Один мальчик по имени Сеня влюбился в одну девочку по фамилии Мякишева. Казалось бы, какие проблемы? Ну подойди ты к предмету своей любви, как все нормальные влюбленные делают. И скажи ей ласково: «Люблю, сохну, сейчас сдохну». Но Сеня был не из таких. Он предпочитал ходить за Мякишевой на расстоянии и молча страдать.

Идет, к примеру, Мякишева с подружкой в кино – и Сеня с ними. Но на расстоянии. И в кинотеатре на расстоянии сидит. Мякишева с подружкой – на пятом ряду, а Сеня – на первом. Все зрители с интересом кино смотрят, а Сеня с любовью смотрит на Мякишеву, повернувшись затылком к экрану. Старушка, сидящая рядом с Сеней, говорит ему: «Мальчик, смотри на экран». А Сеня ей резонно отвечает: «За свои деньги куда хочу, туда и смотрю», – и продолжает на Мякишеву пялиться.

А еще Сеня любил Мякишеву после школы домой провожать. Тоже, естественно, на расстоянии. Шел за ней и с любовью глядел ей в спину. А когда Мякишева скрывалась в своем подъезде, Сеня начинал с любовью глядеть уже на окна квартиры, где жила Мякишева.

Короче говоря, влюбился парень по самые уши, а то и по самую макушку. Дело дошло до того, что Сеня даже есть перестал. Вместо этого он начал писать стихи. Вот такие:

Утром я не завтракаю,
Потому что думаю о тебе.

Днем я не обедаю,
Потому что, думаю о тебе.

Вечером я не ужинаю,
Потому что думаю о тебе.

Ночью я не сплю,
Потому что есть хочется.

Сене по ночам действительно очень есть хотелось. Все-таки он был человек, хоть и влюбленный. И вот как-то раз ночью лежит Сеня на кровати и вспоминает, что в холодильнике – тоже лежит – пирожок. С капустой. И так Сене захотелось этот пирожок слопать, ну прямо сил нет. Встал Сеня с кровати и прошлепал босиком на кухню. И вдруг видит – на столе тарелка стоит. Но не обычная, а летающая. По-научному такая тарелка называется НЛО, то есть Неопозанный Летающий Объект. «Бли-и-н, – думает Сеня, глядя на энэлошку, – наверное, у меня глюки от голода начались».

А из тарелки тем временем вылезают инопланетяне (точно такие, каких обычно в кино показывают) и говорят Сене:
– Приветствуем тебя, житель Земли. Мы прилетели из далекого созвездия Антракс. Не хочешь ли отправиться вместе с нами по бескрайним просторам Вселенной к нашему созвездию, чтобы увидеть нашу планету – Эллонию.

– Нет, – отвечает Сеня, – я хочу увидеть Мякишеву.

Инопланетяне тут же достали свои инопланетянские карты и попросили Сеню показать, в какой именно точке Вселенной находится планета Мякишева.

– Да это не планета, – говорит Сеня, – это девчонка из моего класса. Она в соседнем доме живет.

– Хорошо, житель Земли, полетели в соседний дом, – согласились инопланетяне и уменьшили Сеню до своего инопанетянского размера.

Поднялась летающая тарелочка в воздух и полетела к соседнему дому. Сеня только командовать успевает:
– Направо… налево… а теперь вон в ту форточку…

Влетела энэлошка через форточку в комнату, а в этой комнате Мякишева спит и десятый сон видит.

Сеня тут же, по своей привычке, начал с любовью глядеть на спящую Мякишеву. Смотрит, смотрит – прямо насмотреться не может. И вдруг Сеню осенило: ведь он сейчас маленький-премаленький, а Мякишева большая-пребольшая, и поэтому он может смело поцеловать ее в губы – Мякишева всё равно ничего не почувствует.

И малюсенький Сеня стал карабкаться на огромную Мякишеву, прямо как альпинист на горную вершину. Докарабкался до лица. А лицо у Мякишевой, с точки зрения крохотного Сени – ну просто ни в сказке сказать, ни пером описать, а еще проще – полный отпад. Нос – как гора, а ноздри – как две пещеры. И ветер со свистом завывает: ССССССС… СССССССС… – это Мякишева так дышит, вдыхая и выдыхая воздух. Вдохнула она в очередной раз – и Сеню, как пушинку, затянуло в её правую ноздрю. Так бы влюбленный Сеня и сгинул в ноздре у своей любимой, если бы, на его счастье, спящая Мякишева в этот момент не чихнула: АП-ЧХИ-И-И!.. Сеня со скоростью ракеты вылетел из носа Мякишевой и ка-а-а-к шмякнется на мякишевские губы! Только он собрался их поцеловать, а тут Мякишева возьми да и зевни сладко во весь рот. Почва под ногами у Севы разверзлась, и бедный влюбленный провалился в бездонную пропасть. С воплем ужаса: ААААААААААААААА… он полетел прямиком в желудок к Мякишевой. Но и на сей раз ему повезло. Мякишева, подавившись Сеней, закашлялась: КХА-А… КХА-А… КХА-А… (Для малюсенького Сени эти «кха-кха» звучали, как мощнейшие раскаты грома). На этот раз Сеня вылетел изо рта Мякишевой и шмякнулся ей на щеку. А Мякишева спросонья решила, что это комар ей спать мешает, да ка-а-а-к хлопнет себя по щеке. Так бедного Сеню и прихлопнула…. Хорошо ещё, что не насмерть.

После таких катаклизмов (или проще говоря – заморочек) у Сени всю любовь к Мякишевой как ветром сдуло. Он кубарем скатился к инопланетянам и сказал:
– Ладно, пацаны, летим на вашу Эллонию. Но только к обеду мне надо на Землю вернуться. Мама обещала блинчики с творогом приготовить.

Начну издалека… Несколько миллиардов лет тому назад жил на Земле печальный кит по имени Фло. И у него были огромные-преогромные крылья. Вы, конечно, скажете, что не бывает китов с огромными-преогромными крыльями. Но это же было несколько миллиардов лет тому назад. Тогда Земля имела форму чемодана и была покрыта сплошной Водой. Поэтому всем, кому не нравилось летать, приходилось плавать; а всем, кому не нравилось плавать, приходилось летать. Вот печальный кит Фло и летал… летал… летал…

– Послушай, Фло, – говорили ему другие киты – те, что плавали, – ну что ты всё время летаешь? Поплавал бы хотя б немножко.

Но Фло им твёрдо отвечал:

– Нет!

Он говорил им, что лучше провести час в воздухе, чем год под водой.

И вот однажды летел он, летел, и вдруг… уснул. И упал прямо в Красное море. И сразу же из печального кита превратился в красного. Покраснел как рак. Вы, конечно, скажете, что красных раков не бывает. Ещё как бывает, если их сварить.

К примеру, одна моя шустрая знакомая по фамилии Шустрова так и сделала. Наварила целое ведро раков, а потом их съела. Вместе с ведром. И теперь у неё в ведре живут варёные раки. Из-за этого ей срочно пришлось менять фамилию Шустрова на фамилию Рачкова и ехать в Польшу.

Вы, конечно, закричите:

– Тогда не было Польши! Тогда не было Польши!

Согласен. Ну а место, на которым потом появилась Польша, было?.. Вот она на это место и уехала. А на этом месте стоял действующий Вулкан. Нужно было только дёрнуть за верёвочку – и Вулкан тут же начинал действовать. Шустрова, став Рачковой, дёрнула за верёвочку, и Вулкан начал действовать!

Он отправился –

Сами Знаете Куда

. А там его поджидали – Сами Знаете Кто.

Они набросились на действующего Вулкана, связали его и посадили за решётку. А по другую сторону решётки поставили Охранника. Этот Охранник всё чего-то говорил, говорил, говорил… Прямо как собака. Вы, разумеется, скажете, что собаки не разговаривают. Ну, это смотря какие собаки. К примеру, мой пёс Леонтий просто рта не закрывает.

Я ему говорю:

– Закрой рот, Леонтий!

А он не закрывает.

Я ему опять говорю:

– Закрой рот, Леонтий!

А он опять не закрывает.

Тогда я в третий раз говорю:

– Закрой рот, Леонтий!

А он мне отвечает:

– А зачем?

Это очень интересный вопрос. Действительно, зачем Леонтию закрывать рот? Я-то свой не закрываю. Другое дело, что я и не могу его закрыть. Потому что у меня во рту находится Красное море. То самое, в которое упал печальный кит Фло. Я – дно этого моря. И это по мне ползали те самые раки, которых съела Шустрова до того, как стать Рачковой.

А дело было так:

Шустрова пошла ловить раков, поскользнулась, захлебнулась и опустилась на подводную почву. Вот на этой почве мы с ней и познакомились. А в это время

Сами Знаете Кто

перевернули Вулкан вверх ногами и дёрнули за верёвочку. И бедолаге Вулкану ничего другого не осталось, как снова начать действовать!..

Вода зубурлила-забурлила-забурлила… Мой пёс Леонтий проснулся, варёные раки в ведре проснулись, Рачкова тоже проснулась, а вместе с ними проснулись и другие Вулканы.

И тут такое началось!

Вы даже представить себе не можете. Суша начала подниматься, а вода опускаться. Суша – подниматься, вода – опускаться. Подниматься – опускаться, подниматься – опускаться… Как лодка на волнах. А в этой лодке сидел разговорчивый Охранник. Он смело грёб вперёд!

К Солнцу!

И чем ближе он подплывал к Солнцу, тем жарче ему становилось. А на Солнце стояли дети. Дети Солнца. Они пристально всматривались в даль, недоумевая: кто это там плывет? Не друг ли их Леонтий?.. Не враги ли их –

Сами Знаете Кто?

.. Не Рачкова ли с варёными раками в ведре?..

А это был Охранник! Молодой! Красивый! Разговорчивый!.. С голубыми глазами и бледными ногами; с бледными ногами и розовыми ногтями; с розовыми ногтями и резиновой душой… Его душа растя-а-а-а-а-а-а-а-гивалсь как жевательная резинка, а по вкусу напоминала земляничное мороженое.

О, какое это было мороженое!.. Печальный кит Фло, наверное, до сих пор облизывается, вспоминая о нём; Рачкова тоже, наверное, до сих пор облизывается; и мой пёс Леонтий, наверное… да что там пёс, я и сам порой нет-нет, да и облизнусь…

Ах, Фло, Фло… Ах, Рачкова, Рачкова… Ах, Леонтий, Леонтий… Где вы теперь, друзья мои?.. Теперь, через миллиарды лет, когда я из океанского дна превратился в твёрдую сухую почву, и по мне ходят миллионы ног, прокалывая меня своими острыми каблуками. Где действующий Вулкан?.. Где милый Охранник с резиновой душой?.. Доплыл ли он тогда до Солнца?.. Или, может, дети Солнца до сих пор ждут его, пристально всматриваясь в даль?.. Кто знает… кто знает… кто знает…

Жила-была Светка со своим папкой в обшарпанной пятиэтажке. И вот однажды папка женился на «новой русской», и они переехали жить в роскошный коттедже за городом. «Новая русская» каждое утро уезжала на «мерседесе» в свою фирму. Руководить. Папка занимался по хозяйству, а Светка от нечего делать бродила по коттеджу. Бродила-бродила и забрела в самый отдалённый уголок. Смотрит: чёрная дверь. Подёргала Светка ручку – не открывается. А остальные двери в коттедже, между прочим, все открывались. «Странно, – думает Светка, – очень странно». И решила понаблюдать за чёрной дверью. И вот что она выяснила. По вечерам «новая русская» возвращалась из свой фирмы, как выжатый лимон – усталая, раздражённая, бледная… И первым делом входила в чёрную дверь. А через пять минут выходила. Но уже бодрая, весёлая, румянец во всю щёку… «Что же за этой чёрной дверью? – недоумевает Светка. – Вот бы узнать». Вскоре ей такой случай представился. «Новая русская» забыла запереть чёрную дверь. Светка, не долго думая, открыла её и вошла. И с ужасом увидела, что за чёрной дверью находится чёрная комната, а в этой чёрной комнате стоят закрытые чёрные гробы, и на крышке каждого гроба – надпись. На одном гробу написано: «Муж № 1», на втором – «Муж № 2», на третьем – «Муж № 3»… И так далее. Тут-то Светка и поняла, что «новая русская» специально замуж выходит, чтоб потом своих мужей убивать и в этой комнате в гробы складывать. Но зачем – вот вопрос? На следующий день Светка выяснила и это. Прибежала она пораньше в чёрную комнату и спряталась за гробы. А к вечеру появилась «новая русская». Как всегда после работы – бледная, поникшая, с потухшим взором… И говорит: «Эй, мертвецы, дайте мне силы!» Тотчас от всех гробов к «новой русской» сияние пошло. Щёки у «новой русской» сразу же порозовели, плечи расправились, глазки засверкали… «Это она от мертвецов энергией заряжается», – догадалась Светка. А «новая русская», зарядившись от мертвых мужей энергией, громко захохотала и вышла из комнаты, опять забыв чёрную дверь запереть. «Надо скорее всё папке рассказать, – тут же решила Светка. – А то она и его, чего доброго, убьёт». Прибежала Светка к папке и как раз вовремя – «новая русская» уже руку с ножом над ним занесла. А папка и не видит; пялится себе в телик, где футбол показывают.

– Папка!– закричала Светка страшным голосом. – Берегись!

Папка тотчас повернулся от телика, с ходу во всё врубился и перехватил руку с ножом.

– Ага-а, – говорит он «новой русской», – я давно подозревал, что ты меня убить хочешь!

Вскоре приехала милиция и арестовала «новую русскую», а коттедж опечатала.

И папка со Светкой вернулись к себе в обшарпанную пятиэтажку.

С тех пор Светкин папка больше на «новых русских» не женился. А женился только на «старых».

Жил-был слон. Звали его Просто Слон. И вот однажды он заболел. Болезнь у него какая-то странная оказалась. Начал он с каждым днём уменьшаться. Так в понедельник слон был величиной со слона, в среду – величиной с собаку, в пятницу – величиной с кошку, а в воскресенье – величиной с мышку.

Неизвестно, чем всё это могло бы закончиться, но тут наступил новый понедельник. И Просто Слон пошёл прогуляться. Смотрит – навстречу ему бежит Просто Мышка.

– Что это у тебя с носом? – спрашивает она у слона.

– Это у меня не нос, – отвечает Просто Слон, – а хобот.

– Хобот? – повторила Просто Мышка. – Ты что, с ума, что ли сошла? Какой может быть хобот у мышки?

– Я вовсе не мышка, – объясняет Просто Слон.– Я – слон.

– Ха-ха-ха, – засмеялась Просто Мышка. – Ну ты, подруга, и шутница.

– Никакая я не подруга и не шутница,– говорит Просто Слон. – Я – Слон.

– Какой же ты слон, если мы одного роста, – резонно возразила Просто Мышка. – Слоны все с двухэтажный дом.

– Я тоже был с двухэтажный дом, – печально вздохнул Просто Слон. – А потом заболел и стал, как мышка.

– Так дело не пойдёт, – сказала Просто Мышка.– Тебе надо убрать вот эту трубу, которую ты называешь хоботом. А то всю жизнь придётся каждому встречному-поперечному объяснять, что ты слон, а не мышка.

Просто Слон послушался Просто Мышку, отстегнул хобот и положил его на солнечную полянку.

– Теперь совсем другое дело, – одобрительно сказала Просто Мышка.

И стал Просто Слон жить как мышка. Вырыл себе норку, завел знакомства в мышином обществе и даже начал подумывать, не жениться ли ему и не завести ли мышат…

Но вдруг в один прекрасный день стал он расти. Растёт и растёт. В среду Просто Слон был уже величиной с кошку, в пятницу – величиной с собаку, а в воскресенье – величиной со слона.

Неизвестно, чем всё это могло бы закончиться, но тут наступил понедельник. И Просто Слон отправился прогуляться.

А навстречу ему идёт Другой Слон.

– Ничего себе, – с удивлением говорит Другой Слон, – какая здоровенная мышка.

– Какая же я мышка, – обиделся Просто Слон. – Я самый настоящий слон.

– Разве слоны без хобота бывают? – возразил Другой Слон.

– Не бывают, – вынужден был признать Просто Слон. – А что же мне делать?

– Ищи хобот, – посоветовал ему Другой Слон.

Отправился Просто Слон к своей знакомой Просто Мышке.

– Ой-ой-ой! – завопила та от страха, увидев, как в её норку заглядывает Просто Слон.

– Да это же я, – говорит Просто Слон, – только большой.

Просто Мышка сразу успокоилась, и они отправились на солнечную полянку. Приходят, смотрят – а хобот лежит себе, как ни в чём не бывало. На солнышке греется.

– Мой хобот! – радостно закричал Просто Слон.

– Я теперь не хобот, – говорит Хобот. – Я теперь питон.

– Кто ты? – не понял Просто Слон.

– Питон, – повторил Хобот.– Есть такая разновидность змей.

Делать нечего, пошли слон и мышка к настоящему Питону.

– Послушайте, Питон, – говорит ему Просто Слон, – мой хобот утверждает, что он – питон.

– Вот ещё новость, – отвечает Питон. – Я – питон.

– А не могли бы вы ему это лично сказать, – попросила Питона Просто Мышка. – А то он нам не поверит.

– Хорошо, – согласился Питон. И они втроём отправились на солнечную полянку.

Пришли. Питон и говорит Хоботу:

– Разрешите представиться. Я – Питон.

– Нет, это я – питон, – отвечает Хобот.

– Какой же ты питон, – возражает Питон, – если ты – хобот.

– А может, это ты хобот, – отвечает Хобот.

– Я – хобот? – изумился Питон. – Вот уж никогда бы не подумал.

Тут из леса вышел Другой Слон и обратился к Просто Слону:

– Я вот всё думаю: слон ты или мышка?

– Я был мышкой, – принялся объяснять Просто Слон. – А потом вырос и снова стал слоном.

– А где же тогда твой хобот? – спрашивает Другой Слон.

– Вот он, – показывает Просто Слон на Питона.

– Но это же питон, – возражает Другой Слон.

– Я тоже так поначалу считал, – говорит Питон. – Но оказывается, я – хобот.

– Ничего не понимаю, – говорит Другой Слон Просто Слону. – Значит, ты был мышкой, а твой хобот – питоном, затем ты стал слоном, а питон – хоботом. Так что ли?

– Нет, не так, – вмешалась в разговор Просто Мышка. – Сначала он был слоном. А теперь он – мышка.

– Да какая я мышка! – возмутился Просто Слон. – Где вы видели мышку величиной со слона?

– Мы её сейчас видим, – говорит Хобот. – Это ты.

– Нет, я больше не могу, – тяжко вздыхает Просто Слон. – Надо спросить у кого-нибудь постороннего.

В эту минуту через солнечную полянку пробегал Олень с ветвистыми рогами.

– Олень, олень, – закричали ему все, – скажи, пожалуйста, это кто? – И все указали на Просто Слона.

– Это олень, – уверенно заявил Олень.

А у Просто Слона и вправду оленьи рога выросли.

– Верно – Олень, – подтверждает Другой Слон. – Слонов же с оленьими рогами не бывает.

– И тем более мышек, – добавляет Просто Мышка.

– Да слон я! Слон! – в отчаянии кричит Просто Слон.

Тут Стрекоза мимо летит.

– Стрекоза, – обратился к ней Просто Слон, – ну скажи хоть ты, что я не олень и не мышка.

– Конечно, ты не олень и не мышка, – подтверждает Стрекоза.

– Слышите?! Слышите?! – обрадовался Просто Слон.

– Ты самая обыкновенная стрекоза, – продолжает Стрекоза.

После этих слов все сразу увидели, что у Просто Слона на спине выросли большие блестящие крылышки.

Просто Слон взлетел на этих крылышках в небо, а внизу, на поляне, идёт горячий спор между Просто Мышкой, Другим Слоном, Хоботом, Питоном, Оленем и Стрекозой.

– Это Олень! – кричит Олень.

– Это Мышка! – кричит Мышка

– Это Стрекоза! – кричит Стрекоза.

– Какая же это стрекоза, если его хобот – питон?! – кричит Другой Слон.

– Да не питон я, а хобот, – кричит Хобот.

– А я тогда кто? – не понимает Питон.

В общем, сплошная неразбериха.

Просто Слон полетал немного и, опустившись на полянку, сказал:

– Минуточку внимания. Сейчас я вам скажу, кто я такой.

Все сразу замолкли. Стоят и ждут.

– Я, – торжественно объявил Просто Слон, – и слон, и мышь, и олень, и стрекоза. Одним словом, я – СЛОНМЫШЬОЛЕНЬСТРЕКОЗ!

– Ах, вот оно что, – загалдели все. – Точно! Точно! Он – СЛОНМЫШЬОЛЕНЬСТРЕКОЗ. Как мы сразу-то его не узнали.

И тут вдруг кусты раздвинулись и на полянку вышел… НАСТОЯЩИЙ СЛОНМЫШЬОЛЕНЬСТРЕКОЗ!

– Всё, – обречено произнёс Просто Слон. – С меня хватит. Я падаю в обморок.

И он упал в обморок…

А когда Просто Слон очнулся, то увидел, что находится не на солнечной полянке, а у себя дома, в уютной кроватке. Над ним заботливо склонилась Слониха в белом халате.

– Я ваш лечащий врач, – ласково сказала она. – У вас была температура, и вам снились кошмары. Но теперь вы поправились.

– И я могу пойти гулять?! – радостно воскликнул Просто Слон.

– Разумеется.

И Просто Слон пошёл гулять.

Первым делом, он, конечно же, подбежал к пруду полюбоваться на отражение своего хобота. Затем начал бегать по лесу и радостно трубить в хобот, как в трубу. А вечером, уже засыпая, подумал: «Как всё-таки здорово, что я Просто Слон, а не какой-то там СЛОНМЫШЬОЛЕНЬСТРЕКОЗ».

Жил-был комар Егор. От остальных комаров он отличался тем, что пил только нектар и сочинял стихи. Другие же комары пили исключительно кровь и никаких стихов не сочиняли.

Поэтому Егору жилось очень трудно. Ведь он был не такой, как все.

И вот наступила зима. Кругом стало белым-бело. Комары впали в зимнюю спячку. И только Егор решил не ложиться спать, а поглядеть, какая она – зима.

Идёт комар Егор по улице, утопая по колени в пушистом снежке, и восхищается зимой.

А навстречу ему идёт маленькая девочка по имени Оля. Увидела она комара Егора и спрашивает:

– Извините, вы хотите меня укусить?

– Нет, что вы, – смутился Егор. – Я не кусаюсь. Я сочиняю стихи и пью только нектар.

– Так вы поэт! – восхитилась Оля.

– Да, поэт, – скромно признался комар Егор.

– Как интересно, – сказала Оля. – А можно вас пригласить в гости и угостить нектаром? А вы бы почитали стихи.

– Конечно, можно, – ответил польщённый Егор. – Честно говоря, я своих стихов ещё никому не читал.

И они пошли к девочке Оле.

Когда они пришли, Оля сказала:
– Я живу с папой и мамой. Они у меня непутёвые. За ними нужен глаз да глаз.

И тут же появились папа с мамой. Грязные-прегрязные.

– Бо-о-же мой, – всплеснула Оля руками. – Где же это вы так извазюкались?

– Это она меня в грязь толкнула, – сказал папа, показав пальцем на маму.

– Нет, это он меня в грязь толкнул, – сказала мама, показав пальцем на папу.

– Ну что мне с вами делать? – вздохнула девочка Оля. – Снимайте свои куртки, я отнесу их в химчистку. А вы пока умойтесь и садитесь за стол. Когда я вернусь, будем пить чай с нектаром и слушать стихи.

И девочка Оля ушла в химчистку.

А папа увидел комара Егора.

– Ой, комар!! – завопил папа.

– Где комар?! – завопила мама.

– Да вот! Вот! – вопил папа, указывая на Егора.

– Он нас сейчас укусит! – вопила мама.

Папа схватил мухобойку.

– Надо его убить!

Мама тоже схватила мухобойку.

– Да, да, убить! – поддержала она папу. – Пока он нас до смерти не искусал!

И мама с папой принялись гоняться за бедным Егором с мухобойками в руках.

Когда девочка Оля вернулась из химчистки, в квартире был такой кавардак, словно здесь пронеслось стадо мамонтов.

– Вас даже на минуту нельзя одних оставить, – посетовала Оля. – Ну что на этот раз случилось?

– Нас хотел комар укусить, – пожаловалась мама.

– Он такой огромный, – развёл руки папа. – Прямо как велосипед.

Егор боязливо выглянул из-под шкафа.

– Вылезай, Егорушка, не бойся, – ласково позвала его Оля. – Они тебя не тронут. – И, повернувшись к родителям, прибавила укоризненно: – Ай-яй-яй. Как не стыдно. Такие большие, а обижаете маленького комарика.

Мама с папой покраснели, как помидоры.

– Мы больше не будем, – хором сказали они, обращаясь к Егору. – Простите нас, пожалуйста.

И Егор простил. Потому что он был добрый комар.

Потом все сели за стол и стали пить чай с нектаром. А затем Егор, страшно волнуясь, читал свои стихи:

Зззззззз!
Зззззззз!
Зззззззз!!

Стихи всем очень понравились.

– Вы, Егор, прямо как Пушкин, – сказала мама.

А папа добавил:
– И такого замечательного поэта мы чуть было не прихлопнули мухобойкой.

…С тех пор комар Егор живёт у девочки Оли. Он сочиняет стихи, а Оля переводит их с комариного на русский. И скоро в книжных магазинах появится его первая книжка.

Рубрика:

Клуб Летучая мышь

Жил-был мальчик Петя. И на летние каникулы поехал он в деревню. В гости к бабушке. А бабушкин дом стоял рядом с церковью. И вот как-то раз, ночью, Пете не спалось. И он решил пойти прогуляться. Вышел на улицу, смотрит – а в церкви окошко светится. Подкрался Петя к окошку и заглянул в него. И видит – стоит посреди церкви гроб, а в гробу лежит девочка, лет десяти. Красивая-прекрасивая. И так она Пете понравилась, что ему тут же захотелось её поцеловать. Здесь надо сказать, что Петя, несмотря на то, что ему было уже двенадцать лет, ещё ни разу ни с кем не целовался. Нет, с родственниками-то он, конечно, целовался, и не раз. Ну, там с мамой, с бабушкой… А вот поцеловать чужого человека, да к тому же девчонку – такого в Петиной жизни ещё не случалось. Уж больно Петя был стеснительный. Даже когда ему представлялся случай поцеловать девчонку, он всегда с опаской думал: «Ну да, сейчас полезу к ней целоваться, а она мне скажет: «Отвали, козёл!»

А тут такой удачный момент. Девчонка ничего сказать не сможет – она же мёртвая.

И хотя Пете было очень страшно, но он всё же вошёл в церковь, подошел к гробу, наклонился над мёртвой девочкой и поцеловал её.

И вдруг девчонка открывает глаза и говорит Пете:

– А ну отвали, козёл!

Петя прямо-таки остолбенел. Ещё бы! Представьте себе: вы целуете мёртвую девочку, а она вам такое говорит.

А девчонка, тем временем, встала из гроба, огляделась, и присвистнула.

– Ни фига себе! – изумляется. – Где это я?!

Петя, конечно, ноги в руки и бежать скорей из церкви. Домой прибежал, под одеяло юркнул. Лежит, дрожит, как заяц, а в ушах девочкин голос слышится: «А ну отвали, козёл!»

Так бедный Петя до утра и продрожал под одеялом.

А на утро к нему пришла мёртвая девчонка. Да не одна, а со своими родителями. Оказывается, звали её Соня, и была она вовсе не мёртвой, а живой. Просто произошло маленькое недоразумение. Соня очень любила поспать и однажды до того крепко уснула, что родители решили, что их дочка умерла. Нарядили они её в белое платье, положили в гроб и оставили на ночь в церкви, по старинному русскому обычаю. И если б не Петин поцелуй, от которого Соня проснулась, её бы так и похоронили на кладбище. Но, к счастью, всё обошлось. И счастливая Соня подарила обалдевшему Пете свой первый поцелуй. А счастливые Сонины родители подарили Пете компьютер.

В общем, полнейший хеппи-энд получился.

Жил-был один священник. Звали его отец Варений. Всю жизнь он молился Богу, а под конец жизни захотелось ему Бога увидеть воочию (ну то есть своими глазами). Но где живёт Бог – вот вопрос. «Наверное, в Космосе», – решил отец Варений и отправился прямиком на космодром, к космонавтам.

– Вы, случайно, в космосе Бога не встречали? – спросил он у них.

– Встречать – не встречали, – отвечают космонавты. – Но по нашим достоверным сведениям, все молитвы с Земли улетают вот на эту планету, – космонавты ткнули пальцами в самый отдалённый от Земли край космической карты. – Стало быть, там Бог и живёт. Ведь люди свои молитвы к Богу обращают.

– А почему вы тогда туда не летите? – любопытствует отец Варений.

– По нашим достоверным сведениям, – отвечают космонавты, – лететь туда ровно сто лет. Пока долетишь, помрёшь по дороге.

– А можно мне туда слетать? – просит отец Варений. – Мне вчера восемьдесят лет стукнуло. Может быть, я ещё лет сто проживу.

– По нашим достоверным сведениям, – говорят космонавты, – ни один человек ещё не доживал до ста восьмидесяти лет.

– А я попытаюсь, – говорит отец Варений.

– Попытайтесь, конечно, – отвечают космонавты, – попытка, как известно, не пытка. Но новый космический корабль мы вам дать не имеем права. У нас на свалке полным-полно старых кораблей, выбирайте любой и летите себе к Богу.

Отец Варений выбрал старый-престарый космический корабль, сел в «пилотское» кресло, перекрестился и нажал кнопку «пуск». Старый космический корабль закашлял, заохал, заахал и, кряхтя, отправился в Космос. К Богу.

День летит отец Варений… два летит… месяц… год… десять лет… пятьдесят…

И ровно через сто лет «приземлился» он на планету, где, по достоверным сведениям космонавтов, жил Бог.

Вышёл отец Варений из корабля, огляделся и вздохнул разочарованно. Потому что вокруг простиралась пустынная планета, сплошь заваленная окаменевшими молитвами и просьбами людей к Богу. А самого Бога не было и в помине.

И что делать, спрашивается? Назад лететь? Так бережливые космонавты горючего на обратную дорогу не дали.

«Придётся тут жить», – понял отец Варений и, засучив рукава рясы, принялся обустраивать безжизненную планету. Посадил леса, засеял поля, вырыл моря, из окаменевших молитв сложил горы. Из глины вылепил фигурки всяких зверюшек, рыбок, насекомых… а под конец вылепил парочку человечков: с ножками, ручками, ушками, глазками… в общем, всё как полагается. Всю свою душу отец Варений вложил в эту работу. И – О, ЧУДО! – все фигурки ожили и разбежались по всей планете. Посмотрел отец Варений на деяния рук своих и сказал сам себе: «Это хорошо»…

А потом прошло ещё триста лет… а может, три тыщи лет… а может, и три миллиона… а то и миллиарда… Суть-то не в этом. А в том, что отец Варений жил себе да жил, как ни в чём не бывало.

И вот однажды сидит он на полянке и на солнышке греется. А тут, откуда ни возьмись, детишки гурьбой.

– Здрасте, – говорят. – Мы юные богоискатели. Бога ищем. И следы привели нас к вам. Ведь это вы создали этот мир?

– Я, – не стал отнекиваться отец Варений.

– Выходит, вы Бог, – сделали вывод юные богоискатели.

– Нет, я не Бог, – ответил отец Варений.

– А где ж тогда Бог? – встали в тупик юные богоискатели.

– Бог?.. – улыбнулся отец Варений. – Да вот он… – и священник указал на маленькую птичку-невеличку, сидящую на ветке.

– Ты Бог? – спросили юные богоискатели у птички.

– Чирик-чирик, – ответила им на это птичка, вспорхнула с ветки и улетела.

Жила была птица по имени Селестина. Это была очень странная птица, потому что она не любила летать. Другие птицы только и делали, что целыми днями летали: носились, кружились, порхали… На землю они опускались лишь только для того, чтобы чего-нибудь поклевать и где-нибудь поспать. Да и то не все. Многие птицы – ласточки и стрижи, к примеру, – завтракали, обедали и ужинали прямо в воздухе, хватая налету комаров да мошек. А многие другие птицы – аисты и журавли, к примеру, спали прямо налету, но, правда, без подушек и одеял (попробуй-ка помаши крыльями под одеялом). И все птицы – абсолютно все! – считали, что лучше провести час в воздухе, чем день на земле. Только одна Селестина думала по-другому. Кто-то, может быть, сделает слишком поспешный вывод, сказав, что Селестина была просто-напросто трусихой, потому-то она и боялась летать. А вот и нет. Трусихой Селестина не была. Скорее, наоборот. Ведь давно известно, что именно на земле, а не в небе птиц подстерегает множество опасностей в виде кошек, собак, людей и машин. Так что Селестина была очень даже смелой птицей, раз она добровольно подвергала себя земным опасностям вместо того, чтобы беззаботно парить в небесной синеве.

Тогда напрашивается другой вывод: Селестина просто не умела хорошо летать, а летала, как курица; ведь все знают, что куры хоть и имеют крылья, но могут взлететь разве что на невысокий заборчик. Но в том-то и дело, что Селестина летала не как курица. Она могла летать лучше, выше, дальше и быстрее всех остальных птиц, вместе взятых. И, тем не менее, отказывалась это делать. Категорически.

Ну, тогда сам собой приходит на ум совсем уж обидный для Селестины вывод. Селестина была просто дура-дурой, раз она вместо радости полета «на своих двоих» крыльях, предпочитала таскаться по земле «на своих двоих» лапах.

Но и это предположение в корне не верно. Потому что Селестина была оооооооочень даже умной птицей. Например, она знала, что у сороконожки на каждой ножке по 2778 волосков и что солнце никогда не встает и никуда не садится, и уж тем более не всходит и не заходит, а просто вращается вокруг своей оси.

Короче говоря, Селестина была точь-в-точь, как некоторые люди, которые, имея блестящие способности к чему-либо, вместо того, чтобы ими пользоваться, берут лопату и собственноручно (то есть, собственными руками) зарывают эти способности в землю, да ещё и как можно глубже. Селестина, конечно же, свои блестящие способности к полётам в землю не зарывала (да и как бы она, интересно, могла их зарыть, не имея ни рук, ни лопаты), но и летать не желала.

«Ну почему, почему Селестина не хочет летать?» – недоумевали многие птицы. А некоторые из них так прямо у неё и спрашивали:

– Селестина, объясни нам, пожалуйста, ну почему ты не хочешь летать?

– Я, конечно, могу объяснить, – отвечала Селестина, – но вы ничего не поймёте.

– А может, поймём, – настаивали птицы.

– Ну, хорошо, – соглашалась Селестина и объясняла им, почему она не хочет летать.

– Ни-че-го не понимаем, – в недоумении разводили крыльями птицы.

– А я вас предупреждала, что вы ничего не поймёте, – говорила Селестина.

– А ты бы не могла нам попроще объяснить, – просили птицы, – как безмозглым воробьям.

Селестина объясняла им, как безмозглым воробьям, но птицы всё равно ничего не понимали.

– А нельзя ли ещё проще, – снова просили они, – как круглым дуракам?

Селестина объясняла им, как круглым дуракам, а птицам опять было не понятно.

– Ну а ещё, ещё проще… – галдели они.

– Проще уже некуда, – сказала Селестина.

В общем, так птицы ничего и не поняли.

А однажды над землей разразилась страшная буря. Ревел ветер, хлестал дождь, сверкали молнии, гремел гром… Все птицы быстренько спустились с небес на землю и попрятались кто куда.

И лишь одна Селестина вдруг неожиданно расправила свои сильные крылья, взмахнула ими и полетела… и полетела… да не куда-нибудь, а прямо навстречу ревущему ветру, гремящему грому и сверкающим молниям.

Да, странная птица Селестина, весьма странная.

Жила-была девочка Маша. И вот ей исполнилось десять лет. По случаю своего дня рождения она позвала кучу гостей. Было очень весело. В самый разгар веселья зазвенел дверной звонок. Маша помчалась открывать, думая, что это ещё один гость пришёл. Но это был не гость, а какой-то маленький толстенький мужчина.

– Ты девочка Маша? – спросил толстяк.

– Да, – ответила Маша. – А вы кто?

– А я посыльный. Мне велено передать тебе торт.

И толстый мужчина протянул Маше коробку с её любимым тортом «Сюрприз». И быстро ушёл.

Маше так не терпелось попробовать торт, что она тут же открыла коробку. И…

обомлела

. Нет, в коробке действительно лежал торт, но только в виде… кладбища. Крестики из шоколадной глазури, холмики из кокосового крема. А посредине торта клюквенным кремом было написано: «Поздравляю с Днём Смерти». И подпись: «Ниф-Ниф».

Маша, конечно же, заплакала от страха. День рождения был безнадёжно испорчен.

Прошёл год. И вот опять настал Машин день рождения. Снова она назвала гостей. Все едят пирожные, пьют кока-колу, веселятся… И тут вдруг – звонок в дверь, как и в прошлый день рождения. Маша открыла. А на пороге снова стоит маленький, толстенький посыльный и протягивает Маше красивый свёрток, перевязанный золотистой ленточкой.

– Велено передать подарок имениннице, – говорит.

И, отдав Маше сверток, толстяк исчез. Развернула Маша подарок – и у неё прямо ноги от страха подкосились, потому что в свёртке был… гроб. Точнее, кукольный гробик. А когда Маша его открыла, у нее прямо сердце в пятки ушло. Потому что внутри гробика лежала кукла

с Машиным лицом

. В руке кукла держала записку, в которой было написано: «Будь счастлива, Маша, но только в гробу». И подпись: «Нуф-Нуф».

Маша, конечно, в слёзы. И этот день рождения был безнадёжно испорчен.

Прошёл ещё год, и у Маши вновь наступил день рождения. Но она не стала его отмечать, боясь, что опять придёт маленький, толстенький посыльный и всё испортит. И не ошиблась. Посыльный действительно пришёл, на сей раз с телеграммой.

– Тебе поздравительная телеграмма, Машенька, – говорит.

Сказал и быстренько удалился.

Маша раскрыла телеграмму, а там написано: «Смерть уже рядом. Наф-Наф». На сей раз Маша не заплакала, а задумалась – потому что она была уже взрослой девочкой, как-никак двенадцать лет исполнилось. Маша поняла, что её хотят убить и что это последнее предупреждение. Почему последнее? Да потому что поросят в сказке всего трое: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Но какое отношение сказка «Три поросенка» имеет к Маше – вот вопрос.

И Маша решила проследить за посыльным. Выскочила она на улицу и пошла за ним следом. И посыльный привёл её… в свинарник. И видит потрясенная Маша, как маленький толстенький посыльный снял с себя парик, оторвал себе нос, уши, брови… потом сбросил всю одежду, встал на четвереньки и оказался…

жирным поросёнком

.

Тут к нему подбежал ещё один жирный поросёнок.

– Привет, Ниф-Ниф, – прохрюкал он.

– Привет, Нуф -Нуф, – прохрюкал в ответ «посыльный».

– Ну что, отдал девчонке телеграмму?

– Отдал.

– Пора бы нам её уже съесть, – облизывается Ниф-Ниф.

– Да уж, пора… – облизывается и Нуф-Нуф.

Слушает Маша разговор двух жирных поросят и от страха трясётся. И тут её вдруг кто-то ка-а-к схватит.

Оглянулась Маша в ужасе, а это третий жирный поросёнок.

– Ниф-Ниф, Нуф-Нуф! – громко захрюкал он. – Идите скорей сюда!

– Ну чего тебе, Наф-Наф?! – хрюкают те в ответ.

– Глядите, кого я поймал!

Маша вырвалась из цепких лап Наф-Наф – и бежать! А три поросёнка припустили за ней в погоню.

– Лови! – визжит Ниф-Ниф.

– Держи! – визжит Нуф-Нуф.

– Хватай! – визжит Наф-Наф

Маша прибежала в самый конец свинарника и видит, что дальше хода нет.

А три поросёнка уже с трёх сторон на неё надвигаются. Морды у них позеленели, глаза выпучились, а под «пятачками» острые клыки торчат. Словом, превратились поросята в настоящих вампиров.

– Ой, мамочка, – в испуге пискнула Маша и…

проснулась

.

Смотрит – а она у себя дома в кровати лежит. А в окошко солнышко светит.

«Это ж надо, какой кошмар мне приснился, – подумала Маша. – Будто я человек и свиньи-вампиры хотят высосать из меня кровь. Ну и бредятина».

С этими мыслями Маша вскочила с кроватки, напудрила перед зеркальцем свой пятачок, покрыла красным лаком свои копытца и, весело виляя хвостиком-запятой, побежала в школу.