— Мам! Мама! Иди сюда, посмотри!

Я вошла в комнату, где за столом сидела моя семилетняя дочка Галя. На скатерти были разбросаны цветные карандаши и фломастеры, а сама она, усиленно пыхтя, что-то старательно выводила на листке бумаги, вырванном из альбома.

Галя повернула ко мне лопоухую голову и вопросительно заглянула мне в лицо блестящими чёрными глазками.

— Вот, посмотри! Готово!

Я наклонилась над столом, чтобы рассмотреть рисунок.

— Это нам в школе задали нарисовать к Дню Победы, — пояснила девочка. Она гордо улыбалась, сознавая важность проделанной работы.

Картина, которую, я увидела, была просто ужасна. От неё кровь стыла в жилах и ползли по спине мурашки. Взглянув на рисунок в первый раз, я невольно отшатнулась. Но быстро взяла себя в руки, и, чтобы не обижать ребёнка, начала внимательно разглядывать эту жуткое произведение искусства.

В рисунке преобладали красные и чёрные цвета. Красного, на мой взгляд, было слишком много. Но не это вызывало ужас. Самыми страшными были две фигуры, изображённые в центре листка, на фоне горного пейзажа. О, да! Узнаю эти чёрные усики и косую чёлку! Несомненно, Гитлер, будь он проклят! Фюрер, да ещё как похоже изображенный, застыл в нелепой позе с безвольно раскинутыми в стороны руками. Его лицо выражало ужас и бессильную злобу. И как дочке удалось передать такую гамму чувств на лице фашиста? Мой ребёнок гений! Надо будет отдать её в художественную школу. Одет был Адольф в ярко-зёленую гимнастерку, а на его груди горделиво висела огромная красно-жёлтая медаль. Гитлер был безоружен, и это неудивительно, стоило только взглянуть на вторую фигуру, и всё становилось понятно. Фюрер от страха растерял всю свою амуницию, его просто парализовало от ужаса.

Вторая фигура на Галином рисунке не вызывала никаких сомнений. Это был ужасный, кошмарный морлок, кровожадный людоед, житель подземного мира. Неужели моя дочка уже прочла «Машину времени» Уэллса. И когда она успела? Какая умница!

Морлок был страшен и омерзителен. На его узком зеленоватом лице горели адским огнём огромные, выпученные глазищи. А чёрные длинные волосы были всклокочены. В правой, очень длинной, костлявой руке он держал окровавленный топор и лихо рубил им Гитлера. Как видно, он несколько раз уже успел ударить фашиста, потому что алая кровь брызгала фонтанами, и даже на земле, у них под ногами, были кровавые лужи.

В левой, почему-то коротенькой трёхпалой лапе, чудовище держало красненькие цветочки. Одето адское существо было в какой-то нелепый балахон, украшенный понизу кокетливой оборочкой. Оно злобно и весело скалило зубы, видимо, вовсю наслаждалось ситуацией.

На заднем плане отчетливо выделялось остроконечное сооружение, по форме напоминающее памятник неизвестному солдату. Вокруг пылали яркие языки пламени, очевидно, так Галя пыталась изобразить вечный огонь.

— Молодец! – выдохнула я в ответ на немой вопрос дочери, которая всё это время нетерпеливо заглядывала мне в глаза, в ожидании похвалы. — А как называется твоя картина? «Морлок, убивающий Гитлера на могиле неизвестного солдата»?

— Что? Какой ещё морлок? И при чём здесь Гитлер? – удивилась Галя.

— Как при чём? А это кто, по-твоему? – спросила я, указывая на умирающего фюрера.

— Это папа! Только что вернулся с Войны. Он настоящий герой, на груди у него медаль.

— А это тогда кто? — уже смеясь, спросила я, показав на кровожадного морлока.

— Ну, ты вообще… — обиделась Галя. — Неужели непонятно? Это девочка, его дочка. Она радостно встречает папочку, видишь, улыбается, хочет подарить букет и протягивает ему красный флажок.

Понятно, это который я приняла за окровавленный топор. Я еле сдерживала смех. Не быть моей Гале художником! Спокойно и серьёзно я продолжала расспрашивать дочку.

— А это что? — я показала на фонтаны крови над головой у папы-Адольфа.

— Праздничный Салют Победы, — терпеливо объясняла Галя. — А вот это, — она указала на обелиск, – их домик, а там, — девочка немного смутилась, – деревья, они получились красными, потому что зелёный карандаш сломался, когда я раскрашивала гимнастёрку папы. Поэтому и травка тоже красная.

Так вот что я приняла за пятна крови и языки пламени! Как всё на самом деле просто и мило, настоящая идиллия. Никаких Гитлеров, морлоков, окровавленных топоров и брызг крови. Зелёный карандаш сломался. Не беда! Сейчас я его заточу!

— А ты пока подкрась небо голубым фломастером, чтобы поярче было.

Галя, увлеченно сопя, придала краски майскому небу. Взяла ластик, стёрла красные деревья и траву, а на их месте старательно нарисовала зелёные.

— Ну, совсем другое дело! Замечательный рисунок получился! – похвалила я, стараясь не смотреть на морлока и Гитлера.

— Тебе правда нравится?

— Правда!

На другой день дочка вернулась из школы в прекрасном настроении.

— А я пятёрку получила, по рисованию! За картину «День Победы», её на выставку забрали. Придут ветераны и будут на неё смотреть, – хвасталась Галя.

— Здорово! Им обязательно понравится, — сказала я.