– Давай с тобой договоримся вот как, – сказал Ёжик. – Давай говорить только дело, а просто так – не говорить.

– Как это? – спросил Медвежонок.

– Ну, мы говорим и говорим, – сказал Ёжик. – Болтаем. А ты лучше молчи, а уж если сказал – то в самую точку.

Была зима. Ёжик с Медвежонком шли по глубокому снегу на лыжах, и Медвежонок теперь думал, как бы так изловчиться, что бы такое сказать, чтобы не просто так, а в самую точку.

«Скажу: смотри, как красиво! – думал Медвежонок. – Скажет: сам вижу. Скажу: а здорово, Ёжик, что мы с тобой идём через лес! Скажет: угу. Нет, это не в самую точку. Но что же такое сказать?..»

И Медвежонок сжал зубы и нахмурился.

– Смотри, как красиво! – сказал Ёжик.

Медвежонок молчал.

– А здорово, Медвежонок, что мы с тобой идём через лес!

Медвежонок не ответил.

– Да что ж ты молчишь?

Медвежонок даже не посмотрел на Ёжика: он дал себе слово не болтать, и теперь молчал.

А Ёжик уже всё забыл и болтал без умолку. Пришли к Поросёнку.

Поросёнок был очень гостеприимный: он сразу пригласил всех к столу.

– Я очень рад видеть вас у себя в гостях, – сказал Поросёнок.

– Мы тоже очень рады, – сказал Ёжик.

Медвежонок молчал.

– Мне так приятно, что вы пришли, – сказал Поросёнок.

– Мы давно хотели, – сказал Ёжик, – но никак не могли собраться.

Медвежонок молчал.

– Очень вкусно, – сказал Ёжик.

– А вам, Медвежонок?

Медвежонок молчал.

– Медвежонок плохо слышит? – тихо спросил Поросёнок у Ёжика.

Ёжик толкнул Медвежонка под столом лапой.

Медвежонок ел, сжав зубы. Поросёнку стало как-то не по себе, что вот гость сидит, ест и не говорит ни слова, и он погромче, в самое ухо, сказал Медвежонку:

– Вам нравится мёд? Это – липовый! Прямо от пчёл!

Медвежонку очень хотелось сказать, что – да, мёд замечательный, что он давно уже не ел такого мёда, что, если сказать по правде, такого мёда не бывает, но он не был уверен, что это – в самую точку, и поэтому не сказал ни слова.

Сегодня я долго не могла заснуть. А когда я, наконец, заснула, мне приснилась лошадь с синими глазами. Её звали Сима Коростылёва.

Сима ходила по моей комнате и махала хвостом. Потом Сима громко заржала, и я поняла, что это значило:

«Почему ты до сих пор не вернула мне пятьдесят копеек?»

И вдруг она превратилась в Павлика Иванова и как заорёт:

«Бессовестная! Бессовестная! Вчера всю контрольную у меня списала! Сознайся во всём, сознайся!»

Я подумала, что сейчас провалюсь от стыда под землю. И тут же провалилась.

Я проснулась в холодном поту.

Да, всё правда. И деньги я Симе не отдала, и контрольную у Иванова списала. И мне почему-то поставили «пять», а ему «три».

Ну, контрольная – ладно, что уж теперь поделаешь? Списала и списала. Но вот пятьдесят копеек!..

Я вытряхнула из копилки пятьдесят копеек и пошла в школу.

По дороге продавали большие бордовые гранаты.

– Почём гранаты? — нерешительно спросила я.

– Сколько будете брать? – решительно спросила тётенька.

– Один, – сказала я, и у меня во рту пересохло.

– Пятьдесят копеек.

…Когда мы с Люськой ели гранат, я пожаловалась ей на плохие сны.

– А ты спи с открытой форточкой, – сказала Люська.

Перевод с английского Бориса Заходера

Джонни

(из английского фольклора)
	
Жил на свете
Джонни.
Знаете его?
Не было у Джонни
Ровно ничего!
Нечем подкрепиться,
Нечего надеть,
Не к чему стремиться,
Не о чем жалеть,
Нечего бояться,
Нечего терять…
Весело живётся,
Нечего сказать!

Мордочка, хвост и четыре ноги

(Из Л. Керна)
	
Едва мы
Чуть-чуть обогнали мартышку,
К высотам прогресса направив шаги, — 
За нами сейчас же
Помчались вприпрыжку
Мордочка, хвост и четыре ноги.
	
Порою
С пути нам случается сбиться
(Кругом темнота, и не видно ни зги),
Но нам не дадут
Насовсем заблудиться — 
Мордочка, хвост и четыре ноги!
	
Пусть в чаще
Свирепые хищники воют — 
Тебе не страшны никакие враги.
— Не бойся, мы рядом! — тебя успокоят
Мордочка, хвост и четыре ноги.

А если порою
Тоска тебя гложет
(Бывает такая тоска, хоть беги),
Поверь,
Что никто тебе так не поможет,
Как
Мордочка, хвост и четыре ноги.

Эдуард Авакян

Перевод Леонида Мезинова

В зоопарке

Полярный медведь, что дремал под скалой,
Увидел вдруг бурого братца…
- Откуда, - он рявкнул, - грязнуля такой?
И надо же так ИЗВАЛЯТЬСЯ!
Но где отыскал ты, приятель, ответь,
Такое количество сажи?.. –
… Проснулся сосед его, бурый медведь,
И сел от волнения даже.
-	Ой, белый медведь… Да не снится ль он мне?
Я в жизни с таким не встречался!
Эй, коли уж ты прислонился к стене,
Пошел бы, чудак, искупался!

Бегемот на улице

Кричал и толпился у сквера народ:
- Живой бегемот? Но откуда?
- Откуда он взялся? Куда он идет?
- Вот чудо, великое чудо! 
А он не спеша продвигался вперед,
То медленно рот разевая,
То прыгать пускаясь… Казалось, бредёт
Куда-то гора небольшая.
Сбавляли трамваи стремительный ход,
В домах дребезжала посуда.
И плыл, как корабль по волнам, бегемот
Средь грохота, звона и гула,
И криков прохожих, и лая собак…
И молча из шумных окошек
Смотрели, как шёл бегемот в зоопарк,
Сто мрачных, взъерошенных кошек.

Тимоша проснулся, когда за окном, да и дома, было ещё темно. Он спустился со второго этажа двухместной детской кровати и пошёл в комнату родителей. Там спала мама, и Тимоша хотел забраться к ней в постель. В детской была на ночь открыта форточка, на улице сильно похолодало, и он замерз. А мама обладала удивительным свойством, стоило ей устроиться на ночь в постели, как уже через десять минут она засыпала и при этом разогревалась, словно печка. Тимоша залез к ней под одеяло и привалился к жаркому мягкому боку. Мама ничего не сказала, а только подвинулась во сне и погладила его по голове. Тимоша согрелся и заснул.

Второй раз Тимоша проснулся поздно, когда мама уже встала. Вернее, по правде, он проснулся раньше, вместе с мамой, но так пригрелся, что не стал вслед за ней покидать тёплую постель, остался под одеялом и мирно досматривал сны в ожидании завтрака…

– Иди-ите кушать! – донесся мамин голос с кухни. Тимоша соскочил с кровати и быстро побежал на кухню. «Интересно, чем же там нас сегодня кормят?..» Какое же его ждало разочарование!

«Ни фи-га се-бе! Щи!» – изумленно замер Тимоша, обнюхивая свою плошку. – «Второй день подряд щи! А когда же рыба?! Мама, ты что, сдурела?» – Тимоша растерянно обернулся через плечо и посмотрел на маму круглыми изумленными жёлтыми глазами.

– Ешь! Больше ничего тебе не будет! – нарочито строго сказала мама.

«И не буду я есть», – окончательно мрачнея, подумал Тимоша. – «Вчера щи, сегодня щи, ещё и грубит». Когда Тимоше грубили или хамили, он тоже становился груб и не только думал, но и поступал по-хамски. Но сейчас разочарование было столь велико, что он только ещё раз растерянно глянул на маму и, нервно подрагивая кончиком хвоста, отправился прочь из кухни.

Кухонная дверь была прикрыта, но между створкой и косяком оставалась небольшая щель, куда и собирался пройти Тимоша. И только он начал это делать, как дверь распахнулась, и в кухню просунулся папа. Тимоша отпрянул, но с пути не свернул. Папа тоже, будто наткнулся на невидимую стену и замер в дверном проёме.

– Серый, забодал, – грубо обратился он к Тимоше, – пожрал, иди отсюда, – с этими словами папа как крюком подцепил Тимошу своей ступнёй за живот и выставил из кухни.

«Ах, вот как, – Тимоша остановился, слегка выгнув спину и глядя назад через плечо вполоборота, – ну, я вам это припомню».

– Вот ты не купил вчера ему рыбу, а щи он не ест, – услышал Тимоша напоследок мамин голос, – ты же знаешь, чем это кончается.

Тимоша мрачно прошёл из коридора в холл и направился в дальний угол. «Вчера щи, сегодня щи, ещё и грубят…»

– Тима! Ты что, обалдел?! Мама, он надул в угол! – закричала дочка, остановившись напротив кота.

– Я тебе говорила! – заметила мама папе, – он опять теперь будет лить в угол, пока ему не дадут рыбу.

– Да что, я и сам знаю, – бубнил папа, появляясь в холле с половой тряпкой. Он швырнул ею в Тиму: – Пошёл отсюда, скотина.

Тимоша втянул голову в плечи, и тряпка ляпнулась в стену. Немного растерявшись, он засуетился на месте, тыркаясь вперёд-назад и выбирая путь к бегству, затем резко развернулся, глухо стукнулся головой о косяк, но, не обратив на это внимания, бросился в детскую комнату…

Серый, полосатый, когда-то подъездный, кот Тимоша, мрачно насупив брови, лежал на верхней детской кроватке и думал. «Вчера щи, сегодня щи, а когда же рыба? Лишили радостей семейной жизни, так хоть кормите нормально. Ещё и тряпкой… Ну, я вам припомню, вы у меня дождётесь…»

На нижней кроватке лежал мальчик, он всё ещё не вставал с постели после ночи.

– Сашуля, иди кушать, – позвала его мама, появляясь в комнате.

Мальчик приподнял голову:

– Я не хочу, а-ау, – вырвался жёсткий лающий кашель.

– У-у-у, – испуганно-тревожно протянула мама, – ты заболел, мальчик.

И мрачные глаза Тимоши тут же засветились беспокойством. Забеспокоились все. Мама побежала к аптечке, папа стал собираться в аптеку, дочка просто мешалась повсюду, а мальчик кашлял и немного хныкал.

Тимоша больше не мог быть равнодушным, не то что мрачным. Он сорвался с верхней кроватки, сбежал вниз по приставной лесенке и через пару мгновений уже прижимался мальчику к боку. Тот тут же вцепился ему в шерсть и стал перебирать её пальцами, временами сжимая их в кулак и выдергивая шерстинки. Эту процедуру Тимоша не любил больше всего на свете, но ещё больше он не любил детский кашель и детские слёзы. Тимоша никогда не ошибался, провести его было невозможно, кто угодно мог фальшиво стонать и плакать часами, кот не обращал никакого внимания. Но как только кому-то из детей и вправду становилось плохо, стоило только кому-то из них заплакать по-настоящему, кот мгновенно появлялся рядом и отдавал себя на растерзание. И все уже знали: если Тима оказался рядом – значит, дело серьезное.

Сначала люди не верили в Тимины порывы, считали их совпадением. Но «совпадения» повторялись регулярно, а уж когда на даче взрослые увидели кота несущимся по грядкам из дальнего угла участка на детские слезы, все стало ясно: Тимоша – нянька.

Мама напоила мальчика лекарством и чаем, наклеила ему на грудь перцовый пластырь, растерла ножки тёплой водкой. Тимоша не отлучался ни на минуту. Он лежал рядом с ребёнком, терпел его ласки и запах тёплого спирта – дежурил. Мама укутала мальчика одеялом, ещё ближе пододвинула Тимошу.

— Вот, – сказала она, – и Тимоша рядом. Ты наш хороший, ты наша няня, – она погладила кота по спинке, и мальчик тоже копошился пальчиками в его шерсти.

Потом мама ушла на кухню, а Тимоша остался. «Только бы уснул, – думал кот, — как уснёт, тоже пойду на кухню, авось, дадут рыбу». Мальчик, наконец, согрелся и действительно уснул, но вместе с ним задремал и Тимоша. Засыпая, он услышал мамин голос:

– Такой хороший кот, а ты не купил ему рыбы.

– Да, и ещё в него тряпкой кинул, – добавила дочка.

– Бессовестный ты, – вынесла приговор мама, – золото, а не кот.

…В третий раз Тима проснулся, когда хлопнула входная дверь. Это папа вернулся из аптеки и заодно принёс Тимоше рыбу.

С чего бы?

На кухне
Глиняный горшок 
С высокой полки 
На пол — скок! 
За ним
Попрыгали стаканы — 
Чего стоять, 
Как истуканы? 
Тарелки, дребезжа, 
Заныли. 
И то:
Давненько 
Их не били.
Качалась люстра очумело — 
Гляди-ка,
Раньше не умела! 
Слетала с потолка 
Побелка, 
Кот Барсик 
Прыгать стал, 
Как белка... 
И лишь паркет 
Не ныл, не плакал, 
Когда ронял я гирю на пол.

Будильник

Винтик — Витьке, 
Гайки — Гале, 
Шайбы — Сашке 
Мы отдали. 
Светке — стрелки, 
Циферблат 
Со стола взял 
Младший брат. 
Разобрали 
Весь будильник. 
Мне достался... 
Подзатыльник.

Король

Жил-был король,
Он был король,
Известный молодец.
Решил король
Огромный мир
Упрятать во дворец.

Велел он
Объявить войну,
И грозные солдаты
То ржавый гвоздь,
А то – страну
Несут к нему в палаты.

Сто сорок восемь
Государств
Он спрятал под замок,
Но запереть
Весь белый свет
Он всё-таки 
Не смог.

Король грустит,
Печаль в лице,
Ему всё хуже,
Хуже…

Он и сегодня
Во дворце,
А целый мир –
Снаружи.

Однажды

Однажды
В джунглях
Слоны
Плясали.

Что было
В джунглях,
Представьте сами.

На краю глухой деревни стояла изба с печкой, с трубой, на двери висела табличка: «Школа».

Учились в той школе семнадцать учеников: пять первоклассников, три второклассника, два близнеца-восьмиклассника, верзила Филимон и ещё несколько ребят. Учила детей молодая учительница Алевтина Дмитриевна, жительница этой деревни, окончившая недавно Педагогический институт. Она была и учительницей, и директором, и завучем. А помощницей ей верой-правдой служила бабка Матрёна – сторожиха, уборщица и мастерица по домоводству: учила девочек носки вязать, платки вышивать, полотенца подрубать.

Днём бабка Матрёна сидела за загородкой у печки, вместе с котом Варфоломеем, вязала носки, слушала, как ведёт уроки Алевтина Дмитриевна.

А после уроков прибиралась в избе, вытирала столы, мыла полы, топила печь. Порой и ночевать оставалась, была у неё за печкой уютная лежанка.

– Ну, что, бабка Матрёна, опять в школе ночевала? – спрашивали её односельчане.

– Так сторожу школьное имущество, – отвечала бабка Матрёна.

– Да что там сторожить, нет ничего, – смеялись жители деревни.

– Как нет? А Шкелет Шкелетович, а Глобус Иванович, а Доска Великановна, а Швабра Николавна? – отвечала бабка Матрёна.

Бабка Матрёна знала заветное слово: могла оживлять вещи, этому научила её прабабка Аграфена.

Поздно вечером, когда в деревне все засыпали, бабка Матрёна поднималась с лежанки за печкой, поднимала голову к лампочке, висящей под потолком и говорила:

– А ну-ка, Лампа Электриковна, зажгись!

И лампочка зажигалась.

– А ну, Шкелет Шкелетович, Глобус Иванович, Доска Великановна, Швабра Николавна, прошу к столу! – говорила Матрёна.

Тут из шкафа появлялся, щёлкая костями, скелет, выцветший глобус на подставке, со стены снималась, плыла к учительскому столу чёрная доска, долговязая швабра.

– Ну, что будем делать, книжки читать, али арифметику изучать, али в подкидного играть? – спрашивала бабка Матрёна.

В шкафу лежали старые учебники, задачник по математике, учебник по астрономии и пожелтевшие от времени сказки Пушкина.

Вот и читали сказки и учебники или играли в подкидного дурака. Кот Варфоломей внимательно следил за играющими, и если кто «мухлевал», царапал провинившегося, когти у него были кривые и острые.

– А ну-ка, Глобус Иванович, покажи нам, где Африка? – говорила, например, бабка Матрёна.

И маленький глобус поворачивался к бабке той стороной, где была видна Африка.

– А ну-ка, Швабра Николавна, скажи нам, чему равен квадрат гипотенузы? – спрашивала бабка Матрёна, заглядывая в учебник.

И долговязая швабра скрипуче отвечала:

– Сумме квадратов катетов!

– Пять, – кивала бабка Матрёна и выписывала на доске мелом пятёрку.

– «В той норе, во тьме печальной Гроб качается хрустальный…», – басом завывала она. – Из какой это сказки, Доска Великановна?

– Помню, писала на мне одна ученица, – вспоминала доска. – Это из «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях». Пушкин написал.

– Молодец! Не зря в школе висишь! – хвалила бабка Матрёна.

В особо морозные ночи она пускала в избу и своих друзей из леса: медведя – Михаила Ивановича, лису – Патрикеевну, зайца – Косоглазика.

Бабка Матрёна выходила на крыльцо, поворачивалась в сторону леса и громко свистела в милицейский свисток, когда-то найденный ею в городе.

Михаил Иванович, Патрикеевна и Косоглазик слышали знакомый свисток и спешили из леса в натопленную избу, согреться, угощения отведать. У бабки Матрёны всегда была припасена для зайца морковка, для лисы – куриная косточка, для Михаила Ивановича – ломоть хлеба с мёдом.

Звери согревались, угощались, а потом бабка Матрёна читала им сказки и учебники. А утром они отправлялись обратно в лес.

– Бабка Матрёна, зачем ты заставляешь нас книжки читать, таблицу умножения запоминать? – спрашивал порой Михаил Иванович.

– Так вы в школу являетесь, а в школе положено учиться! – отвечала бабка Матрёна.

И вдруг случилась беда. В деревню заехал хлыщ, в кожаном пальто, шляпе – инспектор школьного образования по фамилии Блокнотиков. И он походил-походил вокруг избы, вошёл внутрь, открыл старый шкаф, увидел скелет, изумился, взглянул на лампочку под потолком, опять изумился, зачем-то открыл дверцу печки, заглянул и туда – что он там хотел увидеть? А потом заявил, что школу надо закрыть, пусть дети ездят за сто километров в другую школу, в посёлок.

В присутствии Алевтины Дмитриевны инспектор написал бумагу о закрытии школы, попросил учительницу подписаться и уехал.

– Зачем Вы подписали эту бумагу? – рассердилась бабка Матрёна на учительницу. – Хлыщ-то сам ничего не смыслит в учении, может, и таблицы умножения не знает!

– Он сказал, что он инспектор районного образования! – оправдывалась Алевтина Дмитриевна.

– А документы свои показал? Нет! – отрезала бабка Матрёна. – Хлыщ – и только! Ну да ладно, попробую помочь. Не закрывать же, в самом деле, школу! Сбегай-ка к Афанасию, предупреди его, что скоро у него пациент появится.

Афанасий был молодым доктором из медпункта, расположенного на другом конце деревни. И женихом Алевтины Дмитриевны.

Учительница поспешила в медпункт, а бабка Матрёна вышла на крыльцо и свистнула в свой милицейский свисток.

Был у неё с друзьями из леса такой уговор: если один раз свистнет – значит, зовёт Косоглазика, два раза – Патрикеевну, три – Михаила Ивановича.

Бабка Матрёна свистнула один раз. Косоглазик тут же явился, и она на ушко ему что-то нашептала.

Косоглазик убежал в лес, нашёл там лисичку в норе, медведя в берлоге и рассказал им, что они должны делать, чтобы помочь бабке Матрёне.

И вот едет инспектор Блокнотиков на своей вертлявой легковой машине по лесной дороге, и вдруг перед ним падает дерево. Ни проехать, ни пройти.

Вышел он из машины, прошёлся туда, сюда – никого не видать, кто бы пособил дерево с дороги убрать.

Вдруг из-за косматой ели показался громадный медведь да как рявкнет:

– Чему равен квадрат гипотенузы?

Батюшки святы – инспектор так и свалился в сугроб. А из-за другого сугроба показалась лисичка и тявкнула:

– Где находится Африка?

Инспектор бросился бежать обратно в деревню.

Оглянулся, а за ним заяц бежит, пищит:

– В той норе, во тьме печальной гроб качается хрустальный…

Инспектор бросился бежать ещё пуще. Добежал до школы, ввалился в избу и кричит бабке Матрёне:

– Где тут у вас медпункт? Мне нужен доктор!

– Доктор у нас имеется! – ласково отвечает бабка Матрёна. – Но ты сначала посиди, отдышись, я тебя чайком горячим угощу.

И идёт она к печке, где на плите у ней чайник свистит, а сама шепчет себе под нос заветное слово.

И тут открываются дверцы шкафа, и оттуда вываливается скелет, за ним – глобус.

Приближаются они к инспектору, застывшему на стуле, скелет протягивает ему свою кисть и скрипучим голосом говорит:

– Разрешите представиться, Шкелет Шкелетович! А позвольте Вас спросить, сколько будет семью семь?

А потом глобус на подставке закружился перед Блокнотиковым, спрашивает:

– А где находится остров Мадагаскар?

Тут со стены сорвалась чёрная доска, приблизилась к инспектору и сказала томно:

– Я Доска Великановна. Скажите, пожалуйста, как пишется слово « районное», через два «н» или одно?

Долговязая швабра выскочила из угла и замахала перед инспектором:

– Я Швабра Николаевна. Интересуюсь, не закрывают ли нашу школу? Мы здесь её очень любим и не позволим никому закрывать! Тем более инспекторам, не знающим, когда на Землю упал Тунгусский метеорит!

Инспектор охнул и лишился чувств. Прибежавшая с доктором Алевтина Дмитриевна отвела инспектора в медпункт, и там он пролежал два дня.

А когда поправился, торжественно заявил, что он больше никогда, никогда не закроет эту школу. Наоборот, расскажет о ней всем-всем! Ведь благодаря этой школе знаний набрались не только семнадцать учеников деревни, но и звери из ближайшего леса, и всякие неодушевлённые предметы.

Инспектор уехал восвояси и больше в деревне не показывался.

Так бабка Матрёна отстояла маленькую школу в своей деревне.

Алевтина Дмитриевна, семнадцать её учеников и родители сказали за это бабке Матрёне сердечное спасибо!

Жила черепаха в квартире,
Одна,
Глубокой и древней печали полна.
Была её бабка -
Морская,
А внучка -
Давно городская.

Ни моря, ни солнца, ни камушка нет,
Куда ни взгляни -
Бесконечный паркет.
Ну, листик да капелька сока -
А всё-таки так одиноко!

И вдруг появился в квартире щенок
И жизнь изменить черепахе помог,
Лохматый!
Большой!
И при этом
Он ползает с ней под буфетом!

Она семенит за щенком,
А потом
Ложится на лапу ему животом
И слышит:
Щенок засыпает
И шумно, как море, вздыхает!

Пришла моя дочь из школы с видом понурым.

– Ну что, – говорю, – опять тройка по физике?

– Да ну её, эту физику, – отвечает дочь, – кому вся эта мутяга нужна, всякие там давления-удавления? Удавиться можно! Ничего я в них не понимаю.

– Если бы физики не открыли радиоволны, ты бы свой любимый телевизор смотреть не смогла. Его бы просто не было, и пошла бы ты спать, а не смотрела до двух ночи, как вручают «Оскар».

– Ну и что? – отвечает дочь, – его ведь уже изобрели. А как он устроен – пусть это инженеры знают, которые телевизоры делают и ремонтируют. А я хочу артисткой быть. Тигров дрессировать или фокусы показывать.

– Между прочим, если бы ты лучше учила про это самое давление, но не «удавление», а «удивление», то уже сейчас могла бы подружкам неплохой фокус показать.

Глаза у дочки загорелись.

– А какой фокус, папочка, ну скажи, ну пожалуйста! Честное слово, я про давление выучу!

Мою дочь хлебом не корми, только дай одноклассников удивить. Взял я стакан, листок бумаги, и пошли мы в ванную. Налил я стакан до краёв, накрыл ровным листочком бумаги, положил сверху ладонь, произнёс волшебные слова «Давление-удивление, держи наше построение», перевернул стакан и убрал ладонь. Дочь ожидала, что бумажка упадет, и вода выльется. Но ничего подобного не произошло. Бумажка висела как приклеенная, а вода оставалась в стакане.

– Знаю, знаю, хитренький папочка, – закричала дочь, – ты незаметно бумажку клеем намазал!

Я легким движением сдернул бумажку, и вода вылилась.

– А ты возьми, – говорю, – новую бумажку и попробуй сама.

Дочь попробовала, с третьего раза фокус получился и у неё. Очень она удивилась.

– Как же так? Вода-то вес имеет. Что же её держит?

– Вот это самое давление. Давление-удивление. Над нами высокий столб воздуха, вся атмосфера. Этот столб притягивается землёй и давит на нас и на всё, что вокруг нас. Это давление называется атмосферным. И на каждый квадратный сантиметр нашей кожи как будто поставлена килограммовая гиря.

– Почему же мы её не чувствуем?

– Потому, что это давление сжимает нас со всех сторон равномерно. Тело наше на семьдесят процентов состоит из воды, а она практически несжимаема и оказывает на нашу кожу точно такое же давление, только изнутри. Вот мы ничего и не чувствуем. Но иногда это давление можно почувствовать. Внутри головы у нас есть полости, которые плохо связаны с окружающим воздухом, например, в ушах. Когда самолёт взлетает, давление воздуха внутри него падает, давление в ухе становится выше наружного, барабанная перепонка прогибается, и уши закладывает. Иногда они даже болеть начинают. Ты это чувствовала, когда мы в отпуск летали. Но стоит сглотнуть, трубы, соединяющие полости с атмосферой, приоткрываются, давление выравнивается, и всё проходит. Маленькие дети этого ещё не знают и часто плачут на взлёте. Глупые родители укачивают их, трясут перед ними погремушками, но ничто не помогает. А умные родители дают маленькому попить из соски. Он сглатывает, и боль в ушках проходит. А вот у ныряльщика – всё наоборот. На глубине на барабанную перепонку в ухе давит не только столб воздуха, но ещё и столб воды. Поэтому давление снаружи становится выше внутреннего, и барабанная перепонка прогибается, но уже в другую сторону. Сглотнул – и все в порядке. Но если трубы (их называют евстахиевыми) открываются плохо, этого бывает недостаточно. Тогда закрой рот покрепче, зажми нос и дунь в него как следует. В ушах щёлкнет, давление выровняется, и боль пройдёт. И ни в коем случае нельзя нырять с насморком. Евстахиевы трубы при насморке не открываются, и барабанную перепонку может разорвать. Я, когда плаваю с аквалангом, всегда об этом помню.

– Откуда же это самое давление берется?

– Ты ведь знаешь, что все вещества состоят из молекул. В твердых телах они жёстко прикреплены друг к другу, в жидкостях связаны между собой меньше, а в газах, если они только не слишком сильно сжаты, молекулы летают почти свободно. Некоторые молекулы ползают медленно, как черепахи. Другие движутся солидно. А третьи носятся, как сумасшедшие. И чем выше температура газа, тем больше быстрых молекул. Представь себе, что молекула подлетает к стенке, ударяется об неё и отскакивает. При этом она стенку толкает. Чем быстрее молекула, тем сильнее она толкает стенку. Ежесекундно к стенке подлетают миллионы и миллиарды молекул. Каждая толкает стенку почти незаметно, но все вместе они и создают это самое давление. И чем выше температура, тем больше давление.

– Это тебе надо знать, папочка, – ехидно заметила дочь, – а вот мама с аквалангом не плавает. И физика твоя её никак не касается.

– Очень даже касается. И чтобы ты могла это понять, я задам тебе два вопроса.

1.

Почему в мокрой одежде холодно?

2.

Почему на балконе бельё сохнет быстрее, чем в ванной комнате?

Дочь задумалась и думала долго, до следующего вечера. Следующим вечером она уселась на диван рядом со мной и сказала:

– На первый вопрос, папочка, я ответ знаю. Мокрая одежда сохнет, значит, вода испаряется. То есть молекулы воды вылетают из жидкости и образуют пар. Чем быстрее молекула, тем легче ей вырваться из объятий подруг и улететь. Значит, быстрые молекулы улетают, а медленные остаются, температура воды падает, и одежда остывает. Поэтому, когда высокая температура, на лоб мокрое полотенце кладут, чтобы охладить голову.

– Молодец, дочка! Правильно! А теперь маленькая подсказка для второго вопроса. Ведь если молекула вылетела с поверхности жидкости, она случайно может и обратно влететь.

– Теперь и про бельё на балконе ясно, – обрадовалась дочь, – на балконе ветер молекулы воды уносит, и они обратно в бельё не вернутся. А в ванной им деваться некуда. Вот они обратно иногда и возвращаются. Поэтому бельё сохнет медленнее.

– А если между паром и жидкостью установилось равновесие, т.е. сколько молекул из жидкости вылетает, столько и влетает, такой пар называется насыщенным. Чем выше температура, тем больше молекул вылетает из жидкости, тем выше давление насыщенного пара. Когда в прогнозе погоды говорят: «Относительная влажность воздуха 50%», это означает, что в воздухе водяных паров всего 50% от того количества, которое было бы, если бы пары были насыщенными. А теперь иди, смотри свой фильм.

На следующий день дочь вернулась из школы совершенно счастливая. Во-первых, она получила пятёрку за тему «влажность воздуха», а во-вторых, она поспорила на десять щелчков с этим противным Сидоровым, что перевернет стакан, и вода не выльется. И ненавистный Сидоров был посрамлён и наказан! Я подозреваю, что с ненавистью к Сидорову не всё так просто.

Ррры!

Вышел Лев
Из-за горы
И, подумав,
Молвил:
	– Ррры!

Подлетели какаду:
Что имели вы в виду?
Рразорву и ррастерзаю?
Рразнесу и рразметаю?
Рраспугаю всех подряд?

Лев сказал:
       – Я просто
		РРРАД!

Грозная хозяйка

«Хозяйка сегодня грозна. 
Не к добру!»
Почувствовал ПЁС
И полез в конуру.

Подальше, мой милый,
Держись от собак!» -
Сказал себе КОТ
И махнул на чердак.

«Коты – это скверно,
пора уходить!» -
подумала МЫШЬ
и сквозь щелочку – фить!

- Ой! Мышка!
Спасите меня!
Караул! –
Вскричала ХОЗЯЙКА
И влезла на стул.

Размышления волка,
КОТОРЫЙ ВЫШЕЛ ПОГУЛЯТЬ
В ХОРОШУЮ ПОГОДУ
ДА ЗАОДНО ОВЕЧЕК ПРОВЕДАТЬ,
НО ВСТРЕТИЛ ПО ДОРОГЕ
СОБАКУ-ОВЧАРКУ
И ПЕРЕДУМАЛ

Ну её совсем, овчарку, –
Всё гуляние насмарку!

Когда я была маленькая, у меня был сосед по парте Алёша. Очень хороший и воспитанный. Его ко мне специально посадили, чтобы я от него набиралась хорошести. А оказалось, что он умеет шевелить ушами! Я тут же от него научилась. А он научился от меня сворачивать язык трубочкой. И мы стали гримасничать, кривляться и просто строить друг другу рожи. Так здорово было! Но однажды на уроке музыки учительница случайно увидела, какие мы строим рожи, и так испугалась, что взвизгнула, подпрыгнула и убежала из класса прямо в Америку, где и живёт до сих пор.

Так наш класс и не выучил красивую песню «Ночь сизокрылая, мямл, мямл, мямл…»

Однажды к нам в класс зашёл директор школы. Увидел меня и спрашивает:

– А это что за рыжая девочка?

– Что вы! – ему говорят. – Это же Ксюша Д.

(Потому что у нас в классе было ещё две Ксюши, одна по фамилии на букву «Л», а другая на «Ы»).

– А, – говорит директор. – Смотри, Ксюша Д., веди себя хорошо, а то скоро к нам в школу придёт комиссия.

После уроков мы с Алешей пошли к нему в гости и поссорились. Сейчас уже даже не помню, из-за чего. Из-за какой-то ерунды. Но Алеша так рассердился, что надел мне на голову кастрюлю с вареньем, которое только что сварила его бабушка. Хорошо ещё, что варенье успело немножко остыть. Все волосы у меня на голове склеились, и меня решили обрить налысо. Но одна знакомая тетенька посоветовала вымыть мне голову смесью из кефира, керосина, лимонада и воды от аквариума. Так и сделали. Волосы расклеились, но вместо рыжих стали совершенно зелеными. В школе все удивились, но потом привыкли.

И вдруг приходит комиссия – какая-то грустная девушка с авоськами. Увидела меня, да как закричит:

– Безобразие! Здесь, в английской школе! Куда смотрит директор! Девочку с зелеными волосами надо обрить! Не положено зеленые волосы!

Я испугалась – теперь-то точно обреют.

Тогда Алеша поднял руку и сказал речь:

– Извините, пожалуйста, но разве вы не знаете, что волосы у неё не простые, а волшебные? Об этом говорили в передаче «Здоровье» и писали в газете «Волшебные Известия». Не читали? Целая история! Жил-был милиционер, и не было у него детей. Однажды он увидел, что девочка с зелеными волосами перебегает улицу на красный свет. Он свистнул в свисток и поймал девочку, чтобы долго ругать. Но вдруг передумал, просто попросил больше не бегать на красный свет, и даже погладил по голове. Через несколько дней у него родилось три сына-богатыря и две дочери-красавицы.

– Да? – переспросила грустная девушка-комиссия и вздохнула. – Ну ладно. Зеленые так зеленые.

И погладила меня по голове.

По дороге из нашей школы она зашла в овощной магазин и там случайно встретила прекрасного африканского принца. Он покупал солёные огурцы, чтобы приготовить себе из них африканский суп. Принц полюбил грустную девушку с самого первого взгляда, увёз в африканское королевство, и она стала настоящей принцессой.

Об этом тоже потом писали в газете «Волшебные Известия».

А волосы у меня отмылись и опять стали рыжие.

Запасная книжка

Где бы я ни был, я всегда ношу с собой запасную книжку. А запасной я назвал эту книжку потому, что записываю в неё слова и мысли про запас.

Король и его притворные.

Мало – попасть в ворота, надо ещё промахнуться мимо вратаря.

Запись в книге жалоб и предложений: «После вашего хачапури хочется сделать себе харакири!»

Супермен – стальные мышцы, бронзовый загар, железные нервы, золотые зубы, оловянные глаза и медный лоб.

Когда человек храпит, кажется, что он трудится на ниве сна.

Парадоксы

Щедрый не замечает чужой жадности. А жадный рассказывает о своей щедрости.

Все делают ошибки, только мудрецы – новые, а дураки – старые.

Порой пугаешься собственной смелости.

Чем тяжелей работа, тем легче на неё устроиться.

Там, где для глупца – тупик, для мудреца – лабиринт.

Некоторые открытия лучше бы закрыть.

Истина рождается в спорах и часто там же умирает незамеченной.

Голые метафоры

Ветер подмел улицу. Дождь её вымыл. Солнце высушило. А человек опять запачкал.

Ветер крутит листок бумаги, как будто ищет начало текста.

Луна – это шляпка гвоздя, на котором держится ночь.

– У вас нет желтых перчаток? – спросил я у клена. – Нет, – сказал он. – Попробуйте подойти в сентябре.

Птичье перо кружится в воздухе – как будто кто-то невидимый пишет.

Случалось не раз – родственники подарят мне какую-нибудь штуковину, а я возьму и обменяю её на что-нибудь у приятеля; а потом вещь приятеля ещё раз обменяю. Мне всё быстро надоедало – я любил разнообразие. Часто даже было всё равно, что на что менять, лишь бы поменяться; мне нравился сам процесс обмена – он напоминал игру в «кошки-мышки». Так однажды я обменял фильмоскоп на книгу, потом книгу – на увеличительное стекло, а стекло отдал Юрке за снежную бабу, которую он слепил во дворе. Но на следующий день была оттепель, баба развалилась, и я остался ни с чем. Тогда я понял, что обмен бывает выгодный и невыгодный. Выгодный – это когда обменяешь какой-нибудь карандаш на воздушного змея или на билет в цирк. А невыгодный — когда отдашь, например, краски за конфету, а конфету не обменяешь, а просто съешь. Это очень невыгодно. Когда я это понял, то решил делать только выгодные обмены. Как-то пришёл к Вовке и говорю:

– Давай меняться! Я тебе рогатку, а ты мне коньки.

– Ты что? Спятил? – чуть не заорал Вовка. – Какую-то рогатку на коньки!

– А что? – говорю. – Коньки – это так себе! Все время бегай да бегай, ещё упадёшь да разобьёшься. А рогатка – это ценная вещь! Это оружие! Можно подстрелить кого-нибудь.

– Не втирай мне очки! – говорит Вовка. – Думаешь, я совсем дурак?

– Никакие очки я тебе не втираю, – говорю. – Коньки нужны только зимой, а зима скоро кончится. А вот рогатка нужна и зимой, и летом – оружие на все времена года, учит меткости и ловкости.

– Всё равно не буду, – говорит Вовка. – Вот на твой мяч давай! На мяч — пожалуйста, а на рогатку ни за что!

– Нет, – говорю, – мяч мне самому нужен.

– Как хочешь! – говорит Вовка и поворачивается.

– Постой! – говорю. – Ладно, давай на мяч. «Все равно, – думаю, – выгодно. Мяч-то у меня старый, а коньки новые».

Обменялись мы с Вовкой. Взял я его коньки, вышел во двор. «На что бы их обменять, – думаю, – повыгодней?!» Хорошо бы на лыжи, а лыжи потом на велосипед, а велосипед на мотоцикл. Вот здорово было бы. Помчал бы куда-нибудь!» Иду так, размышляю, фантазирую. Вдруг навстречу Генка с санками. Только я раскрыл рот, чтобы предложить ему обмен – коньки на санки, как Генка говорит:

– Давай меняться!

– Что на что?– спрашиваю.

– Твои коньки на мои фантики!

От неожиданности я даже немного побледнел. «Вот ловкач, – думаю. – Считает меня совсем ослом. Ну, погоди! Я тебя перехитрю!»

– Давай, – говорю. – Только дай мне в придачу санки.

– Ладно, – говорит Генка. – Дам. А ты мне тогда к конькам прибавь свой фотоаппарат.

Я совсем обалдел. «Ну и хитрец!»– думаю, но не показываю вида, что понимаю, как он меня дурачит.

– Хорошо, – почти спокойно говорю. – Только ты отдай мне ещё и свой велосипед.

Генка замолчал, а потом вдруг рассмеялся.

– Знаешь, – говорит, – я передумал меняться. Я тебе просто подарю фантики. Просто подарю, и всё. У меня сегодня хорошее настроение, всем хочется делать приятное.

Я усмехнулся и про себя подумал: «Хорошее настроение! Приятное! Как же, как же. Так я тебе и поверил! Уж ты подаришь фантики просто так, ни за что. Здесь явный подвох. Хочет меня облапошить по-крупному». Но я опять-таки решил притвориться, что ничего не понимаю, не улавливаю его хитрованского плана.

– Ладно, – говорю. – А я тебе дарю коньки. – Говорю, а сам думаю: «Ну, что теперь придумаешь?» Но Генка вдруг поджал губы.

– Нет, коньки – это дорогая штука! Это я взять никак не могу.

– Ну что ты, – усмехаюсь. – Бери! Они мне вовсе не нужны. Я уже накатался вдоволь. Меня от них просто тошнит.

– Нет, нет, – упирается Генка. – Не могу! Купить – ещё туда-сюда, но взять как подарок – не могу. Это выше моих сил!

– Да бери, – говорю. – Вот чудак! – Я почти сунул ему коньки в руки.

Генка помолчал, потом вздохнул.

– Ну уж ладно, уговорил. На фантики и давай коньки.

Из жизнеописания кошки Мурки

Мурка задумчиво в небо глядит:
Может быть, там колбаса пролетит?
Мысль, что бывают ещё чудеса,
Даже приятнее, чем колбаса.

У зеркала

Жил на свете кот Василий.
Был Василий самый сильный.
Самый сильный из зверей!
Даже сам себя Василий
Был немножечко сильней!

Наука и жизнь

В огороде дядя Коля
Извлекал квадратный корень.
Дёргал, дёргал – не идёт.
Так и бросил – пусть растёт!

На уроке природоведения

Летела швабра.
«Мама, – спросил Коля, —
А разве швабры летают?»
«Нет, конечно», – ответила мама.
И швабра упала.

Сказка

Нежно смотрит на микроба
Наша Леночка Петрова.
Так же нежно в микроскоп
На неё глядит микроб.

Лужи

Эта лужа - как колечко,
Эта лужица - сердечко,
Эта лужа, как банан,
Эта - словно океан.
А вот в этой длинной луже
Вдруг себя я обнаружил.

Спор

До чего же надоело
В темноте висеть без дела.
Говорит дублёнка куртке:
- Я намного лучше бурки.
Бурка буркнула в ответ:
- Лучше бурки в мире нет.
Шуба шикнула: - Мой мех
Мягче и пушистей всех.
- Вы, девчонки, все мне любы, -
Моль сказала, чистя зубы.

Изобретатели

Летом долго ждать зимы.
И тогда решили мы, 
Отложив свои игрушки, 
Взяться дружно за подушки. 
Пух и перья полетели, 
Словно белые метели, 
Стали тощими подушки, 
Но зато белы макушки. 
Стало всё кругом бело,
Стол и стулья замело, 
И теперь мы по сугробам
как медведи ходим оба.

Жил-был мальчик, который не любил Ночь.

Он любил лампы, и люстры, и фонари, и факелы, и свечи, и светильники, и молнии, и маяки. Но не любил Ночь.

Его можно было увидеть в столовой, и в спальне, и в коридоре, и в кладовке, и в чулане, и на чердаке. Но никто и никогда не встречал его на ночной улице.

Он терпеть не мог выключатели. Потому что они только и делали что всё выключали: жёлтые лампы, и зелёные, и белые, и свет в гостиной. И свет в вестибюле, и свет в комнатах. Он не смог бы даже прикоснуться к выключателю.

И ни за что на свете не вышел бы погулять во двор, если за окном было темно.

Он был ужасно одинок и несчастен. Он мог только глядеть на других детей, играющих летней ночью на лужайке. Им там было очень весело – в темноте, и рядом с ней, и под светом фонарей.

А где был наш малыш?

В своей комнате. Со своими лампами, и фонариками, и свечками, и светильниками. И с сам собой.

Он любил только солнце. Жёлтое солнце. И не любил Ночь. И когда наступало время родителям обходить дом, чтобы погасить в нем все огни…

Один за другим.

Один за другим.

Свет на веранде,

свет в гостиной,

тусклый

и яркий,

свет на лестнице

и в кладовке…

Тогда малыш прятался в постель.

Единственным окном в городе, которое светилось поздней ночью, было его окно.

Однажды, когда отец малыша уехал, а мать легла спать рано, он бродил по дому один. Один-одинёшенек во всём доме.

Ох, как он хотел, чтобы свет зажёгся снова!

Свет в гостиной,

на веранде,

в кладовке,

тусклый

и яркий,

свет на кухне

и даже на чердаке!

Чтобы казалось, будто весь дом в огне!

Он был один в полутёмном доме, а вдалеке, на ночной лужайке, играли дети. И смеялись.

И тут малыш услышал негромкий стук в окно.

Там было что-то тёмное!

Стук в парадную дверь.

Там было что-то тёмное!

Стук в дверь чёрного входа.

Там было что-то тёмное!

И вдруг кто-то сказал «Привет!»

И малыш увидел рядом девочку.

Среди сияющих ламп,

и огней,

и отблесков,

и бликов…

– Меня зовут Ночная Тьма, – сказала она.

У неё были тёмные волосы, и тёмные глаза, и платье на ней было тёмное, и туфельки.

Но лицо её светилось, как луна, а в глазах мерцали серебристые звезды.

– Ты одинок, – сказала она.

– Мне хочется к ребятам, – сказал малыш. – Но я не люблю Ночь.

– Просто ты плохо с ней знаком, – сказала девочка. – Смотри!

Она погасила лампу в прихожей.

– Ты думаешь, я выключила свет? Ничего подобного! Я просто включила Ночь. Её можно включать и выключать, как обыкновенную лампочку! Тем же самым переключателем!

– Никогда не думал об этом, – сказал мальчик.

– А если ты включишь Ночь, ты заодно включишь и сверчков!

И лягушек!

И звёзды!

Настоящие звёзды.

Блестящие звёзды,

голубые

и любые!

Ведь небеса – это дом, где зажигаются

огни на веранде,

огни в гостиной,

и в зале и в кладовке,

розовые,

красные,

зелёные,

голубые,

жёлтые огни,

и молнии,

и огоньки свечей!

Но всё это только если включить Ночь.

Потому что кто же может услышать сверчков, когда горит свет?

Никто.

А лягушку?

Никто.

А увидеть звёзды?

Никто.

А луну?

Никто.

Подумай о том, что ты теряешь! Приходила ли тебе в голову мысль, что ты можешь

включать сверчков,

и лягушек,

и звёзды,

и прекрасную огромную белую луну?

– Нет, – сказал мальчик.

– Так давай попробуем!

И они попробовали.

Они бегали вверх и вниз по ступенькам, включая Ночь. Включая тьму. Позволяя Ночи поселиться в любой комнате…

Как лягушке.

Или сверчку.

Или звезде.

Или луне.

Они включили сверчков.

И лягушек.

И белоснежную, нежную, как сливочное мороженое, луну.

– Знаешь, мне это нравится, – сказал мальчик. – А можно мне всегда включать Ночь?

– Ну конечно! – ответила девочка, которую звали Ночная Тьма.

И исчезла.

Сейчас мальчик счастлив.

Он любит Ночь.

Вместо выключателя света у него теперь есть Включатель Ночи.

Он полюбил переключатели.

И убрал подальше лампы, и фонари, и свечи.

Летней ночью, если захочешь, ты сможешь увидеть его

включающим белую Луну,

и красные звёзды,

и голубые звёзды, и зелёные, и золотистые,

и серебристые,

включающим лягушек, сверчков и саму Ночь.

Он бегает по ночной лужайке вместе с другими счастливыми детьми.

И смеётся.

- Эй вы, птицы, 
Куда улетаете?
На кого родную землю 
Покидаете?

- Холодно, братец, 
Хо-ло-дно!
Голодно, милый, 
Го-ло-дно!

Видно, вы родную землю 
Не любили.
От зимы родную землю 
Не укрыли.

Вам бы только 
Жиры нагулять.
Поворачивайте, 
Буду стрелять!

- Не стреляй ты нас, 
Огнём не пали.
Мы и так отдали всё, 
Что могли.

Не ругай напрасно, 
Сердце не рань.
Глянь в поле, 
Гля-ань!

Оглянулся охотник 
Сердитый:
Вся земля 
Белым пухом покрыта!

Двумя лучами
Из незримой точки,
Надолго оторвавшись от земли, 
Покинув подмерзающие кочки, 
Пластают клином
К югу журавли.
Курлычут нас.
А на краю дороги
Один, как перст,
Нескладен, как жираф,
Глядит им вслед
Колодец одноногий, 
Известный под названием
«Журавль».
Мерещится, что он
И впрямь когда-то
Водил косяк собратьев за собой,
И до удач охочие ребята
Не раз ходили на него гурьбой.
И вот поди ж - поймали наконец:
Распахнутые крылья обрубили,
Весёлой цепью горло захватили
И ведряной надели бубенец.
Теперь вожак, натягивая цепи,
Ныряет за колодезной водой,
И журавлям,
Зовущим к дальней цели,
Вослед кивает головой седой,
Скрипит, как просит:
Братцы, не курлычьте! 
Летите вы, а я - потом, потом. 
Прощайте, ненаглядные,
Не кличьте! –
И головой в колодезь -
За ведром.

Жила была мама. А сын у неё был мальчик-с-пальчик. Папы у них не было, и жили они бедно. Мальчик-с-пальчик ей всё время говорил:
– Продай меня, будет тебе польза.

А мама: – Что ты! Что ты!

А мальчик – продай, да продай!

Маме надоело с ним спорить, вот она и говорит:
– Ладно, продам, но только за миллион долларов.

(А сама думает: всё равно миллион никто не даст!)

На следующий день пришел к ней богач и говорит:
– Продайте мне мальчика-с-пальчика! Я дам за него миллион долларов!

Ну делать нечего, мама продала мальчика-с-пальчика. (Давши слово – держи!) Сунул богач мальчика в карман и пошёл, а мама села и заплакала.

Богач пока шёл к своему новенькому «Кадиллаку» (это такой автомобиль, жутко дорогой), мальчик-с-пальчик прогрыз дыру в кармане и ушёл от богача. Вернулся к маме. Она так обрадовалась!

(Может, тут и сказке конец? А может, дальше вот что было.)

Потом пришла к тому богачу. Говорит:
– Возьмите ваши денежки обратно!

А богач: – Не возьму!

Мама: – Возьмите-возьмите! – настаивает.

А богач: – Ни за что не возьму! – уперся.

Так они спорили-спорили три дня и три ночи, никто не хотел уступать.

Наконец, сдался богач:
– Ладно, – говорит, – возьму, но с одним условием: иди за меня замуж!

– Я бы пошла! – отвечает мама, – но уж слишком ты богатый!

– Это дело поправимое! – обрадовался богач.

Раздал он лишнее богатство, пересел из новенького «Кадиллака» в старенькую « Тойоту» (это такой автомобиль, не слишком дорогой), и стали они жить-поживать, горя не знать!

* * *

Жила была мама. Злая, крикливая. А дочь у неё была капризная.

Вот как-то стояли они посреди улицы. И дочь капризничала, а мама злилась на неё и криком кричала.

Вдруг раздался гром, сверкнула молния, налетел вихрь и унёс дочку в неизвестном направлении.

Мама ещё покричала немного, а потом смотрит: дочки-то нету!

Пошла она к знакомой колдунье, всё рассказала.

Та спрашивает:

– Ты злилась на неё?

– Злилась, как не злиться!

– Кричала?

– Кричала, как не кричать!

– Ну тогда всё понятно, это Кощей Бессмертный её утащил.

– Ой, да что ты!

– Не веришь – сама смотри! – И показала ей шар хрустальный, а в этом шаре всё видно: и Кощея Бессмертного, и как он дочку цепями опутал.

Мама от такой картины потеряла сознание.

Привезли её в тринадцатую больницу, и входит в палату старенький доктор.

Посмотрела мама на старенького доктора и узнала его (это был Кощей Бессмертный! Он работал в больнице по чужой фамилией).

– Как самочувствие? – спрашивает.

А мама ему: – Я про вас всё знаю!

А он: – Только никому не рассказывайте!

– А дочку вернёте?

– Договорились!

В общем, вернул девочку.

После этого случая мама на дочку больше ни разу не разозлилась, не закричала, да и дочка ни разу не закапризничала – а прошло с тех пор уже сорок четыре года!

Миша и Коля сидели на одной парте. Нина Евгеньевна стояла у доски и объясняла что-то совсем неинтересное.

– Ты знаешь, – сказал Миша, – а я очень жадный.

– А я ещё жаднее, – признался Коля.

– Неправда, – возразил Миша, – о чём бы меня ни попросили, я никому ничего не дам.

– И я не дам, – признался Коля, – ещё и чужое прихвачу.

Ребята так увлеклись, что даже не заметили, как рядом остановилась Нина Евгеньевна.

– Подумаешь, – продолжил Миша, – а я вообще всё подряд для себя хватаю, увижу на улице какую-нибудь дощечку – сразу домой тащу.

– Это что, – махнул рукой Коля, – дощечка – дело полезное. А я даже любой гнутый гвоздик хватаю.

– Ой, удивил, гнутый гвоздик выпрямить можно. А я замечу какую-нибудь рваненькую бумажку – сразу в карман.

– Ну и что, бумажку в утиль сдать можно. А я любую пылинку увижу, у меня глаза разгораются, и я с криком на неё набрасываюсь.

– Ну вот что, – прервала ребят Нина Евгеньевна, – редко удаётся доставить людям такую радость. Берите в руки швабры и подметайте школу, а за это я разрешу вам распихать весь мусор по своим карманам.

***

Мы ждали Женю и Илью. Но Илья пришел один и сказал, что Женя, наверное, не придёт, потому что его превратили в слона.

Но Женя пришёл. Он долго топтался в коридоре, путался хоботом среди сумок и сундуков и сломал стул с синим верхом.

***

Женя поймал рака и хотел отвезти его на продажу в Париж. Но оказалось, что на раков очень большая пошлина. Пришлось опустить рака в ведро с водой и поставить ведро на кухню.

Рак много ел и скоро вырос из ведра. Он стучал по ночам клешнями и кусал гостей за ноги. Гости требовали, чтобы Женя купил раку намордник.

Потом рак искусал Женю и вышел во двор. Во дворе была весна.

***

Однажды у меня был длинный пушистый хвост, лучший в Москве. Даже из Подольска приезжали люди полюбоваться на него.

Его у меня украли в гардеробе ресторана «Янтарь». Я до сих пор сужусь с администрацией ресторана, которая не хочет компенсировать потерю, потому что, согласно правилам, хвосты на хранение не принимаются.

* * *

Будильник всегда звонил в семь утра, — заводили его или нет, ставили на семь или на девять-двадцать, — он всегда звонил в семь утра. В конце концов, Ниле это надоело, и она отнесла его на ночь в ванную. Но в семь утра он подошёл к её постели и зазвонил.

Сияют на небе звёзды. Пасётся по звёздным лугам Корова Небесная, а рога у неё – месяц.

Гуляют по облакам лосихи, а сами – как облака белые. Не простые лосихи – небесные.

Гуляют они по облакам, гуляют и заскучали. Стали они вниз посматривать.

А внизу красота невиданная. Текут там реки широкие, в реках облака отражаются, русалки в тех облаках плещутся.

Засмотрелись на всю эту красоту лосихи.

А тут и радуга – с Земли на Небо. Они по радуге и спустились. А как спустились лосихи на землю, так превратились в прекрасных женщин. Стали они цветы собирать, венки плести, смеются. Трава им по пояс.

А из леса на них медведь смотрит. Медведь не простой. Всей той земли хозяин. На поясе у медведя нож. Шкура у него с проседью, а глаза молодые.

Вытащил медведь нож из ножен. Воткнул его в землю, да и перекинулся через него. И превратился в человека. Не молодой, не старый, только в волосах седая прядка. А на плечах шкура медвежья.

Вот от того Всей Земли Хозяина да от женщин – лосих небесных – и пошли люди по всей земле.

Сначала люди умели превращаться в зверей. А потом забыли, как это делать. Только некоторые умеют.

– Поди-ка сюда, – поманила меня Эльза. Вид у неё был заговорщицкий.

Я сейчас же побросала свои книжки и вприпрыжку помчалась к ней. Эльза ухватила меня за руку и потащила за собой. Мы быстро прошмыгнули темный коридор и влетели в её комнату. Здесь Эльза отпустила мою руку и взглянула на меня внимательно, словно соображала, можно ли мне доверить что-то важное.

Я навострилась. При этом я изо всех сил пыталась придать себе такой вид, чтобы Эльза не сомневалась, что можно.

Оглядев меня с ног до головы, Эльза неожиданно выпалила:

– Хочешь сюрприз?!

Сюрприз! Сердце во мне подпрыгнуло мячиком. Тем самым, который превосходно надут и подскакивает выше головы.

Сюрприз! Ведь это могло быть и граненое стеклянное яичко, зеленое или красное, и клоун из пластилина, и розовый елочный шарик, покрытый сверху чем-то вроде инея, и растрепанная книжка, и осколок стеклышка от чайного сервиза, и белая круглая бусинка, выловленная со дна самого океана, и пестрый, ни с чем не сравнимый фантик из-под конфеты, смятый на сгибах, который в тысячу раз лучше самой конфеты, и потускневший значок с непонятными, но завлекательными буквами ДОСААФ, и, наконец, страшно подумать, это мог быть даже щенок, живой щенок, о котором я мечтала всю жизнь.

Что из того, что его пока не видно и не слышно. Все равно ещё не всё потеряно. Может быть, Эльза спрятала его в шкаф. Наверное, он уснул там и потому не лает. А вдруг он задохнётся? Мой щенок, толстый и ласковый. Эта мысль так испугала меня, что я закричала, не помня себя от страха:

– Эльза, открой скорее шкаф, ведь он задохнётся.

– Кто задохнётся? – непритворно удивилась Эльза.

– Как кто? Щенок! – не выдержала я.

Эльза ещё больше удивилась:

– Ты что, того? – И она выразительно покрутила пальцем около виска.

Я смутилась. Не очень-то приятно, когда с тобой так разговаривают. И потом, выходит, щенка-то и нет. Но в ту же минуту меня пронзила догадка: да Эльза же притворяется, просто я слишком быстро сообразила, в чём заключается её сюрприз, вот она и недовольна. Надо сделать вид, будто я ничего не понимаю.

– Эльза… – недоуменно начала я.

Но Эльза уже не слушала. Она подвела меня к печке, большой побеленной печке, от которой исходило несильное, ровное тепло: наверное, утром перед работой мать Эльзы истопила её.

«Неужели щенок в печке?» – удивилась я, но ничего не сказала.

Тем временем Эльза протянула длинные, смуглые руки и быстрым движением фокусника распахнула створки печи.

Замирая от нахлынувшей радости, я сунула нос в печку.

Но… она была совершенно пуста.

Гранёный шарик, осколок стеклышка, бусина и, наконец, щенок – всё это каруселью прокрутилось у меня перед глазами. Я почувствовала себя обманутой, жестоко и несправедливо, да ещё кем, Эльзой, моей старшей подругой, которую я так любила.

– Но там же ничего нет! – вскричала я дрожащим голосом.

Послышался тихий, вкрадчивый смех Эльзы, и столько ласки было в этом тихом смехе, что во мне снова возликовала надежда.

– Закрой глаза, вот так, не подглядывай, – медленно и торжественно голосом феи из сказки проговорила, как пропела, Эльза и скороговоркой строго добавила: – Не то волшебства не будет.

Я мгновенно зажмурилась. Чтобы нечаянно не подглядеть, я так сжала веки, что глазам стало больно.

В моей мурашковой, шевелящейся, радужной темноте раздался осторожный скрип двери: я догадалась, что это Эльза вышла из комнаты.

Прошла минута, другая… Мне казалось, что минула целая вечность. А Эльза всё не возвращалась.

В моем напряженном мозгу усиленные темнотой, бились дневные звуки: тиканье часов, словно бой колокола, бормотание радио, крики ребят во дворе. Перед моими добросовестно зажмуренными глазами клубилась темнота, словно состоящая из множества шевелящихся змей.

И вдруг мне стало страшно. Показалось, что кто-то когтистый и обросший сейчас подкрадывается ко мне. А я не вижу его и не могу защититься.

А вдруг так останется навсегда, неожиданно подумала я, вдруг веки у меня так слиплись, что я не смогу их разодрать. И что же? Тогда, значит, эта темнота, эти шевелящиеся змеи перед глазами навечно, навсегда. Выходит, я не увижу больше ни нашего двора, залитого солнцем, ни мыльных пузырей, которые я так любила пускать через соломинку, ни белой стены молочной фабрики, на которой я рисовала углем пресмешные рожицы, ни вывески «Улица Зенцова» на той же стене фабрики, ни номера 27 на углу нашего дома. А как же тогда я смогу находить свою улицу и дом? Выходит, мне нужно будет ходить с поводырём. Но ведь у меня нет поводыря!..

А щенок? Как же я сразу не подумала? Сюрприз, обещанный Эльзой, вполне может оказаться щенком, тем более что теперь он мне просто необходим. И я уже совсем было собралась приоткрыть глаз, только один, только самый краешек, чтобы удостовериться, что в печке лежит щенок. Но тут вовремя вспомнила наказ Эльзы: «Не подглядывать, а то волшебства не будет».

А Эльзы всё нет. И тогда, от бездействия, что ли, мне приходит в голову совсем странная, совсем непонятная мысль: вот я сейчас стою и жду волшебства, и эти секунды никогда больше не повторятся. Будут другие, а за ними ещё другие – и так без конца. Если вдуматься, что такое время? Это секунды. А что такое секунда? Это один миг. Казалось бы, что он значит? Но с каждым мигом я буду становиться все старше, пока не стану такой, как мама, а потом как бабушка.

Жизнь состоит из мигов, как песочница из песка, как сугроб из снежинок. И сугроб растает, и песок исчезнет неизвестно куда: вон у нас во дворе не успевают привозить. Только прикатят тачку, а через несколько дней смотришь – его и нет, и неизвестно, куда девался. Выходит, миг – всё равно что мыльный пузырь. Только залюбуешься, а его уже и нет – лопнул…

Впервые в жизни мир показался мне непрочным, несправедливым, устроенным не раз и навсегда, а тяп– ляп, как говорила моя бабушка, когда я делала что-нибудь как попало.

И такая тоска овладела мной, что захотелось опуститься на пол, привалиться спиной к теплому боку печки, да так и сидеть до самой смерти.

И тут раздался торжествующий голос Эльзы:

– Можно! Смотри!

Я вздрогнула и открыла глаза.

Передо мной на чёрной чугунной плите, ещё совсем недавно пустой, стояла большая тарелка манной каши. Это была на вид обыкновенная манная каша, которую мне навязывали каждое утро. И ложка, утонувшая в этом белом крупитчатом месиве, была испачкана у черенка чуть затвердевшей кашей, что всегда отбивало у меня аппетит.

Комок обиды застрял у меня в горле. Я перевела глаза на Эльзу. Но, странно, никакой насмешки не выражало её лицо. Наоборот, оно сияло торжествующей добротой. И тогда, медленно соображая, я вдруг задумалась над тем, что ведь три или пять минут назад в печке ничего не было, а Эльза выходила из комнаты: я сама слышала скрип двери и её шаги. Так значит, значит… Выходит, кто-то опустил тарелку в дымоходную трубу? Но кто же, кто? Неужели маленькая пастушка из сказки Андерсена?

Но в ту же секунду меня пронзило другое, ещё более ошеломляющее открытие: никто её сюда не клал. И пастушка тут не при чем. Просто она сама слетела с неба. Ведь говорят же – манна с неба. А я ещё не верила, ещё сомневалась, даже насмехалась над бабушкой.

Так вот, оказывается, как выглядит манна с неба!

Эльза ликовала. Её смуглое лицо, узкие блестящие глаза, её волосы, закручивающиеся в тугие, пружинистые кольца, – всё словно плясало от радости. Она сказала, что я должна съесть всю тарелку, и тогда волшебство проникнет в меня, и я стану вроде как волшебница.

И я съела всё, до мельчайшей крупицы.

Ежик

В лесу, на снежной полянке,
У старой и тёплой норы
Ёжик в лохматой ушанке
Катался с высокой горы.

Он вверх забирался упрямо -
Уж очень кататься хотел:
«Ой, - ёжик пугался. - Ой, мама!», -
И вниз, будто в пропасть, летел.

И ухала снежная круча,
И лес в полусне трепетал:
И ветер, как ёжик колючий,
Над снежной поляной летал!..

Гобелен

На старом гобелене
Паслись в траве олени,
А за корягой тёк
Веселый ручеёк.

И высилась сосна
На штопаной горе,
И яркая смола
Прилипла на коре.

И вышитый орел
Над домиком летел…
…Весь этот дивный мир -
На петельках висел!

Собака

Не собака, я знаю, ты - птица,
Как могла ты собакой родиться:
Птичье племя тебя не родило,
На тебя скорлупы не хватило.

Что ж, собака ты, как же иначе:
Хвост крючком у тебя, лай щенячий:

Но опять, от земли оторвав свое тело,
Не за кошкой ли ты полетела?..

Дымок

Над избушкой завитушкой
Подскочил дымок.
Он от холода свернулся
В синенький комок.

Только сел на гребень крыши,
Из-за тучи месяц вышел:
- Забодаю! - И дымок
Еле ноги уволок.

Апрель

Стучит в окно широкое
Мохнатой лапой ель.
Идет, по лужам шлепая,
Сияющий апрель.

А я прошел по лужам
И вот сижу простужен.

Капуста

С поля всё убрали, 
В огороде пусто. 
Только за сараем 
Ёжится капуста.

Смотрит за ограду 
Синяя капуста... 
Никого нет рядом, 
Потому и грустно.

За сто третьей тропинкой, девяностой травинкой, в такой глухомани, что ни в сказке сказать, ни пером описать, жил да был Мужичок-с-ноготок, борода с локоток. Спал в избушке «Заячьи ушки», а день проводил на опушке, копался в своём огородике.

И вот однажды выросло вдруг у него среди моркови да петрушки чудо чудное, диво дивное – цветок Ноготь-Коготь: ствол в три обхвата, что ни листок, то лопата.

– Лопаты нужны! – сказал Мужичок и стал выдирать его из земли. А тот не выдирается, царапается да кусается.

– Ну, сорняк! – рассердился Мужичок, – я тебе сейчас покажу! – И хотел в избушку за топором бежать, а Ноготь-Коготь ему и говорит:

– Погоди, не руби, дяденька, я тебе добрую службу сослужу!

– Какую такую службу?

– Помогу счастье найти.

Почесал Мужичок бороду, задумался.

– А далеко оно, счастье-то? – спрашивает.

– Нет, близёхонько: за седьмым поворотом, за черным болотом, у Горыныча под носом, есть ещё вопросы?

– Ну, что ж, – говорит Мужичок, – я, правда, туда никогда не захаживал, а теперь, видно, время пришло. Пойдём. Но если обманешь, в клочья изрублю, на тычинки и пестики!

Собрались они в путь-дорогу.

Ноготь-Коготь из грядки сам вылез, молодец молодцом, взял землицу, насыпал в тряпицу, завернул и пошёл, куда корни ведут. Мужичок котомку на плечо – и следом.

Вот уже семь поворотов минуло, устали, сели отдохнуть. Глядь, сорока летит, на весь лес тарахтит:

– Беда! Беда! Змей Горыныч царевну украл, посадил в подвал, всех спасителей съел, теперь не у дел. А царь наш батюшка издал указ: кто сейчас выроет подземный ход и царевну спасет, тому она с полцарством и козой Лизаветой достанется!

– Не в царевнах счастье, – сказал Мужичок-с-ноготок, – а вот от козы не отказался бы. В хозяйстве пригодится.

Прошли они чёрное болото и видят: на холме крепость стоит, неприступный вид, а рядом – Горыныч: как мост над рекой простерся, одной лапой в небо уперся, три глаза спят, три насквозь мир свербят.

– Ну, что ж! – говорит Мужичок Ногтю-Когтю, – ты подземный ход рой, а я его отвлекать буду. Как-нибудь да справимся.

Ноготь-Коготь тотчас об землю ударился, расступилась земля, он и пропал, будто и не был, и место ровнёхонько.

– Чудеса! – сказал Мужичок-с-ноготок, выломал потолще палку и пошел на Змея Горыныча. А тот остальные три глаза открыл и на него смотрит.

– Эй, русский дух! – говорит. – Не гляди, что я только что завтракал, сейчас как пообедаю!

– Это можно, – сказал Мужичок, – и я тоже проголодался. – Положил палку, вытащил платок, расстелил и давай выкладывать из котомки огурчики соленые, картошечку, петрушку да укроп. У Змея слюнки потекли.

– Эй, дед, – говорит, – прими в компанию.

– И это можно, – ответил Мужичок, – присаживайся.

Поел Змей, выпил, расчувствовался.

– Тебе хорошо, – говорит, ты ходишь, где хочешь, сам себе голова, а я тут сиди да сторожи эту царевну. Думал, весело будет, да никто её больше у меня не отбивает. Скукотища. Того и гляди, старушкой станет, что я тогда с ней делать буду?

– Да брось ты её! – предложил Мужичок-с-ноготок, – пошли лучше ко мне в гости. Я тебе гусли-самогуды покажу и ещё лучше попотчую.

Почесал Змей все три головы, задумался.

– А далеко живёшь-то? – спрашивает.

– Нет, близёхонько: за черным болотом, за седьмым поворотом, у себя под носом, еще есть вопросы?

– Я, – говорит Змей Горыныч, – правда, туда никогда не залётывал, а теперь, видно время пришло. Садись на спину да отправимся.

– А можно, и мы с вами? – раздались голоса.

Смотрят Мужичок со Змеем Горынычем, к ним навстречу царевна несётся, вся в земле выпачканная, за собой козу Лизавету тащит, а за ними Ноготь-Коготь с царевниным приданым.

– Я сама, – кричит царевна, – из подвала сбежала! Я тоже в гости хочу!

Крякнули Змей Горыныч с Мужичком-с-ноготок, но ничего не сказали. Устроились все на широкой горынычевой спине, взмыл он в синее небо, и полетели к Мужичку чай пить с баранками и душистым медом. Пьют и нахваливают.

Вышел Мужичок во двор полешек взять, в печку подбросить, и вдруг как хлопнет себя по лбу.

– А где счастье-то?! – вскричал. – Неужто Ноготь-Коготь обманул!

А счастье, вон оно, на заборе сидит, ногами дрыгает.

– Дурень! – говорит, – я всё время с тобой, а ты и не заметил!

Первый индийский фильм, который я посмотрел, был фильм «Самрат».

Походкой ошарашенного зомби, ничего не видя вокруг и поэтому чуть не попав под машину, с открытым ртом и горящими глазами, я передвигался по улице в сторону дома после просмотра вышеупомянутого фильма и, едва переступив порог квартиры, сказал:

– Бабушка, а ты знаешь, кто ХУЖЕ ГИТЛЕРА?

– Ну, кто ж это хуже Гитлера-то?

Какое-то время помолчав и начиная потихоньку переноситься из далёкого Бомбея домой, я многозначительно проговорил:

– Босс.

Конечно! Он намного хуже Гитлера, потому что он много лет держал в подвале капитана Чавлу, единственного, кто знал место в океане, где затонул корабль Самрат с золотом в трюме! А затонул-то он по приказу того же босса! В конце же фильма этот босс избивал кнутом родного отца за то, что тот догадался о преступной деятельности своего сына! И, наконец, когда капитан Чавла, только чтобы спасти жизнь дочери, показал людям босса место в океане, где лежал Самрат, босс по рации приказал «перерезать трубку акваланга капитана Чавлы», и если бы не Рэм и Радж (они-то и есть главные герои фильма), капитан бы погиб. Но Рам и Радж и капитана спасли, и дочь его освободили, и с боссом разделались раньше, чем подоспела полиция.

Я пересказываю подробно фильм «Самрат» Владику, и мы, естественно, решаем сегодня же на него идти, благо дело, идёт он в «Октябре» в обоих залах, и сеансы начинаются через каждый час. Владику фильм тоже очень нравится, только, когда мы выходим из кинотеатра, он замечает, что Рэм выпустил в босса только две пули, а не двадцать шесть, как я рассказывал.

А потом я смотрю подряд: «Сокровища древнего храма», «Как три мушкетера», «Всемогущий», «Месть и закон», «Правосудия!» и уже знаю, что тот, кто в «Самрате» играл Рама — это актер Дхармендра, ведь он же в фильме «Месть и закон» играет Виру, а тот, который играл босса, – это Амджад Хан, он в «Мести и законе» играет такого же гада, только его уже зовут Габбар. А потом я смотрю «Шакти», «Три брата», «Владыку судьбы», «Затянувшуюся расплату» и «Пo закону чести» и влюбляюсь в Аммитабха Баччана, который во всех этих фильмах и, кстати, в «Мести и законе» тоже, играет главные роли и везде его зовут Виджай. Меня теперь тоже зовут Виджай, а если кто-то в этом сомневается, то пусть возьмут хотя бы мои школьные тетради, там ясно написано в графе «ученика» – «ученика такой-то школы такого-то класса, Виджая Мангла Сингха». И тут в кинотеатрах начинают идти ещё два фильма, которые уже, видно, шли раньше, но теперь вот их восстановили и снова выпустили на экраны. Это «Бродяга» Раджа Капура и «Танцор диско». Для меня надпись на афише «Индия, 2 серии» — это уже несомненный знак качества, и я тут же на оба эти фильма иду. И если «Бродяга» мне просто очень нравится, то после четырёх подряд просмотров «Танцора диско» (а там в главной роли Митхун Чакроборти, это тот, кто играл в «Сокровищах древнего храма»), я уже твердо знаю, что хочу быть актером и сняться в «Танцоре диско-2» с Митхуном Чакроборти, где он играл бы, например, моего отца. Но мечта мечтой, даже если ты и исписал стены своего подъезда индийскими именами, а тут совершенно реально появляется «Танцор диско-2», только называется этот фильм «Танцуй, танцуй!». В главной роли тоже Митхун Чакроборти, тот же режиссер Баббар Субхаш, тот же оператор Радху Кармакар, тот же композитор Банни Лахири! Когда я увидел в «Рабочем пути» анонс кинотеатра «Современник» и именно эту фразу «продолжение полюбившегося советским зрителям фильма «Танцор диско», то не умер от радости я лишь каким-то чудом. И почему-то особенно приятно было, что «Танцор диско» полюбился не только мне, но и вообще, всем советским зрителям!

Потом — период, когда никаких индийских фильмов в кинотеатрах нашего города нет. Тогда я узнаю по «09» телефон городского кинопроката, звоню и спрашиваю, не намечается ли выход каких-нибудь новых индийских фильмов, и мне отвечают, что скоро будет фильм «Люби и верь» и кладут трубку, то есть я не успеваю спросить, кто в этом фильме играет. Ну что же делать, перезваниваю и спрашиваю, кто играет. Их там очень удивляет, что меня это интересует, но всё-таки женщина с усмешкой говорит в трубку, что фильм выйдет, и я узнаю, кто играет. Но на этом я опять не успокаиваюсь и снова звоню, уже другим голосом, спрашиваю, не пойдёт ли скоро в каком-нибудь кинотеатре «Танцор диско». Мне уже нервно отвечают, что не пойдёт. Происходит всё это вечером, а когда утром на следующий день я опять звоню в кинопрокат выяснить ещё что-то по поводу демонстрации индийского кино на экранах нашего города, меня уже узнают и говорят:

– Мальчик, ты что, спал и во сне видел, как нам звонишь?

И больше я уже не звоню. Неудобно. Но проходит несколько дней, и в «Красном партизане» начинает идти «Друг бедных», новый индийский фильм с Говиндой в главной роли, который я ещё не смотрел!

Черепаха

Она через лавку не прыгнет с размаха, 
Она не собачка, она - черепаха. 
Зато молока может выпить немножко, 
Хотя черепаха она, а не кошка. 
Не шкурка на ней, костяная рубаха, 
Она не овечка, она - черепаха, 
Зато не боится воды она зыбкой, 
Хотя черепаха она, а не рыбка. 
Увидев её, ты подпрыгнешь со страха! 
Довольно ужасна на вид черепаха. 
Хотя для неё (это каждому ясно) 
Мы выглядим тоже довольно ужасно.

Ой-ей

Мама сердится. Ой-ёй!
Папа ходит строгий.
Говорят, что братик мой
Влез в компьютер с головой,
Влез в компьютер с головой,
Запустил уроки!
Я в тревоге. Ой-ёй-ёй!
Я в большой тревоге.
Это как же? Боже мой!
Если там он с головой
Дома что же, - ноги?
Вдруг смотрю - идёт! Живой!
Всё не так уж скверно.
Мой хороший! Мой родной!
Выбрался, наверно!

Про баранов

Нет стоп-крана у барана. 
Если он уже в пути - 
Значит поздно (или рано), 
Но придётся отойти. 
Лучше рано, а не поздно:
Ведь приблизившись, баран, 
Может стукнуть вас серьёзно, 
Словно маленький таран. 
Вы с дороги отлетите, 
Плакать будете от ран... 
А, быть может, победите... 
Если сами вы - баран. 

 

Испугалось облако

Испугалось облако 
Месяца рогатого, 
Убежало облако
Очень далеко. 
Потерялось облако, 
Облако лохматое, 
Потерялось облако 
С синим поводком.

Я искала облако 
В переулках-улицах, 
Над пятиэтажками 
И домами-башнями.
Я боялась — облако 
Превратится в лужицу, 
И не будет облака 
У меня домашнего.

Сижу на диване

Сижу на диване. 
Грущу, потому что 
Царевной не станет
Царевна-лягушка.

Бессовестным Ванька-
Сосед оказался, 
Её целовать 
Наотрез отказался.

И к старшему брату 
Идти бесполезно — 
Зачем же Ивану 
Вторая невеста?

Лягушка моргает 
Из банки стеклянной. 
Царевне лягушкою 
Выглядеть странно.

Пока не найду 
Подходящего Ваню, 
Царевна-лягушка 
Царевной не станет.

Копаясь как-то в навозной куче, свинья обнаружила молоток. «Неплохо, – думает свинья, – если ещё и гвозди найду, построю себе сарайчик». Но стала искать, а гвозди ей попадаются или мелкие, или совсем уж пакостные: если не ржавые – так тупые, не тупые – так гнутые. В общем, ерунда какая-то, а не гвозди. Хотела свинья их выбросить, но посмотрела на молоток и сказала:

– Хе-хе! На то мне и молоток даден, чтобы я могла им эти гадкие гвозди бить. Вот и буду бить молотком гвозди – какие-нибудь, глядишь, да исправятся.

А гвозди услышали, что свинья их хочет молотком побить, и улизнули. Что за фокусы! Да разве ж такое бывает? Бывает ли, не бывает – а только убежали они обратно в кучу и спрятались. Озадачилась свинья; и, поразмыслив, решила наказать гвозди. Отловила их, прицелилась молотком – глядь! А гвозди встали на четвереньки, и под перевёрнутое корыто юркнули. Рассердилась свинья: ну, думает, достану – расплющу на фиг. Отбрасывает корыто, а вместо гвоздей под корытом – ёж сидит.

– Послушай, ёж, – говорит свинья, – ты здесь гвозди видел?

А ёж нахохлился и говорит:

– Пеп! Пеп!

– Ничего не понимаю. Что такое «пеп-пеп»?

– Пеп! Пеп! – говорит ёж. – Кому – гвозди, а кому-то и – комплектующие.

Пригляделась свинья, а ёж-то весь – металлический. Причём, на затылке у него прибита табличка: «самоходный разведывательный бензо-ёж. Заводская серия А-310».

Полз уж и напевал себе песенку: «Ш-ш-ш-ш». И рассуждал: «Если бы я мог летать, я бы мог быстрее передвигаться, и значит, мог бы по дороге пообедать, но всё равно я бы не опаздывал на работу и домой».

И вдруг у него появились крылья, и он взлетел в небо. Он полетел над лесом. Летал-летал и заблудился. Уж опустился на остров возле моря и загоревал. И вдруг откуда ни возьмись проплыл дельфин. Он подплыл к ужу и спрашивает:
– Чего ты горюешь?

А уж отвечает:
– Я хотел, чтоб у меня были крылья, и у меня появились крылья, я взлетел и заблудился.

– Знаю я твою беду. Просто природа сделала, чтоб тебе выгодней было. И у меня нет крыльев, но есть плавники.

А уж про себя в это время: «Хочу, чтоб у меня исчезли крылья и появились плавники», и с этими словами он нырнул в море. Крылья пропали, а выросли плавники. И он вспомнил, что его дом находится на самом краю океана.

Уж спросил дельфина:

– В какую сторону надо поплыть, чтоб попасть в океан?

Дельфин отвечает:
– Вон туда! — Сказал дельфин и указал носиком в правую сторону моря. И уж, хотя и не умел, но быстро поплыл и доплыл до своего дома.

Подплыл он к берегу и прошептал:

– Хочу, чтоб я стал обычным ужом.

И когда он превратился в обычного ужа, то увидел, что ежиха вышла из его дома и закрыла дверь на ключ.

Уж спросил ежиху:
– Это ваш дом?

– Да, – отвечает ежиха.

– А вы не подскажете, куда переехали ужи?

– Они в дереве номер пять, дупло номер семь.

И уж пополз. Долго ли, коротко ли, но уж добрался до дерева номер пять и дупла номер семь. И ужи стали жить-поживать и добра наживать.

Галеев Никита, 2 класс школы № 59 г. Челябинска

Жил на свете, в небесах, один человек, которого звали Бог. Был он стар, но в то время уже существовали люди. Они уже научились строить из пещер дома и разжигать костёр. А ведь Бог на небесах был один, и еду ему, конечно, никто не приносил.

Как-то раз сделал себе Бог из облаков корову. Стала она давать ему молоко, масло и сыр. Но не знал Бог, чем кормить корову надо. Оголодавшая корова скоро не вытерпела и от голода стала есть рубашку Бога, которая была сделана из листьев. Рассердился он на корову и сбросил её с облаков.

Был Бог добрым и за старания коровы подарил он ей маленький рост и крылышки. Многие люди заметили коровку и с тех пор стали называть её божьей коровкой. А размножившись, коровка выросла и стала коровой.

Вот и вся история о божьей коровке и корове.

Мы взяли еды и поехали всем классом на экскурсию в Кремль. Мы приехали и обошли Кремлёвскую стену вдоль магазина Гум. Когда наш класс вернулся, мы увидели экскурсовода. Мы заплатили 20 руб. И он нас повёл смотреть смену караула у вечного огня. Мне понравилась смена караула. Потом нас повели смотреть на мёртвого Ленина. Хорошее было зрелище! Хотя я не люблю смотреть на мёртвых. Потом мы пошли к восточной стене Кремлёвской стены. Мы видели могилы Жукова, Гагарина и Андренко*. Хороша была экскурсия!

*Кукумбер тайно признался редактору, что не знает, кто такой Андренко. Или Кукумбера пора сводить на экскурсию в Кремль, или автор сочинения всё же ошибся.