Фото из архива Марины Бородицкой

Мише Яснову – вдогонку

								Детская грёза, старший мой брат,
Выкраденный из коляски,
В этой занятнейшей из баллад
Дело идёт к развязке.

    Миша Яснов. Гром среди ясного неба. Мишка, Минька, Мишуня… Немыслимо, совершенно невозможно, чтобы его не было.

     Реву, а вспоминается всё радостное. Он же был – сплошная радость. С той самой ночи (конец 80-го? начало 81-го?), когда мы с Гришей Кружковым, измотанные целодневным сидением в Шереметьеве, наконец-то приземлились в их с Ленкой питерской коммуналке. Часика этак в два. Это меня Гриша к ним знакомиться привёз, мы ещё были не женаты.

     Пили кофе, читали стихи, курили прямо в комнате. Приходила соседка Рита, та самая, «дщерь любви и пищеторга» из Мишкиной поэмы о Дельвиге, приносила на блюдце для шестилетнего Мити его любимую «морковку звёздочкой». Ездили все вместе – плюс Гриша Гладков и его гитара – в Пушкинский лицей. Пели вполголоса в электричке, Митька радовался собственноручно открытым рифмам: «Кружков – Гладков – и Яснов!»

     Перед самым московским поездом мы с Гришей оглушительно поссорились, и Мишка с Леной нас мирили.

     Сколько потом было таких гостеваний – уже в отдельной квартире на Красноармейской! Ленкин Ростан, Мишкин Верлен – и собственные стихи его, любимый мой анапест: «Проходными дворами я к дому бежал от шпаны…» И таксик Мегрэ.

     Мишка тоже, когда бывал в Москве по делам, с Леной или один, всегда у нас останавливался. «Я снова! Я снова! Увижу Яснова», – вопили мы всей семьёй. Господи, сорок лет дружили, а он ни разу, кажется, меня не назвал Мариной. Маришечка, Маришенций… так в ушах и звучит.

     Имена, словечки, каламбуры – мы всё время играли в эту бесконечную игру. То придумывали какие-нибудь «убольшительные» суффиксы: «Хороша каха, да мала чаха!» То вдруг напала на всех троих неотвязная, как семечки, страсть к шарадам. Дело было на заре перестройки, Мишка приехал на несколько дней, мы вместе мотались по городу: к Юре Ефремову в гости ездили, ещё куда-то – и сочиняли, сочиняли шарады в стихах и тут же их друг дружке загадывали. Никак не могли остановиться.

     – А вот ещё одна! Последняя…

     И хоть бы записывали, дураки такие. Были же хорошие… А я всего три запомнила, да и то свои собственные. Запишу их всё-таки здесь, пока совсем не забылись. Вот с этой всё началось:

     «Мой первый слог – загон для виски. Второй – утёнок по-английски. А целое – наш милый дом, в котором с вами мы живём». Бардак, естественно.

     Вот лёгонькая: «Простая цифра – слог мой первый, простая буква – слог второй. А целое нам портит нервы и очень радует порой». Семь-я.

     А эту, крупным шрифтом распечатанную, я прилепила на дверь туалета. И висела она там целую вечность, даже после нашего с Гришей развода:

		Мой первый слог выносят из избы,
		Мой слог второй придуман для стрельбы.
		Здесь обретёшь, измученный прохожий,
		Отдохновенье от пинков судьбы.

     Мишка и после развода у меня обычно «парковался». У Гриши с новой женой – бывал в гостях, а позже мы у них и вместе бывали.

     Однажды, уже в новом веке, мы с Мишкой придумали себе общее имя. Издательство «Розовый жираф» заказало мне текст к нарисованной художником истории. Сочинять «стишки к картинкам» не хотелось, хотелось какой-нибудь «фишки», игры, и я втянула в это дело Яснова. Сказку мы сочиняли весело и быстро, футболя взад-вперёд по электронке порции свежеиспечённых четверостиший (на размер «Жил Александр Герцевич…») и по ходу подправляя друг друга. А потом сели придумывать псевдоним – таинственный, но чтобы можно было разгадать. Две наших фамилии сплели в одно имя, два имени – в фамилию, и получился Яснобор Мишарин. «Он у нас татарин!» – рифмовали мы, смеясь, по телефону.

     «Жираф» с удовольствием подхватил и подогрел интригу, объявив на сайте: кто первым разгадает псевдоним, получит на книжной ярмарке «Нон-фикшн» бесплатный экземпляр только что изданной книжки с автографом таинственного автора.

     Я как раз «дежурила» на стенде «Розового жирафа», подписывала переводные книжки, когда в проходе показалась счастливая запыхавшаяся тётенька. На бегу она кричала:

     – Это я, я! Первая разгадала, вот сертификат!

     Мишка, тоже приехавший на ярмарку, отыскался неподалёку, и мы торжественно подписали победительнице её заветный экземпляр – «от двухголового автора». И много, много радости клубилось тогда в Доме художника – и внутри нас, и вокруг…

     Дело было в 2009-м, книжка называлась «Однажды в зимнем городе», нарисовал её Игорь Куприн. На обложке красовалась длинная-предлинная собака: может, поэтому, получив от издательства картинки, я сразу подумала про Яснова. У него всегда жили таксы: Мегрэ, потом Бэрримор…

     В октябре 2012 года мы полетели в Киев на фестиваль «Книжный арсенал». Миша, Гриша и я, прямо как три мушкетёра – двадцать и ещё десять лет спустя. Выступали в детской программе, номер свой назвали «Трое в лодке, не считая щенка Мартына». Народу собралось уйма, в Киеве было мирно, солнечно и вкусно.

     Выходим из кафе. Верней, выходят «мальчики», а я задержалась, заскочила в туалет. Выбегаю к ним – и тут происходит искромётный диалог.

     Я: «Ребят, простите, молнию заело».

     Миша, мгновенно: «Сказал Зевс».

     Гриша: «Выходя от Данаи».

Долго хохочем и бьём друг друга по плечам.

     У Мишки одно из любимых выражений было «радость жизни».

     – Маришенций, погоди, вот Масяня (внучка) заговорит, и у тебя так детское попрёт – просто радость жизни.

     Отправишь ему подборочку для какого-нибудь журнала «Детский сад со всех сторон» (и сколько же он этого просвещения на себе тащил!), спросишь:

     – Подойдёт?

     – Да не то слово, просто радость жизни!

     Держит в руках книгу моих многострадальных поэтов-«кавалеров» (которой без него никогда бы не было: уговорил!). И спрашивает:

     – А знаешь, в чём тут главная радость жизни? Вот в этой строчечке: «В русских переводах публикуется впервые»…

     Ещё он говорил: «Возьмёмся за лапы». Или даже «за лапки» (и получалось нисколько не слащаво). Это значило – идти куда-нибудь вместе, получая дополнительное удовольствие оттого, что вы вместе. Например: «Я вернусь к пяти, мы с тобой перекусим, возьмёмся за лапки и поедем на вечер к Вероничке».

     Радостной была всякая мысль о нём, даже случайная. Под Ригой, возле станции Дубулты, недалеко от дома творчества, где мы с Мариной Москвиной и Таней Пономарёвой были зимой 85-го на каком-то семинаре «молодых-одарённых», росло дерево с ужасно похожей на Мишкину шевелюрой. Мы его прозвали «дерево Яснов» и, отправляясь в Ригу и возвращаясь назад, кричали ему «привет» и смеялись от нечаянной радости.

     Радость пузырьками вскипала на его «детских» выступлениях. Малышня и школьники затаив дыхание следили за фокусами словесного жонглёра. Свинка взлетала оттого, что болела птичкой. Мамонты и папонты, а также дедонты и бабонты, пришедшие с чадами на утренник, изо всех сил пытались выговорить «Верка-вертушка, во рту ватрушка» (и повторить три раза подряд – попробуйте-ка!) и как загипнотизированные слушали виртуозный перевод из Рене Обалдиа: «Щебечущий щегол ощипывал щавель…»

     Мы и о болячках говорили весело. Мишке нравилась придуманная мной фразочка «небольшой текущий ремонт себя». Я обожала его двухчастное стихотворение «Из неоконченного», всегда просила читать его вслух. Начиналось оно строкой: «Слезится глаз. Под вечер ноет челюсть…» А на последней строчке – «с анапестом в ухе и геморроем на пятой стопе» – мы оба прыскали и … ну да, это была радость жизни.

     И стихотворение, которое я написала к его приезду лет десять назад, задумано было как радостное и даже слегка хулиганское. Но начавши за здравие («Ура! В Москву собрался / Мой друг, поэт Яснов…), внезапно протрезвевшая муза потащила меня в другую сторону, и оказалось, что поём мы совсем не о том.

		Всё меньше ликованья
		Разлито в небесах,
		Всё горше расставанья,
		Всё бессловесней страх…

     В последний раз мы говорили 18-го октября. Я позвонила что-то уточнить насчёт премии Чуковского – мы оба в жюри.

     – Маришечка! – обрадовался он. – А я как раз держу в руках твою книжечку.

     Речь шла о малышовой книжке про знаки зодиака.

     – Э, а я почему не держу её в руках? Даже не знала, что уже вышла.

     – А потому, что ты о ней не пишешь! – рассмеялся Мишка. – А я вот о ней пишу. Мне «Лабиринт» прислал книжки на рецензию.

     Прóклятые поэты и поэты-романтики. Детские книжки и драгоценные взрослые стихи. Антологии в помощь учителям, воспитателям и другим дорогим читателям. Отзывы, рецензии, ученики. Дружество и братство.

     Просто радость жизни.

                                                                                   30 октября 2020

ПО  СЛУЧАЮ  ПРИЕЗДА В МОСКВУ ПЕТЕРБУРГСКОГО  ПОЭТА МИХАИЛА  ЯСНОВА


Ура! В Москву собрался
Мой друг, поэт Яснов,
И быт мой оклемался
От холостяцких снов.

Бифштекс в кулинарии
Прикуплен на обед,
И тапочки мужские
Являются на свет,

И поднятым забралом
Сияет унитаз,
И дело лишь за малым:
Вина купить в запас.

…От необъятных буден
Сумевши увильнуть,
Из воздуха добудем
Мы радости чуть-чуть:

Из воздуха, из трёпа,
Из рюмки коньяка,
Картошки и укропа
И детского стишка.

Всё меньше ликованья
Разлито в небесах,
Всё горше расставанья,
Всё бессловесней страх.

Покуда мы словесны,
Пока телесны всё ж –
Звони, мой друг прелестный,
Что с поезда идёшь!