Рыбачил я как-то года три назад. Всё как полагается – лодка, удочка. Да чего-то не везло с самого утра. Даром, что до зари поднялся. Поймал всего несколько карасишков, да и то таких, что стыдно домой нести, отпустил всех назад. А тут вдруг как дёрнет, я чуть удочку не упустил из рук. Но удержал. Удилище выгнулось, ну, думаю, улыбнулась мне удача, только бы леска не порвалась. Леска-то выдержала, крепкая была, да я сам, чуть только дёрнуло опять, не удержался на ногах и бухнулся за борт в воду. Но удочку не выпустил, крепко держу. И потянула меня рыба за собой.

Я сначала боялся под воду-то уходить, но не хотелось удочку отпускать, так и ушёл с головой. Думал, задыхаться буду, но ничего, приспособился и под водой дышать как-то. Интересно мне стало, что же там за рыбина такая, я и подплыл поближе. Смотрю, а это щука, да такая большая, каких я и не видел ни разу. Глазищи с кулак, а на пасть смотреть страшно. Притащила она меня на дно, там остановилась и крючок выплюнула. Повернулась ко мне мордой, я как увидел, думал, конец мне. А она ничего, улыбнулась и плавниками показывает, пойдём, мол, со мной. Я и пошёл за ней.

Привела она меня на чистое место, без ила, без травы, как словно полянка в лесу. А там рыбы всякой собралось тьма. То-то мне не везло с рыбалкой – вся рыба здесь. Смотрю – и карасики мои уже здесь, машут мне, мол, здорово, дядя. Я им тоже помахал. А щука в самую середину лезет. Перед ней вся рыба расступается. Я гляжу, а в середине-то ещё две щуки молодые, одна в шляпе и в галстуке, а другая в фате, а моя щука прямо к ним плывёт. Тут я понял – свадьба щучья тут у них, а я, значит, как почетный гость. Я не растерялся, подошёл, жениху кивнул, невесте плавник поцеловал. Усадили меня за стол, а там еды всякой – и икра, и треска жареная, и пирог рыбный, и ещё всякого полно. Давно я так вкусно не ел.

Поели, попили и тут пескари-музыканты взялись за инструменты – танцы начались. Сазаны с сазанихами кружатся, ерши лихо отплясывают, старый сом идёт вперевалочку, усами шевелит, и я от них не отстаю, пошёл выделывать коленца.

Проводили меня с песнями до самого берега. Удочку в руки сунули, чтобы не забыл. Я домой пришёл пьяный, жена спрашивает, где был. Я ей и рассказал всё, а она мне почему-то не поверила…

Ветер летел, громко смеясь, прижимая к самой земле деревца.

– Бу-бух! – гремел гром.

Ветер свистел, ураган смеялся. Он только набирал силу.

Ураган влетел в город и набрасывался на дома, стуча дверьми и окнами, грозно громыхая по улицам. Кто-то вышел на балкон и сказал:
– Тише!

– А что такое? – удивился ветер.

– Аня спит, – сказал кто-то.

– А, конечно, – прошептал ураган и тихонько на цыпочках, стараясь не шуметь, прошёл мимо.

Наталья Дубина

Внизу

Один мальчик ходил себе по облакам. Ходил-ходил… ходил-ходил… Надоело ему.

Решил ходить по летящим самолётам. Шёл-шёл по самолётам… шёл-шёл… Все самолёты были какими-то одинаковыми. И идти по ним было одинаково.

Тогда мальчик решил гулять по верхушкам деревьев! Гулял-гулял… гулял-гулял… Было сложно так гулять, потому что верхушки деревьев щекотали пятки. Сначала было смешно, а потом – хоть плачь. Слишком уж щекотно.

Мальчик придумал путешествовать по головам жирафов! Путешествовал-путешествовал… путешествовал-путешествовал… Головы жирафов были мягкими, почти как облака, и не щекотались. Но мальчик понял, что головы жирафов очень маленькие, и долго по ним путешествовать не получается. А получается – одна нога здесь, на одном жирафе, а другой уже надо на следующего жирафа переступать.

И тогда мальчик прыгнул на землю и пошёл по ней! Немного щекоталась трава, но куда меньше, чем деревья. Роса намочила ноги. Ветерок принёс откуда-то запах свежего хлеба.

Мальчик посмотрел вверх. Были видны и облака, и самолёты, и верхушки деревьев. И всё отсюда, снизу, казалось таким красивым! Можно было не гулять, не бежать, не путешествовать, а просто стоять и смотреть.

А жираф склонил голову к мальчику и тепло подышал в лицо.