Чудеса бывают.
Особенно в детстве.
Одно такое чудесное происшествие я всегда вспоминаю под Новый год.
В те годы еще не было искусственных елок. Зато настоящие продавались повсюду. Праздник начинался с прихода елки в дом. Конечно, ее приносил кто-то из взрослых. Но в памяти почему-то осталось: елка приходит сама. Припорошенная снегом, с оледеневшей ножкой – нижним концом ствола – и восхитительным запахом хвои и смолы. Этот запах становился крепче и острей, когда елка оттаивала и обживалась в доме.
С этой минуты рядом со мной поселялось живое существо. Мечты о щенке, котенке, ежике, птичках и рыбках забывались до поры.
Я никогда не верил в Деда Мороза. В нашей семье его всегда изображал отец или дед. Как бы они не наряжались, я узнавал их по голосам и движениям.
Но я всегда знал, что елка – живая. Что она приходит к нам под Новый год, а потом уходит обратно в лес.
Да, новогодние елки долго не живут. После старого Нового года ветки провисали под тяжестью игрушек, хвоя редела, осыпалась. Елку разоблачали, и она становилась особенно жалкой. Ее, полуживую, уносили. Странно, но я никогда не видел, кто и как это делает. Потом игрушки убирали, опавшие иголки выметали – и в доме становилось пусто, а на душе грустно.
Не помню, рассказал ли мне кто-то из взрослых, утешая меня, или сам я придумал, что новогодние елки ночью уходят в лес, на свои прежние места. И там оживают и зеленеют вновь. А на следующий Новый год опять приходят к нам.
И вот однажды – мне уже было лет пять-шесть – елку пришлось выносить мне. Она была небольшой, с меня ростом. Я ухватил ее за ствол, примерно за талию, и понес на улицу. Мне вослед надавали советов:
– Старайся не прижимать к себе, чтобы не испачкаться смолой. – Не задевай за стены и дверные косяки, чтобы лишних иголок не натрясти. – Отнеси подальше, а то дворник ругаться будет.
И я понес. Двери комнаты и квартиры я миновал благополучно, потому что двери передо мной распахнули. А вот дверь из подъезда во двор открывалась туго, а закрывалась стремительно. Я приоткрыл дверь плечом, потом пихнул ногой, чтобы распахнуть пошире, и бросился в образовавшийся проем. Но дверь захлопнулась со скоростью мышеловки и зацепила ветки елки.
Когда я рассмотрел свою ношу при свете дня, сердце мое сжалось от горя. Это был почти скелет былой красавицы.
«Как она дойдет до леса, такая?..» – подумал я. И тихо заплакал.
Я нес елку через весь двор. Мела метель, и я ругал ветер за то, что он мог сорвать еще уцелевшую хвою с моей несчастной елки.
В дальнем углу двора в высоком сугробе торчали еще несколько полуголых елок. Они стояли вкривь и вкось, как кресты на старом деревенском кладбище. И слезы с новой силой покатились по моим щекам.
И вдруг кто-то произнес:
– Не плачь, мальчик.
Я обернулся и увидел старика с седой бородой. Почему-то я подумал, что это и есть настоящий Дед Мороз, а не ряженый. Хотя старик был без мешка и посоха, в обычном драповом пальто с каракулевым воротником и в такой же шапке. У него не было большого красного носа, и белая борода – скорее бородка – едва прикрывала воротник. Но именно его непохожесть на Деда Мороза убедила меня в подлинности. Ведь праздник прошел, подарки розданы, и Дед Мороз одевается в обычную одежду и становится обычным стариком.
– Не плачь, мальчик, – сказал Дед Мороз.
Странное дело – вокруг мела метель, но там, где мы стояли, было тихо.
Он не спрашивал меня ни о чем, он все знал наперед.
– Поставь елку рядом с другими. Не волнуйся, к ночи они оживут.
– А что будет ночью? – то ли подумал, то ли спросил я.
– Завтра узнаешь, – то ли сказал, то ли подумал Дед.
Я полез на сугроб и воткнул ствол своей елки поглубже в снег. А когда спустил вниз, огляделся – старика уже не было.
Остаток дня я не находил себе места. Я не мог рассказать о своей встрече взрослым, потому что и сам не был уверен, что встретил настоящего Деда Мороза и говорил с ним.
Но мысль о моей убогой елке не шла из головы. За вечерним чаем, посреди разговора взрослых, я вдруг спросил:
– Как елка дойдет до леса?
Все переглянулись.
– Вспомни, как шла Русалочка на искалеченных ногах, – сказала мама.
– Так бывает: нет сил идти, но ты идешь, – сказал отец.
– Нету мочи жить, но ты живешь, – добавил дед.
Всю ночь я решил не спать, таращил глаза в темноту. Мне казалось, что если я не буду спать, то чем-то помогу своей елке и ее подругам… Но крепился недолго, и меня сморил сон.
Утром, сунув босые ноги в валенки и застегивая пальто на ходу, я бросился во двор. Вчерашних елок как не бывало. После метели наш дворник-татарин насыпал сугроб еще выше.