги, не торгуясь.
Всю дорогу домой я держал его на руках. Котенок попискивал и слабо царапался. Глаза его поголубели от страха. Я прижимал котенка к груди и ладонью слышал, как стрекочет его маленькое теплое сердечко.
Дома он потыкался мордочкой в блюдце с молоком и уковылял под диван. Видно, спрятался от нас, таких великанов.
– Это ничего, – сказал папа, ставя рядом с диваном пустую коробку из-под ботинок. – Скоро освоится, не будем его трогать. Но каков красавец! Котяра! Абиссинская порода – это вам не хухры–мухры!
– А как мы его назовем? – спросил я.
Папа задумался.
– Это очень серьезный вопрос. В имени должна присутствовать буква «с», кошкам она приятна.
– Мурзик? – с сомнением произнесла мама.
Папа поморщился:
– Мурзик – это банально. И потом, здесь буква «з», а не буква «с». Между ними есть разница, разве ты не слышишь?
– Тогда назови его Пассатижи, – обиделась мама и пошла готовить обед.
Имя котенку мы придумывали до вечера. Имена возникали и отвергались одно за другим. Барсик – звучало слишком изнеженно. Ваське мешала благородная абиссинская порода. В Черныше, Пушинке, Угольке отсутствовала буква «с».
– Кузьма… – время от времени подавала голос мама. – Степа…
Папа, прикрыв глаза, тихо бормотал:
– Абиссинец… Смельчак… Красавец…
Все это время котенок сидел под диваном.
Я подошел к дивану и, сам не знаю почему, вдруг сказал:
– Гусев.
Котенок вылез на свет, посмотрел на меня и жалобно пискнул. Затем, пошатываясь, подошел к блюдечку и принялся лакать молоко.
Папа схватился за голову:
– Ну почему – Гусев?! Что за Гусев? Кто такой Гусев?
Я лишь пожал плечами.
На следующий день котенок немного осмелел и стал совершать осторожные прогулки по квартире. Папа ходил за ним на цыпочках и звал ласковым голосом:
– Усатик, Усатик, Усатик… Красавчик, Красавчик, Красавчик…
Тот в ответ сделал на полу лужицу.
Я закрыл учебник и тоже позвал:
– Гусев, Гусев…
Котенок тихо мяукнул и пошел на зов. Я взял его на колени. Он уткнулся мне в живот и заснул.
Мама засмеялась:
– Не понимаю, чем тебе не нравится Гусев. Звучит не хуже Сорокина.
– Гусев так Гусев, – сдался папа.
Бедный папа! Знал бы он, какое испытание готовит ему судьба!..
Наша мама любила порядок во всем. В том числе, и в содержании домашних животных. Котенок, считала она, должен правильно питаться, а не подъедать объедки с общего стола. Мама разузнала телефон хорошего кошачьего врача и пригласила его к нам, решив заодно выяснить, нет ли у Гусева какой-нибудь скрытой болезни, опасной для нас.
Врач приехал на иностранной машине. Он быстро осмотрел Гусева, вручил маме тонкую книжечку «Кошачий гороскоп» и объявил:
– Никаких поводов для беспокойства. Абсолютно здоровая кошка.
– Вы хотите сказать… – начал папа и замолчал.
– Да, да. Чудесная здоровая кошечка. Извините, мой день расписан по минутам.
Он взял у мамы конверт и быстро удалился.
На папу было больно смотреть. Чтобы он не упал, мы обняли его с двух сторон.
– Ну что за беда? – успокаивала его мама. – Милая хорошая кошечка. Абсолютно здоровая. Был Гусев, будет Гусева.
– Как ты можешь так говорить! – вырывался папа. – Гусева – фамилия моей начальницы. Что она может обо мне подумать!
– А мы ей не скажем, – пообещала мама.
Маме легко было говорить: был Гусев, будет Гусева. Реагировать на Гусеву котенок отказался наотрез. В Гусевой была какая-то нерешительность, неуверенность в завтрашнем дне. Но стоило позвать: «Гусев», как наш здоровый котенок радостно мурлыкал в ответ. Еще бы! Гусев – это надежно, за Гусевым не пропадешь.
К нам зачастили родственники и знакомые. Папа повесил на двери табличку: «Сорокиным – один звонок. Гусеву – два». Гости любовались чёрным, как ночь, котенком и пытались по–всякому его переназвать: Гусей, Гуськой, Гусенькой и даже Гусыней. Гусев убегала от них под диван. Какой же абиссинской кошке понравится, когда обзываются Гусыней.
Мы полюбили ее. Особенно мама. Она готовила сначала для Гусева, а уж потом для нас. Я играл с Гусевым. Папа ее поглаживал. Так вот распределились наши обязанности.
Гусев нас тоже полюбила. Ей нравилось, когда мы все были дома. Если папа задерживался, она ждала его у двери, прислушиваясь к гудению лифта.
– Я же говорил, что она будет хранителем нашего очага, – радовался папа.
Случались, правда, отдельные недоразумения. Однофамильцем нашей кошки оказался электромонтер, чинивший у нас проводку. И когда мама громко позвала из кухни: «Гусев, Гусев, Гусев, иди молочка попей», тот чуть не грохнулся от изумления со стремянки.
…Но разве расскажешь об этом Козодоевой?
А Сонька стоит, ждет.
– Ну, так как же, Вадик?
– А чего это вдруг тебя заинтересовала моя кошка?
– Не только твоя. Я у всех спрашиваю, у кого кошки есть. Нам породистого котенка принесли, и я его еще не назвала. Не хочу, чтобы у него было общее с кем-то имя.
Я кивнул, соглашаясь.
– Так как же зовут твою кошку?
– Мурка, – ляпнул я.
– Эх, Сорокин, – разочарованно вздохнула Козодоева. – Нет у тебя фантазии. Я бы Муркой ни за что кошку не назвала. Примитивно. Кстати, тебе известно, что в кошачьем имени должна быть буква «с»? Хотя, наверное, твоей кошке поздно уже менять имя.
Я опять кивнул.
Сонька отправилась расспрашивать дальше, а я вернулся из школы домой и перед тем, как открыть дверь своим ключом, два раза нажал на кнопку звонка. Чёрная кошечка ждала меня на коврике в прихожей.
– Привет, Гусев! – сказал я.
Она потерлась о мою ногу и муркнула. Что в переводе с абиссинского, видимо, означало:
– Привет, Сорокин!
Я познакомился с ним, когда жил в танзанийском селении в доме у крестьянина по имени Джошуа. У того был свое маленькое хозяйство – куры, козы и… Дик.
— Вы Дика уже видели? – спросил меня Джошуа в первый же день.
– Смотрите, будьте с этим разбойником поосторожнее. Может сорвать с головы шапку или утащить ботинок. И еще – не оставляйте на открытом месте блестящие предметы – ключи или монеты. Поняли?
Я понял и стал жить. Живу, присматриваюсь. Скоро я заметил, что за страусом водятся и другие странности. Так, например, ему было скучно одному разгуливать по деревне, и он повадился ходить вместе со стадом коз. Утром козы со двора, и он с ними. В полдень они домой – и он. Катится желтое косматое козье облачко, а над ним, как мачта, возвышается длинная птичья шея. Умора!
Как-то я сидел у окна и что-то писал. Устал, решил размять ноги, встал и отошел в глубину комнаты. А очки оставил на подоконнике. Возвращаюсь – что такое? – нет очков. Куда они делись?
Вижу – перед окном стоит Дик и хитро, как бы ухмыляясь, смотрит на меня. Что делать? Мы с Джошуа выбежали во двор.
— Не иначе, как он стащил, — говорит хозяин. – Ай, ай, ай!
Вдруг он их проглотил? Бегу за врачом.
Приводит врача. Мы с Джошуа ловим и держим птицу, врач щупает у нее горло.
— Тут они, ваши очки, — говорит, — тут. Надо их доставать.
А надо сказать, что пока он осматривал Дика, тот отчаянно вырывался и бил его ногой.
— Ну и характер, — жалуется доктор. – Не птица, а боксер. Тут надо придумать что-то особенное… У вас жена есть?
— Есть, — удивляется Джошуа. – При чем тут жена? Она сейчас в городе у матери.
— А чулки она носит?
— Очень редко, раз в год.
— Тащите их сюда!
Мы продолжаем удивляться, Джошуа приносит чулки, доктор командует:
— Держите птицу покрепче!
И ловко, как фокусник, — раз, два! – натягивает на голову Дику женский чулок. И надо же! Сильная, сердитая птица тотчас перестала биться. Она застыла на месте и стояла так спокойно, что мы с Джошуа даже отпустили ее. А доктор, достав из чемоданчика острый нож и бутылочку с йодом, оттянув чулок и пощупав горло, быстро сделал разрез. Потом двумя пальцами что-то достал. Блеснули стекла.
— Вот вам ваши очки, — говорит доктор. — Ты очень хорошо стоял, милый! Спокойно, осталось чуть-чуть. Стянул зажимами-скрепками разрез, забинтовал горло и снова ловким движением снял чулок.
Ошеломленный Дик, увидев свет, завертел головой, посмотрел на доктора, на меня, на Джошуа, клюнул и проглотил пробку от бутылочки с йодом и вдруг со всех ног бросился бежать.
Со двора через жиденькие, связанные из жердей воротца, выходило козье стадо. Дик догнал его, пристроился сзади и зашагал вместе с козами. Стадо, повторяю, текло, как желтое облачко, и над ним снова качалась, как мачта, длинная шея птицы. На шее белела повязка. Козы шли, поглядывали на Дика и удивлялись тряпочке, а он нес ее важно, как флаг.
Больше очки в доме я нигде не оставлял.
У кузнечика два плечика
И коленки-локотки.
Все подружки у кузнечика
По ту сторону реки.
Я весело плачу. Я грустно смеюсь,
Мне жалко и мышку, и кошку.
Признаться себе я уже не боюсь:
Я взрослая лишь понарошку.
Из кубиков складываю этажи.
Рожаю детей, как большая.
И всё притворяюсь, что знаю, как жить,
Задачки чужие решая.
Шалят мои дети и спорят со мной.
Я их не намного умнее.
Я так же надеюсь на чудо весной
И правильной быть не умею.
Я весело плачу. Я грустно смеюсь.
Мне жалко и мышку, и кошку.
Я младший ребёнок в семье, сознаюсь…
А мама я лишь понарошку.
Море, море,
Выкати мне камень,
Волною обкатан,
Глубоко запрятан!
Выкинь белый гребень
На волне зелёной…
На волне бакланы
Бьют поклоны.
Гулкую ракушку
Прокати по следу.
Море, море,
Скоро я уеду.
Ох, устала я кружиться,
Мне сегодня не жужжится,
Покружилась на веку –
Полежать бы на боку!
Курган!
Вот каменная баба.
На горизонте, как горы,
Движутся бизоны,
В воздухе олени парят,
Чёрной тенью проносятся
Антилопы-гну,
Вилорогие канны
Хрустят тыквенной коркой,
Верблюд провожает повозку,
Кружится степь!
Мы когда на дачу приезжаем, даже в холод самый, я радуюсь. Потому что наши гости посадили вдоль забора уже тринадцать елок, целую чертову дюжину, и вся она в снегу.
Есть елка Коля, это папин друг.
Елка Вилли – это мамин друг.
Есть елка Егорушкинов – они с моим братом сажали, когда братанчику 18 лет совершилось.
Елка Натали Пушкин – это про то, как маме было сорок лет, а Пушкину двести – в один год! Только он не сажал, потому что умер давно.
А приехал один не очень старый, молодой даже, поэт и посадил сразу две елки – у него же фамилия двойная: Сразу и Климов, и Южин. Он деревенскую жизнь хорошо знает, его елки сразу прижились и всех переросли, хотя он позже всех их копал.
А нас где-то за домом посадили: елка Илюшич, елка Арчик и елка Свина. Зато костер всегда – там, и Арчина будка, и мой дом на дереве. А за забором так сразу лес.
Вот соседи и говорят, когда мимо ходят:
– Мало вам елок в лесу, вы еще ими и участок засоряете, скоро сами корчевать будете.
Сторож Иван Сергеевич самый смешной. Его мама «Тургенев» дразнит. Как пароход. Но не вслух дразнит. Он встал и руки в боки упер:
– Чтой-то у вас крапивы маловато. Сеять не пробовали?
На него никтошеньки не обиделся, потому что в середине лета, на Ивана Купалу, он себя из водомета позволял поливать.
Хорошо летом, тепло было. Я в свой Малепартус забирался, в замок на дереве.
Вы про Рейнеке-лиса читали? Про него Гете очень здорово сочинил. А может это и взаправду было. Вот замок этого хитрющего лиса-барона назывался Малепартус. И Гете точно знал, сколько из него выходов было, и куда Рейнике спасался, если что. Знающий мужик Гете. Его бы елка у нас сразу прижилась.
И вот сижу я летом наверху, среди листвы, в Малепартусе, и думаю: как бы к нам сюда, на дачу, на дерево моего дружка Ванька затащить.
И вижу, идет Иван Сергеевич, толстый, как запорожский казак, веселый, и голова на солнце сверкает. И не видит он меня, потому что я как Рейнике-лис. А идет Тургенев мирно мимо наших многочисленных распрекрасных елок, да вдруг как запоет:
– Наташка-Наташка, чужая жена! Налей мне, Наташка, стаканчик вина!
И усы молодецки подкручивает. А мама делает вид, что не слышит. И как читала в беседке, так и читает. Только зря она притаилась. Тень от сирени на лицо, конечно, падает. Зато пестрый сарафан среди зелени, небось, от станции видать. Как зеркальце отсвечивает.
Так и не вышла. Хотя он хорошо, громко пел.
Иван Сергеевич постоял-постоял, да и пошел дальше мимо зеленых елок и шиповника розового и белого. Даже жасмин на него немного сверху насыпался.
И знаете, что я вам скажу? У меня с собой на дереве водомет был, так я в него из водомета стрелять не стал. Пусть поет человек, раз ему красиво.
Для любителя словесных игр каждое слово – это удивительная шкатулка с чудесами. Надо только внимательней приглядеться к нему, и его тайны раскроются…
Ну, вот, например, слово РАЗГИЛЬДЯЙСТВО. Казалось бы, что в нем может быть интересного? Ан, нет! Оказывается, в этом слове все буквы разные (а это в длинных словах бывает крайне редко). Правда, чтобы заметить этот факт, надо быть совсем не разгильдяем.
Такие вот слова, в которых ни одна буква не повторяется, называются разнобуквицами. Найти достаточно длинное (больше десяти букв) слово-разнобуквицу очень и очень непросто. Например, в слове разгильдяйство 14 различных букв, и это одна из самых длинных разнобуквиц. Еще одна 14-буквица: ЗВУКОСНИМАТЕЛЬ (есть такое устройство в проигрывателях грампластинок). Но это не предел – с помощью компьютера удалось найти несколько пятнадцатибуквенных примеров: ЧЕТЫРЁХУГОЛЬНИК, ЧЕТЫРЁХДЮЙМОВКА, ЧЕТЫРЁХПОЛЮСНИК, ЭНЕРГОПУЛЬСАЦИЯ. Впрочем, на большее компьютер не хватило. Зато люди, участники конкурсов разнобуквиц, организованных мною на страницах газет «Комсомольская правда» и «Кроссвордмастер», сумели посрамить умную машину и нашли сразу пять 16-буквенных примеров: ЗАБУЛДЫЖНИЧЕСТВО, ПРИГЛЯДЫВАЕМОСТЬ, ЗАМУХРЫШНИЧЕСТВО, ПРИХЛЁБЫВАЕМОСТЬ и ГРИМОВЫПУСКАТЕЛЬ (т.е. завод по выпуску грима). Можешь проверить, все буковки в этих диковинных словах встречаются ровно один раз, так что никакой из них не обидно. Правда, мне не удалось отыскать эти слова в «Орфографическом словаре», так что, скорее всего, эти «милые» словечки придуманы читателями. Но выглядят они вполне естественно и понятны без объяснений. Но и 16 букв – не рекорд. Один умелец придумал разнобуквицу из 17 букв, а другой – аж из 19! Вот эти два словесных монстра: ЗРЯЧЕНЮХОСЛЫШАЩИЙ и ГРЁЗОБЛАЖЕНСТВУЮЩИЙ.
Но что там слова из разных букв! Можно придумывать фразы-разнобуквицы, что гораздо интереснее. Одна из них давно известна в фольклоре: МЫ – УЖАС, ЛЕТЯЩИЙ НОЧЬЮ! В ней 18 букв. А вот более длинные примеры других разнобукеров:
* * *
ЭХ, ВСЁ ЧУШЬ И БЫЛО НЕ РАЗ! (19 букв, М. Андриянова)
* * *
ЭЙ, ПОГЛЯДИ – 19 РАЗНЫХ БУКВ! (19 букв, как и было объявлено, С.Федин)
* * *
ЭХ, УЗНАТЬ БЫ, ДЛЯ ЧЕГО ЖИВЁМ! (22 буквы, А. Рисс)
* * *
ВСЮ ЖИЗНЬ Я РЫБУ ЕЛ – ЭТО КАЙФ! (22 буквы, Е. Сопов)
* * *
ЭХ, БЫТЬ СЕГОДНЯ ЁЖИКУ В РАЮ! (22 буквы, Н. Виденкина)
Если ты считаешь, что придумывание таких фраз всего лишь забава, то ты сильно заблуждаешься. Именно такие предложения, все (или почти все) буквы в которых различны, используются для проверки работы принтеров, а также для демонстрации различных шрифтов. Ведь во всех этих случаях важно проверить, как пишутся или печатаются те или иные буквы. Весь алфавит писать скучно, вот и применяют фразы-разнобуквицы – так и веселее и удобнее. Одна из самых известных проверочных фраз в заголовке этой заметки – в ней 24 буквы. Иногда используют другую почти-разнобуквицу: СЪЕШЬ ЕЩЁ ЭТИХ МЯГКИХ ФРАНЦУЗСКИХ БУЛОК ДА ВЫПЕЙ ЧАЮ. В ней замурован практически весь русский алфавит (кроме буквы «Ж»), но, увы, некоторые буквы повторяются.
Но все-таки интереснее, когда ни одна буква не встречается дважды. Вот уж почти-полностью-алфавитные разнобуквицы:
* * *
УГРЮМЫЙ ЁЖ ПОДНЯЛ В ЧАЩЕ КИСТЬ. (25 букв, С. Федорова)
* * *
ЭЙ, ХУДОЖНИК, ЗРЯ ТЫ ВСЁ МАЛЮЕШЬ! (25 букв, Л. Пронькина)
* * *
ЖУТКО МРАЧЕН БЬЮЩИЙ ВЗГЛЯД ЭФЫ. (26 букв, А. Кузнецов)
Следующие две поэтические разнобуквицы попали даже на телевидение:
* * *
Я – ЦВЕТОЧНЫЙ ЭЛЬФ ДАМСКИХ ГРЁЗ. (25 букв, В. Густяев)
* * *
КАЖДЫЙ ПОЭТ МЁРЗ, ЛЮБЯ ЧУШЬ И СНЕГ. (27 букв, О. Федина)
Их предложили знатокам «Что? Где? Когда?» без объяснений – сказано было лишь, что эти фразы победили на каком-то конкурсе. Надо было за минуту догадаться, что это был за конкурс. И умудренные знатоки, увы, проиграли. Жаль, что тебя не было на этой передаче, ты бы сразу сообразил, что это был за конкурс.
Однако продолжим парад разнобуквиц, тем более, что «на помост выходят» супер-чемпионы:
* * *
CЭМ! В ДЖУНГЛЯХ ЧАЙ ПЬЮТ БЕЗ КОРИЦЫ. (28 букв, Р. Кадыров)
* * *
ЭХ! ОБРЮЗГШИЙ ПЬЯНЧУЖКА СМЁЛ ЦВЕТЫ. (29 букв, А. Новиков)
* * *
ЭЙ! ЦЫПЛЁНОК, ХУДЮЩ, САМ БЕЖИТ В ГРЯЗЬ. (29 букв, А. Кудрявцева)
* * *
ЭЙ, ФОКС! В ДЖУНГЛЯХ ШПИЦ, РЫЧА, БЬЁТ ЗМЕЮ. (31 буква, Л. Абрамов)
* * *
ХМ, К ВЪЕЗДУ ШЁЛ ЮНЫЙ ГРАЧ, БОЯСЬ ЭФ, ПТИЦ. (31 буква, С. Ф.) * * *
ДРУГ МОЙ ЭЛЬФ! ЯШКЕ Б СВЁЗ ПТИЦ ЮЖНЫХ ЧАЩ! (32 буквы, А. Воронцов)
Может быть, некоторые из этих примеров покажутся тебе не слишком изысканными, но попробуй втиснуть почти весь алфавит в одну фразу – тогда они покажутся тебе шедеврами. Ну и наконец, абсолютные победители – в каждой следующей фразе содержатся все 33 буквы нашего алфавита!
* * *
ЭКС-ГРАФ! ПЛЮШ ИЗЪЯТ. БЬЁМ ЧУЖДЫЙ ЦЕН ХВОЩ. ( В. Кибирев)
* * *
ШЕФ ВЗЪЯРЁН ТЧК ЩИПЦЫ С ЭХОМ ГУДБАЙ ЖЮЛЬ (Это прямо текст какой-то грозной телеграммы, В. Либо)
* * *
ЛЮБЯ, СЪЕШЬ ЩИПЦЫ, – ВЗДОХНЁТ МЭР, – КАЙФ ЖГУЧ. ( А. Ханян)
Но мне – только не смейся и не крути пальцем у виска – удалось «соорудить» разнобуквицу из 34 букв. Не веришь – проверь: Я ПИСАЛ БУКВЫ: Г, Д, Е, Ё, Ж, З, Й, М, Н, О, Р, С, Т, У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ь, Ъ, Э, Ю, F… Здесь действительно 34 разных буквы, включая весь русский алфавит и вдобавок английскую букву F (никто ведь не говорил, что все буквы должны быть русскими). Добавляя другие буквы всевозможных (в том числе – несуществующих) алфавитов, можно получать сколь угодно длинные разнобуквицы. Но это, конечно, шутка. А вот то, что я придумал разнобуквицу из (только не падай в обморок!) 35 букв, и все буквы в ней русские, – это чистая правда. Вот этот перл:
Если приглядишься, то увидишь, что все используемые в ней буквы «а» – разные (отличаются или высотой или написанием). Ну что, здорово я тебя разыграл! Теперь ход за тобой. Попробуй придумать что-нибудь получше!
Сосать сосульку –
Вот беда!
Нам строго запрещается.
Но почему ж она тогда
Сосулькой называется?
Норка
Вылезла из норки
И пошла
К знакомой норке.
В норку норкину
Вошла,
Норку в норке
Не нашла.
Если в норке
Нету норки,
Может, норка –
Возле норки?
Нет нигде.
Пропал и след.
Норка – здесь,
А норки - нет!
Чудесный выдался денек,
А я учу предлоги…
Я должен твердо знать урок:
У нас учитель строгий!
И я шепчу, закрыв глаза,
Скрестив под стулом ноги:
«Что значит ПО?
Что значит ЗА?
И ЗА и ПО – предлоги…»
А хорошо бы – ЗА порог
И – мчаться ПО дороге!..
Какой бы выдумать предлог,
Чтоб не учить предлоги?
(Продолжение. Начало читайте в номере 20, 21)
А что сеяли в старину на Воронцовом поле? Теперь там только дома стоят, все поле давно застроено. А, возможно, там пшеница росла. Или овес.
В 14 веке здесь было окруженное лугами и лесами село, принадлежавшее знаменитым боярам Воронцовым-Вельяминовым. В 17 веке Воронцово поле было связано с охотничьими увеселеньями великокняжеского двора. В то время здесь в лесу водились разные звери и птицы. В конце века село, отстоявшее далеко от центра Москвы, постепенно сливается с подошедшими к нему городскими постройками.
Правда ли, что в Москве где-то есть Нескучный сад? Раз он так называется, значит, там никто не скучает? Хочется там погулять.
Нескучный сад возник путём объединения садов-усадеб, которые в конце 18 столетия принадлежали князьям Голицыным, Трубецким и заводчику П.А. Демидову. В 1839 году Нескучное приобрёл Николай I. После его смерти оно оставалось в собственности царской семьи. В отсутствие владельцев Нескучный сад был местом народных гуляний. Нескучный сад примыкает к парку культуры им. М. Горького.
Почему Пятницкая улица имеет такое название? Я очень люблю читать про Робинзона Крузо и его друга Пятницу. Бабушка говорит, что я фантазер, а мне Пятница даже приснился. Он шел по Пятницкой!..
Улица Пятницкая названа по церкви Параскевы-Пятницы, стоявшей на месте нынешней станции метро «Новокузнецкая».
Сивцев вражек – это мой переулок. Откуда это на звание? Вражек – это враг? Кто такой Сивцев?
«Вражек» – это не враг, а «Сивцев» – не фамилия. В древности здесь был «вражек» – небольшой овраг, по которому протекала чуть заметная речка Сивка, впадавшая у современного Гоголевского бульвара в ручей Черторий, приток реки Москвы. В 18 веке овраг был засыпан. В XX веке и речка Сивка и ручей Черторий были заключены в подземную трубу. Во второй половине 16 века Сивцев вражек населяли опричники Ивана Грозного, потомки которых оставались здесь жить и позже. Кто знает, может, давний пращур автора письма был опричником Ивана Грозного?
Мы с сестрой подумали, что на Зубовской площади когда-то жили зубные врачи. Возможно, москвичи приезжали сюда выдирать зубы. Может, и не так, но что-то зубное, наверное, было.
Никаких зубных врачей на Зубовской площади не было! До 1820 года с конца 16 века здесь проходил окружавший Москву того времени земляной вал со рвом впереди и стрелецкой слободой позади. Стрельцы должны были защищать от нападения врагов прилегавшую к слободе часть Земляного вала и нести караульную службу на башне Пречистенских ворот Земляного города, стоявшей против улицы Пречистенки. В конце 17 века стрелецким полком командовал полковник Зубов, вот почему вся местность носила название «Зубово».
«Было когда-то на свете двадцать пять оловянных солдатиков. И все они были сыновьями одной матери – старой оловянной ложки», – так начинается чудесная сказка про стойкого оловянного солдатика, которую придумал знаменитый сказочник Ганс Христиан Андерсен.
Когда-то, очень-очень давно, люди считали, что существуют только семь планет и всего семь металлов. И в числе семи металлов древности входило олово.
Человечество познакомилось с этим мягким, серебристо-белым металлом ещё в третьем тысячелетии до нашей эры. Это знакомство повлияло на всю историю развития цивилизации. Разве может металл влиять на историю? Всё дело в том, что люди научились сплавлять вместе медь и олово, и в результате получилась бронза. А бронза намного крепче своих «родителей», из бронзы можно делать прочные и надёжные орудия труда, оружие и много других очень нужных вещей. Недаром этот важнейший этап истории человечества потом так и назвали – «бронзовый век».
Месторождения олова довольно-таки редки. Минерал касситерит, из которого получают олово, в те далекие времена нашли только в Испании, на Кавказе и в Китае. А искусные мореплаватели древности финикийцы совершали опасные и далекие плавания из Средиземного моря в Северную Атлантику, где они разведали острова, богатые оловянной рудой.
Пришло время рассказать несколько историй про олово. Историй реальных, не сказочных…
В 1124 году английский король Генрих Первый очень разозлился. Он был просто в ярости. Ему доложили, что рабочие его Монетного двора воруют серебро, а вместо него в монеты добавляют слишком много олова. Королевский суд был скорым и суровым – всем 94 рабочим отрубили правую руку. Может быть, кто-то и скажет: «Поделом воришкам, пусть благодарят короля, что им не отрубили головы»… Но всё дело в том, что рабочие были невиновны! Это установила экспертиза. Правда, эта экспертиза проводилась уже в наше время, в 1977 году. Проводили её учёные Оксфордского университета. В руки учёных попали те самые серебряные монеты Генриха I. Современные исследования показали – серебра в них столько, сколько положено, а олова очень мало, в пределах нормы. Так, спустя восемь с лишним столетий истина восторжествовала.
…В самом конце 20 века, морозным днём на одном из московских вокзалов встречали поезд с ценным военным грузом – солдатскими оловянными пуговицами для шинелей и мундиров. «Ха-ха! Пуговицы – ценный военный груз!», – скажет кто-то из наших читателей. А ведь без пуговиц много не навоюешь, можно штаны потерять. Солдат без пуговиц – не солдат…
К удивлению встречающих, в ящиках вместо пуговиц оказался какой-то серый порошок. Что это, вражеская диверсия? «Диверсантом» оказался мороз – при температуре ниже -13 градусов олово «заболевает» «оловянной чумой» – рассыпается в порошок. Однажды это привело к трагедии…
В 1811 году почти одновременно к Южному полюсу планеты стартовали две экспедиции. Одну возглавлял известный полярный исследователь, норвежец Руал Амундсен, другой экспедицией руководил английский офицер Роберт Фолкон Скотт.
Экспедиция Роберта Скотта шла к полюсу, оставляя по дороге небольшие склады с горючим и питанием для обратного пути. И вот 17 января 1912 года Роберт Скотт и его товарищи вышли в район Южного полюса. К своему разочарованию, они обнаружили палатку экспедиции Амундсена и письмо, а на флагштоке развевался флаг Норвегии…
Несчастье случилось на обратном пути. Канистры с керосином, заранее оставленные на складах, оказались пусты все до единой! Уставшие, замерзающие и голодные люди не могли ни согреться, ни приготовить еду. Роберт Скотт и его товарищи погибли.
Почему канистры оказались пусты? Причина – «оловянная чума». Канистры были запаяны оловом, олово на морозе раскрошилось, и весь керосин вытек. Потом рядом с телом Роберта Скотта найдут сумку, а в ней дневник… “Мы были у Полюса. И умрём как джентльмены… Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твёрдости, выносливости и отваге своих товарищей…” – писал мужественный путешественник.
На могиле исследователей Антарктиды начертаны слова поэта А. Теннисона – «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Эти слова стали девизом для многих людей во всем мире.
…А сказку о стойком оловянном солдатике читают дети – непоседы и фантазёры, – жители 21 века.
Недавно Кукумбер встретился с известным путешественником Севой Ивановичем Кулебякиным и показал ему новые номера журнала «Кукумбер». За те мгновения, пока прославленный путешественник листал журнал, его взгляд становился бархатным, буравящим, косым, молодцеватым, одичалым, бараньим, бесшабашным, взболтанным, стрелоподобным, дымным, осоловелым… Короче, это был говорящий взгляд.
И тогда Кукумбер задал С.И. Кулебякину вопрос:
– Есть ли у взгляда свой язык?
– Есть! – ответил ученый. – И очень красноречивый. Путешествуя по миру, я занимался не только изучением производимого глазами взгляда. Оказалось, что разные народы по-разному используют взгляд, когда разговаривают друг с другом.
1. Например, шведы во время разговора гораздо дольше задерживали на мне взгляд, чем англичане.
2. Индейцы племени навахо учили детей не смотреть на меня вообще.
3. У южноамериканских индейцев из племён витуто и бороро я наблюдал, как говорящий и слушающий по традиции смотрят в разные стороны.
4. А когда я выступал перед всем племенем бороро с лекцией об Издательском доме «Наша школа», индейцы попросили меня повернуться к ним спиной и смотреть вглубь хижины. Так у них принято во время публичных выступлений.
5. Японцы при разговоре смотрят на вашу шею. Глядеть прямо в лицо по их понятиям невежливо.
6. А вот у арабов просто необходимо смотреть на того, с кем разговариваешь. Иначе на тебя обидятся. Однако у большинства народов всё-таки не принято рассматривать человека, особенно незнакомого, в упор. Такое поведение могут посчитать оскорбительным…
Тут Кулебякин поёжился, вздохнул, припоминая, наверное, что-то не совсем приятное, и добавил:
– Хотя, если вам встретится незнакомец, который будет пристально рассматривать вас, не надо на него сразу обижаться и бросаться с кулаками. Может быть, он просто хочет с вами познакомиться?.. Я также пришел к выводу, что девочки у всех народов глазастее, чем мальчики, – продолжил Сева Иванович. – Они гораздо чаще и дольше смотрят собеседнику в глаза. Так задумано самой природой. Потому что все девочки потом становятся мамами и должны будут по взгляду понимать своего ребенка, еще не умеющего говорить.
Кулебякин задумался, но тут же неожиданно предложил:
– А давайте сыграем в гляделки?
– Как это? – немного испугался Кукумбер.
– Будем смотреть друг другу в глаза. Кто первый отведет взгляд в сторону, тот и проиграл.
Они стали играть в гляделки. Глядели-глядели, глядели-глядели… И Кукумбер заснул. Когда он проснулся, Севы Ивановича рядом уже не было.
Это самый длинный в мире автомобиль!
Даже мотор в миллион лошадиных сил
С места его не стронет.
Это самый,
самый длинный в мире автомобиль —
Длинней его
ничего нет.
Это самый, самый длинный автомобиль —
Он длиною в сто миль,
а может быть, в двести.
В заднюю дверцу вхожу,
В переднюю выхожу —
И вот я уже на месте!
Закукулено,
Замумулено,
Заколочено,
Зазамочено.
И у вас
Не хватит мочи
Раскукулить,
Раззамочить,
Если кто-то
Закукулил,
Если кто-то
Замумулил.
Мешиво
Замешано.
Крошево
Накрошено.
Солью
Припорошено.
В булькало
Положено.
Помешивай,
Помешивай,
А потом
Поешь его.
Летом я жила на даче. На даче я жила с папой, мамой и Кешей. Кеша – наш пес. Он породы чау-чау. Есть овчарки, доги, колли, пудели, доберман-пинчеры, таксы, а Кеша – самый настоящий чау-чау. И язык у него синий, как у всех чау.
Однажды утром мы пошли на станцию провожать маму на работу. Я сидела у папы на шее, а Кеша бежал впереди на поводке и тянул со страшной силой, как трактор.
Проводили маму, помахали электричке рукой и стали думать, куда нам теперь отправится.
– Давай поедем в Африку, – предложил папа, – динозавров искать?
– Давай!
Сели на корабль, подняли паруса и поплыли.
Плыли, плыли и заблудились.
Я залезла на верхушку мачты и стала смотреть во все стороны.
Ничего не видно, никакой земли!
Тогда папа достал свою старинную медную подзорную трубу. Когда она сложена, то помещается в кармане, а если раздвинуть трубу до конца, то удержать ее смогут сто человек, такой она станет длинной и тяжелой.
Посмотрел папа в нее и воскликнул:
– Да вот же она – Африка, в той стороне!
Я посмотрела и тоже увидела Африку: желтый песчаный берег, а за ним – пальмы. А вдалеке над густым лесом торчит большущая буква А. Чуть правее – Ф. Еще дальше, на горе – буква Р. Я повернула немножко трубу и нашла остальные три буквы: И, К и крохотную А – ее почти не видно, так она далеко.
– «АФ-РИ-КА!»
Но где искать динозавров? Папа подумал, что они скрываются в чаще леса. Он срубил несколько пальм и связал лианами. Получился превосходный плот. На нем мы поплыли по бурной африканской реке.
Кеша сидел на носу плота и гавкал на крокодилов и бегемотов. Папа рулил на корме веслом. А я устроилась между ними: глазела по сторонам и поедала бутерброды с колбасой – мы взяли с собой мой новенький зеленый рюкзачок с бутербродами и пакетом кефира.
Съела все бутерброды, выпила весь кефир, а динозавров все не было. Папа заволновался:
– Уже час дня! Нужно поскорее найти их – иначе не успеем вернуться и встретить маму на станции. Смотри внимательнее!
За поворотом реки показались хижины какой-то деревни.
– Спросим у местных жителей, – предложила я.
Мы причалили.
Кешу оставили сторожить плот, а сами пошли в деревню.
Постучали в первую хижину… во вторую… в третью… Ни души. Вышли на главную площадь… И здесь никого. Почта закрыта. Библиотека закрыта – на дверях хижины табличка «Библиотекарь болен». В продуктовом магазине санитарный день. Продавец хозяйственного магазина ушел на какую-то базу.
Мы стояли посреди пустой пыльной площади и растерянно озирались.
Вдруг над моей головой послышался шорох. Я подняла глаза и увидела африканца. Он прятался на дереве. Огромный и черный, как пианино. На щеках – белые крестики, на лбу – кружок. Можно подумать, что на его лице играли в крестики-нолики. Негр присел и прыгнул вниз.
Я закричала «Мама!» и зажмурилась.
Бедная мамочка! Если бы она знала, где ее любимая дочь. Она бы в обморок упала.
Когда я наконец открыла глаза, вокруг было темным-темно от местных жителей. Они хмуро разглядывали нас, держа наготове оружие.
Папа поздоровался с ними по-английски, но никто ему не ответил. Наверно, в школе они учили не английский, а какой-то другой иностранный язык. Мама, правда, потом сказала, что все могло быть наоборот: они-то прекрасно владели английским и просто не поняли папу.
А дальше было вот что.
Негры окружили нас. Они размахивали копьями и стрелами.
Вдруг где-то в задних рядах раздался истошный крик:
– Келумба-Шалумба!!!
Все повернули головы и, выпучив глаза, уставились туда. Затем, как по команде, побросали оружие и ничком рухнули в пыль.
Мы с папой тоже поглядели туда: кого они испугались?
И ничего особенного не увидели. Всего лишь Кешу, бежавшего к нам по улице. Ему было очень жарко, и синий язык чау-чау свисал почти до самой земли.
Увидев на площади сразу столько людей, Кеша радостно завилял хвостом и бросился обнюхивать лежащих. И лишь потом, когда последний человек был обнюхан, ткнулся преданно в папины колени и лизнул меня в нос.
Папа вспомнил несколько слов по-африкански и попросил всех встать.
Нет, сказали они, мы боимся Келумбы-Шалумбы.
– Какого Келумбы-Шалумбы? – спросил папа.
Вождь племени указал пальцем на Кешу.
Оказывается, они приняли нашего безобидного пса за какого-то злого духа: Келумба-Шалумба по-африкански означает «Дух с синим языком». Африканцы верят, что если этот дух кого-нибудь лизнет, то человек сразу посинеет и останется таким на всю жизнь.
– Ерунда! – сказал папа. – Вы же видели: он лизнул Машу в нос, и ничего с ней не произошло.
В конце концов мы уговорили их встать с земли, а вождь даже осмелился погладить Кешу.
И тут папа взглянул на часы и схватился за голову:
– О Боже, уже третий час! Пора возвращаться.
– Но мы же не нашли динозавров?!
Папа махнул рукой:
– В следующий раз.
Увидев на папином лице тревогу, вождь племени спросил, что случилось.
Узнав, что мы опаздываем, вождь успокоил нас:
– О, нет проблем! Лебединая Шея в два счета довезет вас до побережья…
А знаете, кого они называют Лебединой Шеей? Никогда не отгадаете. Динозавра! Да-да, самого настоящего, никакого не вымершего динозавра. Туловище у него – как у огромного тюленя, голова – как у черепахи, а шея – тонкая и гибкая, как у лебедя, только длиннее и без перьев.
Позвали динозавра, накинули на шею петлю из лианы, другой конец привязали к плоту – и мы помчались по реке, как на катере с подводными крыльями…
На станцию успели вовремя, даже чуть пораньше. Там, у перрона, есть два пенька. Я сидела и ждала на одном пеньке, папа – на другом, а Кеша лежал у папы в ногах.
А вечером я напугала папу. Сидела-рисовала, а он маме про Африку рассказывал. И вдруг у него глаза полезли на лоб:
– Маша, что с тобой? У тебя нос совсем посинел! И руки!
А мама строгим голосом добавила:
– И кофточка тоже. Это она фломастером измазалась. Неужели нельзя рисовать поаккуратнее?!
– Фу-у! – папа выдохнул воздух. – Как ты меня напугала! Келумба-Шалумба!
Провеснело и продятлило!
Я хочу, чтоб солнце в сад лило!
Снег лежит? Не надо здесь его!
Я хочу, чтоб было месиво!
Я хочу, чтоб было здорово,
Холодрыга живодерова!
Чтоб собаки были лайными,
Чтобы птицы были стайными,
Шли б, носы не опустив мы, и
Чтоб стихи все были рифмые.
Однажды как бы рыжий пес
И рыжий человек
Пошли гулять, (а был мороз),
И как бы падал снег.
И как бы около пруда,
На как бы берегу
Они увидели кота,
Грустящего в снегу.
Грустящий кот был очень мал,
И как бы был пушист,
Он весь от холода дрожал,
Как мокрый рыжий лист.
И сам собой возник вопрос,
А с ним ответ: «Ну вот,
Когда есть в доме как бы пес,
То нужен как бы кот».
Втроем они пришли в свой дом,
И кто-то их встречал,
Кормил их ужином потом,
И все ворчал, ворчал...
Свистела вьюга за стеклом,
И как бы снег все шел,
Но было в доме им тепло
И очень хорошо.
Жил-был стишок. Все буквы в нём были послушными. Но одной вдруг захотелось пошалить. И она сбежала. А на своё место поставила другую букву, совсем не подходящую. И получилась путаница… Попробуй разобраться. Но помни – в каждом стишке можно изменить только одну букву!
Был Алёша очень рад –
Очень вкусный съел халат!
Поезд мчит! Вот это да!
Реки, горы… Борода!
Будет весело зимой –
Купит лужи папа мой.
В доме наведём уют:
Скоро кости к нам придут.
Чудесную корову золотую
На голове принцессы нарисую!
Чтобы всё на свете знать,
Научись скорей чихать.
Над озером зайки летали
И клювами рыбу хватали.
Ответы:
салат, города, лыжи, гости, корону, читать, чайки.
Мы неслись с папой по деревенской улице на мотоцикле. И всюду были гуси, и гуси усиленно кланялись нам и задирали клювы вверх – будто салютовали. Казалось, вся дорога, вся улица была обсажена гусями.
Я спросил у папы:
– Почему это гуси нам кланяются?
– Да это они воду так пьют – набирают в клюв, а потом задирают его вверх, и вода стекает, как по трубе.
Убедительно, конечно, но только непонятно – почему они не могли, как человек, просто глотать эту воду? И чего бросились все воду пить, чуть только нас увидали?
Мы приехали к бабушке.
У бабушки свой дом в деревне – хата. И пахнет в хате побелкой чистой, печью пахнет и глиной, а ещё пахнет солнцем и тенью. Солнцем пахнет, как горячим хлебом, а тенью – как молоком и сметаной…
В проёмах дверей в хате висят гардины длинные – от пола до самого потолка, а на них розы огненные расцветают. Бабушка принарядилась к нашему приезду – у неё на платье тоже розы крупные красные – и когда она идёт, кажется, что полыхает пламя.
Бабушку мою зовут Домна. Такого имени я ни у кого и никогда не слыхал. Домна – это значит дом, наверное…
Когда папа приезжает к бабушке, он от неё никак не отлипает – всё время с ней разговаривает, ходит за ней, как привязанный, сидит рядом – и всё время только с ней проводит, не бывает папы самостоятельно. Поэтому у меня нет уже отдельно папы и бабушки, а есть папа-бабушка, они, как одно целое, всплёскивают руками, что-то мне говорят, если я себя не так веду, в общем, становятся неразделимыми. И эта папа-бабушка меня к себе прижимает, передаёт с рук на руки, баюкает, спать укладывает. А если я потерялся – кричит в два голоса, бегает. Или смеётся на разные лады, хохочет, если я что-то сделаю, на её взгляд, забавное.
Гуси мне не давали покоя, несмотря на папино объяснение. И вот как-то раз, улучив минуту, когда папа-бабушка от меня отвлеклась, я выскочил из-за стола – и выбежал во двор, где у бабушки жили, разгуливали и питались важные гуси-господа. В этот момент они опять начали, конечно, кланяться. Они стояли вокруг старой широкой сковородки, которая служила им поилкой. Они окружили её – и кланялись до земли, совали клюв в сковородку, вынимали его, высоко задирая вверх головы. Они что-то даже клекотали от удовольствия. Я внимательно их изучал. Было полное впечатление, что это они делают передо мной и для меня. По очереди совали носы в лужицу воды на дне, лужицу, в которой плавала всякая шелуха, пух и скорлупа – бог знает, что плавает в этих замечательных деревенских лужицах!
Самое интересное, что вода не убывала, может быть, гуси не пьют воду, а только клюв мочат для отвода глаз? В этом надо разобраться, и я присел на четвереньки, наклонился, вытянул шею – и попробовал дотронуться губами до воды. Получилось! Я набрал немного в рот, а потом, прогнувшись, задрал нос кверху – и попытался, как гуси, запрокинуть лицо, подставив его солнцу, жмурясь от наслаждения, попробовал эту деревенскую воду, тёплую, сладковатую – она течёт по губам, почти не попадая в рот, горло. Оказывается, так трудно пить! Как же это они умудряются, погагатывая, с таким явным удовольствием делать это?
Я открыл глаза – снизу ко мне протянулись несколько длинных, как змеи, белых гусиных шей. Они удивленно, с разных сторон разглядывают меня и покачивают головами… Гуси качают головами, а на крыльцо уже выскочила папа-бабушка, всплеснула руками и запричитала:
– Что же это ты, сыночек, воду с гусями пьёшь! Да какая же там грязная вода! Да попросил бы ты нас – разве бы мы тебе не дали!
Папа-бабушка обступает меня, гуси разбегаются, я бурчу недовольно, что вот, мол, захотелось воды попить, а они были заняты, что я не хотел их отрывать…
Папа-бабушка смеётся – она удивлена и обескуражена. Может быть, ей даже стыдно, что у неё такой грязнуля сыно-внук, свино-внук.
Но с тех пор они будут рассказывать, напоминать друг другу и повторять ещё сотни раз всем родственникам, что пил я с гусями воду. И в рассказе этом будет сквозить не только осуждение и любовь, но и удивление. Они присматриваются ко мне, к новому поколению и думают, что же это такие дети пошли странные? Им бы самим никогда не пришло в голову пить воду с гусями и спать в обнимку с собаками. Действительно, все люди теперь такие станут или это только их сын, их внук таким уродился?
Многие думают, что «Китай» – это глагол повелительного наклонения. Можете сами спросить об этом многих – хоть вот так:
– А скажите-ка Вы нам, уважаемые многие, что такое «Китай»?
И они Вам сразу скажут:
– Мы, уважаемые многие, думаем, что «Китай», – это глагол повелительного наклонения. Такой же, как «Читай» или «Мотай». Повелишь: «Читай!» – и читают, повелишь: «Мотай!» – и мотают, повелишь: «Китай!» – и китают…
После такого ответа Вы, конечно, озадачитесь, потому что, как «читают» и «мотают», понятно, а вот как «китают» – не очень… Но Вы особенно-то не озадачивайтесь: на самом деле «Китай» – это никакой не глагол повелительного наклонения, а имя существительное. И означает оно страну одну… большую такую страну. О ней рассказывают много всяких легенд, но верить им, конечно, нельзя. Можно верить только сведениям очевидцев. Очевидцы же рассказывают вот что.
Китай возник как место поселения китов. Киты – самая древняя народность Китая. Особей мужского пола называют «китами», особей женского – «китками». Роста они невысокого, все, как правило, худощавые, а мужчины – с длинными усами, получившими название «китовый ус». Народность эта раньше отличалась крупным телосложением, имела не только усы, но еще и плавники, а также специальные фонтанчики на темени, плавала по морям и океанам в разные стороны и ела планктон. Но потом некоторые киты измельчали и осели на территории современного Китая. Они потеряли свой первоначальный облик – и узнать в них прежних китов можно теперь только по китовому усу. Впоследствии они заговорили на иностранном человеческом языке, который называется «китовским». Китовский язык очень красивый, только в нем ничего не поймешь. А если и поймешь, то потом пожалеешь, что понял… так уж в этом языке всё устроено!
Китов считают коренным населением Китая, но известно, что живут в Китае и другие народности. Много столетий назад сюда вообще с другого конца света пришло могущественное и многочисленное племя: его обитатели страшно не любили китов, однако жить хотели только на их земле и нигде больше. За нелюбовь к китам их стали называть «никитами», причем собственно «никитами» называли только мужчин, в то время как женщин величали «никитками». На протяжении веков никиты и никитки расплодились по всему Китаю – и теперь уже даже с трудом разберешь, кто кит, кто никита, потому что как киты, так и никиты говорят на китовском языке. А никитский язык вымер сам собой и теперь его никто уже не помнит.
Рассказывают, что где-то в глубине Китая по сей день живут и другие племена. Самое известное из них – китальянцы. Китальянцы и китальянки говорят на своем языке – китальянском, так что киты и никиты их совсем не понимают, а потому и подозревают во всем плохом.
Столица Китая называется Китеж, а самая древняя часть Китежа известна как Китай-город. В честь этой древней части в Москве даже была названа одна станция московского метрополитена. Но в столице Китая в настоящее время никто не живет, потому что в ней стало очень много приезжих. Приезжие прибывают со всех уголков Китая и постоянно скитаются взад-вперед, почему-то считая, что скитания такие очищают их душу от скверны. Однако, кто такая «скверна», на самом деле не знает никто.
Природа Китая небогата, потому что всю природу заслоняет от солнца Великая Стена, построенная Бог знает когда. Выжить в тени этой стены удалось только одному кустарниковому растению, оно называется «ракита». Ракита и стала национальным символом Китая. Ветка ракиты украшает каждый праздничный стол, сплетенными в венки побегами ракит покрывают головы наиболее заслуженных китов и никит. Листья ракиты употребляют в чай: они придают чаю горько-соленый вкус. Чайные церемонии здесь долгие, потому что быстро пить такой чай невозможно: он омерзителен по своим вкусовым качествам. Впрочем, как киты, так и никиты до него сами не свои.
Животный мир Китая столь же небогат, сколь и растительный. Из всего многообразия животных в Китае прижились одни лишь москиты – насекомые, постепенно откормленные трудолюбивым населением до размеров попугаев-неразлучников. В большинстве семей москитов держат в качестве домашних питомцев, но нрав у них так и остался дикий – нередко москиты сильно кусают чад и домочацев (особенно чад) – и тогда взрослые киты и никиты прихлопывают обнаглевших москитов ветками ракит. От этого москиты обычно подыхают. Несколько лет назад, обнаружив, что живых москитов в Китае почти не осталось, власти Китая занесли москитов в Красную Книгу – и теперь китам и никитам под страхом высылки из страны запрещено охаживать москитов ветками ракит.
Национальная одежда здесь – китель. Шьют китель из очень толстого шелка, не пропускающего света и воздуха. Китель напоминает пальто со множеством пуговиц, только покороче. Пуговицы кителя принято застегивать наглухо, чтобы горячий воздух и яркий солнечный свет не проникали под него. Это очень прочная одежда – и ее не снимают по многу лет ни днем, ни ночью, пока китель окончательно не изнашивается, – тогда его меняют на новый. Некоторым богатым китам и никитам удается износить за свою жизнь по три-четыре кителя. Однако китель далеко не всем по карману. Те, у кого на китель нет средств, шьют себе накитки из войлока. Накитка такая набрасывается на плечи и никогда не сбрасывается с них. Но носить накитку считается постыдным – и всякий уважающий себя гражданин Китая лезет из кожи вон, чтобы приобрести китель. Есть даже такая известная во всем мире мудрая местная пословица: «Китка – не никитка, как китель – не накитка».
На головах тут носят национальный головной убор под названием «кителок». Кителок представляет собой высокую шляпу с узкими полями: поля должны предохранять глаза жителей Китая от ослепительного солнца, но предохраняют плохо. Поэтому киты и никиты постоянно щурятся, от чего глаза их со временем стали такими узкими, что многие даже не замечают их и считают, что у населения Китая вообще нет глаз.
В Китае очень развито искусство, особенно игра ни китаре. Китаристов тут любят и отдают им высокие почести. Быстро забрав эти высокие почести, до которых они чрезвычайно охочи, китаристы в благодарность подолгу играют на китарах, а киты и никиты слушают их, вытирая обильные непрошенные слезы.
Национальное блюдо китов и никит – кит-кат. Так называется здесь нежное мясо москитов, облитое шоколадом и щедро посыпанное песком и суглинком. Однако с тех пор, как москитов занесли в красную книгу, национального блюда в Китае больше не готовят, а питаются в основном пиццей и спагетти, заимствованными у китальянцев. Китальянцы охотно дают пиццу и спагетти взаймы, но под очень высокие проценты. Поэтому киты и никиты в настоящее время перед китальянцами в долгу как в шелку – и иногда на китов и никит наезжают китальянские рекитиры. Перед этой опасностью со стороны китальянцев киты и никиты сильно сплотились – в национальный гимн Китая даже включили две новые строки:
«И пусть скрепит китовый ус
Кита с никитою союз!»
Вот, пожалуй, и всё, что нужно знать о Китае*.
____________________
* Следующий урок странноведения будет посвящен не менее интересной стране – Великобритании.
Тапочки проснулись оттого что кто-то стонал.
– Ах-ой-о-оо-ох, – доносилось с нижнего этажа галошницы. – О-е-е-ей!
Тапочки испугались.
– Что это? – спросил левый.
– Кто это? – спросил правый.
– Это новые бутсы, – ответили сверху мамины сапоги.
– Какие бутсы? – удивились тапочки.
– Футбольные. У них сезон начался. Мышцы болят, – объяснили сапоги.
Надо сказать, что тапочки ничего не понимали. Какой сезон? Какие мышцы? Почему они болят? Но они очень хотели спать, и пусть бы этот сезон, от которого стонут по ночам, сейчас сразу и закончился. Все это они, высунувшись со своего этажа прокричали бутсам вниз. Но стоны не прекратились, и даже стали еще жалобнее.
– Нет, – вмешались снова мамины сапоги, – сезон только летом закончится. Летом у нас каникулы. Они в лагерь едут, а мы на антресолях живем.
– И что? – спросили тапочки в ужасе. – До лета они так и будут?!
– Нет, – ответили сапоги, – скоро перестанут. Это они с непривычки.
Действительно, на следующий день бутсы стонали громче, через день еще громче, а потом перестали.
– Натренировались, – объяснили сапоги, – теперь будут охать.
Да, характер у бутс был, честно сказать, тяжелый. Они возвращались с тренировки, залезали в галошницу и жаловались:
– Болят шнурки,– говорил один.
– Шнурки болят, – соглашался другой.
– Подошва отваливается.
– Задник погнулся.
– Что за жизнь!
– Ну что вы все жалуетесь! – не выдержали как-то раз тапочки. – Сколько можно ныть!
Бутсы как будто этого и ждали:
– Да?! – закричал один. – А вы идите, побегайте по грязи и лужам. Посмотрим, что от вас останется.
– Мы все промокли, – добавил другой.
– А то сидят тут в тепле, на улицу не выходят, – бушевал один.
– Мы – домашняя обувь, – оправдывались тапочки.
– Вот и помалкивайте, – приказал левый бутс. – Были бы на нашем месте, от вас давно бы и стельки не осталось. А мы! Мы добываем славу на полях спортивных сражений! – бутс надулся и очень гордился собой. – А всякие там домашние…
Тапочки уже были сами не рады, что связались с такими склочными бутсами. Они давно молчали, а бутсы еще долго возмущались, обращаясь уже ко всем жителям галошницы.
– Не обращайте внимания, – прошептали тапочкам ботинки, – это у них амбиции. В спорте без них нельзя.
Но вот однажды бутсы вернулись домой в прекрасном настроении.
– Как я его, а? – радовался один.
– А я! Ты видел, видел? – ликовал другой.
– А мой удар! И прямо в ворота, куда же еще!
– А этот, ты видел, видел! Бежит прямо на меня. А я его обвел справа, тоже мне игрок! Салага!
Вся галошница притихла и слушала их разговор.
– Что произошло? – робко спросили мамины сапоги.
Довольные бутсы посмотрели друг на друга, потом на своих соседей.
– Ну это… Как его, – мялся один.
– Ну там, это самое, – мямлил другой.
– Ну, в общем, мы победили!!! – сказали они хором, и вся галошница взорвалась аплодисментами. В эту ночь бутсы заснули счастливыми.
Шло время. Бутсы уже совершенно перестали стонать и охать по ночам. Иногда они приходили уставшие и сразу засыпали, иногда они приходили злые, и все знали, что игра не удалась. Но все чаще и чаще они приходили счастливые. Время летит очень быстро, и скоро кончился спортивный сезон. Бутсы отправились на антресоли, а к осени нога у мальчика выросла, и ему купили новые. Как-то раз бабушка разбирала антресоль и нашла бутсы: «На помойку!» – сказала она решительно. Бутсы почувствовали, как болит душа. Они прижались друг к другу, стараясь поддержать один другого и утешить.
– Может, все не так страшно, – говорил один
Но второй отвечал:
– Нет, помойка – это очень, очень страшно!
Но мальчик услышал бабушку и сказал:
– Не надо, бабушка, на помойку. Пусть они будут у нас. Ведь в них я первый раз стал чемпионом.
Дорогие детские люди! Когда-то я был очень серьезным дядей, писателем-юмористом. Работал для взрослых. А когда у меня появились дети, я начал придумывать для них сказки.
С тех пор я впал в детство. На своих выступлениях дергаю девочек за косички, спорю с ребятами, и мы говорим друг другу всякие умные глупости. А какое счастье получать ваши прекрасные письма! Девочка Маша из Курска написала в редакцию «Баламута»: «Дядя Илья, я очень люблю и ваш журнал, и вас. Скажите, пожалуйста, как мне, когда я вырасту, стать похожей на вас?» Я ответил Машеньке, что если, когда она вырастет, станет похожа на меня, то это будет смешно, потому что я бородатый и усатый, а тетенькам это не идет. Но, честно говоря, это я просто немножко кокетничал, потому что очень горжусь такими письмами и все их храню. Однажды, когда мы, группа детских писателей, выступали в одной школе, то получили из зала такую стихотворную записку:
Был бы я министр концертов,
За такое выступленье
Я по ордену вам дал бы
И по баночке варенья!
Если бы на свете действительно существовал министр концертов и даже дал бы нам однажды по ордену и по баночке самого вкусного варенья, то это для нас было бы гораздо менее важно, чем получать от вас такие стихи. Потому что мы вас, ребята, очень любим, и работать для вас – это большое для нас счастье.
Ваш Илья Бутман
Нина Васильевна задала ребятам на уроке сочинение «Прогулка по лесу».
Вова Торпедов склонился над партой и начал старательно выводить:
«Летом, на даче, мы с папой ходили на рыбалку и наловили целое ведро трясогузок. А потом я пошел прогуляться по лесу. Сначала погода была прекрасной. Ярко светило солнце, высоко в небе парила сова, выглядывая добычу. Почти у самых моих ног из норы высунулась любопытная беличья мордочка. Зверёк заметил меня, испуганно пролаял что-то и скрылся
Вдруг резкий порыв ветра закачал толстые сосновые, ольховые, гиацинтовые и дубовые стволы. С кленовых веток посыпались жёлуди, которые тут же пожирались ящерицами.
Ветер так же внезапно стих. Испуганная природа опять ожила. Лес снова огласился радостным карканьем тетеревов, заливистой трелью воробьев.
Но вот навстречу мне попались люди – мама, папа и дочка. Мама и ребёнок собирали голубику, чернику и коричневику. А папа бродил вокруг и выискивал грибы. В корзине у него были уже сыроежки, подберезовики, подосиновики и ольховики.
Я ещё немного побродил по лесу и встретился с охотником. Вид у него был довольный. На плече у охотника болтались глухари, фазаны и сазаны.
Я заметил, как, осторожно озираясь, из кустов вышла лиса, и в ту же минуту с ближайшего дерева на неё прыгнул заяц. Лиса бросилась наутёк. Заяц помчался за ней. И вот он уже приготовился совершить последний прыжок, как вдруг с неба на него вихрем обрушился хищный стриж. Он схватил зайца и взвился со своей добычей в облака. Счастливая лиса громко зачирикала на весь лес.
Как только злой стриж растаял вдали, в небе снова появились ласточки, жаворонки и суслики.
И вот, уже на самой опушке леса, навстречу мне выполз ядовитый уж. Змея изогнулась и атаковала меня. Я из-за всех сил бросился бежать.
Я примчался на дачу. Из леса, который находился от нас через дорогу, слышалось грозное мычание овец».
Когда Нина Васильевна зачитывала в классе отметки за сочинение, то выяснилось, что Вова Торпедов получил единицу.
– А я так надеялся на пятёрку, – расстроился Вова.
– Надейся и дальше, – сказала учительница, – как только стрижи начнут ловить зайцев, суслики летать, а овцы грозно мычать, я тебе тут же её поставлю.
Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня 1799 года в Москве.
Надо сказать, что на литературное образование маленького Саши его родные совсем не обращали внимания. Он, например, вообще не читал «Золотой ключик», о «Дяде Стёпе» и «Мойдодыре» даже не слышал, «Кошкин дом» узнал лишь стараниями няни Арины Радионовны, а «Незнайку» проштудировал впервые только в лицее.
В июне 1811 года Саша, который до сих пор был иногородним, приехал со своим дядей-поэтом Василием Львовичем в Петербург.
Побродив по городу и страстно полюбив его, Саша сказал дяде:
– Помяни моё слово, в этом городе многое будет названо моим именем: и улица, и театр, и даже станция метрополитена. Да я себе здесь и памятник создам нерукотворный.
Василий Львович весело рассмеялся. А Саша заявил:
– Рано смеётесь, дядюшка, я вам ещё и «Евгения Онегина» отчебучу.
Василий Львович ласково улыбнулся и сказал:
– Ну это ты, Сашенька, хватил, ну, там, «Руслана и Людмилу» ты, может быть, и отчебучишь, а вот «Евгения Онегина» – нет.
– А я сказал – отчебучу, – настаивал мальчик.
Василий Львович опять улыбнулся:
– Вот так прямо и напишешь: «Мой дядя самых честных правил»?
– Да! – твёрдо ответил Саша, – и даже больше, «… когда не в шутку занемог…»
– А дальше начертаешь «…он уважать себя заставил…»?
– Да-да, и даже добавлю: «…и лучше выдумать не мог».
12 августа этого же года Саша Пушкин выдержал вступительный экзамен в лицей, а с 19 октября приступил к учёбе.
В лицее Александр был окружён такими замечательными людьми как Вильгельм Кюхельбекер, Иван Пущин, Антон Дельвиг и Виталий Бианки.
Лицеист Пушкин проявил себя не только талантливым стихотворцем, но и хорошим спортсменом. Он прекрасно играл в хоккей с мячом /хоккея с шайбой тогда еще не было/, в баскетбол, в пинг-понг и в водное поло. Был он и правым нападающим в лицейской футбольной команде. В 1815 году она стала серебряным призером чемпионата России среди юношей. Страстный поклонник футбола Державин очень тепло отозвался об этом коллективе. Тогда-то и появились знаменитые строки Пушкина:
Старик Державин нас заметил…
Неплохо отозвался об их игре и Ширвинд.
В июне 1817 года Саша Пушкин закончил лицей. На этом же закончилось и детство Александра Сергеевича Пушкина.
В заключение хочется упомянуть один очень мало известный факт из биографии Пушкина. Слово, данное ещё в детстве, Александр Сергеевич сдержал, и поэму «Евгений Онегин» действительно отчебучил.
Большая Собака куда-то бежала
И чью-то авоську зубами держала.
Бежала ногами, смотрела глазами.
Вы, может, уже понимаете сами:
В такую Собаку нельзя не влюбиться.
- Зайди к нам, - сказал я, - поесть и напиться!
Собака молчала и мимо бежала,
И все мое счастье в авоське лежало.
Эй, чайник носатый с большой головой,
Ты что это скачешь, как конь верховой?
Я, знаешь, такое не очень люблю!
- Я просто нагрелся и громко киплю.
Ходит гном по пишущей машинке.
Стук-постук.
– О чем ты пишешь, гном? –
Тают льдинки там, посерединке,
Где немного грустно грустным днем.
Оттого, что вымокли снежинки
На лету под дождиком, как я.
Ходит гном по пишущей машинке:
- Стук-постук, хорошая моя!
Есть народы, так много давшие миру, что само имя этих народов полно значения и тайны.
Три великих огня освещают древний путь уйгурского народа: огонь индийской цивилизации, китайской, среднеазиатской.
По расе – европейцы, по языку – тюрки. Уйгуры были ядром той страшной кометы, которая пронеслась над миром под именем «гунны». Заложив духовные основы среднеазиатских культур, сами уйгуры восприняли китайский уклад жизни. Почти все мировые религии были религией уйгуров: шаманизм, буддизм, манихейство, христианство, ислам.
Письменность уйгуров одна из древнейших в мире. Они писали вертикально сверху вниз и слева направо. Их алфавит восходит к сирийско-арамейской и согдейской письменности. Тут время измеряется тысячелетиями.
И опять тайна. Уйгурский алфавит стал основой для древне-монгольской вертикальной письменности, сами же уйгуры восприняли арабский алфавит.
Литература уйгурского народа – это памятники рунического письма, того письма, что сохранили нам древние камни. Эта буддийская «Сутра золотого блеска», это изумительная по совершенству стиха, по отточенности мысли поэма «Знание, дающее счастье» Юсуфа Баласагунского, жившего в XI веке.
Народное творчество уйгуров величественно. Прочитайте сказку «Конь с глазами как цветок ядовитой травы». В ней – зашифрованные в образах древние знания. О судьбе народов, об их будущем, о землях, на которых жили и будут жить в иные времена, веруя а счастье и лучшую долю, удивительные уйгуры.
Записал сказки Эдгем Рахимович Тенишев, литературная обработка Владислава Бахревского
К одному хаджи пришел крестьянин и попросил дать средство от бесплодия жены.
Хаджи написал на бумаге заветное слово и сказал крестьянину:
– Приходи ко мне сорок дней кряду. А жена твоя пусть глотает моя хаджюмы.
Женщина не пожелала глотать бумагу, она прятала ее в бурдюк.
Так минуло сорок дней, и опять пришел хозяин к хаджи.
– Не помогли твои хаджюмы, – сказал он, низко кланяясь.
– Потому и не помогли, – ответил хаджи, – что твоя жена спрятала мои хаджюмы в бурдюк.
Рассердился крестьянин, прибежал домой и заставал жену съесть сразу сорок бумажек.
И что же! Через девять месяцев, девять дней и девять часов жена крестьянина родила – бурдюк!
Кинулся в испуге крестьянин к хаджи, а тот уже ждет его.
– Возвращайся домой, – сказал хаджи, – и столько раз постучи по бурдюку, сколько было хаджюмов.
Опечалился крестьянин: советов много – проку мало. Стукнул в сердцах по тугому бурдюку, и тут из бурдюка на руки ему прыгнул – мальчик!
Не было у крестьянина ни одного ребенка – стало сорок! Обрадовался добрый человек, положил детишек рядком и позвал жену, чтоб и она порадовалась.
Увидала жена сорок младенцев и от стыда стала красная, как свекла. Ведь столько детей может родить разве что змея.
Оставила женщина себе одного ребенка, а остальных положила в корзины и раздала родственникам.
Вернулась домой, перевела дух, а от ее дыхания я сороковой ребенок улетел перышком в неведомые края.
Такое наказание послал глупой женщине мудрец-хаджи. Забрал он детей из бурдюка в свои зеленые сады, вырастил, выучил, а потом дал им посох и сказал:
– Пора вам обрести свое место под солнцем. Ходите с этим посохом по белу свету и втыкайте в землю. Там, где посох зазеленеет – ваша родина.
Много земель прошли с караванами, с дервишами, с чабанами сорок братьев. И привела их одна из дорог на берег реки в город Яркенд.
Не понравились пришельцы местным жителям: одеты в рубище, на головах драные колпаки, подпоясаны веревками, в руках трещотки и на всех – один посох! Позвали жители Яркенда гостей на трапезу, да только плов приготовили для них не из барана или птицы, а из кошки.
Сели братья вокруг блюда, но прежде, чем есть, тот, у кого был посох, провел тыльной стороной руки над мясом и сказал:
– Восстань, творение Бога!
Мясо ожило, обернулось кошкой и убежало.
Удивились жители Яркенда, а братья насупились, брови сдвинули, я тотчас небо заволокло черными, как ночь, облаками. Гневом сверкнули глаза братьев – пали молнии, ударил гром.
Не до шуток стало жителям Яркенда. Река вспенилась, вот-вот из берегов выйдет.
И тут один из сорока сказал:
– Стерпим обиду, братья. Прежде чем наказать город, надо посмотреть, каких людей здесь больше, испорченных или добрых.
Пошли они от дома к дому и застали в одной бедной лачуге женщину, выплакавшую глава.
– О чем твоя печаль? – спросили они, и женщина ответила:
– Много лет тому назад родила я бурдюк. В бурдюке было сорок младенцев. Ни одна женщина столько не рожает. Я была глупая, устыдилась и отвергла дар судьбы. Вот и горюю теперь, где мои дети? Что с ними сталось? Какая буря их унесла? Куда?
Тут один из братьев воткнул в землю посох, и посох тотчас принялся, зазеленел, расцвел и дал плоды.
– Мы вернулись к тебе, мать! – сказали братья. – Мы нашли свое место под солнцем.
С той поры в Яркенде гостей угощают на славу. И как гость на порог – кошку за дверь.
Бегут поезда налево,
Бегут поезда направо.
Всё время спешат куда-то
Мимо меня составы.
А я, хоть устал немного,
Всё же смотрю упрямо
И жду,
И жду электрички,
В которой приедет мама.
Скажи-ка мне, ветер,
Какого ты цвета?
- Я – цвета заката,
Я – цвета рассвета,
Я – снежного цвета,
Я – цвета огня…
Такой я, каким
Ты увидишь меня.
Вышел слон на лесную дорожку,
Наступил муравью на ножку
И вежливо
Очень
Сказал муравью:
- Можешь и ты
наступить на мою!
Надоела бегемоту
Ежедневная работа.
Он, усталый от забот,
Лёг бревном среди болот.
А работа у него –
Есть.
И больше ничего!
Что меня удивляет, так это вот что. С каждым годом первоклашки становятся все мельче и мельче. Я учусь в 1В классе, так все пацаны и девчонки едва достают мне до плеча. Рукой!
В прошлом учебном году я учился в 1Б классе, так там были ребята покрупнее. Но я все же был самым высоким.
В 1Б меня первоклашки могли меня поколотить, если только соберутся втроем-вчетвером. А в 1В меня поколотили всего один раз, когда всем классом ездили на экскурсию.
До 1Б класса, то есть в позапрошлом учебном году, я учился в 1А, вот тогда первоклашки были здоровые, некоторые даже выше меня!
Вот меня и удивляет, что первоклашки сильно измельчали. Учительницы тоже раньше были здоровее. Ирина Владимировна, когда я учился в 1А, могла одной левой выволочь меня за шиворот из 1А класса. А когда я учился в 1Б, Лидия Леонидовна уже выволочь не могла, но однажды дала мне по уху. Поэтому на уроках у нее я вел себя хорошо. Попью херши, пожую жвачку, посмотрю журнальчик с картинками, потом сплю до перемены, никому не мешаю.
А в 1В у нас учительница сравнительно небольшая – Вероника Андреевна. Ростом с меня. Я даже хотел пригласить ее на школьную дискотеку или в кафе-мороженое, но мама мне не разрешила. Говорит, я еще молод о дискотеках думать, надо хоть четыре класса закончить.
Ладно. Я уже третий заканчиваю, а в следующем учебном году, как сказала Вероника Андреевна, меня наверняка переведут в 1Г класс, если не выгонят.
Постараюсь, чтобы не выгнали. В четвертом классе учиться будет еще легче, сами видите, как народ мельчает.
Змей Горыныч словно птица
В поднебесье колесит,
То горляшкой поклубится,
То колибри повисит.
То порхает птичкой певчей,
То парит в ночи совой.
Я ж никак! А мне-то легче,
Я ж – с одною головой!
Когда в летние каникулы Зинаида Алексеевна скучала по работе, она брала ведро и шла на школьный двор собирать грибы. Однажды под берёзой она увидела подберёзовик. Зинаида Алексеевна наклонилась, но подберёзовик перепрыгнул на другое место.
– Куда! – сказала Зинаида Алексеевна.
Она попыталась наступить на подберёзовик ногой, но тот снова успел отпрыгнуть.
– Куда! – сказала Зинаида Алексеевна. И навалилась всем телом.
В этот момент из укрытия вылез Игорь Семёнович. Он объяснил Зинаиде Алексеевне, что она попалась.
Игорь Семёнович работал на корабле – рыбаком. Но сейчас тоже был в отпуске и скучал по работе. И чтобы как-то улучшить себе и другим настроение и скоротать время, он привязывал к леске гриб и шёл на школьный двор ловить учителей, скучающих по работе.
Когда Зинаида Алексеевна поняла, что она попалась Игорю Семёновичу как рыба, ей стало смешно. А Игорю Семёновичу уже и так было смешно. Поэтому они стали смеяться и курить. И им стало не так грустно. Тем более что и гриб лежал рядом и тоже смеялся.
*
Сначала -
Вид сельскохозяйственных работ.
Мужское имя
Вслед за ним идет.
Ответ ищите не у нас -
В Испании.
Он -
Тамошнего города название...
Ответ: Севилья
*
Сначала - нота,
Вслед - игра,
А дальше -
Отвечать пора.
Ответ отыщется
В момент:
Такой
Рабочий инструмент...
Ответ: долото
*
Сначала - живность в океане,
А следом - дерево в лесу.
Ответ сидит на капитане,
И очень он ему к лицу...
Ответ: китель.
*
Чтобы отгадать
Загадку,
Ты внутри
Найди лошадку.
А еще найди
Снаружи -
Буковку
Одну и ту же...
Вместе все сложи,
Смекая,
Что ответ -
Страна такая.
Ответ: Япония.
НАСТЯ ПОЛУБОТКО, 4 года
ДЮЦ «Пресня»
Объединение «Литературное творчество малышей»
***
В синем море — океане
Кит улёгся на диване.
Он лежит себе, лежит,
Плавниками шевелит.
В небе солнышко сияет,
С высоты оно сверкает.
Кит по-прежнему лежит —
Ничего не говорит.
Настя Дьяконова, 11 лет
ДЮЦ «Пресня»
Объединение «Журналистика и риторика»
Однажды в лес пришёл термит
И стал там очень знаменит.
Медведь — над лесом воевода,—
Позвал его на крынку мёда.
Термит пришёл в берлогу к мишке,
Спросил его: «Ну, как делишки?»
Покуда мишка отвечал,
Термит жевал, жевал, жевал…
И он сжевал, вам врать не буду,
Не только мёд, но и посуду,
А также мебель, стены, крышу…
И без жилья оставил мишу…
Мораль проста, хоть и сердита:
Не приглашайте в дом термита!
НАСТЯ САВИНОВА, 7 лет
ДЮЦ «Пресня»
Объединение «Литературное творчество малышей»
Смотрю я в голубой экран
И ем большой-большой банан.
Там вижу я программы,
Мультфильмы, мелодрамы…
А мне бы посмотреть,
Как птицы будут петь.
