Когда мы познакомились в Литературном институте, где вместе учились, Евгения Беличенко была Женей Перепёлкой. Она была очень летучей, это правда. И очень огненной. Её рыжие, нет, огненно-красные длинные волосы (а может, мне так казалось?) плясали вокруг головы, как языки огня. Когда она шагала, за ней вихрился хвост ветра. Когда говорила, её глаза пламенели. А когда смеялась, смеялись все. Энергия из Жени била фонтаном, нет, что я говорю, гейзером! Вулканом! Её «Пошли!» не знали отказа. Её похвала сокурсникам-прозаикам возносила до небес, а критика убивала. Правда, она, кажется, редко критиковала собратьев по перу.
И представьте, эта чудо-птица была ещё и художником. И вот тут загадка. Женины картины были полной противоположностью впечатлению, которое оставляла Женя. Противоположностью всему её крылатому внутреннему огню и ветру. На картинах царило молчание, почти немота, неизъяснимая печаль, почти скорбь. Лица людей (в основном, детей) на картинах были почти масками без выражения, настолько глубоко внутрь были спрятаны их чувства и мысли. И в этой невозможности ничего передать вовне крылся источник их печали. И, как я теперь понимаю, Жениной.
И тут Женя нас удивила — нас, её сокурсников, примерно одного с ней возраста. Мы-то были ещё студентами, а она возьми да роди сына. За первым ребёнком последовали ещё пятеро! Впрочем, я могу ошибаться — после трёх как-то уже сбиваешься…
Сейчас Женя, оставаясь прекрасной МАМОЙ, ездит верхом на лошади, шьёт потрясающие коврики-картины и одеяла-картины, рисует, пишет, занимается садовым дизайном (или как это правильно называется?). В общем, доказывает, что можно воспитывать шестерых детей и при этом жить полной жизнью!
Для меня Женя — человек необыкновенный. Человек с другой планеты. Может, с планеты птиц…