В пятилетнем возрасте я совершила подвиг. Правда, подвиги у меня были и раньше, но менее значительные. Нет, скорей всего, совсем незначительные.

…Обычно по вечерам, когда мама на работе, мы с Нинкой сидим одни дома. И я, не зная ни одной буквы, читаю ей книги. И каждый раз у меня одна и та же книга читается по-разному. А ещё мы пишем письма своей двоюродной сестре Лариске, которая на Севере живёт. Некоторые из них у меня сохранились до сих пор – такие все в палочках и кружочках, и каких-то непонятных знаках.

Так вот. Вечер. Мама на работе. Мы с сестрой одни. И вдруг ни с того, ни с сего началась буря. Самая настоящая буря – ветер, дождь, снег. Неожиданно куда-то исчез свет. Мимо нас проходят минуты за минутой, а свет не загорается. Темнота. Полнейшая темнота. Мы ждём, когда же загорится наш светильник с рыбками.

Нинка сидит и хнычет от страха, мешает мне принимать важные решения. Но я, несмотря на ветер, бурю и Нинку, решаю; надо отнести маме на работу свечи, чтоб ей было светло работать. Идти к маме на работу далеко; сначала надо взобраться на горку. Потом идти через поле, окружённое берёзовым лесом.

Одеваю Нинку – сама она ещё пока не умеет одеваться. Чтобы защитить её от дождя, я завёртываю её в зелёное полотенце с павлинами. У нашей соседки Вали такое же висит на стене, как ковер. Я почему-то совсем забыла про Нинкину сиреневую куртку с олимпийский мишкой на спине – подарок тети и дяди из Москвы. Вообще-то времени на раздумья не было. Себе взяла зонт, который еще летом был нашим парашютом.

Беру свечи. Хотела взять спички. Но не решилась. Ведь после того, как чуть не сожгла дом, поклялась маме никогда их не брать в руки. Даже не подходить к ним.

«Но как же мама зажжет свечи! – подумала я, и моя рука потянулась к спичечному коробку, но перед моими глазами вдруг вырос мой злейший враг – ремень. Рука спряталась в карман и больше не тянулась туда, куда не надо.

Мы с Нинкой долго шли по полю. Шел дождь. Ветер вырывал из моих окоченевших рук зонтик. Нинка хныкала все громче, а в лесу ей в унисон подвывали волки. Бабушка и мама и все остальные взрослые говорили, что волки едят непослушных детей. А сестра моя – самая вредная ябеда в мире. И ее могли съесть волки, а мне потом одной будет страшно дальше идти. Меня они не тронут – ведь я послушная, хотя кроме меня об этом никто не знает. Ну, разве дядя Лёша, который меня постоянно из угла выводит. А что если волки тоже ничего не знают и перепутают нас с сестрой. Ни за что не позволю себя съесть.

Нам срочно надо донести свечи маме. На улице ночь, нигде в деревне нет света, даже завод, который всегда светится морем огней – сегодня тоже остался без света. А мама, если не появится свет, так и не придет домой, ведь не оставит же она свою работу недоделанной.

Когда мы были летом в зоопарке, мне очень понравились красивые птицы. «Павлины», – сказал дядя Коля, Нинкин крёстный.

При чем здесь лето, зоопарк, павлины, когда на улице буря? Но ведь моя Нинка идет вся в павлинах. Я не вижу ее лица, зато четко вижу птиц на ее полотенце. И мне кажется, что это уже не сестра идет рядом, а павлин. Я уже не слышу воя волков, плача Нинки. «Ой! А вдруг она и вправду превратится в павлина и улетит от меня», – подумала я и покрепче прижала к себе Нинку. Какая никакая, а всё– таки родная сестра. Вот у Юрки никого нет, а ему так хочется.

Новое препятствие – огромная лужа. У меня резиновые сапоги высокие, у Нинки – как ботиночки. Пришлось мне ее переносить через лужу, которая мне чем-то напомнила море, хотя я никогда не видела моря…

Маленькую и толстую Нинку я еле подняла. Несу перед собой, а она тяжелая такая.

– Неси аккуратней, а то тащишь, как волк поросенка, – сказала она.

– Молчи, а то брошу сейчас в лужу и дальше сама пойду.

– Неси-неси. Не бросишь. Тебе от мамы попадет. Ты старшая – тебе за меня отвечать.

Старшей я стала в два года, как только родилась Нинка. С тех пор у нас она всегда маленькая, а я – старшая.

…Я представляла, как мама скажет: «Если бы не Женя, я бы сидела без света и не смогла доделать свою работу. Завтра в награду я принесу тебе твои любимые конфеты». А мои любимые конфеты – это те, на которых мишки нарисованы. Точно такие же, как на картине у бабушки Муси. Эти сладкие мысли меня согревали, но до Нинки не доходили. Она вся дрожала и плакала. Дождь стал колючим, а я продолжала сжимать в окоченевших руках свечи, которые безжалостно вырывал ветер.

Мы подошли к маминой работе и стали звать маму. Мама вышла вся испуганная, а я уже ждала: «Если бы не Женя…». Но – «Зачем привела ребенка в такую бурю и холод? Почему не остались дома?»

– Мы принесли тебе свечи. Чтобы ты могла спокойно работать. Ведь нигде нет света, даже на заводе, – сказала я, и моя рука полезла в карман, куда я положила свечи, иначе бы ветер у меня их вырвал прямо с рукой. Но свечей не было – я их потеряла.

…Дома мама переодела нас в сухую одежду, напоила горячим чаем и уложила спать. А ябеда Нинка сказала маме, что она не хотела идти, а я её всё равно за собой потащила. Нинка уснула, тикают на стенке часы, за дверью шуршит Бабай – страх всей детей. Не знаю, всех ли, но мы с сестрой его очень боимся. Он, как говорит мама, забирает всех непослушных детей. Я боялась засыпать – вдруг усну, а он меня утащит. И мама забудет обо мне, и будет любить только Нинку, покупать ей конфеты с мишками.

Тихонечко, на цыпочках, к моей кровати подошла мама. Я притворилась, что сплю. Мама поцеловала меня. Я поняла – мама не сердится на меня, что мы в бурю ушли с Нинкой из дома. Она просто обиделась, что я свечи потеряла, и она так и не доделала свою работу.

…Свечи наша соседка тетя Соня весной нашла. Когда снег растаял. А конфеты с мишками мама принесла на следующий день. И самое обидное – на двоих с Нинкой…