Этот номер посвящён памяти Виктора Меньшова, «папы» Кукумбера. Именно Виктор в 2000 году придумал этот журнал от начала до конца, со всеми его рубриками, и Кукумбер очень похож на него характером, особенно номера первых лет – 2001, 2002 года, когда он работал выпускающим редактором. Что немудрено: ведь как-никак гены передаются по наследству. Дина Крупская, нынешний редактор и «мама» Кукумбера, конечно, во всём помогала Виктору, но движущей силой, генератором идей, неутомимым мотором всегда был он. Он ничего не силился придумать, идеи били из него фонтаном, только записывать успевай. Сколько гениальных задумок не осуществилось, сколько проектов он просто подарил другим, отпустил без сожаления («А, чего там, подумаешь, ещё придумаю»). Он умел отдавать, не требуя ни денег, ни славы, ни благодарности. Он был щедр на выдумки, проказы, совершал неожиданные и смелые поступки, какие способны совершать только очень сильные духом люди.
Казалось, он может написать обо всём. Детективы – пожалуйста, статьи – пожалуйста, сказки – пожалуйста. Рассказы, стихи, пьесы, фэнтези, романы… В Кукумбере он публиковался под псевдонимами Васька Бякин или Старик Охапкин. Фантазия Виктора заводила его героев в немыслимые ситуации, порой безумно смешные, порой реалистически страшные. Персонажи писались со знакомых людей, поэтому были живые и узнаваемые.
Он был очень добрым человеком, именно не добреньким, а добрым, но это знали только его близкие и те, кто умеет читать между строк и видит за текстом сердце автора. Он был щедр на любовь – не видную глазом, негромкую. Он по-настоящему, не наигранно любил тех, о ком писал, делал телепередачи, кому помогал – тайком, бескорыстно, так, что человек даже не догадывался. Никогда ничего не делал напоказ. Очень много в нём было скромности, почти застенчивости.
Недавно Виктор, вслед за многими прекрасными людьми, о которых он писал, ушёл в зазвёздную страну Нангиялу. Наверное, им там, на небе, не скучно, и есть о чём поговорить и помолчать. Давайте в это верить, друзья, и ясной ночью, когда звёзды спокойно глядят на землю со своей высоты, посылать нашим дорогим писателям и поэтам благодарность и любовь, которая не признаёт границ времени и пространства.
Однажды я пил чай с Великим Сказочником. Я ворчал, жалуясь на что-то, он тоже ворчал, жалуясь на всё сразу. Мы оба ворчали и пили волшебный чай. А какой ещё чай можно пить в гостях у Великого Сказочника? Мы пили волшебный чай, я с замиранием сердца ждал, что вот-вот со мной начнёт происходить Волшебство, но ничего не происходило. Даже как-то неинтересно стало.
Присмотрелся я к Великому Сказочнику внимательнее. И что-то ничего особенно великого в нём не обнаружил. И чай у него не волшебный, и ростом он не так уж чтобы велик. Я как-то встретил Сергея Михалкова – так я ему ростом до коленок. А Сергею Козлову, у которого я пил чай, всего-то по плечо. А во мне роста – метр с кепкой, да и то – сильно выпрямившись.
Стал я смотреть дальше. И борода у Великого Сказочника вроде как не такая уж и великая. Прямо скажу – так себе борода. Вот у Льва Толстого – это борода! А у Козлова, по сравнению с ним, борода коротенькая такая. И торт он режет чудно: не режет, а словно мечом рубит, только крошки во все стороны разлетаются.
Засомневался я что-то, одним словом. И попросил осторожно:
– Напиши что-нибудь волшебное.
Великий Сказочник Сергей Козлов глянул из-под сердитых бровей весёлым глазом и написал:
«Одинокое пугало слушает далёкую музыку. И старая его шляпа… трепещет».
И случилось волшебное чудо. Мы с ним стояли посреди поля. Была глубокая осень. Над нами нависали лохматые тучи, противный, как бормашина, ветер выл и трепал наши лёгкие одежды. А посреди поля стояло одинокое чучело, размахивало пустыми рукавами рваного пальто, трепетали полы старой шляпы. Я представил себе, как ему холодно и одиноко. И мне тоже стало очень холодно.
– Великий Сказочник, а нельзя ли куда-нибудь в тепло? – попросил я.
Он только улыбнулся, и написал на бумажке:
«Брёвнышко прижалось к горячей печке и увидело во сне птиц. Февраль».
И мы тут же оказались возле горячей печки. Потрескивали дрова, пели сверчки, по потолку летали тени невидимых птиц.
– Почему у тебя дрова такие жаркие? – спросил я.
– Дрова у меня жаркие потому, что летом я их сам колол, – ответил Великий Сказочник.
– Почему у тебя сказки такие волшебные? Научи меня, Великий Сказочник, как писать волшебные сказки, – робко попросил я.
– Писать нужно так, чтобы словам было просторно. Между словами должен сквознячок пробегать, – улыбнулся в усы Великий Сказочник.
– Но где ты берешь такие волшебные слова? Открой тайну!
– Я слушаю. Живу почти всё время в деревне и слушаю. Дрова потрескивают, сверчки за печкой поют. Осенью картофельную ботву на огородах жгут. Горьким дымом пахнет…
Я вышел на крыльцо. Вокруг стоял густой туман. Из тумана степенно вышел Ёжик. Смешно втянул носом осенний воздух, фыркнул и ушёл обратно в туман.
Кто-то вздохнул. Потом ещё раз. Наверное, это была Белая Лошадь.
Я закрыл глаза. Мне было одновременно и грустно, и весело.
Пахло горьким дымом…
* Журнал «Кукумбер» №3, 2002, рубрика «Доска Почета и Уважения»
Ещё совсем немного – и загорятся звёзды, и выплывет месяц и поплывёт, покачиваясь, над тихими осенними полями. Потом месяц заглянет в лес, постоит немного, зацепившись за верхушку самой высокой ёлки, и тут его увидят Ёжик с Медвежонком.
– Гляди, – скажет Ёжик.
– Угу, – скажет Медвежонок.
А месяц подымется ещё выше и зальёт своим холодным, тусклым светом всю землю.
Так было каждый вечер в эту ясную холодную осень. И каждый вечер Ёжик с Медвежонком собирались то у Ёжика, то у Медвежонка и о чём-нибудь говорили.
Вот и сегодня Ёжик сказал Медвежонку:
– Как всё-таки хорошо, что мы друг у друга есть!
Медвежонок кивнул.
– Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один, и поговорить не с кем.
– А ты где?
– А меня нет.
– Так не бывает, – сказал Медвежонок.
– Я тоже так думаю, – сказал Ёжик. – Но вдруг вот – меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?
– Пойду к тебе.
– Куда?
– Как – куда? Домой. Приду и скажу: «Ну что ж ты не пришёл, Ёжик?» А ты скажешь…
– Вот глупый! Что же я скажу, если меня нет?
– Если нет дома, значит, ты пошёл ко мне. Прибегу домой. А-а, ты здесь! И начну…
– Что?
– Ругать!
– За что?
– Как за что? За то, что не сделал, как договорились.
– А как договорились?
– Откуда я знаю? Но ты должен быть или у меня, или у себя дома.
– Но меня же совсем нет. Понимаешь?
– Так вот же ты сидишь!
– Это я сейчас сижу, а если меня не будет совсем, где я буду?
– Или у меня, или у себя.
– Это если я есть.
– Ну, да, – сказал Медвежонок.
– А если меня совсем нет?
– Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
– И на реке нет.
– Тогда ты пошёл куда-нибудь и ещё не вернулся. Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
– Ты всё уже обшарил, – сказал Ёжик. – И не нашёл.
– Побегу в соседний лес!
– И там нет.
– Переверну всё вверх дном, и ты отыщешься!
– Нет меня. Нигде нет.
– Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, – сказал Медвежонок. – И закричу: «Ё-е-е-жи-и-и-к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-к!..» Вот.
– Нет, – сказал Ёжик. – Меня ни капельки нет. Понимаешь?
– Что ты ко мне пристал? – рассердился Медвежонок. – Если тебя нет, то и меня нет. Понял?
– Нет, ты – есть; а вот меня – нет.
Медвежонок замолчал и нахмурился.
– Ну, Медвежонок!..
Медвежонок не ответил.
Он глядел, как месяц, поднявшись высоко над лесом, льёт на них с Ёжиком свой холодный свет.
Софья Леонидовна Прокофьева чудесная Волшебница. В написанных ею сказках удивительнейшим образом уживаются рядышком Волшебное Волшебство и простые человеческие чувства, понятные и близкие каждому мальчишке и каждой девчонке. И, как правило, эти чувства, находящие отклик в каждой душе, – в сказках Софьи Леонидовны оказываются сильнее любых Волшебных Волшебств.
Дружба, чувство долга, благородство, отвага, доброта и, главное, любовь – вот что заставляет героев книг Прокофьевой совершать Самые Настоящие Подвиги. И совершают эти подвиги самые обыкновенные мальчишки и девчонки, такие же, как вы, читатели.
Софья Леонидовна уверена – нельзя сразу родиться Героем или Рыцарем. Главными персонажами её книг часто оказываются дети, которым не чужды обычные слабости. Так, в повести «Приключения жёлтого чемоданчика» вместе с Детским Доктором на поиски чемоданчика отправляется трусливый мальчишка Петька. И, спасая других от возможных бед, он становится Настоящим Героем.
Мудрая Сказочница знает: для того, чтобы стать Героем, не всегда нужно победить огнедышащего Дракона. Главное – победить, преодолеть Драконов, живущих внутри тебя: собственные страх, жадность, зависть. Победить, даже если для этого потребуется хорошая драка. Софья Леонидовна считает, что справедливая драка – это нормально. И в этом же уверен Детский Доктор из упомянутой сказки, писавший книгу под названием: «Роль справедливой драки в нормальном развитии мальчишки»…
Очень-очень-очень хочется пересказать все-все-все сказки замечательной Волшебницы, но лучше неё это сделать невозможно. Со многими её сказками вы наверняка уже знакомы – если не по книгам, то по фильмам и мультфильмам: «Пока бьют часы», «Приключения жёлтого чемоданчика», «Лоскутик и Облако» и многим другим. Но, даже если вы смотрели эти фильмы, возьмите книги Софьи Леонидовны, прочитайте их и вы увидите, что книга всегда полнее, чем любой самый замечательный фильм.
Волшебница Прокофьева в детстве хотела стать художником. Наверное, потому, что художником был её отец. Но Сказочное Царство звало и манило её волшебными огоньками, оно ждало свою Волшебницу. И она пришла в это царство, поселившись в нём навсегда.
Многие Волшебники выдумывают свои Сказки. Софья Леонидовна сначала их видит – не целиком, только краешек, ниточку. Случается это по-разному. Однажды она отдыхала в Прибалтике и увидела над головой облако, похожее на забавного человечка, грустного и немножко обиженного. И пока Волшебница удивленно (Настоящие Волшебники всегда удивляются, когда видят что-то необычное, не удивляются только скучные люди) рассматривала проплывающее над ней и мимо неё живое существо, оно на глазах превратилось сначала в одну собачку, потом появилась еще одна, потом – третья… И вскоре над Волшебницей плыла целая стайка пушистых собачек. Так родилась чудесная, моя самая-самая любимая сказка «Лоскутик и Облако». Вначале было Облако, за ним последовало королевство, где нет воды, и куда это Облако залетает. Потом к этому очаровательному персонажу присоединилась грустная девочка, которой Облако помогает.
Сюжет другой сказки родился ещё более таинственно. Волшебница сидела рядом с Астрид – женой сына. На улице быстро смеркалось, свет в комнатах не зажигали. Астрид была в светло-серебристом платье, у неё сребристые волосы и светло-серые глаза. В комнате становилось всё темнее, и Волшебница увидела, что Астрид у неё на глазах… исчезает, тает в сумерках. Софья Леонидовна включила свет и с радостью увидела, что Астрид никуда не исчезла. Так появилась на свет героиня другой известной сказки. Астрель – принцесса, исчезающая в сумерках.
Многие считают, что сказочники пишут как в голову взбредёт. Чем больше наврал, тем лучше. Это совсем даже не так. Софья Леонидовна в юности пересказывала известную легенду «Гамельнский крысолов». И написала, что в городе Гамельне повсюду появились серые крысы. Вера Николаевна Маркова, мачеха Софьи Леонидовны, тут же поправила её: «Что ты! Какие серые крысы в четырнадцатом веке?! В это время в Европе были только чёрные крысы. Серые появились только через сто пятьдесят лет, они переплыли Средиземное море!». Софья Леонидовна жила в хорошей сказке, поэтому и мачеха у неё была хорошая. Они очень дружили и даже вместе написали одну книжку.
У Софьи Леонидовны, как и у всех Настоящих Волшебников, есть свой Большой Секрет. Она всегда учится. У всех, даже у… детей.
Однажды она читала маленькому сыну сказку, в которой мальчик качался на стуле и кричал: «Но-о-о, вперёд, моя лошадка!» Софья Леонидовна воскликнула: «Смотри, Сережа, совсем как ты!» Но Сережа обиделся до слёз и сказал: «Глупая сказка! Разве стул – это лошадь?!» И тогда она поняла, что фантазии для детей – реальность. И для детей нужно писать так: «Открылось окно, и через подоконник перескочил чудесный конь и сказал: – Вставай, пора отправляться в опасное путешествие!»
Однажды я спросил Волшебницу:
– Внучке вы уже свои сказки читаете? Она вас ещё не критикует?
Софья Леонидовна улыбнулась:
– Прочитала я ей свою сказку «Белоснежка в пещере ужасов». И она мне сказала: «Надо же, какую ты, бабушка, гадость написала. И страшно, и грустно». Вот так она мои сказки читает. Мой самый строгий критик.
Это, конечно, просто забавный случай.
Сказки Волшебницы Софьи Леонидовны Прокофьевой любят не только дети в России, они переведены более чем на двадцать языков. И это очень здорово, что такие замечательные сказки читают дети всего мира!
Вот сколько Тайн Настоящей Волшебницы Софьи Леонидовны Прокофьевой я вам сегодня открыл! Теперь вы знаете, что Волшебники всегда учатся. А ещё вы знаете, что сказки делают из облаков и из сумерек.
Однажды Софья Леонидовна получила письмо от девочки, прочитавшей сказку «Пока бьют часы». В письме девочка написала, что это такая хорошая сказка, что, наверное, вы уже умерли, потому что хорошие писатели уже все умерли. Волшебница хранит письмо, и считает, что это – очень высокая похвала.
Но вы не волнуйтесь, Волшебница жива! И скажу по секрету – будет жить ВСЕГДА. Потому что Настоящие Волшебники жили и будут жить ВЕЧНО. До тех пор, пока дети читают их книги.
* Журнал «Читайка» №6, 2007, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
Я хочу рассказать вам о двух замечательных поэтах и переводчиках. Для меня эти люди – как океаны, стоишь у одного берега, – а другого и не видно. И понимаешь – как МНОГО этого человека.
Хорошо помню, как впервые ехал в гости к Борису Владимировичу Заходеру. Возможно, правильнее было бы сказать, ехал знакомиться с Заходером. Признаться, очень волновался, хотя уже был знаком с ним без малого лет сорок! Правда, он даже не подозревал о моём существовании.
Разве так бывает? Конечно, бывает, мой уважаемый Читатель, так бывает всегда, когда читатель знакомится с писателем через книгу. Впервые я познакомился с Борисом Владимировичем ещё до появления Вини Пуха. В журнале «Юность» прочитал большую подборку его стихов. И сразу же в них влюбился. Это было так ярко, так празднично, озорно, весело и лукаво, а порой и язвительно.
Стихи запомнились сразу, сами собой, безо всяких усилий с моей стороны, словно автор вложил их в мою голову. Я ходил и всем подряд читал чудесные строки:
Давно я не встречал
Гадюки –
И что-то не скучал
В разлуке!
- Ваши предки,
Наши предки
На одной качались ветке,
А теперь нас держат в клетке…
Хорошо ли это, детки?…
Я тут же помчался в библиотеку и с трудом отыскал книжечку «На задней парте». А потом была чудесная, просто волшебная книга с рисунками замечательного художника Пивоварова. Называлась книга «Моя Вообразилия». Она была большая, толстая, с шикарными иллюстрациями. И, конечно же, со множеством фантастических стихов.
На страницах чудесным образом уживались всем хорошо известные животные – Коты, Слоны, Бизоны и другие. Но все они в стихах Заходера оборачиваются к нам неожиданно новой стороной и кто-то, например, плачущая в коридоре киска, становится понятнее, а мы – добрее и снисходительнее к звериным слабостям:
Плачет Киска в коридоре.
У неё
Большое горе:
Злые люди
Бедной Киске
Не дают
Украсть
Сосиски!
Или на наших глазах (а если честно – порой и при нашем участии) происходит чудесное превращение со львом:
Подарил мне папа
Льва!
Ох, и струсил я сперва!
Я два дня
Его боялся,
А на третий —
Он сломался!
А у некоторых, например, у Совы, есть чему поучиться:
Мудрейшая птица на свете
Сова.
Всё слышит,
Но очень скупа на слова.
Чем больше услышит —
Тем меньше болтает.
Ах, этого многим из нас
Не хватает!
С других брать пример совсем даже не хочется:
Верблюд решил, что он — жираф,
И ходит, голову задрав,
У всех
Он вызывает смех,
А он, Верблюд, плюёт на всех!
И уж, конечно, не каждого из зверей можно пригласить домой:
Никакого
Нет резона
У себя
Держать бизона,
Так как это жвачное
Грубое и мрачное!
Вот какими неожиданными «лицами» повернул к нам Борис Владимирович давно, казалось бы, знакомых зверей.
Но Вообразилию Заходера населяют и совсем мало кому знакомые звери, например, Пипа Суринамская, Окапи, Коати и другие. Прочитай, и ты сможешь сказать:
Если спросят тебя:
«Что за зверь Суринамская Пипа?» —
Отвечай:
«Это жаба,
Но жаба особого типа!»
А ещё страну Вообразилию населяют совсем уже никому не известные зверики, с которыми мы познакомились благодаря Борису Заходеру. Это таинственные Кавот и Комут, Мним, Ктототам и другие.
Мне с постели вставать неохота:
Я боюсь наступить на Кавота, —
У меня под кроватью живёт
Симпатичнейший в мире Кавот.
. . . . . . . . . . . . . . . .
И ещё с ним такая забота:
Накормить невозможно Кавота,
Так как каждый кусок почему-то
Попадает в желудок Камута.
О стихах Заходера можно говорить бесконечно, ими хочется делиться, как всегда хочется поделиться с другими Большой Радостью.
Но я начал рассказывать, как ехал в гости к Заходеру. Он жил в Подмосковье, надо ехать электричкой, потом на маршрутном такси, на котором написано: «Болшево – Медвежьи Поляны». И хотя место, где жил Борис Владимирович, называлось Комаровка, эти самые Медвежьи Поляны вселили в меня веселье и уверенность, что встреча будет удачной, – где ещё, как не на Медвежьих Полянах, мог жить русский папа Вини-Пуха?
В дом нас проводила жена Бориса Владимировича, Галина Сергеевна. Во дворе бегал огромный лохматый пёс, двери на веранду были распахнуты настежь, по столу безбоязненно скакали синицы, весело склевывая что-то со скатерти. Видно было, что птицы и звери в этом доме на равных правах с хозяевами. Стены украшали невероятно красивые ковры из ярких лоскутов, чудесные фотографии, аппликации из материи, кружев и чего-то ещё. Все это, как оказалось, дело рук хозяйки дома.
Сам Борис Владимирович был неуловимо похож на Вини Пуха. Такой же лукавый, ироничный и в то же время добродушный. Он сам говорил, что за много лет (впервые книга о Вини Пухе в переводе Бориса Заходера появилась в 1960 году!) он настолько сроднился с медвежонком, что стал чем-то похож на него. Кстати, Заходер очень не любил слово «перевод», он всегда говорил, что при переводе стихи исчезают, поэтому их нельзя перевести. Чтобы книга получилась равной первоисточнику, нужно стать соавтором писателя, иметь равный с ним талант. Как говорил Борис Владимирович:
Чей дар не равен авторскому, тот
и не берись за перевод.
Что касается Вини Пуха, Заходер стал не только его «приемным русским папой», он взял медвежонка в соавторы, придумав вместе с ним множество «шумелок», «пыхтелок», «сопелок», которых не было у автора – Милна. Вы представляете, что у Милна не было «Ходите в гости по утрам…»? Я – нет.
Но я не случайно начал со стихов Бориса Владимировича. Вини Пуха вы все наверняка и так знаете. Хотя, если только смотрели мультфильмы, быстро берите в руки книгу Заходера – вас ждёт множество удивительных открытий. И ОБЯЗАТЕЛЬНО читайте стихи Бориса Владимировича. А ещё он пересказал «Мэри Поппинс» и много других сказок и стихов. Прочитайте его «Сказки для людей». Наверняка другими глазами посмотрите и на его стихи, потому что сказки эти: «…рассказывают сами звери, и рассказывают их людям. Всем людям — и взрослым, и детям. Звери ведь очень уважают людей, считают, что они сильнее и умнее всех на свете. И хотят, чтобы люди относились к ним хорошо. Чтобы были к ним добрее».
Борис Владимирович был очень добрым человеком, хотя и прошёл две войны, и жизнь не всегда была к нему справедлива. Но он как-то сказал: «Китайцы говорят – великий человек это тот, кто до старости сохранил детское сердце». Я не удержался и спросил: «Вам это удалось?» Борис Владимирович стрельнул из-под бровей лукавым взглядом и ответил: «Сердце я, пожалуй, сохранил, что до остального, это предоставляется решать вам…».
Когда я говорю, или даже только думаю о Романе Семеновиче Сефе, почему-то мне сразу же вспоминается:
Алло,
Это море?
Алло,
Это море?
Вы слышите,
Черное море,
Меня?
Ракушку я взял
И стою в коридоре,
И очень волнуюсь,
На берег звоня.
Я вас узнаю
В этой гулкой
Ракушке,
Я слышу
Хрустящий прибой
На песке.
Алло!
Это ветер
Качает верхушки
Седых эвкалиптов
В прибрежном леске.
Алло!
Это парус летит на просторе.
Алло!
Это рыба плывёт в глубине.
Алло!
Отвечайте мне,
Чёрное море!
Алло!
Отвечайте,
пожалуйста,
мне!
У Романа Семеновича множество замечательных стихов, но первым я всегда вспоминаю именно это. Сам не знаю почему. Ответить на этот вопрос труднее, чем сказать, почему вода мокрая. Или почему любят маму. Любят не почему-то и за что-то, а просто любят. Вот так и я ПРОСТО ЛЮБЛЮ это стихотворение.
К Роману Семеновичу, как и к Борису Владимировичу, жизнь была не всегда справедлива. Он был мальчишкой, когда арестовали его отца и мать. Отца расстреляли, а мать долго сидела в лагерях. Была война, и мальчик жил у бабушки, но бабушка трагически погибла, и его воспитывала тетя. Во время войны школы позакрывали, превратив их в лазареты. Доучивался Сеф уже после войны. Готовился поступать в Литературный институт. Надо было на что-то жить, – окончил курсы и пошел работать шофёром. Работал в Союзе писателей.
В 1951 году, когда Роману Семеновичу исполнилось двадцать лет, его арестовали «за антисоветскую агитацию и террористические намерения». Как говорит сам Роман Семенович, намерения эти выражались в том, что он говорил, что убьёт Берию, которого считал виноватым в аресте матери и гибели отца. Нашелся подлец, который донёс, и Роману Семеновичу дали двадцать пять лет лагерей. Ему «повезло» – отсидел всего лишь до 1956 года. В лагере Сеф усиленно занимался английским языком, много переводил.
Когда освободился – писал пьесы, публиковал переводы. Написал детскую книжку стихов «Шагают великаны». Книжку послали на отзыв Чуковскому, он написал очень хороший отзыв. Роман Семенович считает себя учеником Чуковского.
Кстати, с Корнеем Ивановичем был очень дружен и Заходер.
Я очень люблю всегда обаятельного, доброжелательного, и немного грустного Романа Семеновича Сефа. Он и в стихах такой же, как в жизни – бесконечно деликатный, скромный, немного даже застенчивый. И очень добрый.
Столяр гулял в густом лесу
Среди больших стволов,
И, улыбнувшись, он сказал:
- Как много тут столов.
Охотник зайцев настрелял
Пять штук за шесть минут,
И, улыбнувшись, он сказал:
- Как много зайцев тут.
Шел утром добрый человек.
Стряхнув с ветвей росу,
Он улыбнулся и сказал:
- Как хорошо в лесу!
Роман Семенович умеет видеть чудо там, где другие проходят мимо него:
Ты ещё
Не видел
Чуда?
Никогда
Не видел
Чуда?
Вот беда –
Не видел чуда!
Так сходи
И посмотри.
Ты увидишь
Просто чудо,
Удивительное
Чудо:
Там,
Где магазин
«ПОСУДА»,
Возле дома
Номер три
Сквозь асфальт
У перекрестка
Пробивается
Берёзка.
Сеф обладает удивительным даром очень сложные вещи и понятия описывать простыми и понятными словами. Вот, например, идёт обычный пешеход. А для Романа Семеновича он необычный:
Кто по улице идёт?
Необычный пешеход.
У него пятьсот имен:
На заводе слесарь он.
В яслях он –
Родитель,
В кинотеатре –
Зритель.
А пришёл
На стадион –
И уже болельщик он.
Он кому-то
Сын и внук,
Для кого-то
Близкий друг.
Он мечтатель
В дни весны,
Он военный
В час войны.
И всегда, везде и всюду
ГРАЖДАНИН
СВОЕЙ СТРАНЫ.
Он никогда не заигрывает с маленьким читателем, всегда держится с ним на равных, хотя может и поддразнить плаксу:
…Ты можешь плакать
Много лет,
Пока не станешь
Стар и сед,
Но слёзы не спасут от бед
И не помогут горю.
А если это ясно,
То не реви
Напрасно.
Может и тихо, на ухо, посоветовать, как выйти из трудного положения:
Если ты Ужасно гордый, Если ты Ужасно твердый, Но нечаянно обидел Маму Среди бела дня, Оставаясь Очень гордым, Независимым И твердым, Под вечер Шепни ей тихо: - Мамочка, Прости меня… Может Роман Семенович и необидно пошутить над «несчастной любовью»:
Василий решил,
Повинуясь судьбе,
Жениться на Варе
Из первого «Б»,
Он ластик и ленточку
Ей подарил,
И замуж идти её
Уговорил.
Но папа и мама
И наша собака
Решительно против
Подобного брака.
Поскольку женитьба
Вопрос непростой,
То ходит Василий
Пока холостой.
И еще одно стихотворение Романа Семеновича хочется вспомнить, называется оно «Поле»:
А дождик льёт,
А дождик льёт,
И больше ничего.
Но поле пьёт,
Но поле пьёт,
Но поле пьёт его.
Я думаю, что дождик – это как раз произведения Романа Семеновича Сефа и Бориса Владимировича Заходера. А пьющее их поле – это ты, дорогой Читатель.
Надеюсь, такие дожди дадут замечательные всходы.
* Журнал «Читайка» №№8,9, 2007, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
– Про меня ещё никто никаких книжек не написал! – воскликнет читатель или читательница. – А если написали, почему мы их не читали?
– Да потому, что это – НЕ ПРОЧИТАННЫЕ ТОБОЙ КНИГИ!
Конечно, вас очень много! Но книжки про всех вас уже написаны, и про девчонок, и про мальчишек. Все дети разные, но в чём-то все они одинаковые. И все похожи на собственных детей писателя. И если писатель очень любит своего ребёнка, он напишет про него так, что любой мальчишка скажет: – Это книжка про меня! А если другой писатель напишет о своей дочке с такой же любовью, все девчонки ахнут: – Эта книжка про меня!
А если книжки эти написаны замечательными писателями Олегом Кургузовым и Юрием Вийрой, все мальчишки и девчонки, прочитав их, в один голос воскликнут:
– Эта книжка про мою маму, про моего папу и про меня!
Олег Флавьевич Кургузов очень много хорошего сделал для детей: он работал главным редактором в журнале «Улица Сезам», в журналах «Куча мала», «Веселые картинки», редактором в звонком и весёлом журнале «Трамвай», редактором детской газеты «Маленькая тележка» и других хороших детских журналах. Везде, где бы ни работал Олег, журналы и газеты никогда не были скучными.
Он написал много интереснейших книг для ребятишек, под его пером на самые сложные вопросы находились понятные ответы, самые трудные загадки легко объяснялись. Всё, что делал Олег, он делал легко и весело. Конечно, это когда читаешь его книги, кажется, что написаны они легко. На самом деле в каждую книжку Олегом вложено много труда. Он просто не мог по-другому – не мог писать для детей кое-как.
Его рассказы любят не только дети, но и взрослые – их переводили на многие языки, передавали по радио, по ним снимали мультфильмы. Олег обладал редким талантом – умел просто писать о сложном. Не случайно многие ребята зачитывались его познавательными книгами: «По следам Почемучки», «Энциклопедия искателя приключений», «Энциклопедия Почемучки», «Погоня за призраком». Для многих ребят эти книги стали настольными. Писал он сказки, разные истории и многое другое.
Но я больше всего люблю его книги, состоящие из, как я их называю, «семейных» рассказов. Это книги «Солнце на потолке», «День рождения вверх ногами», «Рассказы маленького мальчика». За книгу «Солнце на потолке» Олег Флавьевич получил литературную премию имени Януша Корчака. Как было написано в дипломе: «за удачное изображение взаимоотношений между детьми и взрослыми и за искрящийся юмор».
Юрий Борисович Вийра долгое время жил в городе Ленинграде, потом в Москве. Первый свой рассказ «Заяц» он отнёс в журнал «Костёр». Тогда там работал замечательный писатель Сергей Донатович Довлатов, он написал Юрию Вийре: «…Ваша фантасмагория – лучшее, вернее – самое примечательное из того, что прочитал в «Костре» за два месяца».
Юрий Вийра написал много рассказов, фантастических историй, сказок. Он был большой выдумщик, все истории у него очень разные, но все они очень добрые. Даже страшилки не просто страшилки, а «Страшилки-смешилки», так и книга называлась. Не мог он пугать детей, потому что сам был невероятно добрый. Юрий Вийра написал много книг: «Мой папа – Мюнхгаузен», «Замок или Рыцарь Белого Сома», «Сказки про Пашу» и другие. А книга «Кот Петра Великого, летающий балкон и другие завийральные истории» была признана самой весёлой книгой 2001 года.
Юрий Вийра и Олег Кургузов – очень разные писатели, очень непохожие друг на друга. Так и должно быть, писатели должны быть непохожими. Но есть всё же нечто, в чём оба эти чудесных писателя очень схожи. Это «нечто» – действующие лица большинства лучших рассказов писателей.
У Олега Кургузова множество историй о папе, маме и маленьком мальчике, а у Юрия Вийры – о папе, маме, верном псе Кеше и дочке Маше.
Рассказы эти об обычных семьях, о простых событиях. Хотя часто в них происходят невероятные, фантастические вещи. В рассказах Кургузова всей семьёй крутят непослушную мясорубку и… переворачивают дом! Когда покупают новый шкаф, старый «мы с балкона сбросим, – говорит папа. – Да, на голову управдому Федоскину, – говорит мама. – Может, хоть это чуточку встряхнёт его, и он вспомнит, что обещал заменить нам кран». Мальчик испугался за управдома: «Он хоть толстый и ленивый, но добрый», и побежал предупреждать его, чтобы не ходил под балконом… В рассказах Олега Кургузова родители вместе с мальчиком стоят на головах в день его рождения, папа и мальчик качаются на люстре, а мама не ругает их, даже когда люстра обрывается, потому что…
Не хочется мне пересказывать до конца все эти замечательные рассказы. Всё равно лучше, чем написал их Олег, я не смогу это сделать.
В рассказах Юрия Вийры события происходят совершенно невероятные: поезд столкнулся с игрушечным автомобилем, непослушная девочка вылетела в окно поезда и упала на Таганскую площадь. «И с такой силой плюхнулась, что перед гастрономом началось извержение вулкана. Этот вулкан дремал под асфальтом миллион или даже две тысячи лет и проснулся, когда девочка упала. Думаете, из него полилась раскаленная лава? Нет, вместо лавы Таганку залило гречневой кашей…».
Река протекает «через наш двор», а на реке стоит пиратский корабль. Папа и дочка «забрались в него и развели костер. Сидим, картошку в золе печем, хлеб на прутиках жарим. Вдруг входят двое: у одного право¬го глаза нет, у другого – левого, и оба трубки курят. Сразу видно – пираты. – Здесь нельзя костры разводить, – говорят. – Это пороховой пог¬реб. А там на стене знак был: курительная трубка, перечёркнутая крест-накрест. Папа им отвечает: – Что курить нельзя – мы видим, а про костёр нигде ничего не написано. Пираты махнули рукой: – Курить можно. Все эти надписи и знаки – ерунда. «Не курить», «Не сорить», «Не прислоняться»… – и вытряхнули пепел из трубок в бочку с порохом. Получился взрывчик. Летим мы с папой в небо. Жареный хлеб едим, печеную картошку в ладонях перекатываем, чтобы остыла. Навстречу парашютисты опускаются…».
Интересно, чем всё заканчивается? Бегом в библиотеку или магазин, за книгами Олега Кургузова и Юрия Вийры!
Когда будешь читать – обрати внимание, что герои этих рассказов учатся и очень стараются понимать друг друга.
Однажды я попросил Олега Кургузова написать для журнала «Кукумбер» письмо читателю.
Вот что у него получилось:
«Здравствуй, брат мой!
Вчера целый день у меня случались неприятности, каких, впрочем, бывает полным-полно у всех взрос¬лых, и У ТВОИХ ПАПЫ С МАМОЙ — тоже. Я прома¬ялся весь день, а ночью долго не мог заснуть. А когда, наконец, заснул, мне приснилось, что где-то у меня есть младший брат — ТЫ. И я понял: без твоей помо¬щи, без твоего тепла мне будет очень трудно.
Мне снилось, будто ты подошёл ко мне, стоящему на перекрёстке под проливным дождём, упёрся в мой живот своей тёплой кудрявой башкой и пробормотал:
— Здравствуй, брат мой!
Ты укрыл меня плащом и повёл к дому. Мы шли с тобой сквозь потоки дождя, как два корабля сквозь бурю: я — большой усталый корабль с закопчёнными трубами и ты — маленький катер-проводник.
…Знаешь, есть у моряков такие маленькие катера-проводники, которые приводят огромные корабли из бурного моря в тихий порт. Большому кораблю труд¬но пробраться среди прибрежных подводных скал, с высоты своего роста он не видит их и может напороть¬ся брюхом на их острые пики. И тогда катер-провод¬ник берёт своего старшего брата на буксир — будто за руку — и осторожно протаскивает мимо преград прямо к причалу…
Где твой буксир — твоя рука, брат мой?
Я увидел тебя во сне, но я точно знаю, что ты суще¬ствуешь наяву, на самом деле. ТЕБЯ НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ, БРАТ МОЙ!
Взрослые всегда оберегают детей, помогают им, за¬щищают их. Но ты не можешь себе представить, как иногда бывают БЕЗЗАЩИТНЫ сами взрослые! Они, как большие неуклюжие корабли, могут запросто напороться на острую подводную скалу, если их не встретит в море маленький катер-проводник.
Посмотри вокруг. Может быть, твои близкие взрос¬лые, ТВОИ ПАПА И МАМА так же НУЖДАЮТСЯ В ТВОЕЙ ПОМОЩИ, как и я? Может быть, им тоже нужен маленький катер-проводник?
ПРОТЯНИ ИМ РУКУ, брат мой!
Думающий о тебе, взрослый дядька ОЛЕГ»
Под этим письмом с удовольствием подписался бы и Юрий Вийра. Я уверен в этом. Будем считать, что это письмо от обоих писателей ИМЕННО ТЕБЕ, читатель!
И Юрий Вийра, и Олег Кургузов к великой моей печали ушли от нас. Ушли молодыми. Так получилось.
Они ушли в зазвёздную страну Нангиялу. Я верю в это, потому что так говорил Карлсон: «Те, кто не верит в зазвёздную страну Нангиялу, после 158 лет превращаются в сувениры. А те, которые верят, попадают в Долину Вишен и разгуливают там под яблоневыми деревьями».
Олег Кургузов и Юрий Вийра прогуливаются под яблоневыми деревьями и рассказывают друг другу истории. Олег о маленьком мальчике, а Юрий – о девочке Маше…
* Журнал «Читайка» №7, 2007, рубрика «Не прочитанные тобой книги»
Домовые Нюхля и Дрюхля сидели на балконе. Дело было осенью. В доме холодно, отопление ещё не включили, а на балконе – солнышко, можно погреть свои старые кости и даже позагорать, задрав кверху бороды.
– Благодать! – произнёс Нюхля.
– Да, хорошо, – согласился Дрюхля.
– Давай жить здесь, – предложил Нюхля. – Построим избу и будем жить.
– Давай, – согласился Дрюхля.
Срубили они два вековых дуба и построили избу.
Наутро Борис Михайлович и Ксения Александровна ушли на работу, а Машенька, их дочь, осталась дома. У неё горло болело, и она не пошла в школу.
Стала Машенька звать домовых, а они не откликаются. Искала их, искала и обнаружила на балконе избу. Дверь избы настежь, а там домовые хозяйничают, печь берёзовыми полешками растапливают.
– Вам помочь? – спросила Маша.
– Не надо, – сказал Нюхля. – Лучше собери маслят, весь балкон маслятами зарос. Мы их поджарим и в сметане потушим.
Собрала Маша полную корзину маслят, и домовые сели их чистить.
– Помочь? – спросила Маша.
– Сами справимся, – сказал Нюхля. – Сходи-ка на пруд – а на балконе пруд был, с камышами и кувшинками – да налови карасей. Уху сварим.
– Только лови с этого берега, – предупредил Дрюхля. – Под тем чёрт сидит, он тебе ржавую самоварную трубу или рваный башмак на крючок прицепит.
Вернулись Борис Михайлович и Ксения Александровна с работы, а дочери нет. Смотрят – на балконе изба выросла, а Машенька из оконца выглядывает, им рукой машет.
Перебралось всё семейство в избу. Стали там впятером жить-поживать, добра наживать.
Вскоре к ним чёрт присоединился. Пришёл и говорит:
– Пустите меня к себе жить. Я вам картошку варить буду.
Посоветовались Нюхля, Дрюхля, Борис Михайлович, Ксения Александровна и Машенька – и пустили.
Только толку от него было мало: то недосолит картошку, то переварит. Что с него возьмёшь: чёрт есть чёрт!
Через пару дней Бориса Михайловича и Ксению Александровну повстречал дворник.
– Кто вам разрешил, – говорит, – избу на балконе строить?
Пригласили они дворника в избу, напоили чаем, накормили пирожками с грибами.
Он и говорит:
– Что это у вас дорожка перед избой листьями засыпана. Давайте подмету.
А через день отопление включили, и они в дом вернулись. Один чёрт в избе остался.
Не уберёг её рогатый – прознали про избу вороны, растащили по брёвнышку, построили из дубовых брёвен мост с фонарями, сидят теперь на тех фонарях и на прохожих пялятся.
А жаль – хорошая была изба!
(Из сборника «Рассказы маленького мальчика»)
Мы играем в футбол в нашем дворе. Мяч летает из угла в угол. У нас во дворе полным полно углов.
– Им есть, где разгуляться! – говорят наши родители.
И мы разгуливаемся вовсю. Дым коромыслом!
А после дождя в футбол играть совсем негде. Посреди двора – большая лужа.
Но вот приходит верблюд и медленно выпивает всю лужу. А потом уходит восвояси.
– Ура! – кричим мы. – Да здравствуют верблюды!
Мы снова играем в футбол. Целое утро, целый день и целый вечер. Потом снова льёт дождь, и лужа полным-полна.
Мы долго ждём верблюда. Но его нет. А в школе нам рассказывают, что верблюд – корабль пустыни и запасается водой на много дней.
Из-за этого верблюда мы теперь долго не сможем играть в футбол. От скуки мы валяем дурака.
– Им негде разгуляться, – с грустью говорят наши родители.
Они тоже ждут верблюда. Мы ждём верблюда все вместе.
Поэт и переводчик Михаил Яснов живёт в городе Санкт-Петербурге. В этот город он, наверняка, попал по ошибке.
Все, кто живёт в этом городе, или побывал там, знают, что это город очень прямых строгих линий. Выходишь возле Московского вокзала на Невский проспект и на другом конце проспекта видишь золотой шпиль адмиралтейства. Кажется, рукой подать, а пока дотопаешь, язык высунешь. И все проспекты и улицы словно по линеечке прочерчены. После весёлых московских улочек-закоулочков даже скучновато.
В таком городе должны жить серьёзные, степенные люди. А Михаил Яснов – суматошный и непоседливый. Скачет, как кузнечик, по белу свету: прыг в поезд, и в Москву. Прыг в самолёт – и в Париж. А потом опять – прыг в самолёт и домой, в Санкт-Петербург. А потом опять прыг… прыг… прыг…
Прыгает по всему миру и стрекочет, стрекочет, стрекочет – ручкой в блокноте, пальцами по клавишам пишущей машинки и компьютера, словами… Как кузнечик. Или сверчок. Я как-то подумал, может он и есть – Кузнечик? Посмотрел – похож. Звенит невидимым серебряным молоточком, Слова Волшебные выковывает. Или он – Сверчок? Посмотрел ещё раз – похож. Стрекочет, звенит золотым колокольчиком, Волшебные Слова вызванивает…
Сижу и думаю – кто же он – Кузнечик, или Сверчок? Сам никак не разберусь. Решил у него самого спросить.
Спросил. А он даже удивился:
– Я – Михаил Яснов. Могу паспорт показать!
Я тоже могу паспорт показать. Но у меня там написано, что я – не Яснов. Так я и сказал. Он посмотрел на меня, как кузнечик на ботаника, и ответил:
– Ты, друг мой, наверное, много дома сидишь, вот и стал твой мозг о всяких глупостях думать. Мозг, как квартиру, нужно часто и хорошо проветривать. Пойдём, погуляем.
– В Париж? – обрадовался я.
– Можно и в Париж, – поскучнел Яснов. – Только давай в другой раз, я только что оттуда.
– А я по городу не хочу гулять.
– Не гуляй! И я не буду. Мы с тобой пройдёмся по крышам!
– Кто в наше время по крышам гуляет? Сейчас и чердаки, через которые на крыши залезть можно, все на замках… И у тебя пропеллер с моторчиком не вставлены, ты же не Карлсон!
– Скучный ты! – рассердился Михаил. – Тебе обязательно нужно погулять по крышам! Пойдём! Главное – хотение, а замки и моторчики нам, Настоящим Волшебникам, без надобности!
– А ты Настоящий Волшебник?
– Стал бы я по крышам разгуливать, если был бы не Настоящим Волшебником!
Полез я за ним следом. Дверь на крышу оказалась на большом замке. Для Яснова это дело простое – он замку что-то пошептал, тот сам собой и открылся. На крыше с Невы ветер дует, темнеет. Не видно ничего.
А он по крыше, как по лужайке вышагивает. И вдруг как закричит:
– Смотри! Чучело!
Я даже обиделся, за что это он меня так обозвал: не такое уж я и чучело. На всякий случай достал зеркальце, посмотреться.
– Куда ты смотришь?! – кричит Михаил и пальцем на трубу показывает.
А на трубе сидит что-то такое… я даже не знаю какое… чучело какое-то. И тут это чучело кааак раскроет красную пасть, да кааак завопит дурным голосом:
Чучело-мяучело На трубе сидело. Чучело-мяучело Песенку запело. Чучело-мяучело С пастью красной-красной - Всех оно замучило Песенкой ужасной. Всем кругом от Чучела Горестно и тошно, Потому что песенка У него про то, что Чучело-мяучело На трубе сидело. Чучело-мяучело Песенку запело…
И всё сначала. Допоёт дурным голосом, и опять повторяет.
А тут кто-то как пролетит у меня над головой, устроилось это «кто-то» на другую трубу, глазища горят, как фонари и кааак заухает!
Испугался я, дёргаю Мишу за рукав:
– Пойдём, нагулялся я.
А он мне говорит:
– Не бойся, это же сова! Давай с ней подружимся!
– Очень ей нужно!
– Очень! Ей в лесу так одиноко!
Мне грустно думать про сову, Я так неправильно живу: Я не дружу с совою – Гуляю сам с собою. А каково ей там в лесу, В очках на стареньком носу На ветке ждать заката, Покуда спят совята? Ты прилетай ко мне, сова, На луг, где мягкая трава, А хочешь, над рекою Поухаем с тобою? Мне говорят: - Напрасный зов! Теперь осталось мало сов, Сова – лесная птица, Она людей боится!.. Но я не верю, я зову Мою очкастую сову. Я сам в очках, не скрою, - Я подружусь с совою! Вышли на улицу, а навстречу идёт… СУЩЕСТВО всё из себя лохматое, в репейниках. Я на всякий случай в сторонку отошёл. А Михаил побежал к этому лохматому, повалил его на землю, брюхо ему щекочет и приговаривает:
По дороге От ворот И до поворота Помесь пуделя идёт И ещё кого-то. Ходит вежливая помесь, С посторонними знакомясь. Незнакомец дорогой, Познакомься и со мной. А этот мохнатый «незнакомец» рад стараться – знакомится, хвостом вертит, повизгивает от радости, что его уважают, дорогим называют. Михаил зовёт меня:
– Подойди, познакомься поближе с пуделем!
– Лучше я с ним подальше познакомлюсь, у него вон какие зубищи.
– Не туда ты смотришь, – вздохнул Яснов. – Ты не смотри, какие у него зубы, ты посмотри, какие у него добрые глаза!
– Пока я буду ему в глаза заглядывать, он мне нос откусит.
Распростился Михаил с этой помесью, как с лучшим другом. А он не желает расставаться, следом шлёпает, ушами мотает.
Только отошли мы на несколько шагов, Михаил пальцем показывает:
– Смотри! Смотри!
Я посмотрел, лежит на асфальте варежка, одна. Наверное, зимой кто-то из ребятишек потерял.
Михаил поднял варежку, держит в ладонях, словно отогревает.
– Зачем она тебе? – спрашиваю. – Она же одна.
– Конечно, одна. Представляешь, она всю зиму вот так, одна-одинёшенька под снегом пролежала. Ей же, наверное, до сих пор холодно!
Подберу-ка я варежку, В тёплом доме согрею, Положу её, стылую, На свою батарею. Напишу объявление На листке, посерёдке, Потерявшему варежку Сообщу о находке. Пусть читают прохожие На столбе, возле парка, Где висит объявление: «Потерялась овчарка...» Пока мы с ним до дома дошли, кого только ни повстречали: свинку, заболевшую птичкой, лягающуюся лягушку, потом целое семейство – мамонта, папонта, дедонта, бабонта и мамонтёнка… И с кем только не поговорил Яснов по дороге, с кем только не познакомился, что только не подобрал!
Пришли мы, Михаил меня накормил и говорит:
– Ты спи, а мне ещё надо Незнакомца накормить, Сову, Варежку на тёплую батарею пристроить, всех устроить, всех в стихи уложить…
Уснул я моментально, кажется, даже головой подушки не коснулся. И снился мне сон: сидит в маленькой мастерской Кузнечик, очень похожий на Яснова. Или Яснов, очень похожий на Кузнечика? Склонился Кузнечик над микроскопом и крохотным молоточком что-то приколачивает.
Заглянул ему через плечо, а он знай молоточком постукивает, звон слышно, а что приколачивает – не видать. Он-то в микроскоп смотрит.
– Что это ты прибиваешь? Блоху решил подковать?
– Посмотри сам, – улыбнулся Кузнечик.
Я посмотрел в микроскоп, а он в лист бумаги золотые гвоздики забивает – крохотные такие, только в микроскоп и разглядишь.
– Блоху подковать проще, – смеётся Кузнечик. – Золотые гвоздики – это будущие буковки, каждую я должен отдельно выковать и точно на место поставить, тогда получатся Золотые Слова. А ты говоришь, я – не Настоящий Волшебник…
А вы как думаете, он – Настоящий Волшебник?
Почитайте стихи Яснова, проверьте – он действительно Золотые Слова написал?
Я уверен – ДА!
А вы?
* Журнал «Читайка» №7, 2007, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
Софья Леонидовна Прокофьева чудесная Волшебница. В написанных ею сказках удивительнейшим образом уживаются рядышком Волшебное Волшебство и простые человеческие чувства, понятные и близкие каждому мальчишке и каждой девчонке. И, как правило, эти чувства, находящие отклик в каждой душе, – в сказках Софьи Леонидовны оказываются сильнее любых Волшебных Волшебств.
Дружба, чувство долга, благородство, отвага, доброта и, главное, любовь – вот что заставляет героев книг Прокофьевой совершать Самые Настоящие Подвиги. И совершают эти подвиги самые обыкновенные мальчишки и девчонки, такие же, как вы, читатели.
Софья Леонидовна уверена – нельзя сразу родиться Героем или Рыцарем. Главными персонажами её книг часто оказываются дети, которым не чужды обычные слабости. Так, в повести «Приключения жёлтого чемоданчика» вместе с Детским Доктором на поиски чемоданчика отправляется трусливый мальчишка Петька. И, спасая других от возможных бед, он становится Настоящим Героем.
Мудрая Сказочница знает: для того, чтобы стать Героем, не всегда нужно победить огнедышащего Дракона. Главное – победить, преодолеть Драконов, живущих внутри тебя: собственные страх, жадность, зависть. Победить, даже если для этого потребуется хорошая драка. Софья Леонидовна считает, что справедливая драка – это нормально. И в этом же уверен Детский Доктор из упомянутой сказки, писавший книгу под названием: «Роль справедливой драки в нормальном развитии мальчишки»…
Очень-очень-очень хочется пересказать все-все-все сказки замечательной Волшебницы, но лучше неё это сделать невозможно. Со многими её сказками вы наверняка уже знакомы – если не по книгам, то по фильмам и мультфильмам: «Пока бьют часы», «Приключения жёлтого чемоданчика», «Лоскутик и Облако» и многим другим. Но, даже если вы смотрели эти фильмы, возьмите книги Софьи Леонидовны, прочитайте их и вы увидите, что книга всегда полнее, чем любой самый замечательный фильм.
Волшебница Прокофьева в детстве хотела стать художником. Наверное, потому, что художником был её отец. Но Сказочное Царство звало и манило её волшебными огоньками, оно ждало свою Волшебницу. И она пришла в это царство, поселившись в нём навсегда.
Многие Волшебники выдумывают свои Сказки. Софья Леонидовна сначала их видит – не целиком, только краешек, ниточку. Случается это по-разному. Однажды она отдыхала в Прибалтике и увидела над головой облако, похожее на забавного человечка, грустного и немножко обиженного. И пока Волшебница удивленно (Настоящие Волшебники всегда удивляются, когда видят что-то необычное, не удивляются только скучные люди) рассматривала проплывающее над ней и мимо неё живое существо, оно на глазах превратилось сначала в одну собачку, потом появилась еще одна, потом – третья… И вскоре над Волшебницей плыла целая стайка пушистых собачек. Так родилась чудесная, моя самая-самая любимая сказка «Лоскутик и Облако». Вначале было Облако, за ним последовало королевство, где нет воды, и куда это Облако залетает. Потом к этому очаровательному персонажу присоединилась грустная девочка, которой Облако помогает.
Сюжет другой сказки родился ещё более таинственно. Волшебница сидела рядом с Астрид – женой сына. На улице быстро смеркалось, свет в комнатах не зажигали. Астрид была в светло-серебристом платье, у неё сребристые волосы и светло-серые глаза. В комнате становилось всё темнее, и Волшебница увидела, что Астрид у неё на глазах… исчезает, тает в сумерках. Софья Леонидовна включила свет и с радостью увидела, что Астрид никуда не исчезла. Так появилась на свет героиня другой известной сказки. Астрель – принцесса, исчезающая в сумерках.
Многие считают, что сказочники пишут как в голову взбредёт. Чем больше наврал, тем лучше. Это совсем даже не так. Софья Леонидовна в юности пересказывала известную легенду «Гамельнский крысолов». И написала, что в городе Гамельне повсюду появились серые крысы. Вера Николаевна Маркова, мачеха Софьи Леонидовны, тут же поправила её: «Что ты! Какие серые крысы в четырнадцатом веке?! В это время в Европе были только чёрные крысы. Серые появились только через сто пятьдесят лет, они переплыли Средиземное море!». Софья Леонидовна жила в хорошей сказке, поэтому и мачеха у неё была хорошая. Они очень дружили и даже вместе написали одну книжку.
У Софьи Леонидовны, как и у всех Настоящих Волшебников, есть свой Большой Секрет. Она всегда учится. У всех, даже у… детей.
Однажды она читала маленькому сыну сказку, в которой мальчик качался на стуле и кричал: «Но-о-о, вперёд, моя лошадка!» Софья Леонидовна воскликнула: «Смотри, Сережа, совсем как ты!» Но Сережа обиделся до слёз и сказал: «Глупая сказка! Разве стул – это лошадь?!» И тогда она поняла, что фантазии для детей – реальность. И для детей нужно писать так: «Открылось окно, и через подоконник перескочил чудесный конь и сказал: – Вставай, пора отправляться в опасное путешествие!»
Однажды я спросил Волшебницу:
– Внучке вы уже свои сказки читаете? Она вас ещё не критикует?
Софья Леонидовна улыбнулась:
– Прочитала я ей свою сказку «Белоснежка в пещере ужасов». И она мне сказала: «Надо же, какую ты, бабушка, гадость написала. И страшно, и грустно». Вот так она мои сказки читает. Мой самый строгий критик.
Это, конечно, просто забавный случай.
Сказки Волшебницы Софьи Леонидовны Прокофьевой любят не только дети в России, они переведены более чем на двадцать языков. И это очень здорово, что такие замечательные сказки читают дети всего мира!
Вот сколько Тайн Настоящей Волшебницы Софьи Леонидовны Прокофьевой я вам сегодня открыл! Теперь вы знаете, что Волшебники всегда учатся. А ещё вы знаете, что сказки делают из облаков и из сумерек.
Однажды Софья Леонидовна получила письмо от девочки, прочитавшей сказку «Пока бьют часы». В письме девочка написала, что это такая хорошая сказка, что, наверное, вы уже умерли, потому что хорошие писатели уже все умерли. Волшебница хранит письмо, и считает, что это – очень высокая похвала.
Но вы не волнуйтесь, Волшебница жива! И скажу по секрету – будет жить ВСЕГДА. Потому что Настоящие Волшебники жили и будут жить ВЕЧНО. До тех пор, пока дети читают их книги.
* Журнал «Читайка» №6, 2007, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
(Сокращённый журнальный вариант)
Дорогие друзья! Не будем скрывать, а скажем сразу: вы попали в очень грустную и несчастную страну. Дело в том, что все реки и озёра в этой стране давно высохли, здесь никогда не бывает дождей, сюда не залетают облака и тучи.
Вода в этой стране принадлежит королю, и он продает её жителям за большие деньги.
Итак, начнём наш рассказ.
– Кому воды ключевой, холодной? – кричал дядюшка Буль, продавец воды, шагая рядом со своей лошадкой, которая везла большую бочку.
Но, заслышав его голос, двери домов захлопывались, окна плотно закрывались. У бедных людей, живших на окраине города, не было денег, чтобы купить воды.
– Эй, Лоскутик, где ты, лентяйка? Сбегай, купи ведро воды, не то отведаешь моей плётки!
Из дома богатого лавочника Мельхиора выбежала худенькая девочка в платье, сшитом из разноцветных лоскутков. Она была сиротка, и некому было купить ей новое платье. Она росла, и ей приходилось подбирать разные лоскутья: синие, зелёные, красные, в полоску, в горошек, и пришивать их к своему платью. Вот почему её так и прозвали – Лоскутик.
– А ну, маленькая дрянь, поторопись! – послышался грубый голос лавочника Мельхиора. Он был жадный и злой, и нередко его плеть гуляла по худенькой спине Лоскутика.
Девочка бережно внесла в лавку ведро с водой.
– Марш на чердак, негодяйка! – проворчал Мельхиор.
Лоскутик поднялась на чердак по шаткой лестнице и чуть не вскрикнула от изумления. Уже наступил вечер, и она увидела, что, освещенная бледной луной, у неё на окне сидит лошадь дядюшки Буля. Да, да, лошадь дядюшки Буля, только совсем, совсем прозрачная.
– Пить хочу! Испаряюсь, погибаю! – простонала Лошадь. – Воды! Скорее принеси воды!
Снизу доносился дружный храп лавочника и лавочницы.
– Ой, и влетит же мне! Ведь убьют…– со страхом подумала Лоскутик.
И всё же она взяла ведро с водой и понесла его на чердак. Увидев воду, прозрачная Лошадь мигом нырнула в ведро. Послышалось блаженное хлюпанье и плеск.
Внезапно снизу донеслись бешеные вопли.
– Негодяйка, воровка! Девчонка украла нашу воду!
Послышался тяжёлый топот ног по лестнице. Лавочник и его жена влетели на чердак и тут же замерли, трясясь от ужаса.
На окне сидел большой белоснежный Лев. Не обращая ни на кого внимания, он белым языком лизал свою лапу. Из его пасти вылетела молния и ударила в ведро.
Лавочник и лавочница скатились с лестницы.
– Кто ты? – робко спросила Лоскутик, на всякий случай пятясь к двери.
– А ты не догадалась? – с укором сказал Лев. – Облако я. Ну, просто Облако. Мы, облака, в кого хочешь можем превратиться.
Лоскутик не сводила глаз с белого Льва.
– Можешь не сомневаться, теперь они сживут тебя со свету, – сказал Лев. – Надо уходить отсюда. Спустись по лестнице, а я буду ждать тебя за углом.
Лоскутик и Лев пошли по пустым улицам спящего города.
За узорной решёткой поднимались высокие деревья, густая трава пестрела цветами. Журчали и звенели фонтаны. Это был королевский сад.
– Нам не разрешают даже близко сюда подходить, – робко прошептала Лоскутик. – Сад охраняют кусачие собаки.
И правда, по росистой траве мчались десять откормленных злых бульдогов.
Облако спокойно оторвало прядь своей густой гривы, и тут же перед бульдогами появилась белоснежная кошка.
– Мяу!..– кокетливо пропела она, глядя на собак.
Бульдоги хрюкнули от такого оскорбления. Кошка скрылась за деревьями, бульдоги бросились за ней.
– Ну, теперь иди! – приказал Лев.
Лоскутик пролезла между прутьями решётки, и они пошли в глубь сада прямо к королевскому дворцу. Заглянули в окно королевской кухни. На высоком стуле сидела страшная одноглазая старуха в белом колпаке.
– Это только на вид она такая злая, – прошептал белый Лев.
Вошёл богато одетый человек, весь перемазанный манной кашей.
– Это главный советник короля – Слыш, – прошептал Лев. – Ну и хитрый, ну и подлюга!
Поварята начали старательно вытирать Слыша полотенцами.
– Вы же знаете, любимое блюдо короля – манная каша, – простонал Слыш. – А сегодня её сварили с комочками. Король в ярости, король в бешенстве!
– Вот кто её варил! – прорычала Барбацуца, указывая на трёх придворных дам, горько рыдавших в углу, уткнув носы в кружевные платочки. – Да они даже поварёшку в руках держать не умеют! Нет, лучше я возьму себе в помощницы любую оборвашку, побирушку, нищенку!
– Что ж, неплохая идея! – прошептал Лев.
Когда карета Барбацуцы подъехала к её дому, что же увидела старая повариха? На ступеньках крыльца, скорчившись, сидела девочка в драном платье из лоскутков.
– Вот эта – подойдёт! – воскликнула Барбацуца. – Будешь помогать мне варить королю манную кашу.
Так Лоскутик стала жить у Барбацуцы.
Барбацуца и впрямь оказалась очень доброй. Она кормила Лоскутика до отвала и вдоволь давала ей воды. Но Лоскутик с каждым днём всё худела и бледнела. А всё потому, что Облако к ней ни разу не прилетело.
И вот однажды к ней в окно влетел белый Филин.
– Наконец-то! Я так соскучилась по тебе! – обрадовалась Лоскутик.
– Я пытался узнать, откуда король берёт воду, но даже Филин Ночной Философ не знает разгадку этой тайны, – вздохнуло Облако.
В это время в комнату ворвалась Барбацуца. Белый Филин едва успел спрятаться под кровать.
– Мне надоели твои лохмотья. Вот тебе серебряная монета. Купи себе новое платье, – уходя, прорычала Барбацуца.
– Вот здорово! – радостно воскликнул белый Филин. – Я буду первое Облако-покупатель! Собирайся, пойдём в лавку к Мельхиору.
– Ни за что! – испугалась Лоскутик.
– С трусами не дружу, – обиделось Облако.
Делать нечего, Лоскутику пришлось согласиться. Облако взлетело к потолку, и на пол опустилось двенадцать белых собак. Правда, двенадцатая собачонка была совсем тощая. К тому же у неё было всего три лапы. Видимо, на четвёртую Облака просто не хватило.
Они пошли по знакомой улице к лавке Мельхиора.
Лоскутик робко вошла первая. Увидев её, Мельхиор просто остолбенел от злобной радости.
– Жена, подай плетку! – приказал он и крепко ухватил Лоскутика за руку. Лоскутик выронила монетку, и та закатилась в щель.
В это время в лавку не спеша вошли двенадцать белых собак. Они поставили лапы на прилавок и грозно зарычали.
Мельхиор от страха сел на пол, а лавочница хлопнулась в обморок.
Лоскутик не стала дожидаться, что будет дальше, и мигом выскочила из лавки. Собаки за ней.
– Подумаешь, подарок – серебряная монета. Вот сейчас ты получишь настоящий подарок!
Все двенадцать собак разом поднялись в воздух и слились во что-то одно – круглое и белое. В тот же миг на Лоскутика полились струйки дождя.
– Что это? – в изумлении прошептала Лоскутик. – Вода! Прямо с неба? И просто так, не за деньги?
– Глупышка, это обыкновенный дождь! – послышался сверху голос Облака. – А сейчас надо удирать, сюда бегут стражники!
– Дождь! Дождь! – прыгая по лужам, вопили стражники. – Кто посмел? Кто позволил?
Но Лоскутик и Облако были уже далеко.
Запыхавшись, Лоскутик присела возле старого забора. Но она даже не успела отдышаться. Перед ней появилась разъяренная Барбацуца.
– Где новое платье? – хрипло спросила она.
Неожиданно в руках Лоскутика развернулось чудесное, кружевное белое платье.
– Купила белое платье? В кружевах и оборках? Самое непрактичное! – Барбацуца заикалась от ярости.
Она уже протянула руки, чтобы схватить платье, но её опередила жалкая трёхногая собачонка. Она ухватила платье за подол и скрылась с ним в узкой щёлке между досок забора.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся маленький трубочист-негритёнок Сажа, сидя на крыше домика возле трубы.
Как только Барбацуца, пылая гневом, удалилась, негритёнок скатился с крыши. Так началась дружба Лоскутика и негритенка Сажи.
Все было бы хорошо, но ревнивое Облако не могло перенести, что у Лоскутика появился ещё один друг. Оно улетело, обиженное.
Можете не сомневаться, стражники немедленно доложили Слышу, что на пустыре шёл дождь.
– Дождь?! Это – катастрофа, – в ярости прошептал Слыш. – Это значит, в наше королевство залетело Облако.
Тем временем Облако, огорченное и мрачное, летело над городом. Вот площадь Пересохшего фонтана. Облако увидело распахнутую дверь трактира. В дверях стоял нищий в убогих отрепьях. Облако тут же превратилось в точно такого же нищего и залетело в трактир.
Богатые посетители с удивлением заметили, что стоящие перед ними кубки опустошаются самым таинственным образом. Постепенно Облако стало розовым, а потом винно-красным. Тут трактирщик его заметил, но пьяное Облако тотчас вылетело в открытую дверь и повисло вниз головой, зацепившись ногами за крышу соседнего дома.
Трактирщик с воплями побежал к советнику Слышу.
– Какой-то незнакомец, нищий оборванец, выпил мое лучшее вино и висит на крыше вниз головой!
Слыш сразу же обо всем догадался. Он приказал кучеру гнать лошадей на площадь Пересохшего фонтана.
– Дорогое Облако, не хотите ли вы прокатиться со мной в карете? дрожащим от волнения голосом предложил Слыш.
– Что ж, я не против, – согласилось Облако, поливая Слыша ярко-красными винными слезами. – Ведь ещё ни одно облако не каталось в карете.
Облако забралось в карету, и Слыш поспешно захлопнул дверцы.
– Я так любило эту девчонку, – зарыдало Облако. – А она променяла меня на какого-то жалкого трубочиста. О, это убивает меня…
– Так вас можно убить? – осторожно спросил Слыш.
– Нет, меня нельзя убить, меня можно только заморозить…– горестно всхлипнуло Облако.
– Так я тебя заморожу! – злорадно вскрикнул Слыш. – Попался голубчик!
Облако моментально протрезвело. Один миг – и оно превратилось в тысячу пчёл. Причём у каждой пчелы было крошечное жало. Это Облако разделило свою молнию на тысячу частей. Надо сказать, эти молнии жалили пребольно.
– Ой, ай! – вскрикивал Слыш, поспешно распахивая дверь кареты.
Облако с торжествующим жужжанием вылетело на волю.
В этом городе жил талантливый художник Вермильон.
Когда на следующее утро он проснулся, то попросту не поверил своим глазам.
В кресле возле его кровати сидел он сам, художник Вермильон, только совсем белый и к тому же немного прозрачный.
– Что вы удивляетесь? – несколько раздраженно сказал белый незнакомец. – Я – Облако. Ну, просто Облако. Филин Ночной Философ сказал мне, что, скорее всего, источник воды король скрывает у себя во дворце. Я хотел бы пробраться туда под видом знатного путешественника. Но, как вы понимаете, путешественники не бывают совершенно белыми.
– Но я могу вас раскрасить! – с восторгом воскликнул художник Вермильон и тут же принялся за работу.
Всю синюю краску он потратил на камзол Облака, а красную – на подкладку его плаща. На его чулках он нарисовал тонкие черные полоски. Он выскреб остатки золотой краски и покрасил пуговицы на жилете и пряжки на башмаках.
– Да теперь я похож на знатного путешественника, – сказало Облако, любуясь на себя в зеркале.
Когда королю доложили, что богатый и знатный путешественник хочет полюбоваться его дворцом, король заявил, что сам хочет показать столь именитому гостю великолепные залы своего дворца.
Знатный путешественник восхищался мокрыми полами, отсыревшими коврами, расставленными повсюду вазами с водой.
Когда они вошли в тронный зал, путешественник увидел в углу мраморную русалку. Он тотчас превратился в такую же русалку и сел на хвост в другом углу зала. Король ничего не заметил. Он решил, что знатный гость заблудился, рассматривая роскошные залы его дворца.
Часы пробили двенадцать раз, и в зал тихими шагами вошёл советник Слыш.
– Пора! – нетерпеливо сказал король.
Слыш повернул какие-то рычаги. Королевский трон сдвинулся в сторону. Послышался отдалённый плеск и журчание. В полу открылось квадратное отверстие. И вдруг, перелившись через край, вода волнами побежала по залу. Фонтаны за окном поднялись, казалось, до самого неба. В траве зазвенели ручьи.
И тут Облако не выдержало.
– Вода! Вода! – в восторге закричало Облако, подпрыгивая на своем русалочьем хвосте. – Так вот где спрятан тайный источник!
– Облако узнало мою тайну! – прохрипел король. Но Слыш сделал ему знак замолчать.
– Ах, милое Облако! – сладким голосом проговорил Слыш. – Вы так прекрасно превратились в знатного путешественника, что я был просто восхищен.
– Превращаться – моё любимое занятие, – снисходительно откликнулась Русалка.
– Но ни за что не поверю, что вы можете превратиться в кого-нибудь злобного и страшного, – сказал, хитро улыбаясь, Слыш. – Ну, например, в крокодила.
Белая русалка соскочила на пол, и в тот же миг по мрамору пола, извиваясь и разинув зубастую пасть, пополз огромный белый крокодил.
Король взвизгнул и забрался на трон с ногами.
– Вы неподражаемы! – льстиво проговорил Слыш. – Но, извините, не поверю, что вы можете превратиться во что-то маленькое, делающее тик-так, тик-так!
– Превратиться в часы? – засмеялось Облако. – Да для меня это пара пустяков. Вот, смотрите!
Облако взлетело на полку и в тот же миг превратилось в часы. Только цифры и стрелки были совсем белые.
– Что, убедился? – с торжеством воскликнуло Облако
В тот миг Слыш шагнул к белым часам и ловко накрыл их стеклянным колпаком.
– Выпусти меня сейчас же! – крикнуло Облако.
– Ну уж нет! – злорадно рассмеялся Слыш. – Тебе конец. Мы тебя заморозим.
– О, только не это! – простонало Облако. Белые стрелки часов остановились. – Конец всему… Я погибло….
Барбацуца первая узнавала все дворцовые новости.
– Какое-то Облако поймали и заморозили, – сказала Барбацуца Лоскутику. – Все только об этом и говорят.
– Заморозили? Облако? – Лоскутик с ужасом посмотрела на Барбацуцу.
– Что ты на меня уставилась? – рассердилась Барбацуца. – Тебе-то какое дело?
– Это Облако, это Облако… – зарыдала Лоскутик. – Это мой друг, мой самый любимый друг. Неужели его заморозили?
– Что же мы сидим сложа руки? – не выдержала Барбацуца. – Бежим во дворец. Я знаю, где оно, твоё Облако. Недаром возле погреба со льдом поставили часовых, да ещё выкатили две пушки.
К удивлению Лоскутика, Барбацуца вдруг дико захохотала. Она схватила два лимона и сунула их в карманы своего необъятного передника.
– Дорогая Барбацуца! – радостно воскликнул главный Повар, когда Барбацуца ворвалась на кухню. – Как вы вовремя! Король заказал на обед своё любимое блюдо – манную кашу. А вы её варите божественно, бесподобно!
– Хватит болтовни! – прервала его Барбацуца. – Эй, поварята, несите сюда молоко!
Поварята принесли большой кувшин молока. Воспользовавшись тем, что главный Повар отвернулся. Барбацуца разрезала лимон и выдавила сок в молоко.
– Молоко скисло! – завопила Барбацуца. – Несите сюда ещё один кувшин с молоком!
Но со вторым кувшином повторилось то же самое. От лимонного сока молоко мгновенно скисло.
– Мне нужно ведро льда! – потребовала Барбацуца. – Не могу же я варить манную кашу на этой кислятине.
– Но в погреб никого не пускают, – в растерянности развел руками главный Повар.
– Пусть только попробуют меня не пустить, – прошипела Барбацуца. – Эй, Лоскутик, бери ведро и за мной!
Барбацуца так страшно посмотрела на стражников, охранявших вход в погреб, что те испуганно расступились.
– Держи фонарь! – Барбацуца стала спускаться вниз по обледенелым ступенькам.
– Ищи, – шепнула она Лоскутику.
Куски льда громоздились, как прозрачные горы, как тяжелые мосты из хрусталя. Лоскутик переворачивала большие скользкие глыбы, не обращая внимания, что из пальцев уже сочилась кровь.
«Мне не найти здесь Облака, – в отчаянии подумала Лоскутик. – Здесь столько льда…».
Вдруг она увидела кусок льда, похожий на часы. Она услышала слабый стон.
– Нашла! – Лоскутик прижала к себе ледяные часы. Барбацуца прикрыла её своей шалью.
Лоскутик бегом бросилась по дорожке. Солнце жарило вовсю, но Лоскутик сразу же промерзла до костей. Знакомыми улочками она побежала к дому Барбацуцы.
Лоскутик положила Облако на кровать, укрыла одеялом. В комнату влетела Барбацуца.
– Из-за этого пустого места столько суматохи? – завопила Барбацуца.
– Ап-чхи! – чихнуло Облако и чуть не разорвалось на части.
– Простудилось! – изумилась Барбацуца. – Надо дать ему чаю с малиновым вареньем! Нет, горчичники ему надо поставить, вот что!
– Горчичники? – заинтересовалось Облако. – Что ж, я не против. Я буду первое Облако, которому поставили горчичники!
В это время в дверь Барбацуцы застучало сразу двенадцать кулаков.
– Эй, старуха! – закричал начальник стражи. – Отдай нам девчонку и Облако, и король наградит тебя!
Но Барбацуца вместо ответа только погрозила ему кулаком.
Лоскутик выглянула в другое окно. Под окном стоял главный советник Слыш.
– Милая сиротка, бедная крошка, – ласково проговорил он. – Выдай нам эту дрянную старуху и никому не нужное Облако. За это король подарить тебе настоящих живых маму и папу!
Но Лоскутик только показала ему длинный нос.
– Тогда мы поджарим всех вас, как на сковородке! – злобно прошипел Слыш.
К дому подошли четыре стражника с факелами в руках.
– Поджигайте! – приказал Слыш.
В тот же миг Облако вылетело в окно и, не попрощавшись, стало быстро удаляться, исчезая за крышами домов.
– Куда ты? – в отчаянии крикнула Лоскутик.
– Предатель, изменник! – завопила ему вдогонку Барбацуца.
Тем временем стражники подожгли дом с четырёх сторон. Стены дома разом вспыхнули. Пламя рвануло кверху.
К горящему дому бежали люди. Но что они могли сделать в этом городе, лишенном воды?
Барбацуца крепко обняла Лоскутика.
– Я-то старуха, свой век отжила, а ты, моя девочка, совсем ещё дитя!
Задымились и вспыхнули соломенные крыши соседних домов.
И только тут люди заметили, как потемнело небо над их головами.
На город наползала тёмная тяжёлая туча. Внутри неё что-то мрачно погромыхивало. Рядом с тучей летело Облако.
– Капелька! – раздался детский голосок. – Мне на нос упала капелька!
И вдруг потоки воды с шумом и плеском полились на пылающие дома. Огонь шипел, извивался, но скоро не осталось ни одного пылающего уголька.
Внезапно сверкнула ослепительная молния. Всё осветилось дрожащим мерцающим светом. Земля содрогнулась. Молния вонзилась прямо в острую кровлю дворца. Дворец словно раскололся пополам и рухнул. Из груды развалин вырвался светлый фонтан воды и поднялся до самой тучи. Это бил в небо освобожденный Великий источник.
Люди выбегали из домов, ребятишки с восторгом прыгали по лужам. Седые старики вспоминали детство и плакали от счастья.
– Это моя бабушка Грозовая Туча, – крикнуло Облако Лоскутику. Теперь мы, облака будем часто прилетать к вам!
– А ты? Ты прилетишь? – Лоскутик протянула к Облаку руки. – Я буду ждать тебя, ждать всю жизнь!
– Прилечу… Прилечу…– донёс до Лоскутика Ветер.
И в этот миг над умытыми крышами освобожденного города изогнулась дугой сияющая многоцветная радуга.
Самые настоящие, волшебные писатели и поэты должны жить в местах с удивительными, необычными, сказочными названиями. Например, Борис Владимирович Заходер жил в Подмосковье, в районе, называвшемся Медвежьи Поляны. Представляете, как важно я говорил, что еду на Медвежьи Поляны в гости к Заходеру.
И вообще – поэты для меня всегда были и остаются загадкой. С прозаиками всё ясно – прозаики пишут, как разговаривают. И слова понятно откуда прозаик берёт – из головы, как школьник, когда сочинение пишет или причину опоздания выдумывает. Поэт – совсем другое дело. Поэт сам не знает, откуда он слова берёт. На него они откуда-то Сверху падают.
Откуда – Сверху? Если бы я знал! Я не поэт, на меня сверху, конечно, падает, но как-то всё не то – строительный мусор, снег с крыши, сосулька однажды упала, однажды белка шишкой в меня запустила, неприятности всякие иногда падают. И ничего интересного. Никаких таких волшебных слов, от которых дух захватывает, и на мир другими глазами смотришь.
Есть в Москве переулок с названием, напоминающим дверцу в волшебную сказку – Камергерский. Подумаешь, скажете вы, какой-то Камергерский переулок! Ну, были такие чиновники – камергеры, так их, чиновников разных, много было в России.
Чиновников было и есть много, но только камергеры могли носить на голубой ленте золотой ключ. Представляете?! У всех чиновников на мундирах ордена да звёзды, да медали всякие. И только у камергера на шее на голубой ленте покачивается маленький золотой ключик. А что этим ключиком запирали-отпирали – никто никогда не знал – ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА!
Вот теперь, маленькие судари и сударыни, я открою вам Великую Тайну жителей Камергерского переулка! У всех у них есть такие маленькие золотые ключики, только они никогда-никогда на выходят с ними на улицу! Так, гуляют себе по переулку обычные граждане и гражданочки. Они приходят домой, кормят детей, кошек и собак, достают из ящичков старинных буфетов ключики, снимают кружевную салфетку с заветных шкатулок, открывают их и… долго-долго сидят в креслах, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. И всё потому, что это – шкатулки Воображения.
Живёт в этом переулке поэт и бард Новелла Николаевна Матвеева. Встретишь её на улице – обыкновенная москвичка. Она и сама так говорит. Но какая же Волшебница признается в том, что она – Волшебница?!
А Новелла Николаевна – самая настоящая Волшебница – Повелительница Слов и Обладатель Магического Кристалла.
Сидит обычная москвичка у окошка и смотрит вниз, на Камергерский переулок. Внизу пешеходы спешат, суетятся. На подоконнике мурлычет кошка Репка, нетерпеливо выгибает спину, подмигивает: давай, хозяйка, доставай Магический Кристалл…
И Новелла Николаевна достаёт. Первым делом, конечно же, даёт посмотреть в него Репке, а потом уже смотрит сама. Что видит через Магический Кристалл Репка – об этом она только Новелле Николаевне рассказывает.
А Новелла Николаевна, когда смотрит в Кристалл, видит, как по переулку важно прогуливаются Камергеры в расшитых золотом мундирах, как к Художественному театру подъезжают коляски, экипажи, кареты… Из коляски выходит Великий Режиссёр Станиславский и спешит через улицу, на ходу снимая цилиндр, чтобы раскланяться под окном Новеллы Николаевны…
В переулок уже въезжает лихой цыганский табор, развесёлая цыганка ведёт медведя, девушка из харчевни продаёт рыбу…
Новелла Николаевна откладывает Магический Кристалл, берёт в руки гитару и тихо перебирает струны, поёт, записывает, всё, что увидела в Магический Кристалл, всё, что показало Волшебное Воображение.
Вот так она записывала, пела и зарисовывала всё с самого детства, и незаметно выстроила вокруг себя такой узнаваемый и такой ни на что не похожий, фантастический мир – мир, в котором у вещей есть душа, мир, в котором царит магия слова, ценится благородство, верность, честь и, конечно же, любовь. Мир простой и открытый, как протянутая навстречу ладонь, мир таинственный и загадочный, как сверчок, поселившийся в валенке. Мир Новеллы Матвеевой.
Мир, в котором рождаются удивительные, Разноцветные Стихи:
«Набегают волны синие,
зелёные, нет синие,
как хамелеонов миллионы–
цвет меняя на бегу.
Ласково цветёт глициния,
она нежнее инея,
а где-то есть страна Дельфиния
и город Кенгуру…»
Переливаются краски, переливаются из слова в слово звуки…
Недавно я видел коллекцию бабочек – конечно, разинул рот на тропических – огромных, ярких… И когда Коллекционер показал своих любимых – подмосковных, я не сразу его понял.
Они удивительно красивы, только тихой, ситцевой красотой, чтобы разглядеть эту Красоту нужно потрудиться – всмотреться в них.
Чтобы проникнуть в удивительный мир Новеллы Николаевны Матвеевой, нужно вчитаться в стихи, вслушаться в музыку… И тогда вы увидите то же самое, что она видит в Магический Кристалл. Только так можно увидеть, как прекрасно всё и все.
Например… обычная сварливая сорока:
Но… из пустейшего пустяка
Природа меня создала!
А всё же, братцы, и на меня
Пошло кой-какое добро:
Перчатка ночи,
Салфетка дня
И луковое перо!..
Когда мои сыновья были маленькими, мы с ними любили распевать песенку Новеллы Николаевны:
Шёл кораблик, о чём-то мечтал,
Всё, что видел, на мачты мотал,
Делал выводы сам:
Сам свой лоцман,
Сам свой боцман,
Сам свой капитан…
Сейчас мои сыновья взрослые и поют уже вместе со своими сыновьями песенку про кораблик.
Мы взрослеем, стареем. И только Волшебники навсегда остаются молодыми. А как же иначе?!
Так было и будет всегда.
Пока из детства в детство плывёт кораблик…
*Журнал «Читайка» №12, 2006, рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
Писатель Алексей Дмитриевич Глебов живёт на Арбате.
Всем давно уже известно, что Настоящие Волшебники любят жить на Арбате.
Каждое утро волшебный писатель Глебов ходит в обычную булочную, гуляет. И ничего такого волшебного никто в нём не замечает. Обычный прохожий, скромно одетый, тихий…
Всё правильно. Волшебник сам должен всё замечать. Зачем же ему в глаза другим
бросаться? Он тихо ходит, зорко смотрит, внимательно слушает.
И вот ведь какие чудеса получаются: видит он то же самое, что и все мы. Но вот он возвращается домой, садится за старенький письменный стол, на расшатанный стул, берёт ручку, чистый лист бумаги и… Начинается Великое Волшебство: появляются на белом листе буквы, буквы складываются в слова, слова в предложения…
Вроде бы рассказы его очень простые, о совсем обычных делах, о таких же мальчишках и девчонках, которые десятками носятся в каждом дворе. Но вчитавшись, понимаешь, что рассказы Глебова – о Самом Главном, о Доброте.
И как он сумел разглядеть, заметить в привычных вещах то, что не заметили мы?
Потому и сумел, что он – Настоящий Волшебник. Но писательство – это особое, очень трудное волшебство.
Открою вам тайну: чтобы стать Настоящим Волшебником, Глебову пришлось и приходится очень много работать. Самый крошечный рассказ он переписывает по много-много раз. И до сих пор отчаянно сражается и переживает за каждое написанное слово.
Когда же к нему приходят гости, он, как и положено Настоящему Волшебнику, притворяется обычным человеком: угощает гостей чаем и пирожками с курагой.
Я очень люблю приходить к нему в гости. В доме Алексея Дмитриевича очень тепло и уютно. Писатель и Настоящий Волшебник Глебов всегда искренне рад гостям. Дом его, как и его душа, его книги, настежь распахнуты навстречу гостю и читателю.
Волшебник гордится своими друзьями, радуется их успехам больше, чем своим собственным. Он гордится дружбой, помнит ушедших уже друзей. С гордостью и нежностью показывал старенькие книги с дарственными надписями от Кассиля, Твардовского и других писателей. Если очень попросить – покажет медаль «За оборону Москвы», которой по праву гордится. На фронт он не попал по здоровью, но много трудился, как говорили тогда: «для фронта, для победы».
А ещё он награждён почётным знаком Гайдара, которым кроме него награждены всего три писателя.
Вы говорите – не настоящий волшебник? Ещё какой настоящий! Только Самые Настоящие Волшебники оставляют после себя людям свои главные сокровища.
У волшебника Глебова – это написанные им книги.
Его рассказы и повести часто грустные, задумчивые. Но не только же о смешном писать. Жизнь – она разная.
Не случайно он сам написал:
«Если глаза ни разу не плакали – это невидящие глаза».
*Журнал «Кукумбер» №11, 2001, рубрика «Доска Почета и Уважения»
(Из цикла «Односельчане»)
По нашим окрестным деревням в тридцатые годы ходил чудак, или нищий-бродяга Алёха Суходольский. Память удержала жаркий летний день… Алёха идёт босой по пыльной дороге в рваной навыпуск рубахе и, останавливаясь почти у каждой избы, поёт:
Эх, сад-виноград,
Зелёная роща.
Я ни в чем не виноват,
Виновата тёща.
Эх, что ж я стою,
Посвистываю.
Картуз потерял,
Не разыскиваю…
И начинает приплясывать, приговаривая: «Арли… Арли… Арли…» Пляшет до тех пор, пока из дома не вынесут хлеба, яйцо или лепешку – кто чем богат. Положив харчи в сумку, которая висит у чего через плечо, направляется к следующей избе.
За Алёхой, поднимая дорожную пыль, с криками: «Арли… Арли…» бегут ребятишки. Смельчаки дергают его за рубаху. И когда они сильно надоедают ему, Алёха останавливается и ищет на дороге камень или палку. Почуяв опасность, ребятня разбегается в разные стороны.
Подойдя к нашей избе, пропев частушки и сплясав, Алёха попросил у бабушки напиться. Она вынесла кружку квасу. Выпив, Алёха поднялся к нам на крыльцо, сел на лавочку.
– Квас хороший… В прошлом годе был водой разбавлен. Ты, тётка, водой не разбавляй. А этот хороший. Дай-ка ещё кружечку.
Поставив кружу с квасом на лавку, Алёха достал из сумки кусок хлеба, очистил яичко и начал закусывать, запивая квасом.
– Ну, вот, слава Богу, насытился, – окончив трапезу, перекрестился Алёха. – Спасибо, тётка… А квас водой не разбавляй.
И, перекинув сумку через плечо, направился в другую деревню.
Когда у меня что-то не получается, что-то не сочиняется, как говорят, «котелок не варит», я быстренько произношу Очень Волшебное Заклинание:
Не решается задачка - хоть убей! Думай, думай, голова поскорей! Думай, думай, голова, Дам тебе конфетку, В день рожденья подарю Новую беретку. Думай, думай - в кои веки прошу! С мылом вымою тебя! Расчешу! Мы ж с тобою Не чужие друг дружке. Выручай! А то как дам по макушке! И что ты думаешь, уважаемый Читатель? Помогает! «Котелок» начинает так варить, что дым столбом. Еще бы он не стал «варить» – кому охота по макушке получать?
Придумала это Заклинание замечательный поэт – Марина Яковлевна Бородицкая. Выучи, пригодится, это не просто так себе заклинание, а Заклинание от Настоящей Волшебницы.
Конечно же, Марина Яковлевна – самая Настоящая Волшебница. Была бы она не настоящая – стал бы я о ней писать. Очень многие пытаются казаться Настоящими Волшебниками – пыжатся, тужатся, на цыпочки встают, а когда им говорят, что они пишут плохие сказки, стихи и рассказы, обижаются, дуются. Вот о таких горе-волшебниках написала стихи Марина Яковлевна:
Сидит колдунья, дуется
На целый белый свет:
Колдунье не колдуется
И вдохновенья нет.
Наколдовала к завтраку
Из Африки банан,
А появился – здрасьте вам!
Из Арктики буран.
Нарисовала курицу,
А вышел пистолет…
Сидит колдунья, дуется
На целый белый свет.
А может быть, кто дуется –
Тому и не колдуется?
Настоящие Волшебники не похожи друг на друга, секреты Волшебства у всех разные: кто-то видит свои стихи в магическом кристалле, кто-то делает сказки из облаков и сумерек, а Марина Яковлевна свои стихи и сказки просто видит. И не через магический кристалл, а через окно своей московской квартиры. Посмотрела в окно первого сентября и увидела, как по улице шествует едва видный за большим букетом цветов:
Первоклассник, первоклассник –
Нарядился, как на праздник!
Даже в лужу не зашел:
Погляделся – и прошел.
Уши вымыты до глянца,
Алый гриб на крышке ранца…
Зашла Марина Яковлевна в магазин со скучным названием «писчебумажный» и там сразу же начался развеселый кавардак!
<…>
Гномы дружною семейкой
У прилавка голосят:
«Двести в клетку! Сто в линейку!
И в горошек – пятьдесят!»
За охапками охапки
Покидают магазин
Кнопки, скрепки, краски, папки,
Даже черствый пластилин…
Весь товар писчебумажный,
Самый нужный, самый важный,
Раскупили до конца, –
Кроме дяди продавца
Для кого как, а для Настоящей Волшебницы стихи повсюду, даже на кухне. Она готовит обед, чистит овощи, а получается:
Чищу овощи для щей.
Сколько нужно овощей?
Три картошки, две морковки,
Луку полторы головки,
Да петрушки корешок,
Да капустный кочешок.
Потеснись-ка ты, капуста,
От тебя в кастрюле густо!
Раз-два-три, огонь зажжён –
Кочерыжка, выйди вон!
Я всегда удивлялся, как это у Марины Бородицкой получаются такие здоровские стихи о детях, такие настоящие, словно она все, о чем пишет, не придумала, а своими глазами видела? Думал я, думал, ломал голову, а потом произнес то самое Очень Волшебное Заклинание и сразу же разгадал еще один секрет Настоящей Волшебницы! Она действительно ничего не придумывает! Все, о чем она пишет, она ЗНАЕТ! Знает потому, что все ее стихи и сказки, и даже переводы – о ней самой. И это не у кого-то, а у нее
На дачу с детским садом
уехал младший брат.
На полу остались его игрушки, в доме наконец-то тишина, никто не пристает и, казалось бы, можно отдохнуть от назойливого и неугомонного братца. Но что-то не так. Вот и ходит Марина из угла в угол, словно ищет что-то. Или кого-то?
И не к кому придраться,
И не с кем передраться,
И некому сказать:
«Отстань!» – не слышно братца,
Покой и благодать.
Не заорут: «Сдавайся!»
Не заведут волчка…
Чем хочешь занимайся –
Вот жизнь-то!
Вот тоска!
Разве такое придумаешь? Как и письмо к Веронике:
Дорогая Вероника,
Приезжай к нам погостить!
Тут у нас растёт черника,
Поспевает земляника, –
В общем, есть чем угостить.
<…>
…Дорогая Вероника,
Что ж не едешь ты никак?
Есть пока ещё брусника,
Есть грибы в березняках…
…Дорогая Вероника!
Поезда летят, трубя…
Нет грибов. Сошла брусника.
Всюду пусто, всюду дико –
Очень плохо без тебя!
Это не какая-то неизвестная деревенская девочка пишет городской подружке о том, как ей без нее одиноко. Это сама Марина Яковлевна стоит у окна деревенского дома и, теребя косичку, смотрит на облетевшие деревья перелесков, на долгий дождь и провожает взглядом поезда, летящие в большие города, туда, где живет Вероника…
Она очень разная, Настоящая Волшебница Марина Яковлевна Бородицкая. Она может быть грустной и даже печальной, но тут же тряхнет упрямой челкой и становится лукавой, дерзкой, стихи ее такие разные, но всегда яркие.
Когда я читаю ее стихи, или сказки, или переводы, мне всегда кажется, что я сижу на горячем песке возле теплого моря и пересыпаю из ладони в ладонь теплые разноцветные камешки.
С кем поделиться? Подставляйте ладони! На всех хватит!
*Журнал «Читайка» №,10, 2007 рубрика «Полусказки о Настоящих Волшебниках»
В детстве я жил в Белоруссии, в городе Гомеле. Было это спустя семь лет после войны. Когда мы ехали в отпуск, проезжали мимо разбитых станций, обгорелых остатков домов. Часто посреди голого поля возвышались, чернея закопченными трубами, печи. Печи – это было все, что осталось от деревни. Деревянные дома пожгли фашисты, а сложенные из кирпича печи остались.
Некоторые печи топились, возле них копошились сгорбленные старушки в рваных телогрейках. Многие жили в наспех вырытых землянках.
О сожженной Хатыни мы узнали намного позже. Но сколько было таких деревень по всей Белоруссии!
Увидел я в окно вагона – мальчишка за верёвку тащит на плоскую крышу выгоревшего изнутри дома, отчаянно упирающуюся козу.
Мне стало смешно, я тыкал в них через окно пальцем. Отец отвел меня в купе и объяснил, что мальчик тащит козу на крышу… пастись. Фашисты сожгли деревню, вокруг до сих пор трава не растет. А крыша заросла травой и мхом.
Нам, детям боевых офицеров, казалось, что о войне мы знаем всё. Отцы наши были увешаны боевыми орденами, у многих в сараях стояли трофейные черные машины – «оппель-капитаны». Мой отец привез из Германии губную гармошку, сияющую лаком и никелем швейную машинку Зингер. Его брат привез аккордеон. А ещё несколько братьев отца не привезли ничего. Они погибли на войне.
Взрослые о войне старались не вспоминать. Нам это казалось странным.
Учились мы в начальной школе. В параллельном классе учительницей была маленькая, худенькая женщина. Она всегда, даже жарким летом, ходила в перчатках и мы, восьмилетние оболтусы, посмеивались над ней. Учительниц мы, надо признаться, слушались не очень. Но вот однажды всё перевернулось.
Случилось это 9 мая. Мы пришли в школу, построились во дворе. Открылись двери школы, и на крыльцо вышли наши учительницы. Разом умолкли горластые мальчишки, потому что их костюмы были увешаны боевыми орденами и медалями. Мы глазам своим не могли поверить!
Выступил дядечка и рассказал, что наши учительницы, когда фашисты взяли город, ушли в партизанский отряд. В отряде были только женщины, командиром отряда стала директор нашей школы.
Представляете, какая тишина стояла в классах после этого? Как мы гордились своими учительницами. И как же нам было стыдно, когда мы узнали, что учительница, над которой мы посмеивались, ходила в перчатках не просто так. Во время войны её захватили в плен, пытали и изуродовали руки. Перчатки она носила, чтобы не пугать нас, несмышлёнышей.
Мы часто ходили на стрельбище собирать гильзы. Однажды я нашёл тупорылый патрон. Он сверкал маслянистой поверхностью, вместо пули у него была цветная головка. Я спрятал патрон в нагрудный кармашек, побоялся, что старшие мальчишки отберут. Патрон был горячий, жёг кожу, но я терпел, только посапывал. Дома оказалось, что получился ожог. Патрон отец отобрал. Сказал, моё счастье, что он не взорвался в кармане. Я надул губы и ушёл гулять.
Вечером отец принёс горсть новеньких гильз от пистолета «ТТ» и спросил, указывая на заклеенный ожог:
– Больно?
– Немножко! – геройски ответил я.
– Теперь и ты будешь чуть-чуть знать, как ранят пули. Запомни.
Я запомнил. И этот ожог возле сердца, и моих героических учительниц, и обгорелые печные трубы, и козу на крыше.
А ещё таких ожогов добавили книги.
Валентин Петрович Катаев написал «Сын полка» в 1944 году, когда ещё не кончилась Великая Отечественная война. Вряд ли была в то время другая книжка о войне, которую знали бы буквально все.
В повести рассказывается об осиротевшем во время войны мальчике, Ване Солнцеве. Его подобрали советские разведчики: «В окопчике спал мальчик. Стиснув на груди руки, поджав босые, темные, как картофель, ноги, мальчик лежал в зеленой вонючей луже и тяжело бредил во сне».
Разведчики-артиллеристы во главе с сержантом Егоровым принесли его на батарею. Когда капитан Енакиев спрашивает сержанта, тот говорит о судьбе мальчика страшные слова: «Дело известное, товарищ капитан, – сказал Егоров.– Отец погиб на фронте в первые дни войны. Деревню заняли немцы. Мать не хотела отдавать корову. Мать убили. Бабка и маленькая сестренка померли с голоду. Остался один. Потом деревню спалили. Пошел с сумкой собирать куски».
Жутко читать, что такая судьба – «дело известное». Но в этом и есть жестокая правда войны. Это и судьба семьи капитана Енакиева: «Был когда-то и у капитана Енакиева мальчик, сын Костя, правда, немного поменьше возрастом – теперь бы ему было семь лет. Были у капитана Енакиева молодая жена и мать. И всего этого он лишился в один день три года назад…
Они все трое погибли по дороге в Минск, в то страшное июньское утро сорок первого года, когда немецкие штурмовики налетели на беззащитных людей – стариков, женщин, детей, уходящих пешком по минскому шоссе от разбойников, ворвавшихся в родную страну».
Несмотря на ужасы войны, жизнь продолжается. Не случайно автор повести дал мальчику Ване фамилию Солнцев. Он постепенно отогревается сердцем возле приютивших его артиллеристов и согревает их, заставляя думать о будущем. Они становятся не только друзьями мальчика, но и его воспитателями.
Он под видом пастушка ходил в разведку, попал в плен, стойко вынес побои и ничего не сказал врагу. Ему удалось освободиться. Многие тяжёлые километры войны прошёл Ваня Солнцев вместе с батареей. Капитан Енакиев называл его приёмным сыном.
И был тяжёлый бой. Капитан Енакиев приказал Ване Солнцеву отнести важное донесение. А когда Ваня ушёл, капитан Енакиев вызвал огонь на себя. И погиб.
Ваню отправили в суворовское училище. Шёл он с вещевым мешком за плечами.
«…Но, главное, там были тщательно завернутые в газету «Суворовский натиск», а сверх того еще в платок погоны капитана Енакиева, которые на прощание вручил Ване командир полка на память о капитане Енакиеве и велел их хранить как зеницу ока и сберечь до того дня, когда, может быть, и сам он сможет надеть их себе на плечи».
Такая вот увлекательная и суровая книга.
Повесть Виктора Голявкина «Мой добрый папа» написана значительно позже и во многом автобиографичная. Но не совсем. Отец Голявкина был музыкантом, преподавал в музыкальных школах. Он был на войне, вернулся живым. В повести отец мальчика – дирижёр. Неустроенный в жизни человек. Но бесконечно добрый. Вот он приходит с работы поздно вечером и приносит два больших ящика. В ящиках мандарины.
«Он открывает ящики.
– А ну! Налетайте! Ребятки! Хватайте!
Мы налетаем, хватаем, смеёмся. Папа смеётся вместе с нами. Ест мандарины и говорит:
– Позовите всех.
Я зову братьев Раиса, Рафиса, Расима, Рамиса. И мы угощаем их мандаринами. И ящики быстро пустеют.
Потом братья уходят. И мама уносит пустые ящики. И говорит папе:
– Как с деньгами? Сумеем мы съездить на дачу? Хотелось бы. Лето уже проходит.
Я вижу, папа задумался. Он говорит:
– Может, мы сумеем. Но, может быть, и не сумеем. Но если мы даже и не поедем, то не беда – жизнь и так прекрасна!».
«Папа мой очень добрый. Мы с братом однажды сказали папе: «Купи нам мороженое. Но побольше. Чтобы мы наелись». – «Вот тебе таз, – сказал папа, – беги за мороженым»«.
Но когда папе нужно идти дирижировать оркестром, оказывается, что у него нет приличных брюк. Приходится идти одалживать штаны у соседей.
Хорошо жить с таким папой! Тепло и весело!
Но пришла война.
«…Шагов папы не слышно. Наверное, он свернул за угол. Мы с Бобой кричим:
– До свидания, папа!
Мой папа ушёл на войну».
Потом сын увидел его в кино. И закричал на весь зал: – Папа!
«Позже мы пришли с мамой. От папы ведь не было писем. Мы так волновались за папу!
Один раз я шёл мимо кино.
Меня подозвал контролёр.
– Прости, мальчик, – сказал он, – не твой ли отец…
– Да, да, да, – сказал я, – мой, мой… – Я сразу понял его.
– Так вот что, – сказал он, – прошу, милый, в любой день, в любой час дня и ночи – прошу! – И показал рукой в зал.
С тех пор я ходил каждый день в кино. Каждый день я видел папу.
Папу видел не только я. Все мальчишки со всей нашей улицы и, конечно, братья Измайловы, все ходили со мной смотреть папу.
– Зови ещё, – говорил контролёр, – всех зови, пускай смотрят!
Это был замечательный контролёр!».
Повесть Виктора Голявкина не только о добром папе, но и том, сколько вокруг хороших людей. Разве могут столько хороших людей проиграть войну фашистам?
И приходит Великая Победа.
«Была победа. Салют. Радость. Цветы. Солнце. Синее море…
– Ура! – орал Боба. – Ура!
Возвращались домой солдаты.
Но мой папа, мой добрый папа, он никогда не вернётся».
Всегда очень грустно, когда умирает близкий человек. Но когда погибает такой добрый папа, никогда и никому не сделавший в жизни зла, это высшая несправедливость.
Имя этой несправедливости – война.
Мне кажется, это самое главное, о чём хотели сказать и Валентин Катаев,и Виктор Голявкин.
Обязательно прочитайте эти повести! И пусть обожгут вам сердце эти книги – горячие гильзы войны.
*Журнал «Читайка» №5, 2007, рубрика «Не прочитанные тобой книги»
Новости в пересказе Васьки Бякина
***
Правительство Москвы приступило к строительству моста вдоль Москвы-реки.
***
Министерство путей сообщения разделится на два: "Туда" и "Обрат-но".
Криминальная хроника
Посадил Дед Репку. Репка отсидела, вышла и убила Дедушку.
Пословицы и поговорки
Из коллекции Васьки Бякина
***
Как учителя ни корми, он всё равно двойки ставит.
***
За одного битого родителей в школу вызывают.
***
Из дневника двойку не выкинешь.
Знаете ли вы что…
***
…если Кремлевскую стену обойти 1339 раз, она окажется длиннее Великой Китайской Стены ровно на три метра.
Ленивые стихи Васьки Бякина
***
Выхожу один. А на дорогеее..!
***
Тебе так плохо: ты меня не знаешь.
***
В туннеле можно встретить электричку.
***
Ты в банк сходи. А я покараулю.
***
Не знаешь, как сказать? И слава Богу!
Из мемуаров Васьки Бякина
Ездил к бабушке предъявлять родственные чувства
--
После смерти всяких великих людей остаются мемуары. Я тоже начал писать, а то не успею. Даже название придумал: «Когда я был жи-вой».
--
Мама ругает меня за то, что я так быстро моюсь. Ну как она не по-нимает, что я такой маленький, чего там мыть-то?
--
Как спросили, так Васька и ответил (ответы Васьки Бякина на письма читателей)
Стоит мне выйти во двор, меня тут же все начинают обзывать. Что делать? Вова Кубиков.
Не гуляй там, где тебя хорошо знают.
Можно ли разрешать детям подходить к бультерьерам? Мама братьев Петровых
Можно. С условием, что дети ничего им не сделают.
Прошу купить обезьянку, а мама говорит: чем мы будем её кормить? Маша
Попроси маму купить обезьянку в зоопарке. Там на клетках написано: "Кормить животных строго воспрещается!".
Как узнать, горячий ли суп, не пробуя его? Витя Кошкин
Когда хотят узнать, горячий ли утюг – на него плюют. Попробуй то же самое проделать с супом.