«Боевых орденов и девиц кавалер,
Перед Богом и перед милицией чист…»
Евгений Данилович Агранович
Евгений Данилович родился 14 ноября 1919 года. Студент литературного института, фронтовик, он честно пронёс на себе тяжёлую каску не очень-то ласкового века.
Каска нашего века была велика мне, Как надвинул – закрыла и уши мои, и глаза… Время щедро осыпало «ласками»: Весь век я испытывал попеременно То чувство локтя, то чувство колена. Век сполна наградил его:
Наград у меня не много, Пусты и сума и карман, Но тот, кто идёт не в ногу, Тот слышит другой барабан. Он слышал другой барабан. В своей жизни он руководствовался не идеологией, а любовью.
От большой любви родятся красивые дети. Муза явно неравнодушна к Евгению Даниловичу, и от этой любви родились очень красивые дети – стихи, песни, сценарии, проза.
Он живёт на двенадцатом этаже, в просторной однокомнатной квартире, наслаждаясь близостью неба, как скворец в скворечнике. Повсюду: на стенах, на письменном столе, на книжных полках, на полу – вырезанные из рога, кости и дерева скульптуры малой формы. Это ещё одно увлечение хозяина квартиры.
Сам он встречает на пороге, невысокий, быстрый, с улыбчивым и лукавым взглядом за толстыми линзами очков. Он всегда весел, приветлив и бесконечно обаятелен. Евгений Данилович не снисходит до собеседника, а предлагает ему быть на равных, как бы говорит: заходи, открыто.
Остаётся только воспользоваться этой открытостью, чтобы познакомиться поближе, проникнуть в святая святых каждого: в его жизнь, судьбу.
Евгений Данилович, давайте начнём с рождения, с детства.
— Родился я в тот самый день, когда Деникин вошел в Орел, в подвале. Старший брат считает, что годом раньше. Записали меня позже потому, что нельзя было выйти на улицу с маленьким ребенком, я болел, потом стреляли, и когда мама принесла меня регистрировать, в Орле уже была советская власть. Женщина, та самая кухарка, которая должна была управлять государством, действовала очень ответственно – записала ребенка не тогда, когда он родился, а когда она его увидела. Так что официальная дата рождения – 14 ноября 1919 года. Первое, что я в жизни услышал – это разрывы снарядов. Не могу сказать, что мне это понравилось, но путь назад был уже отрезан. Пришлось мириться с тем, в какое время я попал.
Дальше не интересно. Школа, от которой в памяти почти ничего не осталось. С 31 года уже в Подмосковье, в Царицыно. Учился не лучшим образом, но школу закончил.
Когда в вашу жизнь пришли стихи, и куда вы направились после окончания школы?
Стихи я писал с детства. Ещё в десятом классе попал к поэту Асееву, у него дома собирались молодые поэты. Там я познакомился с Павлом Коганом, с Еленой Ржевской, Сергеем Наровчатовым, Гришей Минским, Жорой Федоровым, впоследствии историк, талантливый человек, академик. Павел Коган, автор стихов знаменитейшей «Бригантины», позже погиб на фронте. И Гриша Минский погиб. Павел меня полюбил. Он узнал, что мне далеко добираться в Москву и взял к себе домой. Я не мог понять, почему его родители приняли меня с такой любовью. Отнес это, естественно, за счет своего очарования. А оказалось, я вернул его домой. Он был максималист, был роялистом более, чем сам рояль, и партийные родители казались ему недостаточно идейными. Он хлопнул дверью и ушел. И где-то снимал угол. Но в угол он привести меня не мог, а ему надо было меня где-то приютить. Вот так я вернул домой сына.
В такой компании у меня не было другого пути, кроме как в литературный институт. Симонов, помогавший проводить предварительный отбор, сказал, что мои стихи ему не нравятся, но он сделает всё, чтобы меня приняли. Меня приняли. Жизнь была прекрасна. По улицам гуляли девушки и пели только что написанную мной «Сюзанну», вместе с погибшим позже на фронте поэтом Смоленским мы написали мгновенно ставшую популярной «Одессу-маму».
Как в дальнейшем продвигалось ваше обучение?
Учился с удовольствием, на одни пятерки. Очень любил и курс, и своих мастеров – Антокольского и Сельвинского. Два курса мы отучились, и тут началась война. Третьим курсом был уже фронт.
Естественно, все мальчишки сразу же бросились в истребительный батальон. Набрался полный батальон, 500 человек. Пытались потом собрать их. Четырнадцать человек пришли.
Я очень хотел стать командиром отделения. До этого я не дослужился, но запевалой меня сделали. У меня был громкий, нахальный голос. Я сразу спросил: а что прикажете петь? «Если завтра война», или «Нас в бой пошлет товарищ Сталин»? Во время отступления это было бы издевательством. Тогда я придумал мелодию и запел на стихи Киплинга «Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог». И она разошлась сама по себе – своим ходом, без печати, без средств массовой информации, без разрешения начальства.
Прошёл всю войну насквозь. Демобилизовался в сорок шестом. Был отмечен боевыми орденами. Но главное, что я вынес с войны, это стихи и песни. И самой большой наградой было то, что песни эти пели на передовой, на разных фронтах. Расходились они сами собой. И то тут, то там я мог услышать «Лину», «Пыль» и другие свои песни.
После войны, наверное, много печатались?
Я был совершенно непечатный господин. Мы жили зажатые с молодых ногтей идеологией и цензурой. Значит, надо было стать хотя бы футболистом. А в нашей специальности очень трудно было просочиться. Работал в кино, переводил песни зарубежных кинофильмов. Тогда озвучка шла в основном титрами. Потом, никто особо не контролировал, поэтому я стал позволять себе подпускать свои тексты. Так что длительное время я был то аргентинским, то индийским поэтом, потому что мои стихи распевали с экрана то Лолита Торрес, то Радж Капур, правда, сами того не подозревая. Единственный, кого я перевёл, со всей тщательностью сохраняя текст, был Чарли Чаплин. Потом ушёл на киностудию «Союзмультфильм», писал сценарии и песни для мультиков. Самым знаменитым мультфильмом был «Мой друг Пишичитай». И «Маленький леший».
Я маленький леший, зовут меня Лёшей, хоть за уши вешай, я весь нехороший. Значит, можно сказать, что вы в буквальном смысле слова прожили жизнь припеваючи?
Можно сказать и так. Только при этом помнить:
Горбушку – горбом, а пирушку – пером. Большинство ваших скульптур изображают женщин. В ваших стихах и прозе женщины тоже на первом месте. Ваша любовь к женщинам взаимна?
Моя любовь к женщинам – постоянна. Иногда они снисходили до меня, и отвечали взаимностью. Женщины многое значат в моей жизни. Все, что я так или иначе написал, нарисовал, изваял, изначально продиктовано нежным чувством к женщине. И даже не стремлением завоевать ее, а в некоем высшем смысле. Женщина для меня всегда была муза, вдохновение. Когда я уходил на фронт, у меня была возлюбленная, но она любила другого, хотя относилась ко мне хорошо. Я писал ей стихи, даже с фронта писал: «Понадобилась мировая война, чтоб ты меня поцеловала». Она потом сказала, что получила письма в большом количестве. В двери у нее была сделана прорезь, а ящика почтового не было. Все это было по полу рассыпано. Она вошла, вернувшись из эвакуации, и ступила на ковер из моих писем. Я каждый день писал. Написала мне, что она читала, смеялась и плакала, радовалась, что я живой, чтобы я обязательно продолжал, только адресовал теперь не Травиной, а Егоровой.
Я говорю: ну, ты не Травина, а я буду Травин. После этого я все фронтовые стихи подписывал «Травин». В сорок третьем году написал такое стихотворение, ставшее потом песней:
Поля войны свинцом засеяны.
Бегут с пути «мессеров» журавли.
А листья звонкие из золота осеннего –
Как ордена легли на грудь родной земли.
Когда штыки атаку кончили,
Шёл первый снег. И не видал десант,
Как две снежинки мне спустились на погончики…
Поздравь, любовь моя: я – младший лейтенант!
Редеет полк, чадят пожарища,
А я вернусь невредим из огня.
А если слягу здесь – придут мои товарищи.
Ты среди них тогда найди себе меня.
Ваши песни широко известны, но автора знает сравнительно узкий круг. Как же так получилось?
Так вот и получилось. Мои песни практически никогда не исполнялись с эстрады, не писались на заказ. Почти все они разошлись, что называется, «с листа», из уст в уста. Даже такая широко известная песня, как «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок» разошлась без имени автора. Так что я писал не только аргентинские и индийские песни, но с полным основанием можно сказать, что и народные русские. Чем очень горжусь. Моя первая книга, если не считать маленького сборника стихов, вышла в прошлом году, в год моего восьмидесятилетия. Книга называется «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок…», в неё вошли стихи, проза, эссе. Я рад, что дождался её. Спасибо издательству «Вагант» и книжному магазину «Москва».
Что бы вы могли пожелать читателям, и в первую очередь читательницам, в новом году?
Могу пожелать надеяться:
Смотри уверенно вперед, Не опускай лица ты, и двадцать первый век вернёт что задолжал двадцатый. А ещё могу подарить самое настоящее волшебное заклинание.
В трудном жизненном пути Повезёт вам, только стоит Заклинание простое В нужный час произнести: Неудача отвернётся, А удача улыбнётся. Неудача промахнётся, А удача попадёт. Неудача отвратима, А удача уловима. Неудача шпарит мимо, А удача – у ворот! И как, помогает заклинание?
Обязательно! Только повторять его нужно почаще!
Беседовал Виктор Меньшов