Жил да был человек. Жил он в мастерской, а был он художником. Художники – не такие люди, как все. Они рисуют не только на уроке рисования и не только картинки к маминому и папиному дням рожденья, а всегда.
Этот художник тоже всегда рисовал – карандашом, углём, акварелью. А когда не рисовал, то писал масляными красками. Иногда, увлёкшись картиной, художник забывал даже поесть. А спал он тут же в мастерской на диване, освободив его от кучи рулонов бумаги.
Из мастерской он выбирался, когда у него заканчивались краски. Тогда он брал большой рюкзак и шёл в особенный магазин, где не продавались ни ботинки, ни шляпы, ни автомобили, ни холодильники, а только кисти, краски, растворители, холсты, рамы и ещё много всяких удивительных вещей, какие большинство людей вообще никогда не видели в жизни. Художник накупал полный рюкзак красок и опять нырял в свою мастерскую, чтобы долго-долго не высовывать оттуда носа.
– Э-хе-хе, – вздыхал ему вслед продавец красок, сморщенный старичок в потёртой тюбетейке, ужасно похожий на настоящего волшебника. – Совсем зелёный стал. Под глазами синие круги, волосы серые… Какая печальная гамма, и картины у него последнее время всё мрачные… Нехорошо это.
Серебряные тюбики с красками лежали у художника в большом деревянном ящике. Чем больше художник пользовался каким-нибудь цветом, тем сморщеннее и меньше становился тюбик, а это для красок – самая большая честь.
Однажды художник поставил на мольберт чистый холст и задумался над будущей картиной. И тут из ящика с красками раздался возмущённый писк.
– Сколько будет продолжаться это безобразие! Я больше не могу терпеть!
Художник удивлённо обернулся и увидел, что это скандалит тюбик с оранжевой краской.
– Чем это ты недоволен, кадмий? – спросил художник. А надо вам сказать, что настоящие художники никогда не скажут про краску «красная» или «синяя». У них для каждого оттенка цвета своё название. Это тайный язык художников и красок, который никто кроме них не понимает.
– За последние месяцы ты меня ни разу даже не взял в руки! Посмотри, какие сморщенные тюбики жжёной кости, умбры, кобальта! А я так и валяюсь без дела!
– Когда ты мне понадобишься, я тобой воспользуюсь! – строго сказал художник. – Всё, что с твоей помощью можно изобразить, меня сейчас не интересует.
– Ах, не интересует? – завопил оранжевый кадмий. – Дай мне, и я тебе покажу, что я могу всё!
– Ну-ну, – сказал художник, – показывай. А я посмотрю.
Кадмий свистнул кисти, и она заплясала перед ним, как верный конь.
– Ну, для начала… – сказал кадмий, сбросив крышечку. Кисть завертелась на холсте и изобразила горку апельсинов.
– А теперь…
На холсте появился рыжий лев, следящий за рыжей антилопой. Огненные лилии цвели на лугу. Оранжевые бананы свисали с веток рыжей пальмы. Оранжевое солнце заливало картину своим жаром.
– Ну как? – гордо спросил сильно похудевший и сморщившийся тюбик.
– Неплохо, неплохо… – сказал художник. – Но если это у тебя Африка, то почему фон белый? Что же, все они у тебя в снегу живут?
– Сейчас исправим! – воскликнул кадмий. Кисть побежала по холсту, замазывая все белые пятна. Когда она закончила, никаких рисунков на холсте не осталось – весь он был покрыт ровным оранжевым цветом.
Художник взял кисть, открыл тюбики с тёмными красками и прямо по оранжевому фону написал дорогу в ночи. Деревья гнулись от непогоды под тёмным грозовым небом, и только вдали, ближе к горизонту, смутно виднелся маленький дом, и окна его приветливо светились оранжевым светом. Это всё, что осталось на картине от стараний кадмия.
Художник вымыл кисти, вытер руки тряпкой с растворителем, оглядел картину, и остался доволен.
– А кадмий-то у меня закончился, ни капли не осталось, – сказал он, посмотрев на ящик с красками. – Надо идти в магазин, без кадмия мне никак не обойтись. Он взял свой рюкзак и вышел из мастерской.
Перевод с английского Татьяны Разумовской
Будь рад, что на лице твой нос!
Когда б в другом он месте рос,
тогда бы ты, скорей всего,
возненавидел бы его.
Вот, скажем, вырасти он мог
точнёхонько меж пальцев ног,
и, нюхая свои носки,
ты захирел бы от тоски.
А если б был прилеплен нос
на голове среди волос,
щекотка – сильная весьма –
могла свести тебя с ума.
А если б в ухе рос? Беда!
Представь, как жил бы ты тогда!
Сплошной кошмар! Ведь каждый чих
взрывался бы в мозгах твоих.
Но нос твой – повезло на раз! –
растёт спокойно между глаз.
И хоть он прям, и хоть он кос —
будь счастлив: на лице твой нос!
Однажды король попросил королеву испечь в день рожденья творожный пирог. Для этого дела из ближних пределов доставлен был в замок свежайший творог. И вот королева свой фартук надела, спустилась на кухню, чтоб взяться умело за этот творожный пирог. Но нет творога! Видно, пакостный ворог стащил со стола приготовленный творог и смылся с ним через порог.
Король рассердился: «Мой праздник мне дорог, мечтал я поесть мой любимый пирог! А вор, что стащил замечательный творог, небось, его слопал в пыли у дорог. Чтоб больше он в замок проникнуть не смог, повешу на двери огромный замок!»
И он повернулся, чтоб выйти из зала, но нежно ему королева сказала: «Душа моя! Вешать не стоит замок. Мне в запертом замке становится душно! Но ты не грусти, что стащили творог. Тебе приготовлю я лучше радушно вкуснейший на свете воздушный пирог. У нас в королевстве ведь воздуха много!» Она позвала поварят на подмогу, и те принесли от прозрачной реки набитые воздухом чистым мешки.
И вечером в замке все няньки и мамки, соседи и гости, друзья и враги, – все пили и ели в парадном чертоге, и дружно хвалили в горячем восторге большие и длинные, будто пироги, воздушные те пироги.