В прошлом году Международное творческое объединение детских авторов «Braylland» провело литературный конкурс «Рената Муха. Начало следует». Задача авторам ставилась такая: перевести разговоры, мысли, чувства всего живого на русский язык и записать в виде стихотворения в духе Ренаты Мухи. Читайте некоторые стихи победителей и участников этого конкурса и отрывки из интервью с ними. Один из вопросов был такой: «Давно ли Вы почувствовали внутри себя эти шевеления рифм?» На него и отвечают на этих страницах некоторые писатели.
Материалы целиком можно увидеть на сайте http://www.braylland.com.
«Начало следует» – рождение жанра
Хорошая цитата подобна изюминке в хлебе, но не выпекай хлеб из одного изюма!
Эмиль Кроткий
«Отрывки из ненаписанного»
Шёл человек по городу
И ел бутерброд без хлеба.
Рената Муха
Прочь заботы, прочь напасти и другое в том же духе.
Выпадает в жизни счастье, как стихи Ренаты Мухи.
Феликс Кривин
Одной из самых любимых игр моих литстудийцев всех возрастов – от первоклассников до их родителей – было дописывание стихов. Предлагалась первая строка неизвестного участникам «неоконченного» двустишия, обычно – юмористического. Например:
Щука щуку укусила…
Нужно было закончить двустишие. Дети придумывали смешно и не очень:
…За обиду отомстила.
…Да, в цене у рыбок сила!
…Разрешенья не спросила.
…И прощенья попросила.
…И добавки попросила (!).
Вариантом игры было «Допиши две строки!». Придумывали, например, завершение к началу четверостишия, которое написала Нина Фидря, когда училась в пятом классе и занималась в нашей студии:
В зоопарке бегемот
Проглотил ежа. И вот…
Требовалось добавить две строчки, чтобы получилось смешно.
Решения были разнообразными:
…Поднял он ужасный крик –
К острой пище не привык.
…Повезли его в больницу,
Стали резать поясницу.
…Бегемот вовсю хохочет:
Ёж ему нутро щекочет!
Подлинник Нины Фидри завершался так:
…Целый день касторку пьёт
И ревёт… как бегемот.
Дописывали строчки из Олега Григорьева:
Вдоль реки бежал Аким,
Был Аким совсем сухим…
Для справки привожу завершающие пары строк подлинника:
…Побежал он поперёк –
Весь до ниточки промок.
Конечно, вскоре в ход пошли двустишия Ренаты Мухи. Вот какие к ним получились продолжения:
*
Стоит собака у столба
И утирает пот со лба…
…А на столбе соседский кот
Себе со лба стирает пот.
*
Еду я, еду верхом на коне,
Не знаю, что думает конь обо мне…
…Вот если бы ехал бы конь бы на мне,
Я знал бы, что думаю я о коне.
Реночкины двустишия оказались чудесными изюминками из отсутствующей булки. Они вызывали у слушателей чувство творческого голода, подобно Мухиному бутерброду без хлеба: каждому, кто их слышал, не терпелось собственноручно испечь к ним недостающую булочку. При этом играющие нередко нарушали правила игры «Допиши две строки!» и выходили за пределы четверостишия. Однажды и у меня из Реночкиного «начала»: «Жил на свете муравей – Без ресниц и без бровей…», – получилась история в восемь строк:
Жил на свете муравей –
Без ресниц и без бровей.
Он терпеть не мог девиц
Без бровей и без ресниц.
Потому у муравья
Были только сыновья:
Сорок восемь сыновей –
Без ресниц и без бровей.
Помню, как впервые прочитал эти стихи Рене. Услышав про девиц без бровей и без ресниц, Рена ойкнула и остановилась, привлекая внимание прохожих. Мне тоже пришлось притормозить и дочитывать историю, стоя на месте. Когда я закончил, Рената, не обращая внимания на людей вокруг, издала своё фирменное «о!-О!!-О!!!». А потом резко посерьёзнела и сказала сурово:
– Вадик, это – стихи.
Так у нас с Реночкой появилось первое совместное стихотворение – «Безбровая история о муравье». Потом были две песенки со слонёнком и другие стихи. Обычно всё начиналось с Мухиной изюминки. Причём изюминки эти, далеко не всегда рифмованные, явно были частями уже существовавших где-то стихов, ещё никем не обнаруженных.
– В девятиэтажном доме на десятом этаже, – произнесла однажды Рена, когда мы пили чай в Москве у нашего общего друга добрейшей Стеллы Морисовны Бондаренко. И минут двадцать обе дамы разговаривали между собой шёпотом, чтобы не помешать мне выловить из ниоткуда завершение песенки бродячих кошек:
В девятиэтажном доме
на десятом этаже
никого не селят,
кроме…
Никого не селят,
кроме…
Никого не селят,
кроме
тех,
кто там
живёт
уже.
Наши совместно написанные стихи мы стали публиковать под двумя именами. В двух общих книгах, которые вышли у нас с Реночкой и включали как стихи Рены, так и наши совместные и мои, авторство каждого произведения указывалось в оглавлении. Кроме того, Рена включала наши совместные стихи почти в каждый свой авторский сборник. Тогда она непременно помечала в сносках: «В соавторстве с Вадимом Левиным».
Но вернусь к рождению жанра «Начало следует». Вскоре после периода «начал» в творчестве Ренаты Мухи наступила эпоха двустрочных концовок к будущим стихотворениям:
*
…Пожалуйста, я откажусь от короны,
Но дайте сначала доесть макароны.
*
…Ещё Осьминог собирался к миноге,
Но тут, к сожалению, кончились ноги.
Одна из этих концовок подсказала мне стихотворение, которое вошло в нашу с Реной копилку совместно сочинённых стихов:
Сегодня доволен собой Осьминог –
Чудесно провёл он воскресный денёк:
В футбол наигрался –
Передней ногой.
Хороших знакомых проведал
Другой.
А Третья
каталась в лесу дотемна –
Катанье на лыжах любила она.
Четвёртая
тоже любила кататься,
Но всё же отправилась с Пятой на танцы.
Шестая
весь день просидела в кино.
Седьмая играла с Восьмой в домино.
Ещё Осьминог собирался к миноге,
Но тут, к сожалению, кончились ноги.
И вот, когда Мухиных двустиший, которые должны были начинать или завершать стихи, накопилось довольно много, назрело время родиться новому жанру. И он родился.
Случилось это в поезде Харьков-Москва в 70-е годы. По дороге в Москву мы с Реной придумывали очередной номер, с которым Муха выступит на очередном «Празднике поэзии и сказки» в ЦДРИ. Как подать Мухины концовки нашей аудитории?
– Давай сначала я расскажу, как мы с тобой пытались сочинять стихи вдвоём.
– Кооператив поэтов! – перебила Рена. Тогда кооперативы входили в моду.
– Может быть. Мы договорились: я сочиняю первые строчки, а ты последние. Но так как я сочиняю медленно, ты не смогла меня дождаться и насочиняла окончания впрок. И сегодня мы почитаем «наши стихи» вдвоём, только вместо моих ненаписанных строк я буду отстукивать их ритм хлопками, а ты будешь читать свои концовки.
– Начало следует! – выкрикнула Рената. И придуманный ею жанр получил название.
Уже на первом выступлении со стихами «Начало следует» выяснилось, что жанр побуждает читателя стать подлинным соавтором: найти такие «начала», которые придадут неожиданный смысл двустишию, предложенному Ренатой.
*
…С тех пор он питается разными кашами.
По-моему, так хорошо. А по-вашему?
*
…И это для дятла такая наука,
что он никуда не заходит без стука.
*
…С тех пор этот сом проживает на дне
И к праздникам шлёт телеграммы родне.
*
…Сидит итальянка, печальная с виду,
Сосёт апельсин и глотает обиду.
*
…С тех пор он жил на острове в печальном одиночестве,
Детей не знал по имени, но вспоминал по отчеству.
*
…И вот с этих пор так и бродим в потёмках.
Ну, ладно, потомки поймут. А потом как?
Совсем иной характер оказался у жанра «Недоговорки», который тоже ввела в литературу Рената Муха. Не знаю случая, чтобы кто-нибудь удачно дописал хоть одну Реночкину миниатюру в этом жанре. Думаю, никому это и не удастся. Потому что договаривать «Недоговорки» не нужно. Изящество, новизна и необычность этого жанра, созданного Ренатой, исчезнет, если читатель усмотрит в них незаконченные произведения.
*
Как-то раз у Короля
Не хватило денег для.
*
Как-то раз в одной Стране
Все решили больше не.
*
Один Верблюд, кипя от злобы,
Вчера ушёл в пустыню, чтобы.
Прелесть этих двустиший в том, что они не допускают продолжения, они должны оставаться многозначными, содержащими не один намёк, а возможность бесконечного разнообразия продолжений. Потому в конце миниатюр стоит не многоточие, а точка. Стихи Ренаты Мухи в придуманном ею жанре «Недоговорки» – это изюминки, каждая из которых – завершённое блюдо.
… Цок-цОк, цок-цок-цОк-цок…
Недавно в одиннадцать возле вокзала
я встретил одну незнакомую лошадь.
«Простите, — она по-английски сказала, –
мне нужно пройти на базарную площадь».
«Охотно туда объяснил бы дорогу,
но я по-английски не знаю ни слова.»
«Ни слова?» — Она удивилась немного
и через минуту промолвила снова:
«А как же пройти на базарную площадь?
Мне нужно купить выходные подковы.»
«Да вы понимаете, глупая лошадь,
что я по-английски не знаю ни слова?!
Я вам объясню — вы поймёте неточно,
заблудитесь, что-нибудь с вами случится.
Вам русский язык нужно выучить срочно!»
«О, я с удовольствием буду учиться.
Вот только схожу на базарную площадь –
мне очень нужны выходные подковы.»
… Какая упрямая глупая лошадь.
Давно не встречал я таких бестолковых!
Всё утро я с ней толковал у вокзала,
а в полдень, как только пробило двенадцать:
«Спасибо, учитель, — она мне сказала, –
Теперь я по-русски могу объясняться.»
Какая способная глупая лошадь:
за час
изучила язык на «отлично»!
Я вас провожу на базарную площадь!
Кратчайшим путём! С удовольствием!
Лично!»
«Ну, что вы, ну что вы, — она мне сказала, –
Я вас затруднять ни за что не посмею.»
… И долго я думал потом у вокзала:
«А встречусь ли снова когда-нибудь с нею?..»
… Цок-цОк …
— Здравствуйте, листочки!
Откуда вы?
— Из почки.
— А я — из дома
в детский сад,
И я вам очень-очень рад!
Уже неделю то и дело
глядится в лужу петушок:
- Цыплёнком быть так надоело.
Скорей бы вырос гребешок!
Лошадь купила четыре калоши —
пару хороших и пару поплоше.
Если денёк выдаётся погожий,
лошадь гуляет в калошах хороших.
Стоит просыпаться первой пороше —
лошадь выходит в калошах поплоше.
Если же лужи по улице сплошь,
лошадь гуляет совсем без калош.
Что же ты, лошадь, жалеешь калоши?
Разве здоровье тебе не дороже?
Джонатан Билл,
который убил
медведя
в Чёрном Бору,
Джонатан Билл,
который купил
в прошлом году
кенгуру,
Джонатан Билл,
который скопил
пробок
два сундука,
Джонатан Билл,
который кормил
финиками
быка,
Джонатан Билл,
который лечил
ячмень
на левом глазу,
Джонатан Билл,
который учил
петь по нотам
козу,
Джонатан Билл,
который уплыл
в Индию
к тётушке Трот, —
ТАК ВОТ
этот самый Джонатан Билл
очень любил компот.
Мистер Квакли, эсквайр,
проживал за сараем,
он в кадушке обедал и спал.
Мистер Крякли, эсквайр,
погулял за сараем,
и с тех пор мистер Квакли пропал.
Тётушка Кэти
(в зелёном жакете),
дядюшка Солли
(в зелёном камзоле),
а также их дети
Одетта и Хэтти
(и та и другая — в зелёном берете)
вчера на рассвете
(в зелёной карете)
отправились в гости к сестре Генриетте.
А маленький Джонни
и серенький пони
(но пони был всё же в зелёной попоне)
за ними пустились в погоню.
Тётушка Кэти
(в зелёном жакете),
дядюшка Солли
(в зелёном камзоле),
а также их дети
Одетта и Хэтти
(и та и другая — в зелёном берете)
домой возвратились в зелёной карете,
в той самой, в которой вчера на рассвете
они уезжали к сестре Генриетте.
А маленький Джонни
и серенький пони
(но пони был всё же в зелёной попоне)
вернулись в купейном вагоне.
Дэниел-Дэнни, и папа, и кошка
катались на санках
по снежным дорожкам.
Когда,
накатавшись,
вошли они в дом,
их бабушка Мэгги узнала с трудом.
Дэниел-Дэнни, и папа, и Киска
н е м е д л е н н о
съели по тёплой сосиске
и рядышком сели —
погреть у камина
кто руки,
кто лапы,
кто — уши и спину.
Играют в камине бесшумные тени.
Уснул возле бабушки Дэниел-Дэнни.
У папы три капли упали со шляпы.
Кошка согрела озябшие лапы.
Перевод Вадима Левина
Уж бежал кривой дорожкой,
Ни одной не топал ножкой.
Он бы топнул, да не мог,
Потому что был без ног.
ПЕРВЫЙ слон скакал на белке,
а ВТОРОЙ летал в тарелке,
ТРЕТИЙ шил лягушке шорты,
ПЯТЫЙ лаял.
– A ЧЕТВЕРТЫЙ?
– Хохотал четвёртый слон:
Это всё придумал он.
Перевод с польского Вадима Левина
Уж бежал кривой дорожкой,
Ни одной не топал ножкой.
Он бы топнул, да не мог,
Потому что был без ног.
ПЕРВЫЙ слон скакал на белке,
а ВТОРОЙ летал в тарелке,
ТРЕТИЙ шил лягушке шорты,
ПЯТЫЙ лаял.
– A ЧЕТВЕРТЫЙ?
– Хохотал четвёртый слон:
Это всё придумал он.
Переводы Вадима Левина
Из Майкла Розена
Я нос уткнул в оконное стекло.
Осенним ветром муху принесло.
Она снаружи на окне сидит
и на меня внимательно глядит.
Я думаю, что мухе повезло:
и интересно, и ногам тепло.
Из Элизабет Флеминг
«Замок. Всё ясно: никого нет дома!»
- Такое рассужденье нам знакомо...
Ну, важно ли, что на дверях - замок? -
из-под кровати проворчал Щенок.
- Ничуть! -
решил Котёнок на ковре.
- Ничуть! -
Мышонок подтвердил в норе.
- Ничуть! -
сказала Муха на стене.
- Ничуть! -
вздохнула Бабочка в окне.
- Ничуть! -
шепнул Паук на потолке.
- Ничуть! -
пропел Сверчок на чердаке.
- Что за нелепость: «Дома - никого»?!
Да все мы дома! Все до одного!
Когда я мальчишкой на речку ходил,
весло прихватив и сачок,
мне часто встречался
у чистой воды
весёлый и глупый
бычок.
– Здорово, бычок, –
говорил я ему.
И он отвечал мне:
– Му-у!
Смотрел на меня – дурачок дурачком,
болтался пучок на хвосте,
и рыжие уши стояли торчком,
и нос, будто блюдце, блестел.
– Прощай, —
говорил я дружку своему.
И он отвечал мне:
– Му-у!
Теперь я с портфелем хожу и в очках,
и в городе жить мне пришлось,
но всё вспоминаю бычка-дурачка
и мокрый, приветливый нос.
Всё думаю:
как там ему одному?
Кому говорит он:
– Му-у!
Послушайте, если пойдёте к реке
и встретитесь с глупым бычком,
он мордой потянется к вашей руке
и станет махать вам пучком…
Привет от меня
передайте ему.
И он вам ответит:
– Му-у!
Идёт по дорожке серьёзный Индюк,
везёт на тележке железный сундук.
Навстречу Корова бежит налегке:
– Скажите, – кричит, – Что лежит в сундуке?
– Простите, я с вами почти не знаком.
Пустите, не то зацеплю сундуком.
Но грозно Корова идёт к сундуку
и очень сурово ревёт Индюку:
– Ну, нет! Не уйду я отсюда, пока
не скажете, что там, внутри сундука…
Стоит до сих пор на дорожке Индюк.
Лежит до сих пор на тележке сундук.
И эта Корова не сдвинулась с места.
И что в сундуке, до сих пор неизвестно.
– Кто боится темноты?
– Ну, конечно, не цветы:
По ночам
в леса, в овраги
заползает синий мрак,
но спокойно спят
во мраке
василёк, ромашка, мак.
– Кто боится темноты?
– Ну, конечно, не кроты:
Глубоко под нами где-то
роет крот
подземный грот.
Не боится жить без света
небольшой, но храбрый
крот.
– Кто боится темноты?
– Ну, конечно, не коты:
Даже малые котята,
ростом с варежку, и те
по ночам
одни
куда-то
смело ходят в темноте.
– Кто боится темноты?
– Мама думает, что ты.
Мамы знают всё на свете,
но поверить не хотят,
что их собственные дети
могут быть
смелей
котят.
«Глянь, - говорю ему, -
козлик бодается -
тем и спасается».
«Глянь, - говорю ему, -
лошадь брыкается,
даже лягается! -
тем и спасается».
«Глянь, - говорю ему, -
что получается:
те отбиваются, эти скрываются -
птицы в листве затаиться стараются,
рыбы ныряют, кроты зарываются,
кошка когтями вцепиться бросается,
жалит оса, а собака кусается.
Кто чем умеет, тот тем и спасается».
Он отвечает:
«Меня не касается,
кто там бросается,
кто там кусается...»
Он отвечает:
«Меня ничего не касается...»
Тем и спасается.
Очень странно,
что за пруд? -
Ни плотины, ни запруд,
берег
белый,
будто мел,
где ни ступишь -
всюду мель,
да к тому же
иногда
в нём
горячая
вода.
(И не странно!
И не странно!
Потому что это
ванна).
Кто
по круче
чуть заметно
к туче, к туче
метр за метром
поднимается с трудом -
на спине несёт свой дом?
(Думай, думай, не ленись!
Не улитка -
альпинист!)
- Чириктя, обедать лети на окно!
В кормушке опять появилось пшено!
- Спасибо, Мяуктя, за добрую весть.
Но мне почему-то не хочется есть.
(У этой загадки несложный ответ:
не хочет Чириктя попасть на обед.)
Джон Фул — профессор трёх наук —
спешил в Карлайл из Гулля
и в речке Уз увидел вдруг
коллегу — Клайда Буля.
— Сэр, видеть вас — большая честь! —
профессор Фул воскликнул.
— Но
что вы делаете
здесь
в четвёртый день каникул?
Глотая мелкую волну,
Буль отвечал:
— Сэр Джон,
я думаю, что я
тону.
Я в этом убеждён.
Тогда Джон Фул сказал:
— Да ну?
Клод Буль обдумал это,
помедлил
и
пошёл
ко дну.
(Наверно, за ответом).
— Простите, Буль,
сейчас июль,
а теплая ль вода?
— Буль-буль, —
сказал профессор Буль.
Что означало:
«Да!»
Гулял по улице щенок —
не то Пушок, не то Дружок.
Гулял в метель и солнцепёк,
и под дождём гулял и мок,
и если даже шёл снежок,
гулял по улице щенок.
Гулял в жару, в мороз и в сырость,
гулял,
ГУЛЯЛ,
ГУЛЯЛ,
и вырос.
Один моряк, покинув порт,
На лодке в море вышел,
У лодки был высокий борт,
Но волны были выше.
Его швырял девятый вал,
Как щепку в поднебесье,
Но мореход не унывал,
Вовсю горланил песню:
Припев:
Пускай бросает нас вода,
То вверх, то — Оп! — и вниз.
Когда со всех сторон беда –
Спасает Оп-тимизм!
Другой на месте моряка
Ко дну пошел бы вскоре,
Ведь как на грех без черпака
Отправился он в море,
Но наш моряк находчив был
И не терялся сроду.
Он дырку в лодке прорубил
И выпустил всю воду!
Припев.
- Раз, два,
три, четыре.
Сосчитаем дыры в сыре.
Если в сыре много дыр,
значит, вкусным будет сыр.
Если в нём
одна дыра,
значит, вкусным
был
вчера.
Раз, два, три,
четыре, пять.
Кошка учится считать. -
Потихоньку,
понемножку
прибавляет к Мышке Кошку.
Получается ответ:
«Кошка - есть,
а Мышки -
нет!»
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Мышки,
Кошки,
Кошки,
Кошки,
Кошки.
Шли по крыше три кота.
Три кота
Василия.
Поднимались
три хвоста
прямо в небо синее!
А на небе облака
прорисованы слегка
и серебряно плывёт
самолёт.
А над крышей и трубой
пар клубится голубой.
И оттаял крышин бок,
и намок.
А внизу - блестит вода,
и сверкают провода,
и от снега, ото льда -
ни следа!
Сели Васьки на карниз,
посмотрели вверх и вниз,
и сказали три кота:
- КРАСОТА!
Стоял кораблик-ложка
В Картофельном порту.
Ушёл кораблик-ложка
С картошкой на борту.
Поплыл кораблик-ложка
С картошкой по волнам...
Плывёт кораблик-ложка,
А Лёшка его:
- АМ!
Гром стреляет, как из пушки.
Хлещет дождь по спинам луж.
Под дождём сидят лягушки -
принимают тёплый душ.
Ренате Мухе
Этой ночью внезапно прошел над лесами
тёплый ливень. А может быть, два.
И намокшие ветви, поникнув, свисали,
и во сне лопотала листва.
И всю ночь
от вечерней зари до рассвета
даже глаз не сомкнула сова
и смотрела вокруг то на то, то на это,
для стихов подбирая слова.
И видала, как чёрная туча над бором
прохудилась и двинулась прочь,
а звериная мелочь, забившись по норам,
мелкой дрожью дрожала всю ночь.
И мышата сидели неслышно, как мыши:
что поделать – дрожи не дрожи,
а луна над лесами всё ярче и выше,
всё опасней шныряют ежи.
И всю длинную-длинную ночь до рассвета
ни на миг не вздремнула сова
и к рассвету стихи сочинила про это,
а наутро забыла слова.
Сказка Полли КАМЕРОН, пересказка с английского Вадима ЛЕВИНА и Ренаты МУХИ
Это история о Коте. Вернее – о КОТЕ-КОТОРЫЙ-НЕ-УМЕЛ-МУРЛЫКАТЬ.
––––––*––––––
У него был довольно приятный голос и неплохой слух, и мяукал он не хуже других. Он умел пускать голубые искры и никогда не забывал вовремя говорить «спасибо» и «пожалуйста» (по-кошачьи, конечно). А вот мурлыкать не умел.
Он ловко закатывал под шкаф карандаши, в свободное время прогуливался по крышам и, если нужно было, лазил по деревьям. У него были хорошие манеры, и, если его приглашали на обед в культурный дом, он всегда прилично вёл себя под столом. Он умел почти всё. Но не умел мурлыкать.
Когда он был котёнком, мама и папа учили его ловить солнечных зайчиков, кушать что дают и умываться без напоминаний. Они учили его показывать когти и прятать их обратно в мягкие подушечки на лапках, неслышно ступать, по-взрослому выгибать спину и молчать, когда говорят старшие. Они учили его всему, что нужно котёнку, чтобы стать взрослым котом. Он даже научился читать и писать (по-кошачьи, конечно), когда был ещё совсем маленьким. И мама с папой им очень гордились.
Но он был до того занят тем, что
учился катать карандаши,
ловить солнечных зайчиков,
пускать искры,
неслышно ступать,
прогуливался по крышам,
лазить по деревьям,
умываться,
вовремя молчать,
к месту приятно мяукать,
выгибать спину,
показывать когти и прятать их обратно,
прилично вести себя под столом
и говорить «спасибо» и «пожалуйста» (по-кошачьи, конечно), –
он до того был занят всем этим, что так и не научился мурлыкать.
––––––*––––––
Вот почему из него получился КОТ-КОТОРЫЙ-НЕ-УМЕЛ-МУРЛЫКАТЬ. Хотя сам он считал себя вполне образованным и был уверен, что у него всё в порядке. Поэтому он всякий раз удивлялся, когда время от времени ему начинало казаться, будто что-то с ним всё-таки не совсем так. Он удивлялся, огорчался и даже сильно расстраивался. И ему делалось очень грустно.
– Нужно заняться серьёзным делом, – подумал он однажды. – Отправлюсь-ка я путешествовать.
––––––*––––––
Так он решил и вышел из дому. Мама с папой сказали ему «до свиданья, сынок» (по-кошачьи, конечно) и долго глядели с холма перед домом вслед сыну. А он шагал по длинной и тёплой дороге и не оглядывался назад.
Он шёл один через неведомые страны. Взбирался один на неизвестные горы. Плыл один по незнакомым морям. Он даже открыл один необитаемый остров, назвал его своим именем и стал на нём жить.
––––––*––––––
Может быть, за своим серьёзным делом он так больше и не вспомнил бы, что с ним что-то не совсем так, если бы однажды не произошло вот что.
Он шёл по острову, который сам открыл когда-то, и нечаянно – первый раз в жизни – остановился послушать, как поют птицы. Они пели: «Тюррр-тюррр». И это было приятно.
Тогда он прислушался к шуршанию ветра в траве и пиликанью кузнечика. Ветер пел: «Шуррр-шуррр». А кузнечик: «Тиррр-тиррр». И эти песни ему тоже понравились.
Потом он услышал, как поскрипывает дерево и журчит ручей. «Скррр-скррр», – пело дерево. «Журрр-журрр», – пел ручей. И это звучало так приятно, что ему самому захотелось петь вместе с птицами, кузнечиком, деревом и ручьём.
– Муррр-муррр, – подумал он. – Сейчас я спою: «Муррр-муррр».
Он стал поудобнее. Приподнял голову. Глубоко вдохнул. Широко открыл рот.
Но никакого «муррр-муррр» у него не получилось.
Он выдохнул. Выгнул спину дугой. Показал и спрятал когти. Пустил голубые искры. Снова глубоко вдохнул. Но не спел ничего, похожего на «муррр-муррр».
Тогда он чисто умылся и расчесал усы. Приятно мяукнул и сказал «спасибо» и «пожалуйста» (по-кошачьи, конечно). Вдохнул немного воздуха и попробовал негромко зарычать… И тихое рычанье у него получилось!
Но это было совсем не то, чего он хотел.
И тут он наконец понял, что же с ним всё-таки не совсем так!
Он немедленно закрыл остров, который сам открыл когда-то, и отправился в обратный путь.
––––––*––––––
Он снова плыл по чужим морям. Снова взбирался на чужие горы. Снова шёл через чужие страны.
Он шёл и думал о том, как скажет своим родителям (по-кошачьи, конечно):
– Мама! Папа! Все вокруг умеют петь. Почему вы не научили меня?
Но когда через много дней он узнал вдали знакомый холм, КОТ-КОТОРЫЙ-НЕ-УМЕЛ-МУРЛЫКАТЬ забыл слова, которые повторял по дороге. Он вообще забыл, что собирался что-то говорить. Он даже забыл, что умеет говорить (по-кошачьи, конечно), и молча побежал к родному дому через знакомый холм по мягкой и тёплой дороге.
––––––*––––––
Мама и папа тоже ничего не сказали. Втроем они молча поднялись на крышу, чтобы ещё раз взглянуть на знакомый холм, которого один из них так давно не видел. Весь вечер, всю ночь счастливые мама и папа просидели с сыном на крыше. Они слушали песню кузнечика и сами напевали что-то вроде «веРРРнулся– веРРРнулся– веРРРнулся». И сын так радовался их мурлыканью, которого не замечал раньше, так радовался знакомому холму и кузнечику, который здесь пел гораздо веселее, чем на необитаемом острове, – он так радовался всему этому, что не заметил, как тоже запел.
Сначала он пел про себя: «Мр-мр».
Потом замурлыкал потихоньку вслух: «Муррр-муррр».
А потом у него получилось громко и приятно:
– Муррр-муррр, муррр-муррр, муррр-муррр!
Так он и муРРРлычит с тех поРРР – гРРРомко и пРРРиятно, – этот КОТ-КОТОРРРЫЙ-ТЕПЕРРРЬ-УМЕЕТ-ПРРРЕКРРРАСНО-МУРРРЛЫКАТЬ. Только так!
МУРРРРРРРРРРР,
что в данном случае означает (по-кошачьи, конечно)
КОНЕЦ
Я кричу:
– Привет, Корова!
А она в ответ –
ни слова.
У Коровы занят рот,
целый день она жуёт.
Ей, Корове, молоко
достаётся нелегко.
ИЗ ЕЖИ ЕСЬОНОВСКОГО. Пересказ с польского
Божья коровка паслась на листочке
И растеряла случайно все точки.
Мимо листочка случайно я шёл,
Чёрные точки случайно нашёл.
Стал я укладывать точки в мешок,
Но уложил их случайно в стишок.
Тот, кто случайно прочёл эти строчки,
Может, случайно заметил и точки.
Из английского фольклора
Дядя Юджин спешил к нам на ужин,
поскользнулся и шлёпнулся в лужу.
Не волнуйтесь, друзья, Бога ради! –
Мы прекрасно поели без дяди!
Я с детства мечтал переводить c английского старинные стихи и истории. Но опоздал: пока я рос, Корней Чуковский, С.Маршак и Борис Заходер всё это уже перевели.
Мне стало очень обидно. Так обидно, что если бы я знал какие-нибудь английские слова, я бы сам сочинил из них новую старинную английскую народную балладу или песенку. И сразу перевёл бы её на русский.
И тут я подумал: «А почему, собственно, переводчик с английского на русский непременно должен ждать, пока кто-нибудь напишет английские подлинники по-английски? Почему бы не сделать наоборот: сначала сочинить ДОподлинный перевод на русский, а потом пускай англичане переводят обратно? А не захотят переводить — тем хуже для них: значит, у нас будет больше английских стихов и историй, чем у самих англичан!»
Вадим ЛЕВИН
И что бы вы думали, ребята? Так он и сделал! Один из ДО-подлинников Вадима Левина из книги «Большая Глупая Лошадь» мы и предлагаем вам прочитать.
— Мистер Сноу! Мистер Сноу!
Вы придёте в гости снова?
— Через час. Даю вам слово.
— Вот спасибо, мистер Сноу.
Ко мне под зонт влетела муха.
Я ей сказал:
«Привет, старуха.
Садись сюда, на рукоять –
Вдвоём приятнее гулять».
Я нос уткнул в оконное стекло.
Осенним ветром муху принесло.
Она снаружи на окне сидит
и на меня внимательно глядит.
Я думаю, что мухе повезло:
и интересно, и ногам тепло.
Рената Муха (в соавторстве с Вадимом Левиным)
Вы ничего не слышали о Маленьком Пингвине?
А он на Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Без валенок, расстроенный, стоит в снегу по пояс —
Он шёл на ужин к Бабушке и перепутал полюс.
Попал на полюс Северный, а сам хотел на Южный,
И вот стоит растерянный и, кажется, простуженный.
На Самом Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Где не было до этого пингвинов и в помине,
Где миллионы айсбергов, а, может, даже тыщи,
Где никакая Бабушка Пингвина не отыщет,
Стоит Пингвин заброшенный, один в глуши арктической
И ничего хорошего уже не ждёт практически.
Но тут пригрело Солнышко, и откололась Льдина,
И к Бабушке в Антарктику доставила Пингвина.
И кончилась история совсем не так уж плохо,
Обрадовалась Бабушка, на радостях поохала:
«Ну вечно происшествия! Ведёшь себя как маленький!
Уходишь в путешествие и забываешь валенки!»
Потом Пингвин поужинал и понял окончательно:
«Конечно, это здорово — гулять самостоятельно!
Такое приключение мне в жизни пригодится:
Могу теперь, пожалуйста, где хочешь заблудиться,
Хоть сам, хоть вместе с Бабушкой… Хотя, пожалуй, лучше ей
Гулять на Крайнем Севере лишь в Самом Крайнем Случае».
Полгода с самого утра
Стоит ужасная Жара.
И даже Солнце
В эти дни
Мечтает спрятаться
В Тени.
В мои стихи с утра
забрёл один Дракон,
сказал: «Давно пора!» -
И проглотил балкон.
Проспал полдня, зевнул
и объявил: «Обед».
Привстал и слопал стул,
буфет и кабинет.
Не знаю, что Дракон
ест на исходе дня...
А вдруг на ужин он
Включит в меню
меня?
Навязывать свой вкус
Дракону я не буду
и утверждать боюсь,
что я - плохое блюдо.
Конечно, может он
что хочет есть на ужин,
но мне такой Дракон
в моих стихах не нужен.
(из английского фольклора)
С утра пораньше в воскресенье
уселась Муха есть варенье.
Но вдруг
Паук
как прибежит! –
Испортил Мухе настроенье
и перебил ей аппетит.