Как-то раз – было это в середине восьмидесятых годов – Олег Григорьев выступал в Ленинградском Доме детской книги. Ребята, как специально, собрались веселые и ироничные, да к тому же Олег сумел их раззадорить своими остроумными и «подначивающими» стихами. Поэтому, когда дело дошло до вопросов, один мальчик тут же поднял руку и спросил:
– Сколько росту вы весите?

Олег не задумываясь ответил:
– Метр семьдесят килограмм.

Ответ оказался в духе Олега Григорьева – ведь все стихи его точно такие: неожиданные, иногда нарочито перепутанные, превращающие стихописание (и стихочитание!) в весёлую и познавательную игру.

Когда я был маленький и зимой катался за городом на лыжах, моя мама после этих прогулок стаскивала с меня валенки и, чтобы они просушились, надевала каждый на жердь от забора. Можете себе представить, с каким удовольствием я потом, много позже, прочитал такие, например, стихи Олега Григорьева:

На заборе валенки
Вверх ногами сохли.
Значит, эти валенки
Вниз ногами мокли.

И так случалось всякий раз: стоило мне прочитать одно из стихотворений Григорьева, как я тут же вспоминал какую-нибудь историю, которая и со мной тоже приключилась. Тем более что у героев Олега простые, много раз слышанные фамилии: Сизов, Петров, Сидоров, Клыков… Вот с таким Сизовым я сидел за одной партой, с Петровым дрался во дворе, с Сидоровым ходил в первые школьные походы…

Удивительное дело! Олег Григорьев словно надевает на самого себя маску того или иного персонажа – и они тут же оживают «во всей своей красе». Так говорила моя школьная учительница Инна Николаевна, когда кто-либо из ее учеников что-нибудь вытворял: «Ты показал себя во всей своей красе!..»

По правде сказать, у Олега было немало поводов поизучать своих не всегда добропорядочных героев. В детстве он был, как тогда говорили, «центровым» – жил с матерью и старшим братом в Ленинграде, в двух шагах от Дворцовой площади, и все его мальчишеские игры проходили в центре города: во время демонстраций, когда ребята забирались под трибуны и мёрзли до посинения, опасаясь попасть в руки милиции, в проходных дворах на Невском или в собственном дворе, где приходилось что ни день завоёвывать своё право на место под солнцем.

Олег рано начал рисовать. Но большинство его детских рисунков погибло во время наводнений: что ни год вода заливала подвальную комнату, где они тогда жили. Он хотел рисовать одно – педагоги заставляли делать совсем другое. Он хотел учиться, но в первый же школьный день у него украли портфель со всеми столь тяжело по тем послевоенным временам собранными учебниками и тетрадями.

А знаете, что больше всего Олег любил рисовать? Самые привычные предметы быта: кухонную утварь, рабочую разношенную обувь, будничную одежду, грубо сколоченную мебель. А также – насекомых, птиц, животных. И маленьких смешных человечков, которые никак не могут вырасти… Возможно, именно от рисунков произошли и названия его детских книжек: «Чудаки», «Витамин роста», «Говорящий ворон».

Ольга Тимофеевна Ковалевская, редактор издательства «Детская литература», как-то рассказала мне о своём знакомстве с поэтом. Он не появился в условленный час, и после долгого ожидания Ольга Тимофеевна спустилась по делам на первый этаж, в библиотеку. Там она обнаружила неизвестного человека – он держал в руке птицу со сломанной лапкой и безуспешно дозванивался в ветеринарные лечебницы. Это был Олег Григорьев – подходя к издательству, он нашел раненого стрижа, зашел в первую же дверь и, забыв про всё на свете, стал заниматься его судьбой.

Честно говоря, читая стихи Олега Григорьева, мне тоже хочется иногда забыть про всё на свете и просто принять участие в жизни его героев. Может, и с вами это случится?
Михаил Яснов

Когда-то давным-давно я переводил стихи замечательного эстонского поэта и прозаика Эно Рауда. Были у него стихи про то, как луна превратилась в тыкву – называлось это стихотворение «Тыкволунье», а ещё стихи про разных пап-пчелап, мам-пчелам и пчелабушек. И вот, прочитав книжку финской писательницы Реетты Ниемеля «Сокровища лесных эльфов», я сразу вспомнил эти стихи. Не потому что у Реетты тоже встречается лунная тыква или самые разные дождебабушки и хлебобабушки. Читая и перечитывая Реетту, я словно снова окунулся в наше Балтийское море, надышался соснами и ветром, а главное – познакомился с её поразительными, ни на что и ни на кого не похожими героями.

Не знаю, как представится вам, а я совершенно уверен, что все они существуют. Сидят по своим уголкам и норкам, по домикам и пещерам и создают свой особый мир, в котором и уютно, и радостно, и интересно, и необычно жить. Финляндия от Эстонии – рукой подать. Эно Рауд писал стихи – в них были и рифмы, и размер, всё как надо. Но вот перебрались мы на другой, противоположный берег Финского залива и, пока плыли (на льдине, с моржом и чайкой по соседству!), рифмы куда-то улетучились, размер растворился в морской воде, и то, что мы сейчас прочтём, вроде бы уже и не стихи, а такая маленькая проза – то ли сказочки, то ли притчи, то ли вечерние истории, которые так хорошо послушать перед сном, а с другой стороны – они написаны по всем законам стихосложения, и остаётся чувство, что мы читаем самые что ни на есть взаправдашние и очень хорошие стихи. Стихи в прозе.

Реетта Ниемеля родилась и живёт в городе Турку. Училась в университете, где изучала экологию и этнографию. Работала учителем, гидом в музее, садовником, журналистом. Но всегда знала, что будет писателем. «В детстве, – говорит она, – я часто придумывала сюжеты будущих книжек: что, где и с кем произойдёт. Дом, в котором жила наша семья, стоял у подножия огромной скалы, на вершине которой когда-то, в XIII веке, была крепость, но теперь остались одни развалины. Я была уверена, что в скале есть много потайных переходов и пещер, в которых живут страшные, похожие на приведения, существа, охраняющие несметные подземные богатства. А ещё я очень любила природу и всему вокруг давала имена: лесам, оврагам и даже камням… «Сокровища лесных эльфов» – самая любимая и самая важная для меня книжка. Ведь она объединяет дорогие мне вещи: игру, фантазию, радость, дружбу, понимание, поддержку, тепло и любовь в семье. Я думаю, что весь мир состоит из таких вот очень маленьких и удивительных историй. Надо только наклониться и заглянуть, или зажмуриться и нырнуть, а может даже залезть в какую-нибудь маленькую норку. И тогда ты обязательно их найдёшь!»

Понятное дело – и нырнуть в речку, и залезть в нору можно и не зная финского языка. Но вот поговорить с их обитателями вряд ли получится. Но оказалось, что неподалеку, в Карелии, живет Анна Сидорова, которая не только хорошо знает финский язык, но ещё и очень любит финскую детскую литературу – а ведь в стране, где живут Муми-тролли, обязательно должны быть чудесные детские книжки! Так оно и есть. Анна переводит с финского все эти сокровища – и не только «Сокровища лесных эльфов», но и многое-многое другое. Так что нам остаётся читать, перечитывать, удивляться тому, какая это живая и настоящая литература. Как там говорится в стихотворении «Колыбельная Пярры»? «Спокойной ночи, день уходящий! Спасибо, что был ты такой настоящий!»

Михаил Яснов

Зимой, когда мороз и гололедь,
В большой берлоге спал большой...
                                                 (медведь)

А вот и нет! В мороз и гололедицу
Спала в берлоге бурая...
                                            (медведица)

А вот и нет! Зато, урча спросонок,
Здесь нежился пушистый...
                                          (медвежонок)

А вот и нет! Он убежал в леса.
Спала в берлоге рыжая...
                                                       (лиса)

А вот и нет! Лисе и в норке спится.
Здесь ночевала серая... 
                                                (волчица)

А вот и нет! Волчица по тропинке
Пошла взглянуть, как спят в берлоге...
                                                   (свинки)

А вот и нет! Им у хозяйки сладко.
Дремала здесь весёлая...
                                                (лошадка)

А вот и нет! Она в конюшне спит.
В берлоге зимовала рыба...
                                                         (кит)    

А вот и нет!
Её там нет как нет!
В большой берлоге спал большой поэт!

И впрямь, поэта было слишком много —
Его могла вместить одна берлога.

Не норка, не скворечник, не дупло - 
Берлога, где уютно и тепло,

И если только лапу не сосать —
Здесь столько книжек можно написать!

Рисунки с тетрадками
В папку сложив,
Завёл я, как папа,
Рабочий архив.
В нём письма
И первая – с двойкой! – тетрадь,
Всё то,
Что полезно порой вспоминать.

Когда-нибудь я
Свой архив полистаю,
И старые прописи
Сразу узнаю,
И в прописях
Первое слово найду –
Какое хорошее слово:
«Ау!»

Когда-нибудь я
Старшеклассником буду,
Но эти каракули
Я не забуду.
– Ау! –
Я с улыбкою снова прочту,
И детство мне тихо ответит:
– Ау!..

Без четверти двести

Однажды я наткнулся на книжку прозаика Калью Кангура «Сны в хрустальном чемодане» в переводе Наталии Калаус, а в книге – на остроумную сказку под названием «Рифмоплёт в клетке».

Злая колдунья Сутрапутра заманила к себе рассеянного рифмоплёта и решила сварить из него похлебку. Дальше было так:

– Кость собачья и два куриных крыла… – приговаривала она, бросая всё в варево.

Рифмоплёт, сидевший понуро в клетке, в глубокой рассеянности принялся незаметно для себя рифмовать слова Сутрапутры:

– Пугало грачье и старая метла…

Не теряя времени, Сутрапутра вылетела из дому и вскоре вернулась, таща голик (веник) и громадное пугало.

Затем опять забормотала:

– Сюда б ещё перчик, фасоли стручок…

– Сюда б ещё ларчик и банный полок…

Колдунья тотчас впихнула в котел огромный ларец и снова выскочила за дверь.

Не прошло и минуты, как она приволокла банный полок. Булькнув, он тоже исчез в котле с похлебкой.

– А теперь я… масла ложку… – пробубнила колдунья.

– А теперь – колдунью-крошку… – срифмовал рифмоплёт.

– А теперь колдунью-крошку? – Сутрапутра призадумалась. Оп-ля! – и она была в котле…

Так погибла злая колдунья, а рассеянный поэт оказался на свободе.

В этой сказке заключена мудрая метафора, которая лучше любых рассуждений показывает, что детская поэзия – это такое включение в игру, когда сама игра становится реальностью, жизнью.

Стихи эстонской поэтессы Леэло Тунгал, которые я хочу предложить вашему вниманию, на мой взгляд, и представляют из себя подобную игру. Они могут быть весёлыми или грустными, остроумными или лирическими, но, я надеюсь, вы всегда найдёте в них частичку педагогической мудрости, спрятанной между строк.

Леэло Тунгал – известная лирическая поэтесса. Кроме того, она издаёт один из детских эстонских журналов, то есть, многое знает про современных детей. И делится этим знанием талантливо и щедро.

Михаил Яснов

Леэло Тунгал

Перевод Михаила Яснова

Наши мамы

Мама Юсся похожа на Юсся
Ходит, весь день смеясь.
Мама Ясся похожа на Ясся –
Серьезная, как Яссь.
А моя – поглядите сами! –
Нет красивее и милей…
Наши мамы
Повсюду с нами,
И все больше похожи с годами
Они на своих детей!

Ну что за напасти

Ну что за напасти!
На платье – чернила,
Из ванной торчат сапоги – чудеса!
Отмыть бы скорее котенка от мыла
И дать деревянной лошадке овса.

Ну что за напасти!
Плита в пластилине,
Посуда по дому пошла погулять.
На кухне – как в джунглях,
В шкафу – как в пустыне,
Все нужно по полкам опять расставлять.

Ну что за напасти!
Ковер не на месте,
Игрушечный клоун засунут в комод…
А времени – целых без четверти двести!
Ой, мама и папа вернутся вот-вот!

Телеребенок

Теледень,
Теледень,
Телевизор целый день!
Телезвуки, телекраски,
Телебабушкины сказки,
Столько разных передач –
Телесмех и телеплач,
Телепесни,
Телебасни
По сигналу с телебашни!

Телепеночка поёт
На лесной поляне.
Телеветочка цветёт
На цветном экране.
Теледевочка еду
Носит Телемурке…

А когда во двор иду –
Как играю в жмурки:
Что за странные кругом
Запахи и звуки?
Это кто ко мне – бегом?
И с разбегу – в руки?
Телелапы…
Теленос…
Настоящий телепес!
Вдруг меня он цапнет?
Чур,
Не кусаться, пёсик!
Выключаю!
Где тут шнур?..
Да ведь это хвостик!

Чужие игрушки

До чего же брать приятно
У других детей игрушки!
Пусть такая же пружинка
В заводной твоей лягушке,

Пусть такой же точно дома
Ждет тебя в прихожей мячик, –
Но в гостях они красивей!
Но в гостях они богаче!

Кукла, дудочка, машина,
Ослик, детская больница…
Расчудесная, чужая
Ночью комната приснится.

Сколько здесь игрушек разных!..
И от зависти спросонку
Всё сильней кусаешь ухо
Плюшевого медвежонка…

Бывает

Иногда приходят грустные мысли,
Никуда от них не скрыться, не деться.
Так и лезут – прямо сердце изгрызли!..
А ещё твердят: счастливое детство!

Хоть играй, хоть хохочи до упаду –
Всё равно они приходят упрямо:
Почему так мало вижу я папу?
Почему так часто хмурится мама?

Почему болеет бабушка много?
Почему её приезды так редки?
Почему у нас ни пса у порога,
Ни кота, ни попугайчика в клетке?

Почему мне не рожают братишку?
То-то было бы вдвоём преотлично!
Почему суют термометр под мышку
А засунуть палец в нос – неприлично?

Мама купит мне на праздник игрушку.
Мама в горести мои не вникает.
А бывает в детстве горько и грустно, —
Может, чаще, чем у взрослых, бывает…

Такие дела!

Когда я когда-нибудь буду большим,
А мама и папа – детьми,
Я стану добрей и внимательней к ним:
В кровать не отправлю с восьми,
Не буду ворчать
Если скатерть сомнут,
Не буду ругаться,
Когда разобьют
Тарелку свою или кружку, —
А просто куплю им игрушку!
Они застыдятся от этих проказ –
А я улыбнусь,
Рассмеюсь
И тотчас
Начну по головкам их гладить,
А в угол не стану их ставить.
Такие прекрасные будут дела!…

Вот только бы
           выйти
                       скорей
                                 из угла!

Бублик

Наш Бублик
Характера
Вовсе не вздорного, –
Но пуделю Бублику
Дали снотворного:
Не хочется стричься
Лохматому Бублику
(Хотя он немножко
Играет на публику).
Постриженный Бублик
Похож на мальчишку,
Как будто уроки,
Проспавшего стрижку.
И он с удивленьем
Лежит на полу
И думает:
«Что там за шёрстка 
В углу?»

Перед прогулкой

Давай с тобой, собака,
Немного погуляем –
Поговорим с соседом,
С соседкою полаем.
Но только, чур, не путать:
Давай, для простоты,
Я буду разговаривать, 
А лаять будешь ты!

В глухой канаве,
Под мостом,
Большая крыса водяная,
Совсем не думая о том,
Живет,
Иной судьбы не зная.

Порою вынырнет –
И вот
Сидит и лапой щёки трет,
Как будто слёзы вытирает.
Но чуть приближусь –
Удирает.

Я не узнаю никогда,
Что под мостом её таится:
Там беспросветная вода,
Как неприступная темница.

Но кто, 
Живой,
В траве хрустит?
Куда течет вода ночная?
О чем, о ком она грустит,
Большая
Крыса водяная?

Есть поэты (особенно детские!), которые еще при жизни становятся классиками. Ясное дело: если тебя читает вся страна, от мала до велика, если чуть ли не в каждом доме есть твои книжки, да еще разные, да еще с картинками, да еще повсюду звучат веселые песенки на твои стихи, – можно сказать, что до классиков уже рукой подать!

Вот таким поэтом был бельгиец Морис Карем (1899-1977).

В Андерлехте, старом районе Брюсселя, на тихой улочке еще недавнего пригорода, стоит большой дом, выходящий прямо в сад, поросший цветами. В этом доме и в этом саду Морис Карем написал множество стихов, известных теперь во всей Европе. Вот ведь как бывает: скромный учитель лицея, он дружил со многими учениками, и эта дружба не только дарила темы и сюжеты для его «школьной лирики», но и подсказывала ту добрую, умную интонацию, которой наполнены его детские книги.

А видели бы вы его библиотеку! Поэты со всех уголков света слали и до сих пор шлют в Андерлехт свои книжки, зная, что у них всегда будет внимательный читатель. Ведь эта библиотека предназначена для школьников, а они приходят в нынешний музей Карема со всей округи — здесь можно и поговорить о стихах, и самим попробовать что-нибудь написать, и поучаствовать в самых разных поэтических конкурсах. Было бы желание! А желание всегда есть: премия имени Мориса Карема, которой добиваются юные поэты, — одна из самых престижных в Бельгии.

Весной из окна кабинета Мориса Карема видны кусты цветущих роз, а утром в саду, поют какие-то невиданные птицы, каких я никогда не слышал у нас. У Карема есть замечательное «взрослое» стихотворение о птицелове, который очень хотел поймать птицу, но всякий раз она оказывалась на свободе.

Стихи – сродни такой птице. В какую «клетку» их ни посади, как ни ограничивай рифмой и размером, они всегда свободны. И читая Мориса Карема, мы это чувствуем всей душой.

Михаил Яснов

Морис Карем

Перевод Михаила Яснова

Ветер летит за мотыльком

Ветер летит за цветным мотыльком,
А мотылёк – за весенним ручьём,
И за форелью стремится ручей
Быстро пробраться среди камышей.

Хочет форель обмануть мотылька:
Тихо таится на дне ручейка.
Хочет форель обмануть мотылёк:
Тихо таится, присев на цветок.

Шёпот и шорох с утра до утра:
Шепчется с тучей большая гора,
Шепчется туча с далёкой зарёй,
Шепчется солнце с высокой горой.

Шепчется птица, под небом паря,
С тучей, зарёй и горою.
				    А я,
Как ручеёк, пробираясь в камыш,
Слушаю шепот их.
			      Слышите?..
						Ш-ш-ш!

Кот и солнце

Едва глаза откроет кот, –
В них солнце заберётся.
Когда глаза прикроет кот, –
В них солнце остаётся.

Вот почему по вечерам,
Когда мой кот проснётся,
Я в темноту гляжу, а там –
Там два кусочка солнца!

Вот повезло!

В самом деле – я бы мог
Быть тобою, мой сурок,
Жужелицей быть и змейкой,
Белкой, снегирём, уклейкой.
В самом деле – я бы мог
Быть тобою, мой цветок,
Камнем быть, мостом и вышкой...
А родился я мальчишкой!
Я мальчишка – этот самый,
Хорошо мне рядом с мамой
Книжку перелистывать,
Песенку насвистывать!

Северный ветер

- Смотрите: палые листья! –
Вскричали палые листья,
Увидев осенним днём
Бабочек над кустом.

- Смотрите-ка: это бабочки! –
Дружно вскричали бабочки,
Увидев, как вдоль ворот
Листва парит и плывёт.

А северный ветер смеялся,
Собрать их вместе старался
И гнал – всё вперёд, вперёд...

Музыка

Песенку ребёнок пишет,
Пальцем по стеклу скрипя.
Что за музыку он слышит
Где-то там, внутри себя?

Эта песенка простая
Вдруг слетела со стекла
И, над улицей летая,
Всех прохожих увлекла.

Да и как не удивиться,
Ведь она везде таится,
В подворотне 
И в углу, –
Эта песня, что скрипится
Быстрым пальцем по стеклу!

Летний дождик

Мелкий летний дождик,
Дождик без конца,
Падает на крыши
И на деревца.

На овец, бредущих
С пастбища домой,
На лицо мне брызжет,
Тёплый, проливной.

Ночь берёт он тихо
За руку – и вот
С нею по дороге
Не спеша идёт.

Мелкий летний дождик,
Дождик без конца –
Исчезают гнёзда,
Птицы, деревца,

Исчезают овцы
И моё лицо,
И приходит полночь
На моё крыльцо.

С этими переводами стихов Алана Александра Милна я познакомился давным-давно, ещё в середине восьмидесятых годов прошлого (уже прошлого!) века. Замечательный поэт Нонна Слепакова читала их в Ленинградском Доме писателя. С тех пор ушли от нас и Дом писателя, сгоревший в одночасье десять лет назад, и Нонна Слепакова, а её переводы остались – прежде всего, потому что была в своё время выпущена издательством «Детская литература» превосходная книга с прекрасными рисунками Б. Калаушина. Называлась она «Я был однажды в доме», и в неё вошло немало поэтических переложений из Милна, с любовью и талантом собранных и переведенных Слепаковой.

В этих переложениях очень важна интонация – переводчик всё время подчеркивает, как нам следует читать стихи: где сделать паузу, где разбить слово пополам, где, как по ступенькам, съехать вниз по строчкам, а где с особым ударением прочитать выделенные большими буквами слова и фразы.

Стихи Милна у нас уже не раз переводились (вспомним, например, блестящие переводы Марины Бородицкой), но работа Нонны Слепаковой занимает, как мне кажется, особое место в этой «милниане». Мы угадываем и знакомую ритмику английского стиха, и поэтические аллюзии на весёлые и остроумные народные песенки, – и в то же время собственный авторский голос Н. Слепаковой присутствует в этих строчках на равных с голосом английского поэта.

Как всегда, всё дело в таланте. Нонна Слепакова была наделена замечательным чувством слова и одаривала этим чувством своих взрослых и детских читателей. Сегодня этот дар воспринимается с особой благодарностью.
                                                                        Михаил Яснов

Давным-давно, в восьмидесятые годы, существовала в Ленинграде весёлая студенческая агитбригада. Руководил ею мой большой друг поэт Вячеслав Лейкин и время от времени подначивал меня отправиться с ребятами в какое-нибудь недолгое увлекательное путешествие. Одно из них выпало на суровую зиму, ехали мы в поезде куда-то на север, купе насквозь заледенело, а впереди нас ждали неведомые станции с таинственными названиями – Кемь, Кандалакша. Ночью ничего не оставалось, кроме как, закутавшись в протёртое одеяло, сочинять романтические стихи: «За Кемью, за темью, снегами набрякши, ночная дорога вела к Кандалакше…»

Поэзия тогда витала в воздухе; помню, как мы делились со Славой Лейкиным впечатлениями от недавно услышанных стихов для детей – их читал молодой поэт Олег Бундур на одном из выступлений в Доме детской книги. Стихи были короткие, яркие:

Папа шляпу
Бросил
На пол.
Шляпа встала
И ушла.
Вот такие-то дела…

В детских стихах царил культ парадокса, весёлой неожиданности. Олег Бундур умел эту неожиданность поймать, запечатлеть, додумать. Но уже тогда в его стихах появилось куда более важное: Олег с какой-то удивительной трогательностью рассказывал о своем маленьком герое, о его семье, о том, как складываются у него отношения с мамой и папой, близкими и друзьями.

В те годы у Олега Бундура вышли очень славные, на мой взгляд, сборники – «Для чего бывает день?» в ленинградском издательстве «Детская литература», а также «Сто ключей» и «Папу с мамой берегу» – в Мурманском книжном издательстве.

А потом Олег Бундур пропал – затерялся в необъятных северных просторах. По профессии он врач, и работы ему вполне хватало помимо стихов для детей. Но вот недавно он объявился! Это было для меня большой радостью. И что удивительно: оказывается, Олег Семенович Бундур живёт и работает в той самой Кандалакше, по дороге к которой мы вспоминали и читали его строчки! Бывают же такие совпадения!

Олег Бундур прислал мне много новых стихов, некоторыми из них я и хочу с вами поделиться. Обратите, пожалуйста, внимание на то, какие они тёплые, мягкие, – то-то вспоминались в зимнюю стужу.

Мы же с вами знаем: умное, душевное слово порою согревает так, как ничто другое.

Поэтесса Елена Липатова назвала свою подборку «Выворот-нашиворот». Это не случайно. Если вы прочтёте первое стихотворение, которое называется «Конец», то поймёте, что в стихах Липатовой, действительно, всё может происходить несколько не так, как в обычном мире. Вот, например, как удивительно написала Лена про жирафа, который смотрит на небо «сверху вверх» – а ведь до чего точно! Или – на что похожа Луна? Оказывается – на чудо!

Есть у Лены стихотворение, которое называется «ПЕСЕНКА, КОТОРУЮ СОЧИНИЛА МOЯ ПИШУЩАЯ МАШИНКА, КОГДА МЕНЯ НЕ БЫЛО ДОМА». В мире Елены Липатовой всякое бывает, так что уже не приходится удивляться, что пишущая машинка сама сочиняет песенку. Я же не устаю удивляться другому – тому, как иногда вроде бы просто, но на самом деле искусно пишутся детские стихи:

Крутится лента туда и сюда,
Буквы стучат вразнобой,
Мудрые мысли и просто слова
Пишутся сами собой…

Буква за буквой – и слово готово.
Это не трудно: Раз-два!
Песенку выдумать проще простого,
Если известны слова.

Елене Липатовой известны какие-то тайные детские слова, которые под её пером превращаются в славные стихи.

Познакомились мы с Леной давным-давно, в 1989 году, на одной из конференций молодых писателей, которые в то время проводил журнал «Костёр». Вскоре после этой конференции у Лены вышла книжка «Дневник ученика 2-б класса Кости Галкина». Несмотря на прозаическое название, это была настоящая книжка стихов, только написанная в форме дневника. Потом Лена печаталась в разных детских журналах, а потом уехала жить в Америку. Но, слава Богу, мир за последние годы невероятно изменился. И мы теперь не удивляемся, а просто радуемся тому, что наши детские стихи пишутся и в далекой от нас Америке. И, кстати, очень неплохо пишутся!

Михаил Яснов

Гений — это четко сформулированное детство

Лидия Корнеевна Чуковская в своих «Записках об Анне Ахматовой» вспоминает такой занятный эпизод: дети, которым Осип Эмильевич Мандельштам подарил свою детскую книжку, попросили его:

– Дядя Ося, а нельзя ли эту книжечку перерисовать на «Муху-Цокотуху»?

Вспомните себя, когда вы были еще маленькими, – каждый мог сказать про себя так: я люблю то, что знаю, и всегда хочу иметь при себе то, что знаю и люблю.

Это относится и к стихам, если, конечно, стихи живут рядом с вами. Кому не приходилось быть свидетелем того, как начинающий любитель поэзии запоем читает стихотворение – отрывок из той же «Мухи-Цокотухи», или Маршака, или Барто, или Пушкина, – а на вопрос, кто эти стихи написал, гордо отвечает: «Это я придумал!» Или: «Это я сочинил!»

В раннем детстве мы не отделяем себя от понравившегося стихотворения: это – мое! А о том, что у стихотворения есть автор, мы и думать не думаем. Надо, чтобы мир вокруг раздвинулся, чтобы в него вошли многие абстрактные понятия, – тогда ребенок сможет представить, что такое поэт и как с ним общаться.

Двадцать лет назад два бельгийца – поэт Пьер Коран и педагог Робер Кюсс – выпустили книгу «Рожок для муз», в которой собрали ответы детей на вопросы: «Что такое поэзия?» и «Кто такой поэт?»

Поэзия… «это песня без музыки», – сказала маленькая Коринна; «это история, которая поет», – сказала Софи; «это словно мячик катится по земле», – ответил десятилетний Жан-Мари; «это радость жизни, которая заключена в тексте», – заметил умудренный жизнью Марсель; «это утешение, когда я одинока», – вздохнула чувствительная Ширли… «Если не будет поэзии, что нам останется?» – подытожила двенадцатилетняя Соня.

А кто же такой поэт?

«У поэта длинные волосы и широкие штаны» (Филипп, 10 лет). «Я его представляю красивым, любезным, усатым, высоким, пожилым. Он крепко держится на ногах, а они у него длинные» (Жерар, 11 лет). «Это холостой мужчина, умный, он труженик, он всех любит и часто у него не хватает времени, чтобы выспаться» (Анри, 11 лет). «Поэт красивый. Это мальчик с каштановыми волосами и голубыми глазами» (Анни, 10 лет) «Он размышляет с утра до вечера. Он мало спит и встает по ночам, чтобы писать стихи. У него черная борода. Поэт любит детей и с нежностью относится к своей жене» (Жоэль, 11 лет). «Поэт?.. Пожалуйста: это Виктор Гюго, он написал все басни Лафонтена!» (Жоан, 10 лет).

На основе этих и многих других ответов авторы книги создали особый «фоторобот» поэта – каким его видят дети. Прочитав «Рожок для муз», я часто задаю подобные вопросы и нашим младшим школьникам и получаю очень схожие ответы. И надеюсь, что хоть в какой-то мере соответствую тому образу, который складывается в сознании моих читателей.

Французский поэт Шарль Бодлер сказал: «Гений – это четко сформулированное детство». Хорошо бы об этом хотя бы изредка вспоминать.

Михаил Яснов

Одинокая варежка

Ветер вихри закручивал,
Вьюга выла, визжала…
Одинокая варежка
На дороге лежала.

Одинокая варежка
Вся промерзла, промокла,
Вместе с вьюгою варежка
Билась в двери и стекла.

Подберу-ка я варежку,
В тёплом доме согрею,
Положу её, стылую,
На свою батарею.

Напишу объявление
На листке, посерёдке,
Потерявшему варежку
Сообщу о находке.

Пусть читают прохожие
На столбе, возле парка,
Где висит объявление:
«Потерялась овчарка…»

Мне грустно думать про сову

Мне грустно думать про сову,
Я так неправильно живу:
Я не дружу с совою —
Гуляю сам собою.

А каково ей там, в лесу,
В очках на стареньком носу
На ветке ждать заката,
Покуда спят совята?

Ты прилетай ко мне, сова,
На луг, где мягкая трава,
А хочешь, над рекою
Поухаем с тобою?

Мне говорят:
– Напрасный зов!
Теперь осталось мало сов,
Сова – лесная птица,
Она людей боится!..

Но я не верю, я зову
Мою очкастую сову.
Я сам в очках, не скрою, – 
Я подружусь с совою!

Без дедушки

Умер дедушка. Тихо в квартире.
Только мама нет-нет да вздохнёт.
Двину пешку е-2 е-4
И за дедушку сделаю ход.

И за дедушку гляну в окошко,
Посмотрю, что творится внизу.
И за дедушку утром картошку,
Встав пораньше, домой принесу.

Не читается новая книжка.
Не бежится к ребятам в подъезд.
И за дедушку младший братишка
Больше ложку овсянки не ест.

Бродячий кот

Бродячий кот,
Бродячий кот,
Он за углом кого-то ждёт,
Он на меня глядит в упор
С печалью и тоскою,
Но не желает разговор
Поддерживать со мною.

Влез, бедолага, на карниз.
Нелепо звать его «кис-кис!»
Не отзовётся он никак
На ласку и на кличку.
Глядит на вас, как на пустяк,
Брезгливо, как на птичку.

Уходит в ночь бродячий кот,
Но что-то нас томит и жжёт.
И мы, минуя тёмный двор,
Спешим до поворота,
И наш недавний разговор
Смолкает отчего-то.

Настоящая русалка

Обидели.
Родителей покину.
Засуну две ноги в одну штанину
И буду, как русалочка с хвостом,
Передвигаться по полу
Ползком.

Пускай вопят родители от горя —
Я уползу!
Как долог путь до моря!
Там запах ила,
Грохот якорей…
Я доползу!
Хотя бы до дверей!

Обидели ребенка —
И не жалко.
Ползу и плачу в комнате пустой…
Вот стану
Настоящею русалкой,
Тогда и вы
Наплачетесь со мной!

Жила черепаха в квартире,
Одна,
Глубокой и древней печали полна.
Была её бабка -
Морская,
А внучка -
Давно городская.

Ни моря, ни солнца, ни камушка нет,
Куда ни взгляни -
Бесконечный паркет.
Ну, листик да капелька сока -
А всё-таки так одиноко!

И вдруг появился в квартире щенок
И жизнь изменить черепахе помог,
Лохматый!
Большой!
И при этом
Он ползает с ней под буфетом!

Она семенит за щенком,
А потом
Ложится на лапу ему животом
И слышит:
Щенок засыпает
И шумно, как море, вздыхает!

Девочка Тася, соседка по парте!
Два государства на контурной карте.
Точку с тире повторяя стократ,
я отделился надёжной границей.

Сунься, попробуй! Воздастся сторицей.
Не было в мире надежней преград.

Краешком глаза доносит разведка,
что там в альбоме рисует соседка,
что за бумажки летят через ряд,
что за отметки в тетрадке пестрят.

Парта – мой дом, мой отряд партизанский!
Позже сказал бы я: конь мой троянский.
Там, из-под парты, она началась,
эта внезапная зыбкая связь.

То пирожок пополам разделяется,
то промокашка к тебе подвигается,
если же локтем задел локоток –
в пятки душа, словно крик в потолок!

Вот у соседки с примером заминка –
ты не допустишь девчоночьих слез…
После уроков стирает резинка
точки с тире – твой мальчишеский СОС.

Новая эра у нас начинается,
где появляются плюс и равняется.

Живой уголок

Ну что же мне делать с ней,
Честное слово?
Всё время
В пенал ко мне лезет
Петрова!
То ластик возьмёт,
То цветной карандаш –
Ну как же соседке по парте
Не дашь?
Да мне и не жалко –
Когда б возвращала!
Я скоро совсем окажусь
Без пенала.
И вот, в понедельник,
На первый урок,
Принёс я в пенале
Живой уголок:
В нём трёх червяков
Я пристроил толково…

Не любит
Живую природу
Петрова!

Незнакомец

По дороге
От ворот
И до поворота
Помесь пуделя идёт
И ещё кого-то.

Ходит вежливая помесь,
С посторонними знакомясь.

Незнакомец дорогой,
Познакомься и со мной!

Замени букву – но только одну!

Ребята смеются, купаясь в реке,
Плакучая Ира стоит вдалеке.

Я в детстве не раз ушибался –
И йога в бутылке боялся.

Погоны, медали – всё нравится мне,
Но больше всего – конура на ремне!

Под снегом, белым, как творог,
В укромной норке спит сырок.

Вдруг наступила тишина и мгла:
На землю туша чёрная легла.

Хватает слону и уменья, и опыта
Едой разживаться при помощи робота.

Лёг петух поспать немножко –
Шпорами прикрыл окошко.

Лесорубы лес рубили –
Вдоль по речке кепки плыли.

Сегодня уже не вчера, а сегодня,
И ночь всё темнее и всё новогодней,
И всё бесконечней, таинственней жизнь,
И ёлка погасла,
А звёзды - зажглись.

Во сне воробей за окном зачирикал.
Начало каникул! Начало каникул!
И медленный день,
И летящая ночь,
И книга, с которой расстаться невмочь.

Позёмка меж голых кустов хороводит.
Я чувствую: что-то во мне происходит.
Но что?
Я ответить и сам не могу.
И тают слова, как деревья в снегу.

У ленинградского писателя Виктора Голявкина есть один маленький рассказик:

«После лета все во дворе собрались.

Петя сказал:
– Я иду в первый класс.

Вова сказал:
– Я во второй класс иду.

– А я? – спросил маленький Боба. – Выходит, я никуда не иду? – И заплакал.

Но тут Бобу позвала мама. И он перестал плакать.

– Я к маме иду! – сказал Боба.

И он пошел к маме».

В детской литературе 60-80-х годов прошлого века было немало «взрослых» поэтов и прозаиков, обративших свой взгляд на ребенка. В те же годы, в том же Ленинграде жила поэтесса Майя Ивановна Борисова (1932-1996), посвятившая свои стихи детству маленького горожанина:

Очень просто сесть в трамвай
И сказать:
– Вези давай! –
Очень просто сесть в такси
И сказать:
– Давай вези! –
Ну, а если вам не к спеху,
Если город вам знаком,
Интереснее не ехать,
Интереснее – пешком!

Среди её стихотворений есть такие, в которых оживает городской фольклор, – песенки и припевки, стихи о городских достопримечательностях или зарисовки городского быта. Как легко запоминаются такие, например, строчки:

Трудный день у рыболова:
Он не вымолвит ни слова,
Он все время начеку…
Ой, Нева-река,
Подтолкни к его крючку
Хоть пескарика!

Поэтические прогулки по городу, которая предлагает нам Майя Борисова, действительно, куда интереснее совершать пешком, не спеша: тогда появляется возможность пристально разглядывать детали и обращать внимание на приметы, сегодня ставшие маленькими городскими легендами, – вроде лошади, ещё недавно верной помощницы в городском хозяйстве, или полуденной пушки, которая оказывается «ручной» (потому что она «не для войны»), или простого, но такого всем знакомого «городского» пирожка (который не из булочной, а «лоточный, уличный»)…

Приятно жить в городе, у которого есть не только своя история, но и свои стихи, с ней связанные.
                                                                                               Михаил Яснов

«Мне повезло, когда я родился. Случилось это очень давно – в 1933 году. Но оказалось, что Корней Иванович Чуковский, Самуил Яковлевич Маршак и Борис Владимирович Заходер успели родиться ещё раньше. Поэтому в детстве у меня было много замечательных книг с добрыми, умными и весёлыми стихами. Я запоминал эти стихи наизусть, играл с ними, рассказывал их взрослым и ровесникам и пробовал сочинять собственные. Пробовал, пробовал, пробовал и привык».

Так начинает свою маленькую автобиографию Вадим Александрович Левин. Мы все узнали и полюбили его стихи, когда на исходе 60-х годов появилась вышедшая в Новосибирске его книга «Глупая лошадь» с дивными иллюстрациями Спартака Калачёва. Книжка была неожиданная – переложения, подражания, переводы с английского, а на самом деле – самые что ни на есть оригинальные, собственные стихи, только написанные в новом жанре. В те же годы эти стихи печатались на знаменитой 16-й странице «Литературной газеты» с таким примечанием: «Переводы с английского настолько новые, что большую часть из них англичане ещё не успели сочинить на своем языке».

В 70-е годы у В. Левина вышло несколько тоненьких книжек, а потом был большой перерыв, который, к счастью, нынче кончился, и, например, совсем недавно появилось целых два тома его избранных произведений для детей – «Лошадь в галошах» и «Куда уехал цирк».

Признаться, кому как не Вадиму Левину знать «свою» аудиторию – ведь по профессии он детский психолог и, как бы казённо не звучали эти слова, методист-новатор, приобщающий детей к искусству и, прежде всего, к поэзии. Может быть, самым замечательным созданием В. Левина – конечно, после стихов! – стала его «Лесенка», этот, как он сам определяет, «многотомный учебник нового типа – учебник принципиально коллективного использования, формирующий читающее сообщество детей и взрослых», настоящая всемирная библиотека для маленьких!

Михаил Яснов

Я мёртвую птицу
Нашёл под кустом -
Сначала прикрыл её
Палым листом,
А после
Подумал немножко:
Вдруг съест её
Чья-нибудь кошка?

Глубокую ямку
Я вырыл тогда -
Удобную,
Мягкую,
Вроде гнезда,
И холмик
Насыпал ладошкой,
И снова
Подумал немножко.

А вдруг,
Я подумал,
На будущий год,
Как зёрнышко,
Птица моя прорастёт,
Проклюнется,
Солнце увидит -
Крылатое деревце
Выйдет?

Тогда я полил
Этот холмик водой
И палку воткнул у куста,
Чтоб весной
Найти это место,
Не сбиться...
Проклюнься, пожалуйста,
Птица!

Кто где живет?

Туча – в небе,
Дождик – в туче,
Жук – в большой песчаной куче,
Стриж – в гнезде,
Оса – в дупле,
Дождевой червяк – в земле,
В доме – кошка,
В норке – мышка,
А в капусте – кочерыжка! 

Я мою руки

Мыло бывает
Разным-преразным:
Синим,
Зелёным,
Оранжевым,
Красным...
Но не пойму,
Отчего же
Всегда
Чёрной-пречёрной
Бывает 
Вода?

Летела ворона на птичий базар

Летела ворона
На птичий базар,
Несла на продажу
Отличный товар
Прекрррасное «КАРРР!» 
Пятьдесят килогрррам... 
- Почём продаёте?
- Задаррром отдам!

Свинка заболела

Как-то я гулял в лугах.
Вижу -
Свинка в облаках!

В синеве,
За дальней далью,
Тает розовой клубничкой...

Понял я с большой печалью,
Что болеет
Свинка
Птичкой...

Хомячок

А можно
У вас на руках посидеть?
А можно
Немножко на вас поглядеть?
А можно
К вам щёчкой своею прижаться?
Вам стало уютно?
Мне тоже, признаться!

Между морем и землёй

Недавно, перебирая папки с переводами, я нашёл несколько симпатичных книжек на латышском языке, – их в конце 80-х – начале 90-х годов прислал мне мой старинный друг и коллега латышский поэт Янис Балтвилкс.

В ту пору я готовил к изданию книжку Яниса Балтвилкса – мы оба очень хотели, чтобы стихи Яниса почитали и наши дети. В Латвии он уже был широко известным поэтом, взрослым и детским. Его взрослая лирика переводилась тогда и на русский язык, что до стихов для маленьких читателей, тут вся работа ещё была впереди. Однако что-то не сложилось, книжка так и не вышла, а потом начались совсем другие времена. Долгое время казалось, что эти переводы так и останутся в архиве, но сегодня, перечитывая их заново, я вижу, сколько в них тонкой наблюдательности, доброты, музыкальности, открытости миру и всем нам, читателям. Этим и хочется поделиться.

Однажды я получил от Яниса стихотворение, которое перевёл, как говорится, не глядя. Называлось оно «Ласточка» – а выглядело так:

Признаться, очень хочется, чтобы такие ласточки почаще залетали в нашу сегодняшнюю детскую поэзию!

Михаил Яснов

Янис Балтвилкс

Перевод Михаила Яснова

У весеннего моря

Янитис:

– Ну что ж ты!
Море!.. Ну, давай!..

Море:

– Постараюсь.
Только подожди.

Янитис:

– Скорее!
Ну! Взломай же лёд!..

Море:

– Не волнуйся.
Не спеши, дружок.

Между морем и землей

		Морю
чайки рассказывают о земле:
	о хвоинках острых,
	о полянах пёстрых,
	о зверях мягкошерстых
	и о нас,
		о наших братьях и сестрах.

		Земле
чайки рассказывают о море:
	о зюйдах и остах,
	о рыбах длиннохвостых,
	о мерцающих звёздах
	и о далях,
		где сливаются волны и воздух…

Огромной ночью

Огромной ночью светит
огромная луна.
Стоит в лесу огромном
огромная сосна.

И на огромной ветке
огромный сыч сидит.
Огромными глазами
в огромный лес глядит.

И в тех глазах, накрытых
огромной темнотой,
мерцает мир огромный
малюсенькой звездой.

Любопытный одуванчик

Любопытный одуванчик
Сквозь асфальт пробился.
Любопытный одуванчик
Очень удивился.
Любопытный одуванчик
Изучал всё лето
Шины, 
         туфли,
                  шины, 
                           кеды,
                                    шины, 
                                             сандалеты…

Двойная лестница

Вверх по зелёной лестнице
из мглы подземных троп
весной трава взбирается:
топ-топ,
	топ-топ,
		топ-топ!

И вниз по серой лестнице
во мглу подземных троп
трава уходит осенью:
топ…
	топ…
		топ…

Такой день

С утра,
когда пришла пора
маленьким деревцам просыпаться,
ветер задул – и дул без конца,
и в полдень он дул – и дул без конца,
и вечером дул – и дул без конца…

Так и не смогли деревца
в этот день
причесаться.

Птичье утро

Так насвищено,
Напето,
Нащебечено с утра,
Что в земле
Проснулись зёрна:
– Нам пора!
Нам пора!

Перевод Михаила Яснова

Осень

Ходит осень по лесной дорожке
И играет на губной гармошке.

То-то листья рады поутру –
Как они танцуют на ветру!

Бережно несёт их ветер вдаль –
Будто ноши нет ему дороже.

Говорят, они мертвы... Но кто же
В эту грусть поверит и печаль?..

Ходит осень по лесной дорожке
И играет на губной гармошке.

Переезжает небо

Переезжает небо,
Квартиру поменяло.
Теперь забот немало.
Теперь неясно стало,
Где могут поселиться
И облака, и птицы.

Но ты, моя соседка,
Но ты, моя сестричка,
Не беспокойся, Птичка:
Твоя всё та же – ветка,
Твоя всё та же – кличка,
Твоя всё та же – клетка.

Внимательные читатели «Кукумбера» наверняка вспомнят стихи бельгийского поэта Мориса Карема – несколько лет назад они печатались в журнале, и я тогда отмечал, что Карем был не только поэтом, но и сказочником, не только детским писателем, но и выдающимся «взрослым» лириком.

Признаться, я давно хотел перевести книгу именно «взрослого» Карема – и наконец моя мечта осуществилась! Однако, читая его сборники, я нет-нет да натыкался на самые что ни на есть стихи для детей, которые он, нисколько не смущаясь, включал в книги философской лирики. И это правильно! И с взрослыми, и с детьми он всегда разговаривал на равных (как, впрочем, и с животными, птицами, растениями, вещами). Поэтому у него немало детских стихов, в которых неприметно возникают взрослые темы: жизнь и смерть, милосердие и сострадание, любовь к природе и беседы с Богом.

Из такой необыкновенной смеси взрослости и детскости и возникает мир Мориса Карема – яркий, точный по звуку, не столько безоглядно весёлый, сколько задумчивый: герои Карема и сам автор любят размышлять, а раздумья требуют тишины и уединённости. Я тоже люблю это состояние сосредоточенности, когда ты остаёшься один на один с книгой, с рассказом, со стихотворением, и тогда чтение превращается в глубокую внутреннюю работу, – совершая её, ты приобщаешься к тайнам окружающего мира. А заодно ищешь ответы на те же самые главные вопросы бытия, которые люди задавали себе во все времена.

Михаил Яснов

Морис Карем

Перевод Михаила Яснова

Тень овечки

Вдоль хутора и речки
Скользила тень овечки –
Воздушная такая,
Что следом, расцветая,
Вставали в рост поля,
И отчего не зная,
Светилась вся земля.
И ангел то и дело
Поглядывал, как смело
Скользила тень овечки – 
Ты только погляди! –
Вдоль хутора и речки,
Найдя себе местечко
У мира на груди.

Туман

Всё побросал туман
В бездонный свой мешок.
Всё прихватил туман –
И поле, и лужок.

Всё – до цветка – в саду,
Всё – до листка – в аллее,
Соседям на беду
Унес оранжерею.

И как мне угадать
Те дальние края,
Куда он смог забрать
Беднягу-воробья?

Когда бы…

Когда б родился я росою,
Дремал бы в чашечке цветка,
Дружил с пчелою и осою
И ведал мысли мотылька.

Когда бы я родился бризом,
Я стал бы тем из ветерков,
Что потакают всем капризам
И малышей, и стариков.

Когда бы я родился солнцем,
Сказал бы фруктам: «В добрый час!
Сверкайте! И пускай смеётся
Любой, кто отразится в вас!»

Я мог бы стать принцессой, птицей,
Русалкой, феей – всё по мне!
И тем флажком, что так стремится
Взлететь от счастья – там, в окне!

Декабрьский вечер

Какая грустная картинка!
Декабрьский вечер. Тишина.
Как патефонная пластинка
На небе полная луна.

И под иглою ветра, тонко,
Рождаясь и сходя на нет,
Плач одинокого котёнка
Звучит один на целый свет.

Акварель

Возьмите больше белизны
И каплю чёрного – для грусти.
Всё пусто в этом захолустье,
И крики ворона слышны.

Простой рисунок, без затей,
Движенье кисточки умелой –
И вот среди долины белой
Ряд чуть приметных тополей.

Хотите солнца? Вот он, круг.
И так всё холодно вокруг,
Что ворон не меняет сути:
Нарисовали – и забудьте.

Конь

…И конь вошёл в мою тетрадь –
Один, без всадника и сбруи,
А я хотел нарисовать 
Песок и море после бури.

Откуда он идёт? Куда?
Зачем решил остановиться?
Большой и чёрный, без труда
Он тенью лег на всю страницу.

Я должен был и сам понять:
Коня не нужно окликать,
И на меня в испуге глядя,

Он, верно, думал: я пойму,
В конечном счёте, что к чему, –
И словно стёрся из тетради.

Колыбельная для елочки

Спи, ёлочка, усни скорей,
Прижмись к своей зелёной маме,
Не слушай глупых снегирей –
Болтают что не знают сами.

Никто тебя не заберёт
Из леса, не поставит в ящик,
И не устроит хоровод
Вокруг фальшивых звёзд блестящих.

Спи, ёлочка, усни скорей,
Зима ещё не раз вернётся,
И заяц у твоих корней
Живым калачиком свернётся,

И настоящая звезда
В зелёной кроне загорится
В ту полночь снежную, когда
Младенец Иисус родится.

Перевод Михаила Яснова

Такая тишь вокруг меня –
Как будто я средь бела дня

Попал в глухой дремучий бор,
Где всё уснуло с давних пор.

Вокруг меня такая тишь –
Как будто с небом говоришь

На молчаливом языке
Туч, промелькнувших вдалеке.

И тополя шумят о том,
Какая тишь во мне самом,

Пока парит над головой
Июньский ветер луговой.

Морис Карем

Перевод Михаила Яснова

Самокат

Мой друг играет на тромбоне;
Мой дядя – на аккордеоне;
Сестра – на скрипке; 
Лучше нет
Контрабасиста, чем сосед;
Отец – с кларнетом; 
Мать – с гитарой;
Рояль по вкусу бабке старой
Племяннику соседа – альт;
А мне милей всего... асфальт!
Нет у меня ни капли слуха,
Мне наступил медведь на ухо,
Отец не рад, 
И я не рад, 
И мне купили самокат,
Чтоб я играл, пока дуэтом
Играют контрабас с кларнетом!

Почтальон

У почтальона один ответ:
«Для вас ничего, сударыня, нет!..»
Он смотрит с улыбкой, 
Как поутру
Я жду его на ветру.
А меня каждый раз бросает в озноб,
Когда открывает он сумку, чтоб
Достать какой-то секрет.

«Вот этот счёт, – говорит почтальон, –
Вашему папе будет вручён, 
А эту, с сердечком, открытку
Как раз
Я вашей старшей сестре припас,
А для вас
Ничего, сударыня, нет!..»
И с улыбкой, 
Пока я гляжу вослед,
Закрывает калитку.

Да, да! Я знаю этот ответ,
Всегда один и тот же ответ:
«Для вас ничего, сударыня, нет!..»

Но каждый день поутру
Стою и жду на ветру.

Перевод с французского Михаила Яснова

У Маргоши

У вертушки, у Маргоши
Дом картонный, дом хороший:
Лестница нежней перины, 
Коридор из паутины,
А кровать гнезду под стать –
Благодать на травке спать!
Из соломы стол и полки,
Стул из перьев перепёлки,
Из бумаги золотой
Абажур, –
		но день-деньской
Непонятно отчего
Разбивает нос Марго...
А ведь дом такой хороший
У вертушки, у Маргоши!

В Монмеди

В Монмеди, погляди,
Маленький щенок
Прямо в сад, погляди,
Скачет со всех ног.

В Монмеди, погляди,
Полосатый кот
По стене, погляди,
Напрямик идёт.

Хоть стена и низка,
Да трава густа:
Кот не видит щенка,
А щенок – кота.

Разошлись, погляди,
И щенок, и кот...
Ничего в Монмеди
Не произойдёт!

Очень душно 
И очень темно. 
Опускаюсь на самое дно.

Вижу в щёлочку:
Мимо плывёт,
Озираясь опасливо,
Кот.

Папин тапок заплыл под кровать,
Глубоко-глубоко,
Не достать.

Скат на кресле нашёл уголок
И лежит,
Словно мамин платок.

Чья-то тень на далёкой стене
Тянет щупальце
Прямо ко мне:

Пылесос!..
Он уже под столом!..
Я в шкафу,
Я в шкафандре моём.

Опускаюсь на самое дно.
Очень душно
И очень темно. 

Настоящая русалка

Обидели.
Родителей покину.
Засуну две ноги в одну штанину
И буду, как русалочка с хвостом,
Передвигаться по полу
Ползком.

Пускай вопят родители от горя —
Я уползу!
Как долог путь до моря!
Там запах ила,
Грохот якорей...
Я доползу!
Хотя бы до дверей!

Обидели ребёнка -
И не жалко.
Ползу и плачу в комнате
пустой...
Вот стану
Настоящею русалкой,
Тогда и вы
Наплачетесь со мной!

Вот как я семью нарисовал

Вот как я семью нарисовал:
Мама — круг,
А бабушка - овал,
Папа - треугольник,
Младший братик -
Этот замечательный квадратик.
Как же я себя изображу?
По бумаге пёрышком вожу,
То туда вожу им,
То обратно я -
Получилось что-то непонятное:  
Уголки,
Неровные края...
Мама, неужели это я?

Не пойму!

Поставили в угол.
За что – не пойму.
Ну, ладно.
Хотя бы учебник возьму –
Чего же стоять-то без дела?
А мне говорят:
– Надоело!

А что надоело –
Никак не пойму!
Я просто сказал, что учебник возьму.
Что толку стоять, фантазировать
И тупо коситься на тряпку и мел?..
А мне говорят:
– Ну, совсем обнаглел!
И нечего иронизировать!

А что это значит –
Никак не пойму!
Я ж просто сказал, что учебник возьму:
Там скорость… и как ее… масса…
С чего, не пойму я,
Учитель взбешен?
– Со всей вашей массой и скоростью –
Вон!
И пальцем на двери:
– Из класса!

Поставили в угол.
За что – не пойму.
Ну, ладно.
Хотя бы учебник возьму –
Чего же стоять-то без дела?
А мне говорят:
– Надоело!

А что надоело –
Никак не пойму!
Я просто сказал, что учебник возьму.
Что толку стоять, фантазировать
И тупо коситься на тряпку и мел?..
А мне говорят:
– Ну, совсем обнаглел!
И нечего иронизировать!

А что это значит –
Никак не пойму!
Я ж просто сказал, что учебник возьму:
Там скорость… и как ее… масса…
С чего, не пойму я,
Учитель взбешен?
– Со всей вашей массой и скоростью –
Вон!
И пальцем на двери:
– Из класса!

Ничей

- Чей ребёнок? - кричат. - Заберите!..
Давят локтем и жмут башмаком.
Я ничей.
Я стою в лабиринте
На площадке, набитой битком.

Лабиринт - это значит: войдёте
И не выйти. Он тянется вплоть
До дверей,
Где авоськи да тёти -
Лабиринт из авосек и тёть.

Я стою.
Мне всего остановка.
До чего же медлительный путь!
И бесплатно проехать неловко,
И неловко монетку тянуть.

Все ворчат. Все сердиты спросонок.
- Чей ребёнок? - кричат. Я ничей.
А они всё страшней:
- Чей ребёнок?..
Ну же, дверь, отворись поскорей!

Что такое счастье?

Вот я уже
Дорос до лета,
Я прожил дней –
Не сосчитать.
Теперь я знаю:
Счастье –
Это
Приткнуться к маме
И читать!

«Шилов Николай Петрович – довольно крупный поэт. Его рост один метр восемьдесят пять сантиметров, а вес – девяносто килограммов, как у десяти огромных арбузов. Но пишет он стихи для маленьких…».
Так представлялся детям Николай Петрович Шилов (1947-2010) – замечательный детский поэт: родился он в Курганской области, учился в Ленинграде, но практически всю жизнь прожил в Челябинске – преподавал в Академии культуры и искусства и писал детские книжки.
Первый сборник стихов Шилова «Доктор МУХА-ГОРЛО-НОС» вышел еще в 1997 году, и, признаться, очень жаль, что при жизни Николая Петровича стихи его знали, в основном, ребята, живущие в Сибири. Сегодня и у других читателей появилась возможность открыть для себя имя нового поэта, ведь хорошая поэзия не исчезает – нам-то с вами это известно!
Самым интересным в стихах Николая Шилова мне кажется их «мягкая» неожиданность. Вы, конечно, спросите: разве неожиданность может быть мягкой? А я отвечу: почитайте внимательно эти стихи. Почти все они к концу приводят вас чуть-чуть не туда, куда вы предполагали попасть: вдруг появляется ловкий поэтический ход или просто любопытное словечко, или интересная рифма – и вот уже всё стихотворение обретает неожиданный смысл, весёлый, а то и познавательный. Но происходит это как-то само собой – мягко и ненавязчиво.
Есть такое чудное понятие: культура стиха. Николай Петрович Шилов, на мой взгляд, обладал ею естественно и органично – не случайно же он преподавал в Академии культуры!
Михаил Яснов

У каждого детского поэта есть свои опознавательные знаки.

Стихи Сергея Махотина трудно спутать с какими-то другими. Уже давно Сергей нашёл свою интонацию – особую ноту добра и нежности. Герои его стихов – ими могут быть и малыши, и ребята постарше – живут в мире, где довольно чётко проставлены нравственные ориентиры. Это мир не просто человеческий, а человечный, в нём достаточно места для сочувствия. Хотя, ясное дело, сочувствие – понятие абстрактное. И нужно обладать чутким «резонансом» души, чтобы так написать:

Минут сорок пять
Я, наверно, друзья,
Глядел на трудящегося
Муравья.

Упорно хвоинку
Тащил он в жильё,
Влезал на травинку.
Спускался с неё.

Вдруг тяжкую ношу
Отбросил он прочь
И крикнул:
– Глазеешь?!
Нет, чтобы помочь!

Сергей Махотин не пишет страшилок и ужастиков. Кажется, он просто органически не умеет их писать. Ему куда важнее каждым своим стихотворением подчеркнуть важность детства. Здесь дети и взрослые на равных решают свои проблемы. Здесь мир человека и мир природы подчинены общим законам справедливости. Здесь мы оказываемся в поэтической стране, живущей по законам тонких чувств и точных знаний о том, как должен строиться звучный, весёлый стих.

И ещё одно ценнейшее качество: Сергей прекрасно понимает, что такое юмор, как он украшает и обогащает нашу жизнь.

Как-то раз на одном из его выступлений ребята спросили: «А какими мы будем в тридцатом веке?» И Сергей Махотин удивился этой замечательной детской вере в то, что и в тридцатом веке мы будем живы и здоровы, а тогда, само собой разумеется, страшно интересно узнать про нас, будущих. Подобные вопросы – радость для поэта, находчиво и весело ищущего свои «поэтические» ответы:

Когда-нибудь в тридцатом веке
Мы будем древними, как греки.
Нас в обязательном порядке
Всю четверть будут проходить,
И наши школьные тетрадки
Всех будут в трепет приводить.
И кто-то, взяв тетрадь Орлова
И разобрав с трудом слова,
Воскликнет: «В древности корова
Писалась через букву «А»!

Каждая новая книга Сергея Махотина – это «семейный» подарок, это чтение радости и чтение в радость: все эти тонкости многого стоят.
   Михаил Яснов

«Жил-был Учитель Смеха, жил – долгие-долгие годы – и был самым веселым детским писателем в нашем городе, на нашей улице, в нашей школе, в нашем классе и за моей партой…» Если бы я был маленьким читателем Леонида Давидовича Каминского, я бы, наверное, именно так начал добрую и грустную историю о моем любимом писателе. Добрую – потому что очень его люблю. А грустную – потому что моего дорогого Учителя Смеха не стало.

В НАШЕМ ГОРОДЕ…

Наверное, нет у нас в Петербурге (да и далеко за его пределами) такого ребенка, который хоть однажды не держал в руках «Веселые картинки» или «Мурзилку», «Костер» или «Кукумбер» со стихами, сказками, рассказами Каминского и его смешными рисунками, – ведь прежде всего он был замечательным, ни на кого не похожим художником. Почти три десятилетия он из номера в номер вел на страницах «Костра» чудесный «Веселый звонок» и щедро делился своей – возможно, единственной во всем мире! – коллекцией детского юмора:
«Юный Пушкин прочел на экзамене в Лицее стихотворение, которое очень понравилось старику Дзержинскому».

«Большевики не дрожали за свою шкуру, они дрожали за шкуру других».

«В. И. Ленин отбывал ссылку на Саяно-Шушенской ГЭС и там придумал лампочку Ильича».

«Каждый год, 7 ноября, в нашей стране происходит Великая Октябрьская революция».

– Слава Богу, – говорил Л.Д., – времена цензурных запретов вроде бы прошли, и я даже собираюсь выпустить своеобразную «Историю государства Российского в отрывках из школьных сочинений». Не пропадать же шедеврам школьного юмора!

НА НАШЕЙ УЛИЦЕ…

Леонида Каминского узнавали, где бы он ни появлялся, – его спектакль «Урок смеха» пересмотрели не только нынешние дети, но и многие родители.

– Теперь «Уроки смеха», – вспоминал Л.Д., – я провожу непосредственно в школах, куда меня приглашают довольно часто. Некоторые ребята узнают меня на улицах, здороваются. Недавно один первоклассник, поздоровавшись со мной, заявил: «А я вас знаю – вы мурзилку преподаете!» Видимо, он побывал на моем «уроке», и этот урок в его голове превратился в какой-то новый предмет – «мурзилка».

В НАШЕЙ ШКОЛЕ И В НАШЕМ КЛАССЕ…

Ясное дело – ведь Л.Д. больше всего любил писать именно про школу и класс, а отрывки из школьных сочинений, которые он собирал и публиковал, создавались, конечно же, там, – в школе и в классе:
«Гринев и Швабрин часто бывали на тусовке у Мироновых».

«Маша Миронова – клевая».

«Троекуров любил устраивать своим гостям разные приколы».

«Учитель: – Придумай предложение с однородными членами.

Ученик: – Я ненавижу химичку, географичку и историчку!..»

ЗА МОЕЙ ПАРТОЙ…

– Однажды я пришел выступать к первоклассникам – рассказывал Л.Д. – Ребята встретили меня, как полагается, стоя. «Садитесь», – сказала учительница. Потом серьезно добавила: «Достаньте и положите на парты ваши учебники!» И на каждой парте появилась… моя книжка «Урок смеха».

Леонид Давидович Каминский умел и любил смешить – это великое искусство давалось ему легко и радостно. И теперь долгие-долгие годы мы будем вспоминать нашего Учителя Смеха с узнаванием и радостью, – ведь из них и состоит настоящая литература и культура.

Дорогие ребята, мальчишки и девчонки. Должен признаться, я долго думал, прежде чем решился опубликовать стихотворение Михаила Яснова. Я думал: не травмирует ли оно вас? Я отложил его в сторону, но оно не давало мне покоя. И я понял, что , написав это стихотворение, совершил мужественный поступок.

Я был на одной маленькой войне. Я очень не люблю вспоминать об этом, честное слово. Это совсем не похоже на кино. Мы стояли в окопе и смотрели на приближающиеся фигурки. Мой сосед спросил меня: – Страшно? Я задумался и сказал: – Не знаю…

Потом был бой… А когда он закончился, я сидел на дне окопа, старался смотреть в пронзительно синее небо и не опускать глаза. Я боялся. Боялся потому, что рядом со мной лежал тот самый парень, который спрашивал, страшно ли мне. Мне было страшно, на его месте мог быть я. И тогда я понял, что война это всегда больно. Даже когда пули попадают не в тебя.

ВОЙНА – ЭТО БОЛЬНО. И вы должны, вы обязаны ПОМНИТЬ это.

Виктор Меньшов

Пятнадцать-двадцать лет назад я часто пере­водил стихи детских поэтов, живших в разных уголках нашей страны. Были среди них и поэты Северного Кавказа, в том числе и чеченцы. Как правило, это были весёлые и лирические стихи 一 в основном, о детях, живших в сёлах, собирав­ших урожай, помогавших взрослым и — хорошо помню! — очень любивших свой край. Герои этих стихов давно выросли, изменилась вся наша жизнь, а потом началась война. И вот я подумал: а что бы написал сегодня мой давний друг че­ченский поэт? Кто стал бы героем его стихов? Вот так получилось это стихотворение, которое я и назвал — «Перевод с чеченского».

Михаил Яснов

Перевод с чеченского

Пёс вбежал – и ткнулся носом,
На меня глядит с вопросом,
Что-то хочет мне сказать,
Подставляет морду:
– Гладь!

Следом кошка выбегала,
Кошка спинку выгибала,
Прыг пружинкой на кровать.
Подставляет спинку:
– Гладь!

Птица в комнату влетела,
Села, шейкой повертела,
Говорит:
– Фюить! Фюить!
Можно мне у вас пожить?

Все сидят, зажмурив глазки,
Все хотят любви и ласки,
Словно знают: я им – друг…
Как же мне-то быть с друзьями?
Чем погладить их —
Культями
Вместо рук?..

Вроде пса и вроде киски
Научусь лакать из миски,
Птицу буду с губ кормить,
Засвищу:
– Фюить!.. Фюить!..

Может, быстро дни пройдут?
Может, крылья отрастут?

Фонари, шары, снежинки,
Дождь, подсвечник на пружинке,
Серпантин и конфетти – 
Всё в коробке,
Взаперти.
Звёзды, бусы и хлопушки –
Всё в чулане!
Все игрушки!
Дверь закрыли на запор,
Ёлку вынесли во двор.
Ёлка старая, больная,
Ёлка стынет у сарая.
Ни кустов кругом, ни леса,
Ни звериной стёжки...
У неё иголки лезут,
Словно шерсть у кошки.
Ветер ниточки ветвей
Раскачал до скрипа.
И никто не скажет ей:
"Бабушка, спасибо!.."
Только Мурка из подвала
К ней погреться прибежала,
	И под елью
	Мурочка
	Села,
	Как Снегурочка.

Как-то раз в одном из журналов я прочитал стихи о детском спектакле со строчками, которые тут же навсегда запомнились:

Знаю сам, что волк голодный –
Пожилой артист, народный,
А медведь простуженный –
Молодой, заслуженный…

Стихи были подписаны известным именем: Юрий Кушак. Веселая фамилия Юрия Наумовича всегда у меня ассоциировалась с не менее веселыми именами нашей детской поэзии – с Маршаком или Хармсом. И так же, как у них, его стихи – это товар редкий, штучный. Каждое слово выверено, каждый образ внезапен и нередко просто поражает воображение:

В зимних сумерках
Деревня.
В синем инее
Деревья.
Словно маленький зверёк,
На трубе
Стоит
Дымок.

Этот зверёк, который «стоит» на трубе, долго меня преследовал своей необыкновенной зрительной точностью и одновременно – детскостью восприятия. Таких образов у Кушака немало, кроме того, он подкупает какой-то удивительной, чистой, доброй поэтической интонацией. Однажды я написал стихотворение, которое начиналась строчкой: «Мы снежную бабу слепили вчера…». А потом схватил себя за ухо: строчка Юрия Кушака так въелась мне в память, что я непроизвольно стал воспринимать ее так, будто сам написал! Точь-в-точь маленький читатель, который говорит о своем любимом стихотворении: «Это я сам придумал!»

У Кушака вышло немало стихотворных книг для детей – вот некоторые из них: «Плывет кораблик в гости», «Заветная дверца», «Где зимуют радуги», «Почтовая история», «Будь здоров, пушистый!»… Кроме стихов, в этих книжках напечатаны поэтические сказки, которые я бы тоже с удовольствием предложил вашему вниманию, если бы у нас было чуть-чуть побольше места. А в последние годы Юрий Наумович занимается ещё одним – взрослым, но не менее веселым – делом: под его руководством и по его проекту выходит многотомная и очень популярная у читателей всех возрастов «Антология сатиры и юмора России ХХ века». Будем надеяться, что в этой антологии найдёт своё место и том детской поэзии, а в нём – и замечательные стихи самого Юрия Кушака.
Михаил Яснов

Михаил Векслер родился и живёт в Одессе.

Собственно, после этой фразы вы можете спокойно перейти к чтению его стихов. Потому что в ней – всё.

Что такое родиться и жить в Одессе?

Остановимся на главном: это значит, всё время слышать, что происходит с нашим языком, отпущенным в свободное плавание. Когда что ни миг попадаешь в смешные, а то и нелепые положения: отдельные буквы и слова лежат под ногами как пресловутые банановые шкурки. А ты скользишь, спотыкаешься, падаешь, хохочешь со всеми, и совершенно не понятно, откуда возникает этот гомерический смех.

Читая Михаила Векслера, можно дохохотаться до упаду. И очень часто даже не успеваешь задать себе вопрос: а почему, собственно, смешно? Конечно, Векслер классно обыгрывает многочисленные штампы – мышления и поведения, дурацкие рекламные слоганы и не менее дурацкие строчки из набивших оскомину песенок, или так выкручивает слово, что у него появляется второй-третий смысл, или открывает такую неожиданную рифму, что хочется просто визжать от восторга.

Но есть во всех этих словесных игрищах ещё что-то такое, что незаметно превращает автора в твоего большого товарища. И это что-то – вот что. Михаил Векслер словно говорит читателю: играть в слова – здорово и несложно, у тебя получится ничуть не хуже, чем у меня!

Михаил Векслер призывает нас к сотворчеству.

И правда, прочитав его стихи, хочется немедленно придумывать нечто подобное, похожее – ведь буквы и слова здесь, под ногами! Нагнись да подбери!

Вот и ходит Михаил Векслер по своей Одессе, подбирает буковку к буковке, слово к слову. И получаются у него – то неожиданная скороговорка:

В овсе – оружие, и все
Во всеоружии в овсе.

то смешной перевёртыш:
Я знаю буквы Ы,В,К,У,Б,Ю,А,Н,З,Я.

то поучительный рассказ о какой-нибудь профессии:

Что удивительно: край света
Не манит краесветоведа.

Про разные профессии Векслер любит писать особенно – он ведь и сам сменил их немало. В его жизни это выглядело примерно так: методист – безработный – грузчик – безработный – сторож – безработный – радист – безработный – редактор – безработный и т.д. И где бы Михаил Векслер ни работал (или ни не работал), он всегда писал стихи. В чём мы и можем, – надеюсь, с большим удовольствием – убедиться.
Михаил Яснов

Разноцветные олени

Есть у северян, у жителей тундры, главное место в доме, где собираются все от мала до велика. Место это одно: вокруг очага, в котором пылает огонь.

Маленький народ юкагиров, живущий на дальнем востоке нашей страны, издавна, наравне со своими соседями, почитал животворную силу огня, кострами измерял количество домов в кочевьях, и когда-то, по преданиям, было таких костров больше, чем звёзд на небе.

В любом юкагирском доме-яранге можно услышать, как уважительно и восхищенно говорят, обращаясь к огню: «Хайче Лачил Меру!» – «Дедушка Большой Огонь!» Наверное, и вправду был в стародавние времена Большой Огонь, и когда юкагиры стали разъезжаться по свету, брали они с собой по Маленькому Угольку для своего очага.

Старая абуче, бабушка, хозяйка очага, знает много сказок и песен. Не случайно вечерами собираются вокруг неё дети. Тихо говорит бабушка: по обычаю у костра не положено громко петь и разговаривать – ведь огонь может разволноваться, а тогда и до пожара недалеко.

Послушайте, какие занятные имена у юкагирских ребят: Апо – «красивый» и Помди – «замарашка», Чиримэде – «птенец», Пойе – «щёчка» и Нодийа – «красная рыбка». Даже в своих именах юкагиры хотят сохранить обычаи, память о прошлом. Для небольшого народа это так важно: сберечь традиции, родной язык.

Трудно приходится юкагирам – осталось их всего несколько сотен человек, и мало кто помнит и знает юкагирскую речь. Вот почему так необходимо, чтобы всегда находились люди, сохраняющие память народа, его язык.

Познакомьтесь с таким человеком – это юкагир Николай Курилов. Он родился в 1949 году в семье оленевода. Жил в тундре, пас оленей, блуждал, тонул – мало ли приключений выпадает на долю настоящего северянина! Представьте, что вы живёте в яранге, посреди бескрайней тундры, покрытой мхом-ягелем да карликовой березкой – ерником. Рядом с ярангой на гнезде сидят белые журавли стерхи, и совсем не пугливые лебеди опускаются на ближайшее озерцо. А когда приходит пора кочевать вместе с оленьим стадом, из нарт составляют длинный санный поезд – аргиш, складывают на сани покрытие яранги – ровдугу да кукули – спальные мешки, и отправляются на новое место, где оленям будет вволю корма, а на долю детей выпадут новые впечатления.

С детства знающий и любящий тундру, Николай Курилов стал самобытным художником, поэтом, прозаиком, фотографом. Первая его книжка – «Цветы тундры» – вышла в 1982 году, потом было немало и других книг, и даже особая книга для чтения на юкагирском языке – первая книга, написанная Куриловым специально для его юных соплеменников.

Чем бы Николай Курилов ни занимался, он всегда старался запечатлеть народные традиции, легенды, обычаи. Он с детства хотел, чтобы юкагиры оставались на родной земле, чтобы возродились древние «игры богатырей», он собирал всё, что связано с бытом и жизнью родного народа.

Об этом – и его стихи.

Михаил Яснов

Николай Курилов

Перевод Михаила Яснова

Ледоход

Тают снежные седины,
Просыпается река.
Словно стадо, ходят льдины,
Чешут спины и бока.

Утром – новая картинка:
Стихла светлая река,
Зазевавшаяся льдинка
Догоняет облака.

Ветер

Ветер пляшет, 
Ветер кружит,
Ветер наши
Сети сушит.

Дует резче,
Дует тише –
Сеть качает,
Сеть колышет.

Он запутался
В сети
И свистит:
– Пусссти!..
Пусссти-и-и!..

Новая вода

Выходит из тумана
Весенняя земля.
Река поёт, как мама,
А ручеёк –
		как я.

Последний снег растает –
Все громче плеск волны,
И папа
		сеть расставит
Под пение весны!

Поздняя весна

Стая гусиная
С криком летает:
– Ланг-ланг!
Снег-то, смотрите,
Лежит и не тает,
Ланг-ланг!
Странные нынче
Творятся дела,
Ланг-ланг!
Мы прилетели,
А тундра – бела!
Ланг-ланг!
И на холмах,
Ослепительно-снежных
Что-то не видно
Проталинок нежных.
Может, мы рано
Покинули Ганг?
Рано домой прилетели,
Ланг-ланг?

Качели

Чтоб не сильно мы скучали,
Нам поставили качели.
Мы качели раскачали,
И качели полетели.

Над прозрачным озерцом –
Вниз! –
И к солнышку лицом.
Над поляной расписной –
Вверх! –
И к облачку спиной.

Эй, гляди, куда поднялся –
Чайку в воздухе вспугнул!
Ой, с ракетой поравнялся,
Космонавту подмигнул!

Вот мы заняты какой
Удивительной игрой:
Ах! –
И я за той рекой!
Ух! –
А я за той горой!

Я — рыбак

Папа меня
На рыбалку берёт.
В лодочке-веточке
Мчимся вперед.
В лодочке-веточке
Гордо сижу:
Чайник и сеть
На коленях держу.

В лодочке-веточке
Мчимся, поём.
Ну до чего ж
Интересно вдвоём!
С папою рядом
Сижу, как герой:
Весело папе
Работать со мной!

Я рисую

Ой, какие мне цветные
Папа дал карандаши!
Я рисую целый вечер –
Я нисколько не устал.

Разноцветные олени
С разноцветными рогами,
Папа, красный от мороза,
И зелёные дрова!

Рядом с северным сияньем,
Рядом с солнышком багровым
Мама жаркие оладьи,
Золотистые,
Печёт.

А вот серого волчищу
Рисовать совсем не буду –
Он в моей бумаге белой,
Как в сугробе, утонул.

Выходите, оленята,
Выходите из яранги,
Выходите из нагретой,
Выходите из цветной!

Штопка

Скачет мамина иголка,
Серебриста и шустра.
Раз-два-три –
Совсем недолго –
И заштопана дыра!
Шмыг да шмыг –
Снуёт игла,
Следом стёжка пролегла.
И подумал неспроста я –
Про кого?
Про горностая:
Как игла, он скачет прытко,
А следы в снегу –
Как нитка!

Полярный день

Мой братишка крепко спит.
Тундра тоже крепко спит.
		Наигрались оба –
		И устали оба.

Солнце смотрит в дымоход,
Где по нитке взад-вперед
		Ходит паучиха
		Тихо, тихо, тихо…

Я на правый бок прилёг,
А потом – на левый бок.
		Всё под солнцем видно,
		Только сна не видно.

Видно, он ушёл опять
С куропатками играть
		И в траве резвится…
                То-то мне не спится!

Ольга Святкова – новое имя в детской поэзии, и я рад представить её нашим читателям. Казалось бы, она сочиняет по уже традиционному рецепту: много стихов, написанных «как бы» от лица животных, цветов, предметов окружающего мира. Но в этих «как бы» нет никакой натужности – наоборот, они приобретают от этого неожиданную многоголосицу, которая не заглушает, а проясняет её собственный негромкий, но чистый голос.

Всё дело в интонации и в том ракурсе, который определяет взгляд поэтессы на мир. А взгляд неожиданный.

Вот два градусника – один под мышкой, другой за окном. О чём они могут разговаривать? Я сначала подумал так: разница между ними в том, что у одного ртутный столбик ползёт вверх, а у другого вниз. Так-то оно так, но Ольга придумала для них куда более внятную для читателя историю: тот, что в комнате, под мышкой болеющего героя, просится на улицу, в мороз, чтобы остудиться, – а тот, что мёрзнет за окном, наоборот, просится под крышу: «Пусть меня, как и братишку, сунет кто-нибудь под мышку!» Особенно трогательно выглядит этот «братишка» – читаешь стихи и понимаешь, что нашему герою уже не до болезни, улыбка играючи справляется с любыми микробами!

И так – во многих стихах Ольги Святковой. Она сталкивает, а на самом деле сопрягает противоположные слова, представления, обстоятельства, показывая и многообразие мира, и богатства нашего языка.

По-моему, получается красиво и интересно. А главное – поэтически.

Наверное, польского поэта Яна Бжехву, чьи стихи представлены в сегодняшней подборке, вы знаете по превосходным пересказам Бориса Заходера. В поэзии для детей не редки случаи, когда поэт именно пересказывает, то есть, по-своему пересоздает своего иноязычного коллегу.

Стихи Бжехвы, какими вы их видите на этой странице, – это не пересказ, а перевод. Его автор, Леонид Михайлович Цывьян, постарался сохранить все национальные особенности оригинала, а когда дело имеешь, как в нашем случае, с польской поэзией, эти особенности касаются, прежде всего, размера и звучания, того, что в поэтике называется просодией стиха. В русской поэзии мы обращаем внимание на ударения, в польской всё дело в количестве слогов. Поэтому при достаточно точной звуковой передаче польского стиха по-русски появляется немного сбивчивый, разностопный размер, который придает особенное очарование поэзии; такие – польские – стихи не спутаешь ни с какими другими.

«Бжехва» по-польски значит «шутник»: этот псевдоним выбрал себе писатель Ян Лесман (1900-1966), и действительно, его многочисленные книги, написанные для детей, не оставляют сомнения в том, что их автор – человек веселый и очень занятный. Бжехва писал для самых маленьких и для подростков, писал не только стихи, но и прозу, не только оригинальные произведения, но и делал переработки известных сюжетов, а еще переводил, в том числе и русскую прозу и поэзию.

Детские стихи Яна Бжехвы обладают особым качеством: это маленькие притчи, истории, в которых всё, вроде бы, поставлено с ног на голову, но такой «перевёртыш» даёт возможность автору заострить внимание на вещах, зачастую не попадающих в обычное поле зрения. Главное: стихи Бжехвы очень интересно читать. И как показывает опыт – интересно и детям, и взрослым. А это – первое и непременное условие существования настоящей детской литературы.
Михаил Яснов

В городе Волгограде выходит занятный, остроумный и – что немаловажно – прекрасно отпечатанный журнал «Простокваша»: как написано в его подзаголовке, он предназначен «для детей непреклонного возраста». Руководит журналом, придумывает его и нередко публикует на его страницах свои весёлые стихи поэт Сергей Васильев.

Однажды в жизни Сережи произошло замечательное событие: он родился. И не просто там некоего числа какого-нибудь месяца – родился он прямёхонько первого января! С тех пор каждый год его жизни начинается с двойного праздника – Нового года и его собственного дня рождения. Вы, конечно, представляете, как важно поэту садиться за письменный стол в хорошем рабочем настроении. Надеюсь, это настроение сопровождает Сергея Васильева круглый год, – поэтому он пишет весело, легко, и, как вы убедитесь, не только просто стихи: он придумывает поэтические азбуки и довольно непростые рифмованные загадки и задачки, которые собрал в книге «Слова, играющие в прятки».

В книге четыре раздела – метаграммы, шарады, логогрифы и перевертыши. В предисловии автор разъясняет эти учёные слова так: «Метаграммы, чтоб ты знал, это такие слова, которые отличаются друг от друга одной буквой: «печка – речка», например, или «мышка – пышка». Шарады – это такие слова, каждый слог которых образует отдельное слово: «бар-хан», «мышь-як». Логогриф – это такое слово, которое меньше другого на одну или две буквы: «марка – арка», «огород – город». А что такое перевертыш, я думаю, и объяснять не надо, и так всё понятно: это такое слово, прочитав которое справа налево, получишь новое слово с совершенно другим значением: «клоп – полк», «арап – пара».

Ну вот, вооружившись этим знанием, можно приступить к чтению стихотворений Сергея Васильева. Очень надеюсь, что к уже вышедшим его книжкам – «Всезнайке» и «Дразнилкам» – прибавятся и «Слова, играющие в прятки», и много других книжек, которые ещё ждут – и, верю, дождутся! – своего издателя.

                                                Михаил Яснов

Странное дело

Вот ведь какое
Странное дело:
Ухо вспотело!
Ухо вспотело!
Ухо –
Не ноги,
Не руки,
Не тело…
Вот ведь какое
Странное дело!

Коровоговорка

Стояла корова на горке –
Мычала коровоговорки.

Апельсиновый джем

Апельсиновый джем,
Апельсиновый джем,
Я сегодня тебя обязательно съем,
Как ни прячься на полке в буфете, –
Будешь, рыжий, за это в ответе!

Я с тобой, апельсиновый джем, не шучу,
Я тебя, апельсиновый джем, проглочу –
И за то, что укрыться пытался,
И за то, что так трудно достался!

Урок летания на облаке

Я хочу познакомить вас с замечательным французским поэтом – мы дружили с ним долгие годы, до самых его последних дней. А увиделись впервые лет пятнадцать назад, когда Клод Руа приезжал в Ленинград. А до этого переписывались по почте – Клод присылал мне свои книги, и одна из них меня озадачила: по-французски она называлась «Enfantasques»: слово, в котором замечательным образом соединились два других – «ребенок» и «фантастическое». Как раз в то время я писал книжку для детей, которую назвал «Чудетство» – и внезапно понял, что мы с Клодом придумали, не сговариваясь, одно и то же название для своих книг.

Клод Руа (1915-1997) – один из тех французских писателей, чья проза уже долгие десятилетия переиздаётся и читается не только во Франции, но и далеко за её пределами. Он автор романов, книг о поэтах и художниках и дневников, в которых год за годом рассказывал о своей жизни, насыщенной путешествиями по миру и встречами с интереснейшими людьми.

Что до детской поэзии, то Клод Руа писал и для маленьких, и для ребят постарше, но во всех его стихах встречаются неожиданные обороты, забавные и забавно обыгрываемые словечки. «Быть поэтом, – считал Клод Руа, – значит быть способным удивляться языку».

Конечно, как и у других поэтов, у него много стихов про зверей. Больше всего Клод Руа любил кошек: сохранились замечательные фотографии, где он снят со своими любимицами, – кошками Минной и Уной.

Известный поэт Жак Шарпантро в большом стихотворении «Ковчег, или Искусство поэзии», где он перечислил многих французских поэтов и их любимых героев-зверей, последнюю строфу посвятил именно Клоду Руа:

Вот сад – а вот и Клод Руа,
И все животные – ура! –
Поют, кричат – и горя нет им
В раю, устроенном поэтом.

Михаил Яснов

Клод Руа

Перевод с французского Михаила Яснова

Про того, у кого ветер в голове

Если ветер, если ветер
В голове ученика,
Что ни утро, что ни вечер -
Он взлетает в облака.

Удержи его, пожалуй...
Вечно нужен глаз да глаз:
В небесах гарцует малый -
Возврати такого в класс!

С ним забот - ну просто бездна!
Весь его летучий вид
Говорит: "Сейчас исчезну!.."
Тут он! Там! Сидит! Летит!

Вот была б такая скрепка
Или специальный клей,
Чтоб они держали крепко
Улетающих детей!

Две мышки

Однажды в воскресенье
В окрестностях Сен-Лё,
Увидев мышку белую,
Окликнул я её.
Но мышка не сказала
Ни «Здравствуй!..», «Ни привет!» -
Увы, средь местных мышек
Любезных мышек нет.

Однажды в понедельник - 
История проста! -
Я встретил мышку синюю
От ушек до хвоста.
Она в Париж спешила
Тропинкой из Сен-Лё, -
Но я прошёл, как будто
Не увидал её.

И мышка пробежала,
Но вырвалось у мышки:
- Не слишком-то любезны
Местные людишки!..

Вопросы

	Спрашивает собака:

Почему коровы носят рога?
Почему они с фламандским акцентом
произносят своё "Му-у-у"?

Почему они всё жуют и жуют,
хоть и позавтракали ещё на рассвете?

Почему у них вымя полно молока?
И почему они любят вздыхать,
словно капризные дети?

	Спрашивает корова:

Почему на собаках густая шерсть?
Почему они с английским акцентом
произносят своё "Гав-гав"?

Почему им охота вертеть хвостом,
если нет ни мух, ни стрекоз?

Для чего им ошейник? И вот вопрос -
почему они всюду любят совать
свой любопытный нос?

Ура!

Зайчонок рад -
		танцует он
И прыгает с утра:
Закрыт охотничий сезон!
Каникулам -
		ура!

Золотая груша

Однажды на ярмарке груша одна
Сверкала под солнцем, гордыни полна.

На сочную грушу глазела толпа,
Но груша была, к сожаленью, глупа:

То этак себя выставляла, то так -
И грушу заметил... обжора-червяк!

Белое и чёрное

Ворон доволен -
			ему повезло:
Всюду на поле
			светло и бело.

Ходит он, гордо и
			весело глядя, -
Буковка чёрная
			в белой тетради!

Утренняя песенка

Проснувшись, крикнул маме я:
– Прощай, моя Пижамия!
Да здравствует Туфляндия!..
А мама мне в ответ:
– По курсу – Свитерляндия!
Шляпляндии – привет!
– Ура Большой Пальтонии!
Шарфанции – виват!..
А если вы не поняли,
То я не виноват!

Вечерняя песенка

В саду замолкли птицы,
Не слышен листопад,
А в доме половицы
Уснули, не скрипят.

Молчит собачья будка,
Скворечник, сеновал.
Молчит ручей – как будто
Он в рот воды набрал.

Лишь ветер на дорожку
Выходит, не спешит.
Он словно понарошку
Травинками шуршит,

Он у калитки шарит,
Он бродит у ворот,
Он в мой воздушный шарик
Воздушной ножкой бьет.

Живет в нашем городе Петербурге удивительный и замечательный человек. Его зовут Леонид Давидович Каминский. Полагаю, не ошибусь, если скажу, что его знают чуть ли не все дети нашего города и нашей области, и многие дети в других городах и даже в других странах. И те, кто видел Л.Д., сразу же узнают его по автошаржу, который вы можете увидеть на этой странице.

Л.Д. Каминский – член сразу четырех творческих союзов: он писатель, художник, журналист и театральный деятель. Но главное – он великий специалист по детскому творчеству, вернее, по одной, но весьма весомой его части: юмору. Некогда у Л.Д. появилось второе имя: «Учитель смеха» – оно родилось почти три десятилетия назад, когда Л.Д. начал вести на страницах журнала «Костер» юмористический раздел «Веселый звонок». В 1986 году в издательстве «Детская литература» вышла книга Л.Каминского «Урок смеха» (в скором времени она будет переиздана уже в четвертый раз!). А еще немного позже в театре «Эксперимент» был поставлен (и шел свыше десяти лет) спектакль «Урок смеха», в котором на долю Л.Д. пришлась роль остроумного, веселого учителя.

Л.Д. любит рассказывать, как он дошел до такой жизни:
«Конечно же, – говорит он, – никаких юмористических факультетов я не заканчивал. Первая моя специальность была сугубо серьезной – инженер-строитель. Второй институт – полиграфический – оказался ближе к моей нынешней профессии: дипломной работой стало редактирование моей авторской книжечки юмористических рисунков «О больших и маленьких».

Интерес к карикатуре привел меня в коллектив, который можно смело назвать настоящей, профессиональной школой юмористической графики и поэзии. Это был «Боевой карандаш» – содружество художников и поэтов, прославившееся своими сатирическими плакатами еще со времен Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда. В этом коллективе я проработал около тридцати лет. Одновременно стал печататься в популярном тогда «Клубе 12 стульев» на страницах «Литгазеты» – не только с карикатурами, но и с юмористическими рассказами.

Потом я несколько лет руководил отделом юмора «СЛОН» в ленинградском молодежном журнале «Аврора». И вот пришло время, когда я стал писать и рисовать для детей. Причина была простая – у меня родилась дочка. Маша росла, и я, как многие родители, стал ходить за ней по пятам и записывать разные ее высказывания. Например, такие:
– Папа, съешь сам это яблоко, оно гнилое!

– Маша, как тебе не стыдно! Разве можно так говорить? Как нужно сказать, если яблоко тебе не нравится?

– Папа, съешь, ПОЖАЛУЙСТА, сам это яблоко – оно гнилое!

Этот и другие рассказики про Машу с моими иллюстрациями были напечатаны в «Веселых картинках». С тех пор я подружился с этим симпатичным журналом и даже стал его постоянным автором».

Про Л.Д. Каминского можно рассказывать долго – к тому же в его жизни случилось невероятное количество забавных историй, которые он часто любит вспоминать. Не случайно он собирает, возможно, самую неожиданную и самую веселую коллекцию в нашей стране – детские высказывания и, прежде всего, отрывки из школьных сочинений: дети наприсылали ему такого, что коллекцию впору выставлять на каком-нибудь аукционе, – она дорогого стоит.

Но Леонид Давидович щедро делится своими богатствами. Как-то раз, выступая в школе, он прочитал такую фразу из уже давнего сочинения: «Пушкина на экзамене заметил старик Дзержинский».

– Как надо было правильно написать? – спросил Л.Д. – Кто заметил Пушкина?

Дети молчали. Они, нынешние младшеклассники, не знали ни кто такой Дзержинский, ни кто такой Державин. И тогда один мальчик поднял руку и робко спросил?

– Старик Хоттабыч?

Л.Д. Каминский представляется мне вот таким «Стариком Хоттабычем» – добрым, отзывчивым и стремящимся что ни минуту делать добро и помогать детям. Потому что юмор в нашей жизни, – может быть, самый незаменимый витамин для того, чтобы вырасти умным, талантливым и веселым, точь-в-точь таким, как сам Леонид Давидович.
Михаил Яснов

Фантастишки

Сегодня я хочу познакомить вас с некоторыми стихами французского поэта Рене де Обальдиа – автором своей единственной, но очень популярной во Франции поэтической книги для детей и, как написано в подзаголовке, «для некоторых взрослых». По-французски эта книга называется «Innocentines». Такого слова во французском языке нет. Есть слово «comptine» – считалка, есть слово «enfantine» – нечто детское, ребяческое, наконец, есть прилагательное «innocent» с целой гроздью значений: невинный и неповинный, простой и безгрешный, простодушный и невиновный…

По-русски эту книгу можно было бы назвать, скажем, «Простодушинки», или «Необижалки», или «Невиновашки», или «Наивки»… Но при ближайшем рассмотрении в стихах Рене де Обальдиа не так уж и много наивности или простодушия – куда больше в них весёлой, озорной, а иногда и язвительной фантазии, не только в тех историях, которые поэт рассказывает, но и в самом языке, в том, как стихи «устроены». Поэтому, на мой взгляд, больше всего здесь подходит название «ФАНТАСТИШКИ», – если хотите, можете поставить ударение на первом «И»: «ФантастИшки», и тогда обнаружите в этом слове много других, запрятанных в него словечек, которые больше всего подходят для детского мира.

«Фантастишки» – книга не совсем обычная. Более того, мне кажется, что она совсем не обычная для современной французской поэзии. Даже то, что она предназначена не только детям, но и «некоторым» взрослым, сразу настораживает. Мы-то ведь привыкли делить стихи на детские и взрослые, а как быть, если стихи обращены одновременно и к детям, и к их родителям? Мы привыкли к тому, что современная французская поэзия – это стихия свободного стиха, это ритм поэтической прозы. А тут – всё традиционное: есть и рифма, и размер, и немало стихов, которые так и просятся на музыку! Сам автор время от времени подкидывает нам песенные строчки, популярные припевки, намекает на мотив той или иной народной песенки. В общем, всё, вроде, идёт к тому, что мы имеем дело с обычной детской поэзией. И вдруг ловим себя на мысли, что обычного в стихах Рене де Обальдиа совсем немного.

В поэзии для детей известны два «психологических» вида стихотворства: либо это стихи от лица ребенка, стихи, написанные «изнутри» детского сознания, – либо это то, что называется «туризмом в детство», когда взрослый вспоминает о временах своего малолетства и рассказывает об этом читателю.

Рене де Обальдиа удалось совместить оба эти принципа. Более того, мир «Фантастишков» (или «Фантастишек»!) далеко на всегда радужный. Как правило, это мир сложных взрослых и непростых детей. Необычно и то, что под одной обложкой уживаются стихи, рассчитанные на разный детский возраст, – одно стихотворение для малыша, другое – для тинейджера, ну а третье, скорее всего, нужно читать уже прямо взрослому… Поэтому переводить Рене де Обальдиа оказалось делом интересным, и весёлым, и, признаться, весьма непростым.

Для любознательных сообщаю: Рене де Обальдиа появился на свет в 1918 году, его мать была француженкой, а отец выходцем из Панамы, родился будущий писатель в Гонконге, классическое образование получил в знаменитом парижском лицее Кондорсе, а во время второй мировой войны четыре года провел в концентрационном лагере в Силезии… Такая незаурядная молодость отразилась на всём творчестве Рене де Обальдиа. Он стал журналистом, начал писать короткие рассказы. Эти рассказы были так стилистически точны и необычны, что о них стали говорить как о стихах в прозе. Он написал несколько толстых романов, и они тоже оказались сродни поэзии. Он прославился как драматург, но его пьесы называют поэтическим театром. В общем, всё шло к тому, что он должен был написать книгу стихов – и эта книга появилась в 1969 году. Она сразу же полюбилась тысячам детей и их родителям – с тех пор уже не одно поколение французов читает и перечитывает забавные и грустные, лирические и остроумные истории Рене де Обальдиа.

Михаил Яснов

Рене де Обальдиа

Перевод Михаила Яснова

Веспасиан*

Император Веспасиан
Имел небольшой изъян:

Едва примечал он стену –
В Риме или в чужом краю, –
Как непременно
Тут же пускал на неё струю.

Спору нет –
У судьбы в ходу
Все, что написано на роду.

То при копье и в латах,
То при ночных кострах,
То при своих солдатах,
То при чужих, в гостях, –
Всё, что угодно, могло случиться,
Но прежде
Он должен был помочиться!

Даже в пустыне, возле шатра,
Строили стену рабы до утра
Из принесённых с собой кирпичей –
И вот император журчал, как ручей.

За мир, добро и так далее
Он воздавал сторицей
И с племенами в Галлии 
Пробовал договориться.

Любого умел он в спорах
Осилить в конце концов,
К тому же имел он ворох
Приятелей-мудрецов.

Был очень вежливым с дамами,
Животными и растениями
И был преисполнен самыми
Высокими устремлениями.

Но только приметит стену –
Как непременно...

Спору нет –
У судьбы в ходу
Всё, что написано на роду!
---------------

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
* Уж не знаю, правда ли всё то, о чём рассказывается в этом стихотворении, но император Веспасиан существовал на самом деле. Было это в первом веке нашей эры, одно десятилетие из которого, с 69 по 79 годы, Веспасиан и был римским императором.

Блинчики и куличики

Девчонки у моря,
Когда им не хочется прыгать и бегать,
Не будут сидеть в тоске:
Они на воде будут блинчики делать,
А куличики – на песке.

Из песка и гальки выходит прекрасное тесто,
Тесто, с которым возиться так интересно!
Тесто, которое пахнет лесной опушкой,
Рыбой, морской капустой, влажной ракушкой,
Солнцем, и ветром, и старой баржой на приколе...

И не надо в него добавлять ни щепотки соли!

Жанна-Жан

Я – девчонка,
Но скажу вам так:
Быть мальчишкой – тоже не пустяк!
Зваться бы не Жанною, а Жаном,
Щеголяя в джинсах и с наганом.

Булочница, круглая, как пышка,
Восклицает:
– Милая малышка!..
Отвечаю грубо и сурово:
– До свидания, мадам Корова!

Вот мясник,
Потёртый, как монетка:
– Что, – мычит, – возьмёт моя котлетка?..
Отвечаю резко и сердито:
– Полкило рогов, месье Копыто!

Ненавижу нюнить и сюсюкать,
Но люблю свистеть и улюлюкать!
Ненавижу рот помадой мазать,
Но зато люблю по крышам лазать!

Усвистеть на паруснике мне бы,
Улететь на дирижабле в небо,
Чтобы целый мир от этих дел,
Затаив дыханье, обалдел!

Мама, мама, где мой кольт ковбойский,
Мой ремень и пули про запас?
Я иду походкою геройской,
Я – надежда каждого из вас!

Аглая

Вот когда дорасту до серьёзных дел,
Я пойду к шотландскому королю
И скажу ему: «Сир, я уже созрел,
Я вашу красавицу-дочь люблю!

У неё фисташковые глаза,
Губки – бантиком, пахнет фиалкой рот,
И веснушки, и ушки... В общем, я – за,
И принцесса Аглая мне подойдёт.

На страницах «Ларусса» её портрет
Я нашёл – и надеюсь, что вновь увижу я,
До чего ж она розовая!.. И рыжая!..
Сир, да мне без Аглаи и жизни нет!

До краёв набит мой дорожный ларь
Тем, что в жизни спасало меня не раз,
Например, эти шарики, государь, –
Да за ними охотится весь наш класс!

Сир, не стоит зевать при моих словах,
Посмотрите-ка лучше туда, мой сир:
Вон верблюды несут на тугих горбах
Всё, что дарит вам нынче подлунный мир».

(До чего ж она розовая!.. И рыжая!..
И какой у неё благосклонный вид!
И на старом каком языке говорит –
Слов таких ни в одном словаре не увижу я!)

«От меня улетела прошлой весной
Вся коллекция бабочек дорогих.
Сердце бабочкой бьётся во имя той,
Что дороже несчетных богатств других.

Все алмазы, сударь, что я собрал
По далёким копям и берегам,
Все цветы, что вдали от неё сорвал,
Я теперь бросаю к её ногам.

Я и сам на колени бросаюсь пред
Добротой Аглаи и вашей, сир.
В самом деле, сударь, препятствий нет,
Чтоб устроить свадьбу и шумный пир...»

Тут король, улыбаясь, мне знак подаст
И воскликнет, слезу утерев рукой:
«Дочь мне тоже дороже любых богатств –
С ней мои упованья и мой покой.

Но приходит пора под венец идти –
Как такому орлу её не отдашь?
Что же, юноша, доброго вам пути,
Забирайте дочь мою в замок ваш!..»

И вот тут я пойму, что прошло шестьсот
Лет с тех пор, как шотландский король почил.
И тогда я пойду по дороге от
Дома к школе, забыв, что вчера учил.

Из «Ларусса» я вырву её портрет,
И уже наяву никогда не увижу я,
До чего ж она розовая!.. И рыжая!..
Ах, Аглая, Аглая!
Прощай, мой свет!

Этот ослик не возит поклажу,
Он в тени отыскал уголок.
Я к нему подойду
И поглажу
На загривке смешной хохолок.

Нам фотограф:
– Желаете фото?
Рядом с осликом – ваша семья…
Папа медлит, ему неохота.
– Я желаю!
А ослик?
– И я!

С фотоосликом сел я в обнимку,
А потом
Мы раскроем альбом,
Вложим снимки —
И каждому снимку
Посмешнее названье найдём…

Папа буркнул:
– Ну, хватит шататься,
Ты сегодня измучил меня!..
Я сказал:
– Я хочу здесь остаться!
Ослик ткнулся мне в руку:
– И я!

Французские поэты — детям 

2010-й год – особенный: это год России во Франции, а Франции – в России. Такой получается долгий праздник на юге и на севере Европы.

Самое время приглашать в гости французских поэтов. А поэты, как известно, приходят в гости со своими стихами. Получается тоже праздник: на юге Европы их пишут, а на севере – переводят и читают.

У нас в гостях собрались пять современных французских поэтов, к тому же – детских.

Жак Шарпантро – старейшина в этой компании: он очень известный во Франции литератор, составитель множества поэтических антологий, знаток и историк французского стиха. Не случайно уже долгие годы он руководит знаменитым в Париже «Домом поэзии».

Жан-Люк Моро – учёный-лингвист, специалист по угро-финским языкам, педагог и переводчик. К тому же он превосходно знает русский язык и издал в своих переводах большую антологию русской детской поэзии.

Робер Винё в России ещё не бывал. А вот в Африке и во многих других краях света бывал, и не раз – он знаменитый путешественник. А ещё работает для театра, радио и телевидения. А ещё он скульптор. Не знаю, как у него всё получается – но вот стихи, на мой взгляд, получаются здорово!

Лиз Матьё – поэт и прозаик, а ещё она всю свою взрослую жизнь преподавала литературу, сначала во Франции, а потом на острове Мадагаскар. Теперь её узнают не только в Африке, но и в России. Тоже неплохо!

Жаклин Сен-Жан тоже романтическая натура. Её стихи можно сравнить с акварелью: всё, что она пишет, хочется зарисовать тоненькой кисточкой – и чтобы были туман, сумерки, и нечто таинственное, что прячется во всех уголках мира. Жаклин Сен-Жан преподаватель, любит общаться со своими учениками и хорошо разбирается в их психологии.

Гости – за столом, переводы готовы, читайте на здоровье!

Михаил Яснов

Переводы с французского Михаила Яснова

Жак Шарпантро

Телевизионные антенны

Телевизоры пусты –
Всё показано и спето.
В час, когда и я, и ты
Засыпаем, –
		с высоты
Опускаются кометы,
И антенны до рассвета
Гребнем чешут им хвосты.

Жан-Люк Моро

Считалка с котёнком

– Ты откуда, Мину?
– Из Парижа, мадам.
– Что ты видел, Мину?
– Вкусных рыбок, мадам.
– Что несёшь ты, Мину?
– Рыбий хвостик, мадам.
– Дашь кусочек, Мину?
– Извините, не дам!

Робер Винё

Кот

Мой кот – шкатулка с чудесами.
Не верите? Судите сами.

Прижмусь к нему – и тёплый кот
Становится шкатулкой лета.
В тени зеленоглазый кот
Становится шкатулкой света.

В любой игре он стать готов
Шкатулкой острых коготков.
А чуть заснёт – и станет гулкой
Мяузыкальною шкатулкой…

Таятся звук, тепло и свет
В шкатулке, где лежит секрет.

Кролик

Он мог бы стать летающим –
Прекрасный вертоух,
В прозрачном небе тающим,
Как шарик или пух.

Так эти ушки узеньки –
Им равных в мире нет!
Они гудят от музыки
Пригорков и планет.

От кустика до кустика
Среди речных излук
Высокая акустика
Уловит каждый звук:

Как звёзды сыплют шутками
И как шуршит роса…
Сидит, ушами чуткими
Уставясь в небеса!

Лиз Матьё

Крошки

Я птицам в кормушку
Насыпал крошки
Того, что за завтраком не доел.
Птицы поели
И улетели.

А мне показалось, что с ними и я
Немножечко улетел.

Жаклин Сен-Жан

* * *

В заколдованной комнате
шелест страниц
пробуждает листву и птиц

Лампа блуждает
песчаной тропой

В зеркале чайки
скользят по волнам

Шкаф приоткроешь а там
прибой

Что ж получается?

Ёрш – ершится.
Петух– петушится.
Лайка – лает.
Змея – змеится...

Что ж получается:
Лягушка –
Лягается?

Хорошее воспитание

Сказал бульдог,
Почесывая тело:
- Простите,
Мне немножко поблохело!..

Блоха бульдогу
Кротко улыбнулась:
- Простите,
Мне немножечко вскуснулось!..

Я помогаю на кухне

– Ну-ка, мясо, в мясорубку!
Ну-ка, мясо, в мясорубку!
Ну-ка, мясо, в мясорубку,
Шагом... марш!

– Стой! Кто идёт?

– Фарш!

Воскресная уборка

Утром пыль вскричала:
– СОС!..
И попала
В пылесос.

Стихи, которые вы сегодня прочтете, написаны давным-давно, лет сорок назад, а то и все пятьдесят. Их автор, Сергей Васильевич Погореловский (1910-1995), не только прожил большую и плодотворную жизнь (он автор свыше семидесяти сборников стихов для детей, многих поэтических переводов, песен и даже либретто трех детских опер), – самое интересное, что по его стихам можно буквально изучать историю нашей страны. Начиная с тридцатых годов, когда стали появляться его детские стихи, поэт, чутко улавливавший веяния времени, в каждый свой сборник старался привнести приметы и детали всего, что его окружало.

Недавно дочь поэта, Татьяна Сергеевна, подарила мне оставшиеся в архиве отца дубликаты его старых книжек. Многие стихи, напечатанные в них, кажутся сегодня немного наивными и восторженными. Но сколько же в них, в этих книжках, неподдельного аромата времени, той задушевности и простоты, которыми отличались стихи верных учеников маршаковской школы! А Погореловский был как раз из них.

В 1933 году он написал стихотворение «Подшефник», с которого, собственно, и началась его поэтическая судьба. Кто из маленьких читателей поймет сегодня это слово – «подшефник»? А тогда оно было у всех на устах – и сельские дети нередко брали на себя взрослые обязательства вырастить очередного коня для какого-нибудь романтического бойца Красной Армии… Время очень скоро показало, что не коней надо было растить а, по крайней мере, производить танки. Нынче мы уже много знаем про те трагические и далеко не во всем счастливые годы, – но как бы ни было горько наше знание, нас по-прежнему не оставит равнодушными упругий и радостный ритм стихотворения Сергея Погореловского:

Молодой отвагой хвастай,
доброй силой озорной,
мой прекрасный,
мой гривастый,
мой подшефник вороной!

В лучших своих стихах Сергей Васильевич умел с помощью двух-трёх тонко найденных деталей буквально в нескольких строчках нарисовать образ, близкий и понятный каждому. Да еще так, что этот образ становился маленькой притчей, иносказанием, которое воспитывало душу. Как, например, в стихотворении «Что сказал карандаш»:

– Карандашик, ты грустишь?
Был большой, а стал малыш?!
– Но зато художник мой
был малыш, а стал большой!

Право слово, иногда так хочется почитать уже давние детские стихи – и если наша взрослая нежность к ним передастся и тебе, читатель, то что может быть лучше?
                                                                                             Михаил Яснов

Есть такие детские писатели, которым очень везёт. Это я про тех, кто работает в школе. Например, мой большой друг поэт Марк Вейцман много лет был учителем физики и написал про школу кучу стихов. Другой мой друг писатель Артур Гиваргизов работает учителем музыки – от его школьных «музыкальных» рассказов просто обхохочешься!

А вот поэтесса Людмила Фадеева – учитель рисования. Понятное дело, у неё есть стихи и про собственный предмет. Но главное – ей вот в чём повезло: она ведь может делать к своим стихам иллюстрации! А кто, как не автор, уж точно знает выраженья лиц своих героев? У Людмилы Фадеевой даже есть по этому поводу стихотворение, которое так и называется – «Выраженье лица»:

Вот новость!
Я чуть не упала с крыльца!
У каждого есть выраженье лица!
Испуганно соображаю:
А я что в лице выражаю?
Наверное, смелость!
Наверное, ум!
А вдруг –
Что в примерах-то я ни бум-бум?

Если перечислить всех героев Фадеевой, то получится целый класс – больше всего он любит стоять на голове во время переменки. На уроках или по дороге домой с учениками происходит множество неожиданных событий, а главное – неожиданных открытий.

Все эти портфели, уроки, тетрадки с двойками, девчоночьи шушуканья, мальчишеские проказы, учительские наставления переплетаются в какой-то бесконечный клубок – и вдруг с удивлением замечаешь, как из разноцветных ниточек вяжется вполне реальная, весёлая, а нередко и грустная жизнь… Нет, всё-таки больше – весёлая! Потому что младшие школьники Людмилы Фадеевой несут в себе добрый заряд иронии и оптимизма.

Я несколько раз был свидетелем тому, как Людмила Леонидовна читает ребятам стихи. Читает мягко и негромко, а стихи её нередко «прикольные», и вот класс как-то неожиданно послушно переходит от смеха к серьезности, и что-то там про себя соображает. Как писал Валентин Дмитриевич Берестов: «А вокруг только умные лица, потому что считают в уме».

Если бы я сейчас был маленьким, я бы хотел поучиться рисованию у Людмилы Фадеевой. И чтобы про меня, как про мальчика Славу из её стихотворения, говорили, что я владею «чувством цвета». То есть –

Чувством ласточки летящей,
Чувством бури настоящей,
Чувством лютика, что плачет…
Он у нас художник, значит!

Михаил Яснов

Когда я был совсем маленьким, мама читала мне сказки одного моего любимого поэта. Мало того, что эти стихи-сказки были необыкновенными – волшебными и в то же время словно взятыми из моей собственной детской жизни, – но и имя поэта просто завораживало: его звали КОРНЕЙ.

Потом я немного подрос и уже сам искал и читал интересные книжки. Так я познакомился с ещё одним поэтом, поразившим меня не только своей фантазией и весёлостью, но и, опять же, именем: его звали ОВСЕЙ.

С тех пор эти два чудака с «растительными» именами так и живут рядом со мною – Корней Иванович Чуковский и Овсей Овсеевич Дриз. Рядом с дедушкой Корнеем – дедушка Овсей.

Хотя, какой он дедушка? Правда, если посмотреть на его фотографию, вы увидите пожилого человека с привлекательным лицом и шапкой седых волос. Но его хитрый, подначивающий взгляд говорит, что здесь что-то не так. И в самом деле, когда вы начинаете читать стихи Овсея Дриза, происходит самое настоящее волшебство: «дедушка» куда-то исчезает, а вместо него перед вами оказывается мальчишка, этакий Энык-Бенык, любимый его герой, лукавый, сообразительный, любопытный, окружённый многочисленными родственниками, друзьями и домашними животными. Совершенно не важно, где он живёт, – в старинном местечке или в современном городе. Важно, что мир вокруг него самый что ни на есть ЧУДЕСНЫЙ. У него ЧУДЕСНАЯ мама, ЧУДЕСНЫЕ соседи, с ним происходят ЧУДЕСНЫЕ истории, но, может быть, самое главное – он говорит на ЧУДЕСНОМ языке.

В самом деле, Овсей Дриз писал свои стихи на идише, а мы, благодаря замечательным переводам, читаем их по-русски. Волшебство – волшебством, но самое увлекательное то, что таится в самих словах. Знаете, почему цыплят зовут ЦЫПЛЯТАМИ? А Энык-Бенык знает: потому что они умеют ходит НА ЦЫПОЧКАХ, чтобы не разбудить кота. Или, например, чтобы нарисовать лысого дядю Элю, нужен ЛЫСЫЙ карандаш. А что такое ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ? И с чем он – с грибами? С капустой? С вареньем? И что будет, если он остынет?

А еще просто здорово то, что обыкновенными словами легко нарисовать нечто совершенно неожиданное. Посмотрите: теленок щиплет траву так осторожно, «будто губами сажает цветы». Про семидесятилетнего дедушку, оказывается, можно сказать как про книгу с семьюдесятью страницами, на которых «собрана вся мудрость и грусть прожитых лет». А если ладонями закрыть глаза, а потом ладони убрать, то – попробуйте! – всякий раз появляется новый мир, в котором успело произойти что-то почти незаметное, но очень важное.

Из всего такого, вроде, незаметного, но важного и состоит детство. Уж кому это знать, как не вам! А вот кому: Овсею Дризу. Не случайно его фамилию так и хочется расшифровать. Что и делали друзья поэта. Например, так: ДРИЗ – это Детство, Радость И Здоровье. Или так: Доброта, Работа И Знание.

А вы не хотите попробовать? Прочитайте стихи Овсея Овсеевича и подумайте, какие замечательные, неожиданные слова кроются в этом звонком птичьем посвисте: ДРИЗ!
Михаил Яснов

Фёдор Богданович Миллер (1818-1881) был известным писателем, автором романов и стихов. С годами позабылись его переводы, вряд ли кто перечитывает его прозу. Но в его поэтическом наследии нашлись шесть строчек, которые и сегодня живы, будто только что написаны! Вспомнив их, любой из вас согласится, что Фёдор Богданович стал автором, возможно, самого популярного в России детского стихотворения!

Впервые оно появилось в цикле «Подписи к картинкам» с подзаголовком – «Для детей первого возраста». «Подписи к картинкам» были написаны 150 лет назад, в 1851 году. Так что мы можем справить настоящий юбилей стихотворения. Вот этого:

Раз-два-три-четыре-пять,

Вышел зайчик погулять;

Вдруг охотник выбегает,

Из ружья в него стреляет…

Пиф-паф! ой-ой-ой!

Умирает зайчик мой!

В нескольких строчках поэту удалось совместить весёлый, завораживающий ритм детской считалки, грустную трогательность и сочувствие к маленькому герою. Стихотворение, едва появившись, стало героем многочисленных переложений. Сразу размножились фольклорные варианты: про больницу, про то, как «привезли его домой – оказался он живой» и так далее. Может быть, у вас в памяти тоже есть своё, неожиданное продолжение этой считалки? Присылайте! У нас может получиться замечательный «зайчатник».

Автора лучшего продолжения ждёт ПРИЗ!!!

Я в хоре пел

Я в хоре пел! Какое время было!
Как за душу брало и как знобило!
Как зал глядел! Как было горячо!
Как мучило соседское плечо!
Как сладко разливалось фортепьяно!
Как было мне просторно – и туманно!
Как жгло гортань! Как ликовал язык!
Как звук переходил внезапно в крик!
Какие песни были! Как нам пелось!
Какая подступала к горлу смелость!
Какой восторг пульсировал в груди!
Какая жизнь вставала впереди!
Как жаль, что юный голос мой сломался.
Как жаль, что петь я больше не пытался.
Быть может, тот восторг, простор и крик
вернулись бы ко мне – хотя б на миг!

Точильщик

		Григорию Гладкову

Уличный точильщик
нажимает педаль.
Вертится серый камень,
пористый, как миндаль.
И огромный ножик –
инструмент мясника –
прижимается к камню
легче волоска.

Выходит из дома дворник,
широкоплеч и высок,
он в огромной ручище
несет глубокий совок
и огромной метлою,
что великану под стать,
маленькие листики
начинает сметать.

Идет по асфальту собака
и грозно глядит вперёд,
и крохотную улыбку
на могучей морде несёт
Радости и печали –
вместе, давным-давно,
маленькое с огромным
тесно переплетено.

И от их сопряженья
крутится круг времен,
и возникают искры,
и звенит небосклон.
Но огромный точильщик
знает об этом едва ль
и все нажимает ногою
на маленькую педаль…

Бумажный кораблик
По речке плывёт.
Над речкой
Бумажный
Летит самолёт.
Я маску
Могу смастерить
Из бумаги
И сделать на праздник
Бумажные флаги…
Но лучше всего
На бумажном листочке
Писать закорючки,
Крючочки
И точки,
Чтоб эти крючочки
Росли, как трава,
И сами собой
Выходили
СЛОВА!

Ходит по городу рыжий стекольщик. Висит у него на спине
сказочный ящик на толстом лохматом ремне.
И по утрам с незапамятных пор
небо верхом на стекольщике шумно въезжает во двор.

Ящик стекольщика – планки, дощечки, бороздки,
этот магнит, на который бегут из подъездов подростки, –
вот он стоит посредине двора, а стекольщик слоняется рядом,
шаря по окнам внимательным взглядом.

Стёкла сверкали под солнцем, – и я вспоминаю:
«Стё-ё-ёкла вставля-я-яю!..» звучало как «Со-о-олнце вставля-я-яю!..»
Стёкла давили друг друга невидимым грузом.
Стёкла, как яблоки, в стружке – с хрустальным надкусом.

Самые тонкие – стёкла оконные – с блеском;
стёкла потолще; особое место – стеклянным обрезкам;
самое толстое – с гладким и радужным краем –
мы покупаем!

Это стекло со следами сырыми
туч, отражавшихся в нём, где сверкал в исчезающем дыме
маленький, сбоку, стремительный скол,
мама купила на письменный стол.

Сколько хлопот мне стекло это в детстве доставило!
Руку сгоняло с тетради, каракули правило,
то в небеса ускользало ковром-самолетом,
то распевало весенним дождём как по нотам…

Не оттого ль, точно ящик стекольщика, полон мой письменный ящик
звоном и гулом гортанных, губных и свистящих?
Не оттого ль наяву и во сне
небо, как рыжий стекольщик, ношу на спине?