Холодно, звонко стало в лесу. И так светло и далеко видно, что, если бы не гора, Ёжик из своего дома мог бы увидеть дом Медвежонка.
– Ау! – крикнул Ёжик, выйдя звонким холодным утром на крыльцо.
– Ау! — крикнул Медвежонок со своего крыльца.
Они не видели друг друга, но, проснувшись, одновременно подумали: «И он там, за горой, наверное, проснулся и вышел на крыльцо».
Ёжик прислушался. Было тихо.
Медвежонок даже повернул ухо в сторону Ёжикиного дома.
– Всё-таки далеко, – пробормотал Медвежонок. И побежал к Ёжику.
– Я тебе кричал! – ещё издали крикнул Медвежонок.
– И я, – сказал Ёжик.
– И что?
– Не слышно. Гора мешает, – сказал Медвежонок. — Гора не пускает наши голоса.
– Давай сдвинем.
– Ха-ха-ха! – сказал Медвежонок. — Скажешь тоже!
– У кого будем завтракать? – спросил Ёжик.
– Давай у меня.
– А что у тебя на завтрак?
– Чай, мёд, для тебя – гриб.
– А какой гриб?
– Маслёнок, – сказал Медвежонок.
– Маринованный?
– Что ты! Я его только вчера нашёл.
– Так он же замёрз!
– Ну и что? Чем плохо – крепкий замёрзший гриб?
– Крепких замёрзших грибов я еще зимой наемся.
– Где же ты возьмёшь зимой свежезамёрзший гриб?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Ну, скажи!
– На горе, – сказал Ёжик. – Снегу мало. Они – замерзают и уже до весны свежезамороженные.
– И что ты с ними делаешь?
– А тыне знаешь?
— Нет.
– Ем, – сказал Ёжик.
Медвежонок расхохотался.
– Ладно, идём ко мне, – сказал он. – Я дам тебе белый сушёный.
– А ещё что?
– Мёду.
– А ещё?
– Ну, варенья твоего любимого, малинового.
– Пойдем, – сказал Ёжик.
И они зашагали к дому Медвежонка, шурша подмёрзшей травой, хрумтя палыми листьями и тонким ледком на лужах.
– Светло и просторно, – сказал Медвежонок. – Замечательно! Снегу нет, а уже зима.
Всю ночь выл ветер, и домик Зайца скрипел и трясся.
Стонали сосны, падали шишки и дребезжало окно.
К утру ветер стих и пошёл меленький дождь, и не верилось, что было так тепло, и идёт дождь в феврале.
Лес стоял чёрный, сырой, и Заяц подумал
«Вот было бы весело, если б лес вдруг взял и встряхнулся, как собака!»
И Заяц представил себе, как лес присел на задние лапы и затряс хвоей: фрр!.. Во все стороны полетели брызги, и тут же стало сухо и светло.
Эта картина так развеселила Зайца, что он закричал на весь лес
— Э-гей!
И тут же из-под крыльца выпрыгнул Лягушонок.
— Ты кто? — спросил Заяц.
— Я — твоя собака.
— Таких собак не бывает!
— Я — ранняя собака. Остальные все спят.
— А почему такой маленький?
— Я — щенок. Мне ещё расти и расти.
— А что умеешь делать?
— На задних лапах могу.
— А ещё?
— Много всего, — сказал Лягушонок.
— Палку принесёшь?
— Кидай!
И Заяц бросил щепочку, и Лягушонок принёс её в передних лапах.
— Не по правилам, — сказал Заяц. Собаки носят в зубах.
— Так ты же какую дубину бросил!..
Заяц задумался.
— Лаять умеешь? — спросил он.
— Ква! Ква!
— Хорошо, — Заяц о чём-то думал, но ещё сам не знал, о чём. – Мне кажется, ты — лягушка, — наконец сказал он. – Собаки лают не так.
— Хороших собак не видел, — обиделся Лягушонок. — Хорошие ещё не так лают.
«А что, если он и впрямь собака? — вдруг подумал Заяц. — Такой необыкновенный сорт собаки, похожий на лягушку?»
И спросил
— Ты какой породы?
— Австралийская пегая.
— Австралийская пегая?..
— Ты не сомневайся, — сказал Лягушонок. – Я — хорошая собака. У меня и медаль есть. В Веллингтоне дали, — и он достал из-под крыльца ошейник с поводком, и показал крохотную золотую медаль на ошейнике.
«Что же мне с ним делать? — размышлял Заяц. – Пойти, что ли, погулять?»
И он взял из лап Лягушонка поводок и пошёл по лесу.
— Ты давно из Австралии?
— Вчера, — сказал Лягушонок.
— Морем?
— На дирижабле, — сказал Лягушонок.
— А где дирижабль?
— Уплыл.
— Ну, как у вас там, в Австралии?
— Просторно, — сказал Лягушонок. — Свету много.
— А страусы?
— Этих дополна.
Они шли рядышком и дышали сырым лесом.
— А почему ты выбрал меня? — Заяц остановился.
— У собаки должен быть хозяин.
— А почему — я?
— Ты весёлый, — сказал Лягушонок. — С тобой и попрыгать, и поиграть.
— Давай я тебя отстегну.
И они запрыгали по поляне.
Ёжик проснулся в это хмурое утро, посмотрел на небо и раздул самовар.
Пришёл Медвежонок.
— Ну что за зима? — сказал он. — Льёт и льёт.
— И снег уже не помню, когда был, — сказал Ёжик.
Попив чаю, они вышли на крыльцо и задышали сырым лесом.
И тут, прыгая и хохоча, выкатился Заяц.
— А так умеешь? — кому-то кричал он.
— А так? — тоненько кричал кто-то.
— А так? — завопил Заяц и пошёл на ушах.
— Так не могу, — сказал кто-то. — У меня ушей нет.
— Ушей? У собаки? Так не бывает!
— Смотря какая собака, — говорил невидимый кто-то. — А мы — безухие.
— Австралийские пегие?
— И Новозеландские — тоже.
— А ты и в Новой Зеландии был?
— А как же! — сказал кто-то. — Мы туда купаться летаем.
— На дирижабле?
И тут Ёжик разглядел у ног Зайца маленького Лягушонка.
— Эй! – крикнул он. — Заяц! Ты с кем это говоришь?
— С моей собакой, — важно сказал Заяц.
— Иди к нам! — позвал Медвежонок.
— Сами идите, — Заяц пристегнул поводок.
Ёжик с Медвежонком подбежали, и Медвежонок тоже увидел Лягушонка.
— Привет, Лягушонок! Разве ты — собака?
— Австралийская пегая, — важно сказал Заяц.
И Лягушонок с крохотной медалькой на шее кивнул.
— Где ты его взял? – изумился Ёжик.
— Зимой! — Медвежонок не сводил глаз с Лягушонка.
— А он на дирижабле, — небрежно сказал Заяц. — Из Австралии.
Ёжик с Медвежонком переглянулись.
— На каком дирижабле? — упавшим голосом спросил Медвежонок.
— На каком дирижабле? — будто поправляя поводок, склонился к Лягушонку Заяц.
— На трансатлантическом, — сказал Лягушонок. – Мы из Австралии летаем на континент на трансатлантическом.
Ёжик не знал, как быть. Ему вдруг почему-то стало грустно-грустно. И он сказал
— А-а-а…
— Вот так, — сказал Заяц. И повёл Лягушонка на поводке.
— Может, чайку попьём? — вдруг догадался Медвежонок.
— Ага! У нас и варенье, и… А что любит твоя собака? — обрадовался Ёжик.
— Ты что любишь?
— Манго, — шепнул Лягушонок.
— Чего?
— Манго, — вслух сказал Лягушонок. — Дерево такое, а у него — плоды.
— А-а… — сказал Медвежонок. — А я бы тебе медку дал…
— Ладно. Идёмте чай пить, — сказал Заяц. Ему вдруг отчего-то стало обидно за Ёжика с Медвежонком, и он сердито спросил у своей собаки
— Чай будешь?
— Ага, — кивнул Лягушонок.
«Вот это по-нашему», — подумал Ёжик. И они пошли в дом.
Запыхтел самовар. Опустились густые сумерки. Ёжик, Медвежонок и Заяц с собакой, причмокивая, пили чай, и весь вечер собака 3айца рассказывала друзьям про Австралию — далекую страну, про Новую Зеландию, куда они летают купаться на дирижабле, и никто не догадался, что маленький Лягушонок никогда нигде не был, а просто проснулся в эту тёплую зиму раньше всех и так захотел подружиться с Ёжиком, Зайцем и Медвежонком, что стал Австралийской пегой собакой Зайца.
Деревянный автомат,
Поцарапанный приклад…
С этим старым автоматом,
С деревянною гранатой,
Прихватив
Бутерброд
Бабкин брат бежал на фронт.
Все признали в нём бойца.
Но со станции вернули
Всё же к маме
Молодца.
Скачет на кузнечике
Кузя-муравей.
Сабелька у пояса,
Папаха до бровей.
Цокают подковки
Кузнечика-коня.
- Ты куда с винтовкой,
Кузя, без меня?
Ничего не скажет,
Молча поглядит.
Молчаливой строгостью
Кузя знаменит.
Ах, Кузьма Егорович,
Серьёзный муравей –
Сабелька у пояса,
Папаха до бровей.
Шумели дожди, летели листья, птицы собирались в стаи и улетали на юг, но когда появлялось солнце, было так просторно и хорошо, что казалось, нет ничего на свете лучше этих последних золотых деньков.
– Бер-р-р-регите погоду! – каркнула Ворона.
И Ёжик с Медвежонком задумались.
«Эх, если б это было возможно!» – думал Ёжик.
– Мы бы с неё пушинки сдували, – незаметно для себя вслух сказал Медвежонок.
И вдруг закричал: «Придумал! Придумал!»
– Говори.
– Надо сделать большой-пребольшой зонт! Чтобы – над всем лесом! Чтобы…
– Так-так-так… – забормотал Ёжик. – У зонта должна быть нога…
– Верно!
– Нога должна быть…
– Высокая!
– Сосна на горе!
– Согласен!
– А крыша?
– Знаю! – завопил Медвежонок. – Бежим к паучкам!
И они помчались.
– Паучки! – издали ещё крикнул Ёжик. – Берегите погоду!
– Согласны! – закивали паучки.
А Самый Маленький Паучок вышел вперёд и сказал:
– Мы очень согласны! А как?
– Подробности объяснит мой друг Медвежонок.
Медвежонок встал на пенёк и поведал план.
– Вот это да! – сказал Главный Паучок. И прослезился.
А Медвежонок посадил паучков в корзину и побежал с ними к сосне, потому что сами бы они очень долго двигались.
– Тките! – попросил Медвежонок.
И паучки забрались на верхушку и потянули сорок паутинок к разным концам леса, а Ёжик с Медвежонком стали собирать лёгкие золотые листья и набрали их целых две корзины.
– Паутинки готовы! – доложил Самый Главный Паучок.
– Начали! – сказал Медвежонок.
И паучки поползли с разных концов к верхушке сосны, волоча за собой кленовые листья.
Вот это была картина!
Будто сами собой к вершине ползли лёгкие кленовые листья, и к вечеру всё небо над лесом засияло, словно вылепленное из золота.
Кто-то потом говорил, что это закат…
«Да-да-да! – стрекотала Сорока. – Это заходящее солнце! Заходящее солнце!..»
И только Ёжик с Медвежонком знали, что это паучки подняли в небо золотые листья осени, чтобы сберечь погоду.
– Когда входишь в дом, надо здороваться, – сказал Ёжик.
– А когда уходишь – прощаться, – сказал Медвежонок.
– Если ты сидишь, а мимо идет кто-нибудь старенький – уступи место.
– Где? – спросил Заяц.
– Где сидишь, там и уступи.
– Если кто-нибудь чихнет, скажи: «Будьте здоровы!»
– А если будет дуть, – Ёжик строго посмотрел на Зайца, – закрой окно.
– Ну, беги! – сказал Медвежонок. И Заяц помчался.
– Стой! Если тебе что-нибудь подарят, или поблагодарят – поклонись, – Ёжик показал, как надо кланяться, – и скажи: «Спасибо».
– Большое спасибо! – крикнул Медвежонок.
– Ага! – и Заяц пропал в кустах.
Первой, кого он увидел, была Белка.
Белка сидела на пеньке и грызла орехи.
– Привет! – сказал Заяц. – Тебе не дует?
– Нет, – сказала Белка. – А что?
– А то бы я закрыл окно.
– А где? – Белка вытаращилась на Зайца. – Где ты видишь окно?
– Нет, это я так… вообще. Пока, Белка! – и Заяц исчез.
«Теперь надо кому-то сказать: будьте здоровы!» – думал, прыгая, Заяц.
Возле норки, угревшись на солнышке, спал Хомячок. Он так сладко посапывал, что Заяц сразу понял, что ему надо делать: сорвал травинку, подкрался к Хомячку и пощекотал в ноздре.
– Ап-чхи! – сказал Хомячок.
– Будьте здоровы! – крикнул Заяц. И был таков.
«Что-то осталось еще, – вылетев к реке, соображал Заяц. – Поздоровался – попрощался, дует – не дует, будьте здоровы, ага!» – подпрыгнул и пошел, как канатоходец, по упавшей головой в воду сосне.
Теперь он был почти посередине реки.
Заяц сел.
Лениво шевеля хвостом, подошла старая Щука.
– Здравствуйте, бабушка! – обрадовался Заяц. – Пожалуйста! Садитесь! – Заяц вскочил и похлопал лалой по бревну.
– Дур-р-рак! – закашлялась Щука.
– Спасибо! – поклонился Заяц. – Большое спасибо!
И помчался к Ёжику с Медвежонком рассказать, как у него всё хорошо вышло.
Полон сад росы и лета,
Солнышком трава согрета.
Оторвать не в силах глаз,
Мы глядим на медный таз.
Варит бабушка варенье,
Не варенье – объеденье.
Солнцем
Сад
Пронизан весь.
Мы весь таз готовы съесть.
Свищет дрозд, комар поёт,
Только бабушка
Варенья
- Потерпите! –
Не даёт.
Вот зима. Трещит мороз.
А зато у нас – варенье,
Не варенье – объеденье –
Лепестки нежнейших роз!
В начале декабря, когда в лес никак не могла прийти настоящая зима, и снег то падал, то таял, в гости к Ежику с Медвежонком пришел Кот.
Через плечо на веревке у него висела деревянная сковородка со струнами.
– Балалайка? – спросил Медвежонок.
– Банджо, – сказал Кот.
– Ты из деревни? – спросил Ежик.
– Из города.
– Как тебя зовут?
– Басё.
– Какое странное имя!
– Это – великое имя, – важно сказал Кот.
И его пригласили к столу пить чай со сливками.
– Давно не едал таких сливок, – жмурясь, сказал Кот. Ежик с Медвежонком глядели на него во все глаза.
– Расскажи, – попросил Медвежонок. – Расскажи про свое великое имя.
Кот доел сливки, взял банджо.
– Сливы аромат, – запел Кот. –
От лачужки нищего
Глаз не отвести!
– Красиво! – сказал Ежик.
Не бейте муху,– пел Кот. –
Руки у нее дрожат,
Ноги у нее дрожат.
– А мы не бьем, – сказал Медвежонок.
За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи моего колодца, – тянул Кот. –
У соседа воды возьму.
– Правильно, – сказал Ежик. – Если бы у нас так было, мы бы обязательно сходили за водой к Хомячку.
А Кот играл и пел, и Ежик с Медвежонком стали потихоньку ему подтягивать.
Сливы аромат, – пели они уже все вместе. –
От лачужки нищего, – затянул Кот, –
Глаз не отвести! – подхватили Ежик с Медвежонком.
– Чудно! – сказал Заяц, и все увидели в форточке его уши. – Я давно вас слушаю.
Не бейте муху, – завели Ежик с Медвежонком.
Не бейте муху, – второй пошел Заяц…
Руки у нее дрожат… Руки у нее дрожат…
– Ах, – сказал Заяц, входя в дом. – Как чудесно! В лесу ни то, ни сё, а мы сидим и поем. Представьте меня.
– Это Заяц, – сказал Ежик. – Наш друг.
– Басе, – слегка привстав, сказал Кот.
– Чудесное имя! Очень приятно было знакомиться. И они запели про вьюн и бадью.
– Но почему тебя все же так странно зовут? – спросил Медвежонок, когда поспел самовар, и все снова сели пить чай со сливками.
– Это необъяснимо, – сказал Кот. – Я толком и сам не знаю. Но это – великое имя!
Никогда раньше с Ёжиком не случалось такого. Никогда раньше ему не хотелось петь и веселиться без причины. А вот теперь, когда наступил месяц май, он целыми днями пел и веселился, и если кто-нибудь у него спрашивал, отчего он поёт и веселится, Ёжик только улыбался и начинал петь ещё громче.
— Это потому, что весна пришла, – говорил Медвежонок. – Поэтому Ёжик и веселится!
А Ёжик достал из чулана скрипку, позвал двух зайцев и сказал им:
— Пойдите, возьмите свои прошлогодние барабаны и возвращайтесь ко мне!
И когда зайцы пришли с барабанами через плечо, Ёжик велел им идти позади, а сам пошёл первым, наигрывая на скрипке.
— Куда это он идет? – спросил Первый Заяц.
— Не знаю, – ответил Второй. – Нам бить в барабаны? – спросил он у Ёжика.
— Нет, пока не надо, – сказал Ёжик. – Разве вы не видите: я играю на скрипке!..
И так они прошли весь лес.
У опушки, перед высокой сосной, Ёжик остановился, задрал мордочку и, не сводя глаз с Белкиного дупла, стал играть самую нежную мелодию, какую только знал. Она называлась: «Грустный Комарик».
«Пи-пи-пи-пи-и!..» – пела скрипка. И Ёжик даже прикрыл глаза – так ему было хорошо и печально.
— Зачем мы здесь остановились? – спросил Первый Заяц.
— Разве вы не понимаете? – удивился Ежик. – Здесь живёт Рыжее Солнышко!
— А в барабаны нам бить?
— Подождите, – проворчал Ежик. – Я скажу когда…
И снова прикрыл глаза и заиграл «Грустного Комарика». Белка сидела в дупле и знала, что это Ёжик стоит под сосной, играет «Грустного Комарика» и называет её Рыжим Солнышком… Но ей хотелось подольше послушать скрипку, и поэтому она не выглядывала из дупла.
А Ёжик играл целый день, до вечера, и когда уставал, кивал зайцам – и они потихонечку барабанили, чтобы Белка знала, что Ёжик всё ещё стоит внизу и ждёт, когда она выглянет.
Узкий месяц,
Резкий ветер,
Зимний запах сена.
Сад, усыпан снегом, светел,
Снегу по колено.
Пруд застыл,
И только прорубь
На снегу чернеет.
И ледок на ней,
Как голубь
Сизый индевеет.
Ветер валит, налетая,
И свистит в берёзах.
И пока идёшь к сараю,
Вышибает слёзы.
Высыпал снег. Поднялось солнце. Лес сиял.
А потом вдруг хлынул такой дождь, что смыл весь снег, и будто не было ни мороза, ни солнца, ни зимы.
Потом на лес, на гору налетел ветер.
Он раскачивал высокие сосны, будто это были не сосны, качающиеся меж облаками, а тонкие прутики.
Такого ветра Ежик с Медвежонком не помнили.
На светлом небе дымом летели облака, а ветер всё дул и дул, и за полчаса высушил весь лес.
Ежик с Медвежонком сидели по своим домам.
Заяц забился в зимнюю нору под летним домом.
Белка спряталась в самый дальний угол дупла.
А Хомячок завалил дверь сундуком, табуреткой, шкафом, потому что дверь скрипела, качалась и вот-вот, как ему казалось, слетит с петель и улетит незнамо куда.
Лес стонал, охал, вздрагивал; тонкие осинки звенели; еловые крепкие шишки стучали по земле; а ветер все дул, не стихая, и к вечеру выдул в лесу длинную узкую тёмную дыру и дудел в неё, как в трубу, на широкой басовой ноте.
«У! У! У!» – выл лес.
Потихоньку все привыкли к этому вою, и каждый у себя дома стал подбирать мелодию.
– У-у! – пел Медвежонок.
– У-у-у! – за горой, в своем доме, тянул Ёжик.
– У-у, у-у! – пищал Хомячок.
– Уй, уй! – верещал 3аяц.
А Белка взяла деревянные ложки и деревянными ложками стала бить в таз.
– Бу-бу-бу! Бу-бу-бу! – бубнила Белка.
Проспав день, к ночи проснулся Филин.
«Что за Филин прилетел в лес? – проворчал он. – Вон как ухает!»
Но только высунул клюв, как ветер затолкал его обратно.
– Ух! Ух! Я – Филин! Я – тоже Филин! – заухал в щёлочку Филин.
Но ветер не выпустил его из дома.
А тучи летели, сосны гудели, шишки падали.
Скоро стемнело совсем.
И тонкому молодому месяцу, скользящему меж облаками, лес, наверное, казался огромным серым волком, лежащим под горою и воющим на луну.
Ни свет ни заря к Ёжику с Медвежонком прибежал Заяц.
– Эй! – закричал он. – Эгей! Эге–ге–гей!
– Ну что? Говори, – сказал Медвежонок.
– Эге–ге–ге–ге! – вопил Заяц.
– Да говори же! – Ёжик начал сердиться.
– Эге–ге–ге–ге! Ге–гей! Ге–гей! – И Заяц убежал.
– Чего это он?
– Не знаю, – сказал Медвежонок. А Заяц птицей летел по лесу и вопил истошным заячьим голосом.
– Что с ним? – спросила Белка.
– Понять не могу, – сказал Муравей.
А Заяц сделал полный круг и снова выбежал на медвежью поляну.
– Скажешь или нет? – крикнул Медвежонок.
Заяц вдруг остановился, замер, встал на задние лапы и…
– Ну же! – крикнул Ёжик.
– Ха–ха–ха–ха–ха! – расхохотался Заяц и понёсся со всех ног прочь.
– Может, он с ума сошёл, с ума сошёл, с ума сошёл? – тараторила Сорока.
– Да нет, он в своём уме, в своём уме, в своём уме! – долбил Дятел.
И только Заяц ни у кого ничего не спрашивал, никому ничего не говорил, а вольный, как ветер, летел по лесу.
– Знаешь, – сказал Медвежонок. – Мне кажется, он вообразил себя… ветром. Он мне как–то сказал: «Представляешь, Медвежонок, если я стану ветром?»
– Это здорово, – сказал Ёжик. – Только Заяц никогда до такого не додумается.
И ошибся.
Потому что Заяц в этот лёгкий солнечный день действительно с утра почувствовал себя вольным осенним ветром, летящим по полям и лесам.
Посыпал мелкий снежок, потом прекратился, лишь ветер слабо раскачивал верхушки деревьев.
Трава, неопавшие листья, ветви, – всё поблекло, посветлело от холода.
Но лес стоял ещё большой, красивый, только пустой и печальный.
Ворон сидел на суку и думал свою старинную думу.
«Опять зима, – думал Ворон. – Опять снегом всё заметёт, завьюжит; ёлки заиндевеют; ветки берез станут хрупкими от мороза. Вспыхнет солнце, но не надолго, неярко, и в ранних зимних сумерках будем летать только мы, вороны. Летать и каркать».
Надвинулись сумерки.
«Полетаю», – подумал Ворон. И неожиданно легко соскользнул с насиженного места.
Он летел, почти не двигая крыльями, чуть заметным движением плеча выбирая дорогу между деревьев.
«Никого, – вздыхал Ворон. – Куда они все попрятались?»
И действительно, лес был пуст и сер.
– Сер-р-р! – вслух сказал Ворон.
Он опустился на старый пень посреди поляны и медленно повернул голову с синими глазами.
– Ворона, – сказал Ёжику Медвежонок.
– Где?
– Вон на пне.
Они сидели под большой ёлкой и глядели, как лес заливают серые сумерки.
– Пойдем с ней поразговариваем, – сказал Ёжик.
– А что ты ей скажешь?
– А ничего. Позову чай пить. Скажу: «Скоро стемнеет. Пойдёмте, Ворона, чай пить».
– Идём, – сказал Медвежонок.
Они вылезли из-под ёлки и подошли к Ворону.
– Скоро стемнеет, – сказал Ёжик. – Ворона, идёмте чай пить.
– Я Вор-р-рон! – медленно, хрипло сказал Ворон. – Я чая не пью.
– А у нас – малиновое варенье, – сказал Медвежонок.
– И грибки!
Ворон смотрел на Ёжика с Медвежонком старинными, каменными глазами и думал: «Э-хэ-хэх!..»
– Я чая не пью, – сказал он.
– Мёдом угощу, – сказал Медвежонок.
– А у нас и брусника, и клюковка, – сказал Ёжик.
Ворон ничего не сказал.
Он тяжело взмахнул крыльями и поплыл над поляной. В густых сумерках с распростертыми крыльями он казался таким огромным, что Ёжик с Медвежонком даже присели.
– Вот это птица! – сказал Медвежонок. – Будет она с тобой чай пить!
– Это он. Ворон, – сказал Ёжик.
– Всё равно птица. «Позовём, позовём!» – передразнил он Ёжика. – Позвали.
– Ну и что? – сказал Ежик. – Он привыкнет. Представляешь, всё один и один. А в следующий раз – обязательно согласится…
Уже почти в темноте Ворон летел над полем, видел какие-то далёкие огоньки и почти ни о чём не думал, только широко и сильно подымал и опускал крылья.
Всюду снег, это снежный набег,
С неба сыпятся полчища снега.
На крыльце, на траве – всюду снег,
Снег валится с померкшего неба.
Снег укутал деревья и пруд,
Снег засыпал канавы и ямы.
Это боги на землю нам шлют
Белоснежные телеграммы.
Даже дятел-телеграфист
Не стучит, озабочен ненастьем.
Снег валит, и на яблоньке лист,
Лист последний трепещет от счастья.
Как он счастлив, что в белом дыму,
В этом праздничном снегопаденьи
Он остался, за что же ему
Это сказочное везенье?
Снег валит. Сколько надо труда,
Чтобы сбегать на ключ за водою!
Что вода тяжела – не беда,
Тяжело этой сколькой тропою
Донести и не расплескать,
Не упасть, поскользнувшись, с размаху…
Ах, какая была б благодать,
Если б в санки большую собаку
Мог запрячь я, поставить бидон
И, легко этот снег приминая,
Привезти и втащить его в дом,
И в бидоне – вода ключевая!..
Только нету собаки и нет
Санок, упряжи нет и бидона.
Лишь тропинка скользит, сыпет снег,
Сыпет снег, как из бочки бездонной.
Давайте никогда-никогда не расставаться!
– С кем?
– С рекой, с лесом, друг с другом.
– Согласен, – сказал Медвежонок.
– И я, – сказал Поросёнок.
– Давайте все-все всегда будем вместе! – почти крикнул Ёжик.
И тут выскочил Заяц.
– А я? – спросил он. – Я с вами!
– Конечно, – сказал Медвежонок. – Мы все – вместе.
– Как здорово! – прошептал Поросёнок. И заплакал.
– Что же ты плачешь?
– Мне никогда еще не было так хорошо.
– Потому что весна! – сказал Заяц.
– Потому что река синяя, – сказал Ёжик.
– И лес – в зелёном дыму, – сказал Медвежонок.
– Ах, как я люблю зелёный дым! – всхлипывая, сказал Поросёнок. – Горьковатый, легкий, как дымок от костра.
– От костра синий, – сказал Заяц.
– И белый, – сказал Ёжик.
– А если ёлку бросишь – чёрный повалит, – сказал Медвежонок. – Нет, весенний зелёный дым на деревьях – совсем другое.
– Всё равно горчит, – сказал Поросёнок. – И синева, в сумерках.
– В сумерках — да, – сказал Ёжик. – Согласен.
– И кукушка. Кукует и, кажется, круглое, голубое…
– Как-как?
– Голубые такие «ку-ку», – сказал Поросёнок, – плывут над лесом.
– Голубые «ку-ку». Здорово! – сказал Медвежонок.
– Голубые «ку-ку», как облачки, – сказал Ёжик, – плывут, плывут…
– А мы считаем, – сказал Заяц. – Иногда и подушечек на лапах не хватит…
– Когтей, – поправил Медвежонок.
– Копытцев, – сказал Поросёнок.
– А иногда – «ку-ку», и всё.
– И ждёшь, – сказал Ёжик. – Сидишь и ждёшь.
– Вдруг закукует! Вдруг! – пискнул Заяц. – «Ну, что же ты? – шепчешь. – Ну, что же ты?» И вдруг – «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..» – плывут!
– Как облака, – сказал Медвежонок.
Всю ночь Ёжику снился страшный сон. Будто он вошел в лес и стал говорить с листьями. Нет, не с одним каким-то листом: ну что тут особенного – поговорить с березовым листиком? – но с л и с т ь я м и, со всей вместе листвой, Ёжик ещё никогда не говорил.
Он шел по тропинке, шумел лес.
– Я хочу поговорить с вами, листья, – сказал Ёжик во сне.
– Говори, – прошелестела листва.
– Вот вы шумите, а потом?
Всё стихло.
– Знаю, – сказал Ёжик во сне. – Мне вас так жалко!..
– Не жалей нас, Ёжик!
– Сперва мы маленькие, глядим…
– Потом побольше – лепечем…
– Потом – шумим…
– А потом – свободны!
– И летим, летим!..
– Ты знаешь, какое это счастье – свобода?
– А в дождь? Знаешь, как это сладко – прищурившись, слушать дождь?
– Ведь ты не знаешь, что у нас есть глаза, Ёжик!
– Мы видим!
– И нас с Медвежонком?
– Конечно!
– И Зайца?
– Еще бы! Он так боится, когда мы шуршим.
– Осенью мне бывает так грустно, – сказал Ёжик во сне. – Мне кажется, ветер вас уносит с земли.
– Не грусти!
– Ты слышишь, как мы шуршим?
– Это мы смеёмся!
– Нам смешно, что какой-то ветер хочет нас сдуть с земли.
– А вас… нельзя?
– Что ты, Ёжик!
– Кто же может л и с т в у сдуть с земли?
– Но вас… жгут! – сказал во сне Ёжик.
– Зато как сладок…
– Как горек наш дым!..
– Но вам же больно!
– Нет!
– Мы сгораем все вместе…
– Тесно прижавшись друг к другу.
– Страшно, – сказал во сне Ёжик.
– Страшно остаться п о с л е д н и м листом.
– Все улетели…
– Все свободны…
– А ты один…
– И видишь, как дружно раскрываются весной новые почки…
– И появляется молодая листва…
– С ними…
– С новыми…
– Не поговорить: о чём?
– Что они видели?
– Что знают?
– А ты, ты помнишь всех своих братьев…
– И думаешь: вот на этой ветке сидел весёлый хохотун, грустный ворчун, молчаливый друг…
– И – никого!..
«Какие они удивительные, листья! – подумал во сне Ёжик. – Надо рассказать Медвежонку».
И, не просыпаясь, стал думать о том, как это можно радоваться, что после тебя останется горький дым.
К полудню Заяц с Медвежонком скосили весь луг.
«Вот она лежит неживая», – подумал о траве Ёжик.
Уселись под кустом и стали глядеть, как летают стрекозы. Река – синяя-синяя – бежала мимо холма.
– Догоняй! – крикнул Заяц и понёсся к реке. Вспыхнули брызги, Ёжик прищурился и увидел радугу.
– Отдохнём! – сказал Заяц, и они с Медвежонком шлёпнулись на песок.
Ёжик подошел и сел рядом:
– Грабли есть?
– Сделаем, – сказал Медвежонок.
Потом ворошили сено, и оно так сладко пахло, что у Ёжика кружилась голова.
Потом – солнце садилось за лес, и прямо наискосок через него летали стрекозы.
Ёжик стоял, опершись на грабли, и – глядел.
– Эй! Ёжик! Грабь! – крикнул Заяц.
– Я граблю! – сказал Ёжик. И подумал: «Ворошить граблями сено – грабить, и у кого-нибудь что-нибудь отнимать – тоже. Почему?»
– Ты грабишь? – кричал Медвежонку Заяц.
– Граблю!
– И я!
В сумерках сидели на крыльце и, причмокивая, тянули из блюдец чай.
– Завтра копним, – важно говорил Медвежонок.
– И скирдим, – кивал Заяц.
– Скирдуем, – поправил Медвежонок.
«Неужто мы грабители? – почти их не слушая, думал Ёжик. – Нет. Не может быть. Ведь если б мы были грабители – разве могло бы так сладко пахнуть сено?»
Отрывок из сказки «Ежик в тумане»
– Давай никуда не улетать, Ежик. Давай навсегда сидеть на нашем крыльце, а зимой – в доме, а весной – снова на крыльце, и летом – тоже.
– А у нашего крыльца будут потихоньку отрастать крылья. И однажды мы с тобой вместе проснемся высоко над землей.
«Это кто там бежит внизу такой темненький? – спросишь ты. – А рядом – еще один?»
«Да это мы с тобой», – скажу я.
«Это наши тени», – добавишь ты.
– Заяц! Заяц! Заяц! Скорее беги сюда!
– Что случилось? – спросил Заяц.
– Ты только погляди! – Белка сидела высоко на сосне и куда-то показывала, вытянув лапу.
Заяц подпрыгнул:
– Ничего не вижу.
– Лезь сюда! Погляди, как красиво!
– Ты что, Белка? Я же не умею… по деревьям.
– Я спущу корзинку, – крикнула Белка. – Ты садись, я тебя втяну!
И опустила корзину, с которой ходила по грибы.
– Ты что, Белка? – снова сказал Заяц. – Разве я вмещусь?
– Ты зацепись, зацепись!
Заяц ухватился, как мог, и Белка втянула его на сосну.
Заходило солнце, и было так красиво, что у Зайца перехватило дыхание.
– Весна! Весна! – кричала Белка. – Слышишь, как пахнет?
Заяц принюхался.
– Да ты вот сюда погляди, сюда!
Заяц глядел во все глаза, было очень красиво, но он всё же не мог забыть, что ему надо спускаться.
– А как я спущусь? – спросил Заяц.
– Потом, потом, – щебетала Белка. – Ты – гляди! Солнце сядет!
Заяц дрожащими лапами держался за сучок, глядел на заходящее солнце, понимал, что действительно красиво, но не мог не думать о том, что ему надо будет спускаться.
«И зачем я влез в эту корзину? – думал Заяц. – Ну, выбежал бы на берег – оттуда тоже хорошо видно».
– Гляди! Гляди! – не умолкала Белка.
И Заяц вдруг подумал: ну что я всё дрожу? ну, что я всё – «да как?», «да что?», «да почему?»
«Плюнь! – сказал сам себе Заяц. – Плюнь и гляди! И радуйся! А уж потом подумаем, как спуститься».
И Заяц перестал дрожать.
И встал на ветке, как птица. Большая гордая птица с откинутыми ушами.
И ему вдруг показалось, что весь лес, вся поляна, вся река, которую теперь было хорошо видно, – всё это – принадлежит ему, Зайцу, и не надо ни о чём думать.
– Ну вот, – сказала Белка. – Давно бы так! Смотри, как ты похорошел, Заяц!
В феврале стояли такие морозы, что Ёжик целыми днями топил печь и все равно по утрам не мог вылезти из постели – так было в доме холодно.
«Что же это за наказание? – бормотал Ёжик, всовывая лапы в валенки и слезая с постели. – Ещё неделю постоят такие морозы – и у меня ни одной дровишки не останется!»
И он зашаркал к печке, отодвинул заслонку и развёл огонь.
Огонь весело загудел, и Ёжик стал обдумывать своё бедственное положение.
«В лесу теперь снегу – видимо-невидимо! – думал он. – И все тоненькие ёлочки занесло. А толстую одному не спилить… Хорошо, кабы Медвежонок наведался: у него и топор острый, и пила есть, и специальные саночки, чтобы дрова возить… Вот пришли бы они с Осликом и сказали: «Ёжик, у тебя, наверное, дрова кончились? Пойдем напилим и наколем новых!» А я бы их напоил чаем, и мы бы все трое пошли в лес, и тогда бы я ни за что не замерз. А теперь… Медвежонок, наверное, крепко спит и совсем забыл обо мне…»
И Ёжику стало так грустно, что он подкинул еще две дровишки и, уже ни о чем не думая, стал смотреть на пламя.
Печь разгорелась, и теперь в доме было тепло, и Ёжику уже не верилось, что дровишки могут кончиться, и он замерзнет. И он, незаметно для себя, размечтался…
«Вот, – мечтал Ёжик, – кончатся у меня дровишки, и совсем станет холодно, и начну я замерзать… И об этом узнает Слон в зоопарке. Он притворится спящим, а когда сторожа уснут, прибежит в лес, найдет мой домик, всунет хобот в трубу и станет тепло дышать. А я скажу: «Спасибо, Слон. Мне очень тепло. Пойди теперь погрей Медвежонка – у него, наверное, тоже кончились дрова…» И Слон будет каждую ночь убегать из зоопарка и дышать в трубу мне, Медвежонку и Ослику – и мы не замерзнем!..»
А морозы всё лютели и лютели. И действительно, скоро у Ёжика совсем кончились дровишки. Он в последний раз крепко протопил печь, сложил на постель все одеяла, а сверху положил полушубок и валенки. Потом залез под эту гору и стал ждать.
Сначала ему было жарко, а потом, когда печь остыла, стало холодно. И с каждым часом становилось всё холоднее.
«С-с-скорее бы п-п-пришел С-с-слон!..» – шептал Ёжик, свернувшись калачиком под одеялами. Он так замёрз, что у него давно уже не попадал зуб на зуб. А Слон всё не приходил…
– С-с-слон! – звал Ёжик. – Я з-замерзаю… П-п-приди, п-п-пожалуйста, Слон!
Ёжик звал Слона три дня и две ночи.
А на третью ночь ему стало так тепло, что он даже сбросил с себя полушубок и валенки.
Это в лес пришла оттепель.
А Ёжику казалось, что это огромный добрый Слон ходит меж сосен и дышит ему в трубу.
Ах, какие сугробы намела вьюга! Все пеньки, все кочки завалил снег. Сосны глухо скрипели, раскачиваемые ветром, и только труженик-дятел долбил и долбил где-то вверху, как будто хотел продолбить низкие тучи и увидеть солнце…
Ёжик сидел у себя дома у печки и уже не чаял, когда наступит весна.
«Скорей бы, – думал Ёжик, – зажурчали ручьи, запели птицы и первые муравьи побежали по дорожкам!»
Тогда бы я вышел на поляну, крикнул на весь лес, и Белка прибежала бы ко мне, а я бы ей сказал: «Здравствуй, Белка! Вот и весна пришла! Как тебе зимовалось?»
А Белка бы распушила свой хвост, помахала им в разные стороны и ответила: «Здравствуй, Ёжик! Здоров ли ты?» И мы бы побежали по всему лесу и осмотрели каждый пенек, каждую елку, а потом стали бы протаптывать прошлогодние тропинки…
«Ты протаптывай по земле, – сказала бы Белка, – а я – поверху!» И запрыгала бы по деревьям…
Потом бы мы увидели Медвежонка.
«А, это ты!» – крикнул бы Медвежонок и стал бы помогать мне протаптывать тропинки…
А потом мы позвали бы Ослика. Потому что без него нельзя проложить большую дорожку.
Ослик бежал бы первым, за ним – Медвежонок, а уж за ними – я…
«Цок-цок-цок!» – стучал бы Ослик копытцами, «топ-топ-топ!» – топотал Медвежонок, а я бы за ними не поспевал и просто катился.
«Ты портишь дорожку! – крикнул бы Ослик. – Ты всю ее расковырял своими иголками!..»
«Не беда! – улыбнулся бы Медвежонок. – Я побегу за Ёжиком и буду утаптывать землю».
«Нет-нет, – сказал Ослик, – пусть лучше Ёжик разрыхляет огороды!»
И я бы стал кататься по земле и разрыхлять огороды, а Ослик с Медвежонком – таскать воду…
«Теперь разрыхлите мой!» – попросил бы Бурундучок.
«И мой!» – сказал бы Лесная Мышь…
И я бы катался по всему лесу, и всем приносил пользу.
«А теперь вот приходится сидеть у печки, – грустно вздохнул Ёжик, – и неизвестно ещё, когда наступит весна…»
Синева заливает наш сад.
Шелестят на березах листочки.
Травы сникли. «Тук-тук!» – невпопад
Ставит дятел последние точки.
Дятел-дятел, ты все позабыл:
Только точки, а где запятые?
Вот и ветер осенний завыл,
И дожди полетели косые.
Как же трудно прощаться с теплом
Золотого осеннего сада…
Погоди, не спеши, ты потом
Стукнешь точку – в конце листопада.
– Помоги, Медвединька, помоги!
– Что с тобой, Ёжик?
– Не знаю. Плохо мне.
Медвежонок обошел Ёжика со всех сторон, пощупал голову:
– Здесь не болит?
– Нет.
– А тут?
– Не-а.
Было раннее утро. Пели птицы. Все цвело.
– Посмотри, какое солнышко! – сказал Медвежонок.
– Вижу.
– Послушай! Слышишь, как птицы поют?
Ёжик кивнул.
– Ты мне расскажи поподробней, – сказал Медвежонок. – Вдвоем мы с тобой что-нибудь придумаем.
– Понимаешь, – сказал Ёжик. – Страшно мне.
– Да почему?
– Радости нет, – сказал Ёжик. – Бывало, проснусь, увижу солнце и радуюсь. А теперь – нет.
– Радости нет… Радости нет… – забормотал Медвежонок. – Да почему же это у тебя нет радости?
– Не знаю, – Ёжик закрыл глаза.
«Что же это может быть? – думал Медвежонок. – Что же это могло случиться, чтобы от Ёжика убежала радость?»
Он сказал:
– Не может такого быть! Это тебе показалось, и все. От кого-от кого, а уж от тебя ни за что не может убежать радость. Она где-то спряталась, понял?
– Где?
– В животе.
Они вдвоем внимательно осмотрели ежикин живот.
– Или вот под мышкой!
Ёжик поднял лапу.
– Или… знаю! – закричал Медвежонок. – Мы оставили ее на реке! Помнишь, когда солнце садилось, что-то радостное-радостное перебежало на тот берег?
– Солнечный заяц, – сказал Ёжик.
– Как же! Заяц! Это была твоя радость. Бежим!
И они помчались к реке, увидели ее всю-всю, сияющую в восходящем солнце, и огромная, горячая ежикина радость, вся в остреньких иголочках, как сам Ёжик, выскочила из кустов, перебежала по воде и вернулась к Ёжику.
– Помоги, Медвединька, помоги!
– Что с тобой, Ёжик?
– Не знаю. Плохо мне.
Медвежонок обошел Ёжика со всех сторон, пощупал голову:
– Здесь не болит?
– Нет.
– А тут?
– Не-а.
Было раннее утро. Пели птицы. Все цвело.
– Посмотри, какое солнышко! – сказал Медвежонок.
– Вижу.
– Послушай! Слышишь, как птицы поют?
Ёжик кивнул.
– Ты мне расскажи поподробней, – сказал Медвежонок. – Вдвоем мы с тобой что-нибудь придумаем.
– Понимаешь, – сказал Ёжик. – Страшно мне.
– Да почему?
– Радости нет, – сказал Ёжик. – Бывало, проснусь, увижу солнце и радуюсь. А теперь – нет.
– Радости нет… Радости нет… – забормотал Медвежонок. – Да почему же это у тебя нет радости?
– Не знаю, – Ёжик закрыл глаза.
«Что же это может быть? – думал Медвежонок. – Что же это могло случиться, чтобы от Ёжика убежала радость?»
Он сказал:
– Не может такого быть! Это тебе показалось, и все. От кого-от кого, а уж от тебя ни за что не может убежать радость. Она где-то спряталась, понял?
– Где?
– В животе.
Они вдвоем внимательно осмотрели ежикин живот.
– Или вот под мышкой!
Ёжик поднял лапу.
– Или… знаю! – закричал Медвежонок. – Мы оставили ее на реке! Помнишь, когда солнце садилось, что-то радостное-радостное перебежало на тот берег?
– Солнечный заяц, – сказал Ёжик.
– Как же! Заяц! Это была твоя радость. Бежим!
И они помчались к реке, увидели ее всю-всю, сияющую в восходящем солнце, и огромная, горячая ежикина радость, вся в остреньких иголочках, как сам Ёжик, выскочила из кустов, перебежала по воде и вернулась к Ёжику.
Ещё совсем немного – и загорятся звёзды, и выплывет месяц и поплывёт, покачиваясь, над тихими осенними полями. Потом месяц заглянет в лес, постоит немного, зацепившись за верхушку самой высокой ёлки, и тут его увидят Ёжик с Медвежонком.
– Гляди, – скажет Ёжик.
– Угу, – скажет Медвежонок.
А месяц подымется ещё выше и зальёт своим холодным, тусклым светом всю землю.
Так было каждый вечер в эту ясную холодную осень. И каждый вечер Ёжик с Медвежонком собирались то у Ёжика, то у Медвежонка и о чём-нибудь говорили.
Вот и сегодня Ёжик сказал Медвежонку:
– Как всё-таки хорошо, что мы друг у друга есть!
Медвежонок кивнул.
– Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один, и поговорить не с кем.
– А ты где?
– А меня нет.
– Так не бывает, – сказал Медвежонок.
– Я тоже так думаю, – сказал Ёжик. – Но вдруг вот – меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?
– Пойду к тебе.
– Куда?
– Как – куда? Домой. Приду и скажу: «Ну что ж ты не пришёл, Ёжик?» А ты скажешь…
– Вот глупый! Что же я скажу, если меня нет?
– Если нет дома, значит, ты пошёл ко мне. Прибегу домой. А-а, ты здесь! И начну…
– Что?
– Ругать!
– За что?
– Как за что? За то, что не сделал, как договорились.
– А как договорились?
– Откуда я знаю? Но ты должен быть или у меня, или у себя дома.
– Но меня же совсем нет. Понимаешь?
– Так вот же ты сидишь!
– Это я сейчас сижу, а если меня не будет совсем, где я буду?
– Или у меня, или у себя.
– Это если я есть.
– Ну, да, – сказал Медвежонок.
– А если меня совсем нет?
– Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
– И на реке нет.
– Тогда ты пошёл куда-нибудь и ещё не вернулся. Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
– Ты всё уже обшарил, – сказал Ёжик. – И не нашёл.
– Побегу в соседний лес!
– И там нет.
– Переверну всё вверх дном, и ты отыщешься!
– Нет меня. Нигде нет.
– Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, – сказал Медвежонок. – И закричу: «Ё-е-е-жи-и-и-к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-к!..» Вот.
– Нет, – сказал Ёжик. – Меня ни капельки нет. Понимаешь?
– Что ты ко мне пристал? – рассердился Медвежонок. – Если тебя нет, то и меня нет. Понял?
– Нет, ты – есть; а вот меня – нет.
Медвежонок замолчал и нахмурился.
– Ну, Медвежонок!..
Медвежонок не ответил.
Он глядел, как месяц, поднявшись высоко над лесом, льёт на них с Ёжиком свой холодный свет.
После дождичка, в пятницу, из травы показались заячьи уши.
«Зачем они здесь? – подумал Медвежонок и расколол полешко. – Обычно Заяц приходит по субботам».
Подул ветер. Заячьи уши затрепетали, а потом снова встали торчком.
– Удивительные уши! – пробормотал Медвежонок, замахиваясь топориком. – И ветер им нипочём…
«Кррык!» – раскололось последнее полешко.
Медвежонок огляделся и увидел, что рубить ему больше нечего.
Заячьи уши выросли на полвершка и не шевелились.
Медвежонок сел на колоду и стал смотреть.
Уши подросли ещё немного.
«Ничего удивительного, – думал Медвежонок. – В любую пятницу такое могло случиться!»
А уши между тем росли не останавливаясь. Вот они выросли с бузиновый куст, покачнулись и стали расти дальше.
«Прекрасные уши, – подумал Медвежонок. – С такими ушами можно слушать весь лес». И устроился поудобнее.
На левое ухо села птичка.
– Чирик! – крикнула она.
Ухо поморщилось.
– Чирик! Чирик! – закричала птичка и перепорхнула на правое. Правое ухо дёрнулось, и птичка улетела.
А уши продолжали расти.
Вот они поравнялись с сосной, потом подросли ещё чуть-чуть, строго вытянулись и упёрлись самыми кончиками в мохнатое небо.
– Уши, – сказал Медвежонок, – где ваш Заяц?
Уши насторожились.
– Где ваш Заяц, я спрашиваю? – повторил Медвежонок.
Уши потерлись друг о друга, пошуршали что-то и снова вытянулись – от земли до неба.
– Чего только не бывает в пятницу! – пробормотал Медвежонок и встал с колоды…
Пошёл дождь.
Уши потемнели, набухли и теперь уже не казались такими стройными.
«Вот. Теперь вымокнут мои дрова! Если б не эти странные уши, я бы успел их сложить под навес…»
Уши тяжелели с каждой минутой, и по ним ручейками стекала вода.
Одно ухо покачнулось и с шумом повалилось на бузиновый куст, другое всё ещё глядело в небо.
Потом, обломив верхушку сосны, упало и оно.
– Заяц! – сказал Медвежонок. – И тебе не стыдно меня дурачить?
Заяц молчал.
– Нехорошо! – сказал Медвежонок. – Теперь из-за тебя у меня вымокли дрова.
Заяц ничего не ответил.
Шумел дождь, и заячьи уши, как поваленные бурей деревья, выглядывали из травы…
Вот стоит, полна тумана,
Земляничная поляна,
А вокруг – зелёный лес,
Ёлки, сосны до небес.
Земляника, земляника,
Из-под листика взгляни-ка!
Вся земля тебя растила:
Гром гремел – дождём поила,
Красным солнышком палила,
Потому ты и красна.
Мышь вокруг тебя ходила,
Шмель жужжал, пчела кружила,
Пела птица
И светила
Ночи напролёт луна –
Потому ты и нежна.
Земляника, земляника!
- Эй, проезжий, подвези-ка,
Подвези-ка нас домой!
Ах, как сладко земляника
Пахнет солнцем и весной!
Весь день шёл дождь, ночью перестал, к утру похолодало.
Ёжик с Медвежонком вышли на крыльцо, постояли немного, вдыхая холодный воздух.
Всё вокруг было непонятно: деревья стояли зелёные, жёлтых листьев было ещё совсем мало, и всё равно – за каждым стволом сидела осень.
– Видишь? – сказал Ёжик.
– Ага, – сказал Медвежонок. – Так и глядит.
– Вот бы её поймать!
– А давай, – Медвежонок чуть не поперхнулся. – Давай поймаем и запрём в чулан. Представляешь? Запрем её в чулан, и сразу – лето!
– Она невидимая, – сказал Ёжик.
– Это если лапами. Лапами, конечно, не возьмёшь. Нужен загон и сеть, понял? Вот так – сеть, а оттуда – гнать.
– Надо звать Зайца, – сказал Ёжик.
– И Белку.
– А сеть какую?
– Окуньковую.
– Да ты что? Так тебе осень в окуньковую и полезет!
– А что, карась красный, и она…
— При чём здесь карась? Сеть-то окуньковая!
— Окуньковая, карасиная, — поймаем!
– Неси, – сказал Ежик. – Я позову Зайца.
– Белку не забудь! – и Медвежонок убежал.
– Заяц! Заяц! – закричал Ёжик, колотя палкой по черным стволам. – Белка!
– Чего? – прибежал Заяц.
– Где Белка?
– А зачем?
– Будем осень ловить, – шёпотом сказал Ёжик. – Только – тсс!
– Здорово! Белка! – закричал Заяц. – А чем ловить?
– Сетью, – сказал Ёжик. – Сюда – сеть, а оттуда – гнать.
– Нужен барабан, – сказал Заяц. – И свистулька. Я буду барабанить, а Белка – свистеть. Белка! Белка! – снова закричал он. Прибежала Белка.
– Иди поближе, я что-то скажу! – И – зашептал.
– Осень? – удивилась Белка. – А что мы с ней сделаем?
– Запрём в чулан, – сказал Ёжик.
– И сразу – лето! – крикнул Заяц.
– Тсс!.. Тише! – сказала Белка. – Услышит и убежит. С сетью на плече прибежал Медвежонок.
– Уфф!.. – сказал он. – Помогайте!
И все вместе растянули сеть от берёзы к ёлочке.
– Камушки! Камушки! – верещал Заяц. – Камушками прижми!
– А теперь, – сказал Медвежонок, – ты с Зайцем и Белкой иди оттуда, а я …
– А барабан? – вспомнил Заяц. Прыгнул, пропал и тут же явился с барабаном и свистулькой в лапах.
– Мы все пойдём оттуда, – сказал Ёжик. – А ты, Медвежонок, прячься и, как только она попадется, – сворачивай.
– Я крикну, – пообещал Медвежонок.
И все убежали, а Медвежонок залез под ёлочку.
Было тихо-тихо, только маленький золотой лист, трепеща, всё никак не мог сесть в траву.
И вот где-то вдали ударил барабан, залилась свистулька, и ёжикиным срывающимся голосом закричало: «а-а-а»!..
«Гонят!» – Медвежонок во все глаза стал глядеть на окуньковую сеть.
«Гонят, гонят, гонят!» – застучало у него в висках, и сердце забилось.
«Бум-бум-бум! Фью-ю! А-а-а!..» – неслось по лесу.
Медвежонок так смотрел, что у него заболели глаза, и когда «бум-бум!» и «фыо!» приблизились, ему вдруг показалось: из-за старой ёлки что-то выскочило и запуталось в окуньковой сети.
– На помощь! – закричал Медвежонок и упал животом на невидимое что-то, и это «что-то», казалось Медвежонку, шевелилось и попискивало.
– Что? Что? Где? – вылетели на поляну Заяц, Белка и Ёжик.
– Здесь, – хрипя, дышал Медвежонок. – Посвистывает.
— Это осень, — сказал Заяц. – Осень всегда свистит.
– Закатывай! – крикнула Белка.
И они закатали осень вместе с Медвежонком и поволокли в дом.
– В чулан! В чулан их! – командовал Ёжик.
– Выпустите меня! – попросил Медвежонок.
– Потерпи, – сказала Белка.
– Терпи, Медвежонок, – сказал Заяц.
И Медвежонка вместе с осенью заперли в чулан.
– Выпустите меня! – просил Медвежонок.
– Если мы тебя выпустим, вместе с тобой убежит осень, – сказал Заяц.
– Ага. И опять пойдёт дождь, – сказала Белка.
– Терпи, Медвежонок! Вот увидишь, сейчас появится солнце, – пообещал Ёжик.
Ждали до вечера, а потом устали и легли спать. А когда утром проснулись, за окном было белым-бело, а снег всё летел и летел большими легкими хлопьями.
– Глупые мы! – сказала Белка. – Заперли в чулан осень, а ведь после осени-то – зима!
И они выпутали Медвежонка, выбежали под летящий снег и долго-долго трясли окуньковую сеть, чтобы выпустить обратно в сентябрьский лес золотую осень.
По первому снегу Заяц прибежал к Медвежонку.
– Медвежонок, ты лучший из всех, кого я знаю, – сказал Заяц.
– А Ёжик?
– Ёжик тоже хороший, но ты – лучше всех!
– Да что с тобой, Заяц? Ты сядь, успокойся. Чего ты прыгаешь?
– Я сегодня проснулся и понял, – сказал Заяц, – что лучше тебя нет на свете.
Вошёл Ёжик.
– Здравствуй, Медвежонок! – сказал он. – Здравствуй, Заяц! Вы чего сидите в доме – на улице снег!
– Я собрался идти к тебе, – сказал Медвежонок. – А тут прибежал он и говорит, что я лучше всех.
– Верно, – сказал Ёжик. – А ты разве не знал?
– Правда, он самый лучший? – сказал Заяц.
– Еще бы! – Ёжик улыбнулся Медвежонку и сел за стол. – Давайте чай пить!
Стали пить чай.
– Вот слушайте, что мне сегодня приснилось, – сказал Заяц. – Будто я остался совсем один в лесу. Будто никого-никого нет – ни птиц, ни белок, ни зайцев – никого. «Что же я теперь буду делать?» – подумал я во сне. И пошёл по лесу. А лес – весь в снегу, и – никого-никого. Я туда, я сюда, три раза лес обежал, ну, ни души, представляете?
– Страшно, – сказал Ёжик.
– Ага, – сказал Медвежонок.
– И даже следов нет, – сказал Заяц. – А на небе – вата.
– Как – вата? – спросил Ёжик.
– А так – ватное, толстое небо. И глухо. Будто под одеялом.
– Откуда ты знаешь, что глухо? – спросил Медвежонок.
– А я кричал. Крикну и прислушаюсь… Глухо.
– Ну! Ну! – сказал Ёжик.
– И тут… И тут…
– Что?
– И тут… Представляете? Из-под старого пня, что на опушке…
– За холмом?
– Нет, у реки. Из-под старого пня, что на опушке у реки, вылез…
– Ну же! – сказал Медвежонок.
– Ты, – сказал Заяц. – Медвежонок.
– Что же я там делал, под пнём?
– Ты лучше спроси, что ты сделал, когда вылез.
– А что я сделал?
– Ты вылез и так тихонько-тихонько сказал: «Не горюй, Заяц, все мы – одни». Подошёл ко мне, обнял и ткнулся в лоб… И так мне сделалось хорошо, что я заплакал.
– А я? – спросил Медвежонок.
– И ты, – сказал Заяц. – Стоим и плачем.
– А я? – спросил Ёжик.
– А тебя не было, – сказал Заяц. – Больше никого не было.
– Представляешь? – Заяц обернулся к Медвежонку. – Пустой лес, ватное небо, ни-ко-го, а мы стоим и плачем.
– Так не бывает, – сказал Ёжик. – Я обязательно должен был появиться.
– Так это же во сне, – сказал Медвежонок.
– Всё равно. Просто вы плакали и не заметили, как я вышел из-за куста. Вышел, стою, вижу – вы плачете; ну, думаю, плачут, значит, есть причина, и не стал мешать.
– Не было тебя, – сказал Заяц.
– Нет, был.
– Не было!
– А я говорю – был! – сказал Ёжик. – Просто я не хотел мешать вам плакать.
– Конечно, был, – сказал Медвежонок. – Я его видел краем глаза.
– А что же мне не сказал? – сказал Заяц.
– А видел, ты потерянный. Сперва, думаю, успокою, а уж потом скажу. И потом – чего говорить-то? Ёжик, он ведь всегда со мной.
– А по-моему, мы всё-таки были одни, – сказал Заяц.
– Тебе показалось, – сказал Ёжик.
– Примерещилось, – сказал Медвежонок.
– А если так, что у меня с собой было?
– А у тебя что-нибудь с собой было?
– Ага.
– Мешочек, – сказал Ёжик.
– С морковкой, – сказал Медвежонок.
– Правильно! – сказал Заяц. – Вы знаете, кто вы для меня? Вы для меня самые-самые лучшие из всех, кто есть на земле!
– Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ёжик. – Солнышко тускло светит, и так туманно-туманно…
– Спокойно, – сказал Медвежонок.
– Ага. Будто всё остановилось и стоит.
– Где? – спросил Медвежонок.
– Нет, вообще. Стоит и не двигается.
– Кто?
– Ну, как ты не понимаешь? Никто.
– Никто стоит и не двигается?
– Ага. Никто не двигается.
– А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
– Комары только ещё больше, – тут Ёжик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.
Медвежонок сел:
– Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
– Ну вот смотри! – Ёжик встал и побежал. – Видишь?
– Что?
– Как неподвижен лес?
– Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.
– Ты не на меня смотри, на лес! – И Ёжик побежал снова. – Ну?
– Значит, мне на тебя не смотреть?
– Не смотри.
– Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.
– Да зачем ты совсем-то отвернулся?
– Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
– Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ёжика во все глаза. – Беги!
Ёжик побежал.
– Быстрее! – сказал Медвежонок.
Ёжик побежал быстрее.
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнём с начала.
– Почему?
– Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ёжик!
– А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.
– А ты не можешь бежать большими прыжками?
– Зачем?
– Попробуй.
– Что я – кенгуру?
– Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.
– Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!
Ёжик побежал снова.
– Ну?
– Такими маленькими шажками не оттенишь, – сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! – И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
– Стой! – крикнул Ёжик. – Слушай!
Медвежонок замер.
– Слышишь, как тихо?
– Слышу.
– А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
– А-а-а!.. – закричал Медвежонок.
– Теперь понял?
– Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
– Нет! – крикнул Ёжик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.
– Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
– Как это? – Ёжик остановился.
– А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.
– И я! – крикнул Ёжик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
– Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
– У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ёжик.
– Ай-яй-яй! – во всё горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.
Этот номер посвящается памяти непостижимого сказочника Сергея Козлова в благодарность за самые тонкие, самые нежные, самые грустные сказки на свете.
Когда пришла пора птицам улетать на юг и уже давно увяла трава и облетели деревья, Ёжик сказал Медвежонку:
– Скоро зима. Пойдем поудим напоследок для тебя рыбки. Ты ведь любишь рыбку!
И они взяли удочки и пошли к реке.
На реке было так тихо, так спокойно, что все деревья склонились к ней печальными головами, а посередине медленно плыли облака. Облака были серые, лохматые, и Медвежонку стало страшно.
«А что, если мы поймаем облако? – подумал он. – Что мы тогда с ним будем делать?»
– Ёжик! – сказал Медвежонок.– Что мы будем делать, если поймаем облако?
– Не поймаем, – сказал Ёжик. – Облака на сухой горох не ловятся! Вот если бы ловили на одуванчик…
– А на одуванчик можно поймать облако?
– Конечно! – сказал Ёжик. – На одуванчик облака только и ловятся!
Стало смеркаться.
Они сидели на узеньком березовом мостке и смотрели в воду. Медвежонок смотрел на поплавок Ёжика, а Ёжик – на поплавок Медвежонка. Было тихо-тихо, и поплавки неподвижно отражались в воде…
– Почему она не клюёт? – спросил Медвежонок.
– Она слушает наши разговоры, – сказал Ёжик. – Рыбы к осени очень любопытны!
– Тогда давай молчать.
И они целый час сидели молча.
Вдруг поплавок Медвежонка заплясал и глубоко нырнул.
– Клюёт! – крикнул Ёжик.
– Ой! – воскликнул Медвежонок. – Тянет!
– Держи, держи! – сказал Ёжик.
– Что-то очень тяжёлое, – шепнул Медвежонок. – В прошлом году здесь утонуло старое облако. Может, это – оно?
– Держи, держи! – повторил Ёжик.
Но тут удочка Медвежонка согнулась дугой, потом со свистом распрямилась – и высоко в небо взлетела огромная красная луна.
– Луна! – в один голос выдохнули Ёжик с Медвежонком.
А луна покачнулась и тихо поплыла над рекой.
И тут пропал поплавок Ёжика.
– Тяни! – шепнул Медвежонок.
Ёжик взмахнул удочкой – и высоко в небо, выше луны, взлетела маленькая звезда.
– Так… – прошептал Ёжик, доставая две новые горошины. – Теперь только бы хватило наживки!
И они, забыв о рыбе, целую ночь ловили звёзды и забрасывали ими всё небо. А перед рассветом, когда горох кончился. Медвежонок свесился с мостка и вытащил из воды два оранжевых кленовых листа.
– Лучше нет, чем ловить на кленовый листик! – сказал он.
И стал было уже задрёмывать, как вдруг кто-то крепко схватился за крючок.
– Помоги! – шепнул Ёжику Медвежонок.
И они, усталые, сонные, вдвоём еле-еле вытащили из воды солнышко.
Оно отряхнулось, прошлось по узенькому мостку и покатилось в поле. Кругом было тихо, хорошо, и последние листья, как маленькие кораблики, медленно плыли по реке…
Однажды Зайцу показалось, что деревья – водоросли, небо – вода, а сам он – рыба.
И Заяц поплыл.
Заяц плыл, перебирая лапами, подгребая ушами и хвостом.
– Что это ты делаешь, Заяц? – спросила Белка.
– Плыву.
И Белка поплыла рядом.
– Что это вы делаете? – спросил Хомячок.
– Не видишь? Плывем!
И Хомячок бочком, бочком поплыл следом.
Потом стал большой рыбой Медвежонок. Он сразу догадался, что все – рыбы, и ничего не спросил.
Медвежонок плыл, зажмурившись, поэтому всё время натыкался то на Белку, то на Хомячка.
– Не толкайся, – шепнула Белка. – Смотри, сколько воды!
– Ты почему шепчешь? – тоже шёпотом спросил Медвежонок.
– А где ты слышал, чтобы рыбы громко разговаривали?
Ёжик сидел на крыльце и пил чай.
Ёжик сразу сообразил, что к нему плывут рыбы, и сбегал за удочкой.
Первым поймался на морковку Заяц. Он схватил морковку двумя лапами и выскочил на крыльцо.
Белка поймалась на гриб.
Хомячок – на капустный листик.
А для Медвежонка пришлось привязать к леске целый горшочек с мёдом.
Медвежонок долго не ловился.
Но, в конце концов, поймался и Медвежонок.
– Здорово! – сказала Белка, когда сели на крыльце пить чай. – Так мы ещё никогда не играли!
– Ещё бы! – сказал Медвежонок. – Ведь никто из вас так и не догадался, что я был стареньким подслеповатым китом.
- Колокольчик, извини,
если можешь, не звени…
Дай поспать ещё немножко
Нашей кошке
на дорожке
и кузнечику в тени.
Не буди их,
Не звени.
Дай поспать старушке-Жучке
Возле старой конуры;
Деду,
Бабушке
И внучке
Отдохнуть дай от жары.
И огромному такому
Дому нашему большому
В предрассветном синем сне
Ты приснишься, колокольчик,
Лунным светом на стене.
Налить воды,
Отрезать корку хлеба.
Склонить лицо к бумаге,
Написать:
Над нами - что?
Над нами только небо,
Над нами – только неба благодать.
А выше?
Выше неба самого?
Один лишь Бог
И ангелы его.
Густо в небе августовском
Звёзд натыкано – беда.
Спичкой чиркнула, упала
Вон ещё одна звезда.
Звездопад.
Яблокопад.
Вперемешку, невпопад
Ночью
Яблоки и звёзды
Осыпаются в наш сад.
– Ежик! Медвежонок! Вы меня слышите?
Заяц стоял на холме, глядел на реку, на весёлый весенний лес, и нежный ветерок трепал ему уши.
– Молчат, – сказал сам себе Заяц и закричал ещё громче:
– Ежи-и-ик! Медвежо-о-о-нок!
– Ну, чего кричишь? – спросил Кто-то.
Заяц оглянулся: никого не было.
– Нечего кричать. Всё равно не услышат.
– А ты – кто? – спросил Заяц. – И где ты есть, если тебя не видно?
Кто-то прошёлся туда-сюда (Заяц слышал, как шелестит трава) и остановился перед Зайцем.
– Вот что, – сказал Кто-то и уставился на Зайца невидимыми глазами. – Медвежонок теперь спит, поел и отдыхает, а Ежик идёт к нему с песней.
– Что поёт? – спросил Заяц.
– Без слов.
– А ты откуда знаешь?
– Я всё знаю.
– А зачем я их звал?
– От радости. Солнцу обрадовался и кричишь.
– Верно, – сказал Заяц. – Уж больно хорошо! А что я им хотел сказать?
– Весна!
– Точно! А ещё?
– Давайте попрыгаем!
– А ещё?
– А больше – всё! Что ты ещё можешь сказать, если ветер в башке?
«Опять верно, – подумал Заяц. – Больше я ничего и не хотел».
Но Зайцу захотелось поговорить с кем-то, кого не видно, как-то по-другому, чтобы Кто-то как-нибудь сказал, кто он.
– А давай побегаем! – сказал Заяц.
– Со мной не интересно.
– Почему?
– Я – везде. Куда ни прибежишь, а я – тут.
– Не верю! – сказал Заяц.
– Беги!
И Заяц помчался с холма, прижав уши, и, долетев до реки, так прыгнул в сторону, что любой, будь то сама Лиса, или даже Волк, и тот бы не удержался, бухнулся в воду, а Заяц залетел в ельничек, скатился в овраг и, спрятавшись под вывороченную сосну, прошептал: «Где ты?»
– Да здесь я, не дрожи, – нехотя сказал Кто-то, и Заяц остолбенел.
– Кто ты? – тоненько заплакал Заяц. Его бил озноб. – Покажись!
– Не могу, – сказал Кто-то. – Не умею.
– Тебя заколдовали? – Зайцу сделалось так страшно, что он перестал дрожать.
– Заколдовывают в сказках.
– А мы – где?
Кто-то немного помолчал, потом заиграл на балалайке.
– Это – что? – спросил Заяц.
– Балалайка.
Балалайка тихонько тренькала, на лес надвинулись сумерки, а заяц сидел под вывороченной сосной, обхватив голову лапами и, раскачиваясь из стороны в сторону, мычал, будто у него болел зуб.
– Ничего, – успокаивал его Кто-то. – Это пройдёт. Ты только пойми, что есть Кто-то, кого никогда не видно.
– Капает и капает, и – туман, – разве это погода?
– Нет, – сказал Кукуня, новый знакомец Ежика и Медвежонка.
– А ты сам откуда? – спросил Ежик.
– Я – здешний. Мама у меня куница, от нее – хитрость.
– А папа? – спросил Медвежонок.
– Папа – бобр. Все плотины строил.
– Значит, ты – хитрый? – спросил Ежик.
– Смышленый, – сказал Кукуня. – Я – смышленый, трудолюбивый, люблю поспать, поесть, поплотничать, повеселиться…
– И плавать любишь? – спросил Ежик.
– И плавать.
– А кувыркаться?
– Нет, – сказал Кукуня. – Кувыркаться не люблю. У меня от этого голова болит.
Они сидели посреди туманного леса в беседке, которую построил Кукуня.
Накрапывал дождь, пахло землей и листьями.
– А что ты еще любить? – спросил Медвежонок.
– Черемуху.
– А еще?
Кукуня задумался. Он был небольшой зверек с маленькой головой и мохнатыми лапами. Больше всего он походил на собаку таксу, если бы она надела пушистые валенки.
– А ты откуда пришел? – спросил Ежик.
– Из-за реки.
– А зачем построил вот эту?.. – Медвежонок не знал, как назвать беседку.
– Не знаю. Где-то видал, – сказал Кукуня. – Дождь не мочит, а стен нет.
– А если ветер?
– В дом уйду.
– А где дом?
– Построю.
– Ты к нам надолго? – Медвежонок обошел Кукуню и даже потрогал его лапой.
– А что?
– Интересно, – сказал Ежик.
– Посмотрю, – сказал Кукуня. – Понравится – останусь, не понравится – уйду.
– А куда? – спросил Медвежонок.
– Мало ли! Захочу – вернусь к себе за реку, захочу – пойду дальше.
– А куда? – спросил Ежик.
– Пойду к белым медведям, к песцам. Меня северные олени любят.
– А ты и на севере был?
– Был.
– И на юге?
– Везде. Я даже на Ките плавал.
– Врешь! – сказал Медвежонок.
– Я старый, – сказал Кукуня. – Годы мои большие. Чего мне врать?
– А сколько же ты живешь? – спросил Ежик.
– Лет 300, – сказал Кукуня. – А может, 500. Не помню.
– Мою бабушку помнишь?
– А как же! Славная была Ежиха.
– А моего дедушку?
– Печальный был Медведь, – сказал Кукуня. – Все на скрипке играл.
– Правильно! – воскликнул Медвежонок. – У меня и скрипка в шкафу осталась.
– Бери, говорит, Кукуня, свою скрипку. Сыграем!
– Это кто говорит?
– Это твой дед. Мне.
– А ты и на скрипке можешь?
– А мне – что топором, что на скрипке.
И Медвежонок уточкой полетел домой и вернулся со скрипкой. Пока он бегал, Ежик ни о чем не спрашивал, а только глядел на Кукуню во все глаза.
– Ну-ка, давай скрипку!
Кукуня потрогал струны, взмахнул смычком – скрипка запела. Кукуня играл по-деревенски – просто и от души. Скрипка то плакала, то хохотала. И Медвежонок с Ежиком то сидели, насупившись, то пускались в пляс.
– Нет, лапа не та, – вздохнул Кукуня, опуская смычок. – Эх, бывало, сядем с дедом твоим на два пенька, да как грянем, как потащит, потащит он вверх, а я – кругами хожу. Волки плакали.
– Куда потащит? – спросил Ежик.
– Кого?
– Ну, туда… Душу.
И Кукуня снова взял скрипку и заиграл так, что Ежик с Медвежонком заплакали.
– Хороший у тебя дед был, – сказал Кукуня. – Редкий Медведь, жаль только, моя скрипка сгорела.
– Бери, – сказал Медвежонок. – Бери дедушкину!
– И никуда не уезжай, – сказал Ежик.
Кукуня зажмурился, посидел так с закрытыми глазами, взял скрипку – и накрапывающий дождь, и лес, и туман – все смешалось с запахом земли и листьев, и беседка, построенная Кукуней, вместе с друзьями уточкой поплыла над землей.
Это был необыкновенный осенний день! Было столько синевы, столько огненных листьев, столько солнца, что к вечеру Медвежонок заплакал.
– Ты чего это? – спросил Ёжик.
– Не знаю, – сказал Медвежонок. – Плакать хочется.
– Да ты посмотри…
– Я видел, – сказал Медвежонок. – Потому и плачу.
– Чего ж здесь плакать? Радоваться надо, – сказал Ёжик.
– Я от радости плачу, – сказал Медвежонок.
– Разве от радости плачут?
– Ещё бы! – И Медвежонок разрыдался.
– Успокойся, что ты! – Ёжик погладил Медвежонка лапой. – Завтра снова будет солнце, и снова будут лететь листья, и улетать птицы.
– Улетать, – всхлипнул Медвежонок. И разревелся ещё пуще.
– Но они прилетят, – сказал Ёжик. – Они вернутся. Пройдёт зима, снег растает, и они вернутся.
– Зима. – Медвежонок горько плакал и весь вздрагивал.
– Ну да, зима. Но она пройдёт, и всё будет снова.
– Не хочу! Не хочу, слышишь?
– Чего ты не хочешь?
– Чтобы всё уходило, улетало! – крикнул Медвежонок.
– Это же ненадолго, – сказал Ёжик. – Ты же сам знаешь. А как красиво зимой!
– Зимой я тоже буду плакать.
– Зимой? Да почему?
– Мне будет её жалко. – И Медвежонок уже так расплакался, что Ежик понял: словами здесь не поможешь.
– Бежим! – крикнул он.
– Куда? – поднял зарёванные глаза Медвежонок.
– Бежим, говорю! – И Ёжик схватил Медвежонка за лапу и потащил в лес.
– Куда ты меня тащишь?!
Они пробежали мимо старой сломанной берёзы, перешли по сгнившему мостку ручей, перелезли через срубленную осину и, петляя между горелых пней, поднялись в гору.
– Смотри! – сказал Ёжик и показал Медвежонку гриб-лисичку.
Маленький золотой гриб, поджав коленки, в сумерках сидел во мху.
– Видишь? – сказал Ёжик. – У него нет ни папы, ни мамы, ни Ёжика, ни Медвежонка, он совсем один – и не плачет.
Дни стояли солнечные, лёгкие, а ночи звёздные, лунные.
Вечером Ёжик с Медвежонком пригласили Зайца погулять по лунной дорожке.
– А не провалимся? – спросил Заяц.
– Луноходы, – сказал Медвежонок и протянул Зайцу две дощечки. – В таких можно и здесь, и по луне.
Заяц поднял голову, поглядел на луну, она была большая, круглая, потом – на Ёжика с Медвежонком.
– А верёвки зачем?
– Чтобы к лапам, – сказал Ёжик.
И Заяц стал смотреть, как Ёжик с Медвежонком привязывают к лапам дощечки. Потом привязал сам.
Сова сидела на обгорелой сосне и глядела на них круглыми глазами.
– Видишь? – неслышно сказал Заяц Сове. И подпрыгнул, чтобы попробовать, как у него получится в дощечках.
– Вижу, – неслышно сказала Сова. – Сейчас утонете.
– Не должны, – неслышно сказал Медвежонок. – Я рассчитал.
– Он рассчитал, – уверенно, но тоже неслышно сказал Ёжик.
– Увидите, – сказала Сова.
А Заяц неслышно заплакал и отвернулся.
– Ну, пошли! – сказал Ёжик.
Шелестя дощечками, они подошли к реке.
– Кто первый? – спросил Ёжик.
– Чур, я третий! – попросил Заяц.
Медвежонок сошёл к воде и захлопал дощечками.
Медвежонок шёл прямо к середине реки, не проваливаясь, и Ёжик спрыгнул с берега, побежал следом и тоже не провалился, а Заяц не знал, как ему быть, но всё же спрыгнул, и тоже побежал, и догнал Ёжика с Медвежонком.
Они шли по лунной дорожке к середине реки, и Заяц боялся смотреть на свои дощечки; он чувствовал, что не может так быть, что ещё шаг, и он обязательно провалится, и потому Заяц шёл, задрав голову, и глядя на луну.
– Боишься? – спросил Ёжик.
– Боится, – сказал Медвежонок.
А Заяц думал, что стоит ему сказать слово, и он обязательно провалится, и поэтому молчал.
– Язык проглотил, – сказал Медвежонок.
– От страха, – сказал Ёжик.
– Да не бойся ты! – крикнул Медвежонок и провалился по колено.
Заяц вздрогнул и ещё выше задрал голову.
– Не бойся, – сказал Ёжик, подхватив Медвежонка.
Но Заяц всё равно не верил, что такое может быть, и дошёл до другого берега, ни разу не взглянув вниз, молча.
– Пошли назад, – сказал Медвежонок.
– Нет, – сказал Заяц. И вылез на берег.
– Чего ты боишься? – сказал Ёжик.
– Идём! – позвал Медвежонок.
Заяц помотал головой, а Ёжик с Медвежонком пошли на тот берег.
«Вот они идут на тот берег, – думал Заяц. – И не проваливаются. Но ведь такого не может быть. «Не может такого быть!» – неслышно крикнул Заяц.
– Ну, – сказал Медвежонок, когда они возвратились. – Прыгай!
Лунная дорожка золотой рыбой лежала поперек реки. Голова её упиралась в тот берег, а хвост шевелился у самых заячьих лап.
– Не бойся! – сказал Ёжик.
– Прыгай! – крикнул Медвежонок.
Заяц смотрел на своих друзей и неслышно плакал. Он знал, что во второй раз ему уже ни за что не перейти реку.
Вар варили во дворе
На костре
В худом ведре.
На костре варок варили,
Вар, шипя, сползал в огонь.
– Гляньте, скачет, – говорили, –
Черногривый рыжий конь!
Пламя
Потихоньку ржало,
А ведро и впрямь скакало,
Чёрное,
На том огне,
Словно ворон на коне.
Ах, как весело
Быть молодым,
Лёгким, звонким,
Полным здоровья.
Над трубой,
Над крышами – дым;
На снегу –
Снегири алой кровью.
Резкий ветер,
Редкий снежок,
И заборы в снегу утопают.
Под ногою –
Хрупкий ледок,
И сороки
Перелетают.
У крыльца
Машу колуном,
Ветер, смешанный с дымом,
Глотаю.
Это – я,
Это – снег,
Это – дом,
И сороки, как щепки, летают.
Небо серое над нами.
И – снега, снега, снега…
К лесу
Белыми слонами,
Все в снегу, бредут стога.
И с дороги виден мне
Черный ворон на слоне.
* Эти три стихотворения были написаны специально для учебника «Русский язык» («Русская филология») для 2-го класса.
Тёплый меленький летний дождь.
Деревья стоят большие, сочные; трава поднялась по пояс.
Заяц шел по тропинке в густой траве и прядал ушами.
«Эх, зонтик бы…» – думал Заяц.
Лягушонок под лопухом угощал чаем Кузнечика. Им было хорошо-хорошо: слушать, как дождь постукивает по лопуху нежными ножками.
Лягушонок с Кузнечиком поглядели на Зайца.
– Зонтик забыл, – сказал Заяц.
– Садись с нами чай пить.
– Не вмещусь.
И Заяц пошёл дальше.
В овраге у ёлки стоял важный Подберёзовик:
– Ты куда. Заяц?
– Да вот, зонтик забыл, – сказал Заяц. – Иду – гуляю.
В берёзовой роще Зайцу встретился Ёжик.
Ёжик сидел, подперев лапой голову, и о чём-то думал.
– Что, зонтик забыл? – спросил Ёжик.
– Ага. Ты как догадался?
– Я тебя давно приметил. Вижу – Заяц идет, ушами прядает. Ну, думаю, зонтик забыл.
– Верно!
– Хочешь, садись рядом – здесь сухо.
– Не-е, – Заяц помотал головой. – Пойду.
И пошёл через поле по густой траве под меленьким тёплым летним дождем.
«Вот, – думал Заяц. – Ведь ничего не случилось. Подумаешь – зонтик забыл! А как хорошо! Иду себе и иду…»
Зайцу хотелось как-то иначе, по-другому, получше сказать свою мысль. Что вот он, Заяц, идёт; Лягушка с Кузнечиком чай пьют; Подберёзовик под елкой стоит, подбоченился; Ёжик на пне сидит – думу думает; а он, Заяц, идёт и идёт, ушами мокрыми прядает, и всего этого ему так хорошо, что и не знает теперь, как сказать.
– Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно, – сказал Медвежонок.
Ёжик кивнул.
– Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда.
Ёжик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
– Ну что ты молчишь?
– Я верю, – сказал Ёжик.
Ёжик провалился в волчью яму и просидел там неделю. Его случайно нашла Белка: она пробегала мимо и услышала слабый Ёжикин голос.
Медвежонок неделю искал Ёжика по лесу, сбился с ног и, когда к нему прибежала Белка, вытащил Ёжика из ямы и принёс домой. Ёжик лежал, по самый нос укрытый одеялом, и глядел на Медвежонка тихими глазами.
– Не смотри на меня так, – сказал Медвежонок. – Не могу, когда на меня так смотрят.
Ёжик закрыл глаза.
– Ну вот, теперь ты как будто умер.
Ёжик открыл глаза.
– Улыбнись, – сказал Медвежонок.
Ёжик попробовал, но у него слабо получилось.
– Сейчас я тебя буду поить бульоном, – сказал Медвежонок. – Белка принесла свежих грибков, я сварил бульон.
Он налил бульон в чашку и приподнял Ёжику голову.
– Нет, не так, – сказал Медвежонок. – Ты садись.
– Не могу, – сказал Ёжик.
– Я тебя подушкой подопру. Вот так.
– Мне тяжело, – сказал Ёжик.
– Терпи.
Медвежонок прислонил Ёжика спиной к стене и подоткнул подушку.
– Мне холодно, – сказал Ёжик.
– Сичас-сичас. – Медвежонок взобрался на чердак и обложил Ёжика тулупом. – Как ты не замерз? Ночи-то какие холодные! – приговаривал Медвежонок.
– Я прыгал, – сказал Ёжик.
– Семь дней?
– Я ночью прыгал.
– Что ж ты ел?
– Ничего, – сказал Ёжик. – Ты мне дашь бульону?
– Ах, да! Пей, – сказал Медвежонок.
Ёжик сделал несколько глотков и закрыл глаза.
– Пей-пей!
– Устал, – сказал Ёжик.
– Нет, пей! – И Медвежонок стал поить Ёжика с ложечки.
– Не могу больше.
– За меня!
Ёжик хлебнул.
– За Белочку!
Ёжик выпил.
– За Зайца! Он знаешь как помогал!
– Погоди, – сказал Ёжик. – Передохну.
– Выпей за Зайца, он старался.
Ёжик глотнул.
– За Хомячка!
– А Хомячок что сделал?
– Ничего. Каждый день прибегал и спрашивал.
– Пусть подождёт. Сил нет, – сказал Ёжик.
– Иногда и утром прибегал, – сказал Медвежонок. – Съешь ложечку.
Ёжик проглотил.
– А теперь – за Филина!
– Филин-то при чём?
– Как? Нет, за Филина ты выпьешь три ложки.
– Да почему?
– Да я на нём три ночи летал. Тебя искали.
– На Филине?
– Ну да!
– Врёшь, – сказал Ёжик.
– Чтоб мне с места не сойти!
– Да как ты на него взобрался?
– Он знаешь какой крепкий? Сел на шею и полетел. Ты бы видел, как Заяц нас испугался.
– Как?
– Вот выпей – скажу.
Ёжик выпил подряд три ложки и снова закрыл глаза.
– Как? – спросил он.
– Что?
– Как Заяц вас испугался?
– А! Заяц? Представляешь? Я лечу. А тут – он. Давай ещё ложечку. Слышишь, как пахнет? Ух!
Ёжик выпил.
– Ну вот. Сидит, ушами вертит. Тут мы.
– С Филином?
– Ага. Он ка-ак подскочит, ка-ак побежит! Филин чуть на дерево не налетел. Давай за Филина.
– Нет. Уже совсем не могу, – сказал Ёжик. – Давай я лягу.
Медвежонок уложил Ёжика на прежнее место и укрыл тулупом.
– Ну как, – спросил Медвежонок, – тепло?
– Угу, – сказал Ёжик. – А про Филина придумал? Говори.
– Да что ты? Вот выздоровеешь, вместе полетаем.
– Полетаем, – еле слышно пробормотал Ёжик, засыпая.
– Повеселимся, Поросёнок!
– А как?
– Давай попрыгаем!
И они запрыгали: Заяц – через пенёк, Поросёнок – через поваленную осину.
– Так не развеселишься, – сказал Заяц. – Иди сюда!
И подвёл Поросёнка к упавшей сосне. Весенний лес, набитый солнцем и птицами, стоял в зелёном дыму.
– Прыгай! – сказал Заяц.
– Боюсь, – сказал Поросёнок.
– Смотри! – сказал Заяц. И прыгнул.
– У тебя ноги длинные, – и Поросёнок лёг животом на сосну.
– Да не так, – сказал Заяц. – Смотри!
Птица пела далеко и тревожно, потом подлетела ближе, запела радостно и светло.
– Ты не смотришь, – обиделся Заяц. – Так я тебя не научу.
– Я смотрю, – сказал Поросёнок.
«Где же она сидит?» – разглядывая ветку за веткой, думал Поросёнок.
– Смотри в третий раз! Больше не покажу.
Заяц прыгнул, и тут Поросёнок её увидел. Она была совсем крошечная, серый такой комочек, а пела так, что у Поросёнка защемило в груди.
– Будешь прыгать или нет? – спросил Заяц.
– Ты прыгай, – сказал Поросёнок. Он, не отрываясь, глядел на птицу.
Вот она наклонила голову, и…
Такого Поросёнок ещё никогда не слышал.
– Главное не бойся, – говорил Заяц. – И отталкивайся двумя ногами сразу. Понял?
– Ага, – сказал Поросёнок. «Если бы я умел так петь, если бы я только чуть-чуточку мог, как она. Я бы…»
– Ну, прыгай! – сказал Заяц.
Поросёнок подпрыгнул, лёг животом на поваленную сосну и закрыл глаза.
– Эх ты! – сказал Заяц. – Учи тебя! – И убежал.
– Птица, – шептал Поросёнок. – Не улетай, пой, птица! Я не умею прыгать, не умею петь, но, когда ты поёшь, мне кажется, мне кажется… я могу всё.
Птица пела, а Поросёнок лежал ничком на упавшей сосне, и ему казалось, что он сам – вольная птица, летит высоко над землёй и машет лёгкими крыльями.
Прибежал Заяц.
– Ну, будешь прыгать? – спросил он. – Да чего же ты плачешь? Вот глупый! Да я тебя научу, научу! Надо только отталкиваться двумя ногами сразу.
– Давай с тобой договоримся вот как, – сказал Ёжик. – Давай говорить только дело, а просто так – не говорить.
– Как это? – спросил Медвежонок.
– Ну, мы говорим и говорим, – сказал Ёжик. – Болтаем. А ты лучше молчи, а уж если сказал – то в самую точку.
Была зима. Ёжик с Медвежонком шли по глубокому снегу на лыжах, и Медвежонок теперь думал, как бы так изловчиться, что бы такое сказать, чтобы не просто так, а в самую точку.
«Скажу: смотри, как красиво! – думал Медвежонок. – Скажет: сам вижу. Скажу: а здорово, Ёжик, что мы с тобой идём через лес! Скажет: угу. Нет, это не в самую точку. Но что же такое сказать?..»
И Медвежонок сжал зубы и нахмурился.
– Смотри, как красиво! – сказал Ёжик.
Медвежонок молчал.
– А здорово, Медвежонок, что мы с тобой идём через лес!
Медвежонок не ответил.
– Да что ж ты молчишь?
Медвежонок даже не посмотрел на Ёжика: он дал себе слово не болтать, и теперь молчал.
А Ёжик уже всё забыл и болтал без умолку. Пришли к Поросёнку.
Поросёнок был очень гостеприимный: он сразу пригласил всех к столу.
– Я очень рад видеть вас у себя в гостях, – сказал Поросёнок.
– Мы тоже очень рады, – сказал Ёжик.
Медвежонок молчал.
– Мне так приятно, что вы пришли, – сказал Поросёнок.
– Мы давно хотели, – сказал Ёжик, – но никак не могли собраться.
Медвежонок молчал.
– Очень вкусно, – сказал Ёжик.
– А вам, Медвежонок?
Медвежонок молчал.
– Медвежонок плохо слышит? – тихо спросил Поросёнок у Ёжика.
Ёжик толкнул Медвежонка под столом лапой.
Медвежонок ел, сжав зубы. Поросёнку стало как-то не по себе, что вот гость сидит, ест и не говорит ни слова, и он погромче, в самое ухо, сказал Медвежонку:
– Вам нравится мёд? Это – липовый! Прямо от пчёл!
Медвежонку очень хотелось сказать, что – да, мёд замечательный, что он давно уже не ел такого мёда, что, если сказать по правде, такого мёда не бывает, но он не был уверен, что это – в самую точку, и поэтому не сказал ни слова.
– Мне бы знаешь чего больше всего хотелось? – подумав, сказал Медвежонок Ежику. – Мне бы больше всего хотелось, чтобы на каждой твоей иголке выросло по шишке.
– А что бы выросло потом?
– А потом бы ты стал настоящей елкой и жил целых сто лет.
– Это хорошо… А как бы ты со мной разговаривал?
– Я бы забирался на самую макушку и шептал в темечко.
отрывок из сказки «Ежик в тумане»
– Вот мы с тобой говорим, говорим, дни летят, а мы все говорим.
– Говорим, – согласился Ежик.
– Месяца проходят, облака летят, деревья голенькие, а мы все беседуем.
– Беседуем.
– А потом все совсем пройдет, а мы с тобой вдвоем только и останемся.
– Если бы!
– А что ж с нами станет?
– Мы тоже можем пролететь.
– Как птицы?
– Ага.
– А куда?
– К югу, – сказал Ежик.
***
– Давай никуда не улетать, Ежик. Давай навсегда сидеть на нашем крыльце, а зимой – в доме, а весной – снова на крыльце, и летом – тоже.
– А у нашего крыльца будут потихоньку отрастать крылья. И однажды мы с тобой вместе проснемся высоко над землей.
«Это кто там бежит внизу такой темненький?» – спросишь ты. – «А рядом – еще один?» «Да это мы с тобой», – скажу я. « Это наши тени», – добавишь ты.
– Медвежонок, если всё плохо, плохо, плохо, то потом ведь должно стать хорошо?
– Потом – да, – сказал Медвежонок.
У Ёжика в июле утонуло ведро, в сентябре ветер сломал любимый ёжикин вяз, в октябре шли такие дожди, что река разлилась и затопила ёжикин дом, в январе объелся снегом Медвежонок, а вчера – самого Ёжика чуть не убил сорвавшийся с горы камень…
И вот теперь какой-то грабитель забрался в дом Медвежонка и утащил все припасы.
По мягкому снегу прибежал Заяц:
– Я знаю, как поймать грабителя!..
Падал мелкий снежок. И даже не падал, а всё как бы норовил пойти с левой лапы.
– Видишь? – сказал Медвежонок Зайцу. – Припадает.
– Пропадает, – поправил Заяц. – Снег в снег и – никого.
Медвежонок поглядел на Ёжика.
Ёжик отвернулся.
– Это – Рысь, – сказал Заяц. – Больше некому. У неё уши такие, с кисточками.
И зашагал по мокрому снегу.
Перешли ручей, взобрались на гору.
– Вот он! Дом Рыси! – Заяц вытянул лапу.
Рысь сидела на крыльце и ела вареники. Кисточки на ушах действительно были рыжие.
– Я же говорил! – сказал Заяц.
– Ничего ты не говорил.
– Тогда – подразумевал…
Рысь ела вареники и причмокивала.
– Эй, ты! – крикнул Медвежонок. – Ты зачем ограбила мой дом?
– Унесла наши припасы? – прибавил Заяц.
Рысь пошевелила ушами, и рыжие кисточки на ушах пошевелились.
Затем ушла в дом и вернулась с лорнетом.
– Что это у неё? – спросил Ёжик.
– Бинокль, – сказал Медвежонок.
Рысь навела на друзей лорнет.
– Ну что? – сказала Рысь. – Будете есть вареники, или – война?
– Ты зачем ограбила мой дом? – очень тихо спросил Медвежонок.
– Слушайте, грабят, это когда гребут сено. А я пришла, вошла, сварила вареники и хочу ими вас угостить.
– Дрянь! – беззвучно сказал Ежик.
Заяц кивнул.
– Ну и дрянь! – прошептал Медвежонок. – Или ты, Рысь, сейчас же перевезёшь все мои припасы назад, – сказал он громко.
– В его кладовку, – показал на Медвежонка лапой Заяц.
– Или Заяц, – Медвежонок показал на Зайца, – сейчас же привезёт пушку.
– Большую пушку, – сказал Ёжик.
Рысь повесила лорнет на специальный гвоздик, задумалась.
«Отдавать, или не отдавать?» – думала Рысь.
– А у вас пушки нет! – сказала она.
– А мы сейчас тебе и без пушки кисточки оторвём!
– И хвост!
– И хвост! – спрятался за Медвежонка Заяц.
– Хе-хе! – сказала Рысь и принялась за вареники.
Заяц привёз пушку.
Ёжик прочистил банником ствол.
Медвежонок засыпал пороха и навёл.
Заяц запалил фитиль.
– Ну!.. – крикнул Медвежонок.
– Сдаюсь, – Рысь утёрлась салфеточкой и пошла за припасом.
Целый день Рысь таскала в дом Медвежонка покражу, а Заяц, Ёжик, Медвежонок с пушкой стояли на горе, и фитиль в лапе Медвежонка дымился.
К вечеру снежинки стали опускаться, припадая на правую лапу.
– Видишь? Припадают, – снова показал Зайцу на снежинки Медвежонок.
– Снег в снег, и – никого. Пропадают, – снова поправил Заяц.
И Ёжик с Медвежонком снова переглянулись.
А вечером, когда пили чай, Медвежонок сказал:
– Не знаю когда, но когда-нибудь обязательно будет лучше.
– Ещё бы! – подхватил Заяц.
А Ёжик думал:
«Не может же быть, чтобы всё плохо и плохо – без конца…»
Закричал петух.
«Откуда он здесь?» – подумал Ёжик и сбежал с крыльца.
Была оттепель. Лес утонул в тумане, и казалось, нет ни ёлок, ни кустов, а только кричит петух.
«Откуда он здесь?» – снова подумал Ёжик и закри чал:
– О-го-го-го-го-о!..
– Ко-ко-ко! – совсем рядом сказал Петух и выныр нул из тумана, большой, рыжий, в чёрных штанах, красных сапожках, под крылом – корзинка. На сапо гах позванивали серебряные шпоры.
– Ты кто? – спросил Ёжик.
– Я – король, – важно сказал Петух, величественно снял шляпу и раскланялся. – Ко мне надо обращать ся: Ваше Величество!
– Здравствуйте, Ваше Величество! – сказал Ёжик.
– Правильно. И – поклон. Разве у моего подданно го нет шляпы?
– У меня шапка, – сказал Ёжик.
Несите.
Ёжик сбегал в дом и вернулся в шапке.
– Что ж, – сказал Король, – крепкая меховая шап ка. А мы вот сюда – перышко, – и он достал из-за по яса и приладил к ёжикиной шапке перо. – Пробуем!
– Что? – спросил Ёжик.
– Репетируем поклон.
– Здравствуйте, Ваше Величество! – сказал Ёжик и, как умел, подмёл перед собой шапкой снег.
– Очень хорошо!
– А зачем корзинка? – спросил Ёжик.
– Весна! Сморчки!
– Но… Ваше Величество… ведь – зима!
– Весна! Сморчки! – упрямо повторил Король.
Ёжик присел на крылечко, секунду помолчал:
– А мы, Ваше Величество, сморчков не берём.
– Кто это – мы? – Петух сел рядом.
– Мы с Медвежонком, – сказал Ёжик.
– А разве в моём королевстве медведи едят грибы?
– Он раньше не ел, – смутился Ёжик. – А со мной – привык.
– Давно дружите?
– С детства, Ваше Величество.
– Правильно! – Петух поднялся. – А теперь пригласите вашего Короля в дом и напоите чаем.
– С удовольствием! – Ёжик распахнул дверь. – А давно?..
– Что?
«Давно вы стали нашим Королём?» – хотел спро сить Ёжик, но постеснялся.
– Давно вы в лесу? – спросил он.
– С рассвета.
– Устали небось, – Ёжик ввёл Петуха в дом и раздул самовар.
Король важно сел к столу и снял шляпу:
– Скоро придёт Медведь?
– Медвежонок? Скоро, Ваше Величество.
Они сидели у самовара. Потрескивала печь. И Пе тух думал:
«Вот жил, бродил, актёрствовал, пел, а не знал, что в лесу, за туманом, живёт такой славный Ёжик».
А Ёжик думал:
«Он совсем и не такой сумасшедший. Просто ему, наверное, непривычно в шпорах в лесу».
А Петух думал:
«Если Медвежонок окажется таким же, как Ёжик, попрошусь, может, возьмут к себе, а там, глядишь, в лесу вместе с ними и скоротаю старость».
– Вы пейте, пейте, Ваше Величество! И зёрнышек поклюйте!
– Я пью, – тихо сказал Петух.
И без шляпы, которую он положил на стул, этот важный петушиный король казался просто добрым сморщенным старичком.
На площадке – травка,
По краям – флажки.
Продают с повозки
Чудо-пирожки.
Налетает редкий,
мягкий ветерок,
На ладонь садится
легкий пирожок.
- Пирожки,
да вы как птицы!
Сойки вы, или синицы?
На ветру звенят флажки:
- Мы с морковкой пирожки!
Дол,
Долина,
Дом.
Вдали,
Далеко за косогором,
За рекой,
За темным бором
Всадник скачет весь в пыли.
По дороге верстовой
Скачет, скачет верховой.
Мимо бора-косогора,
Через речку – вот и дол
Перед ним,
А за долиной,
На холме – родимый дом.
Уж вблизи, а не вдали
Скачет всадник весь в пыли.
Спешился
У крыльца –
Не узнать жене и детям
В этом всаднике отца:
Черен ликом, словно туча,
Ликом черен, как гроза –
Только зубы и глаза!
Ёжик с Медвежонком ещё никогда не косили. И вот смастерили по лёгкой косе и вышли на луг. Луг – сверкал.
– Начали! – сказал Медвежонок. Они взмахнули косами и – застыли.
– А как дальше?
– Лапу не отрежь! – сказал Медвежонок. «Вжжжик!» – и обе косы воткнулись в землю. Явился Заяц.
– Косите? Ха-ха-ха! А не умеете! Ха-ха-ха! Дай покажу!
Он взял у Ёжика косу – вжжжик! Коса воткнулась в землю.
– Ха-ха-ха! – сказали Ёжик с Медвежонком.
– Я умел, да забыл. Меня бабка учила. Пяточку, говорила, Зайчик, прижимай, пяточку!
– А где пяточка?
– Да вот она! – Заяц показал.
– Пяточка! – захохотали Ёжик с Медвежонком.
– Ага. Где коса прилажена к косовищу. Пяточку прижимать и тянуть. Чтобы резала. Дайте брусок! Ёжик с Медвежонком переглянулись.
– А вы что ж, не точите? Хе-хе-хе! Что ж это за коса, если не точить?
Ёжик поискал в траве, принёс камушек.
– Ну, хоть так, – сказал Заяц.
И зазвенела, зажужжала коса под камушком.
– И – обтереть, – Заяц обтер косу травой. – Давай другую! Когда обе косы были готовы. Заяц сказал:
– Главное – пяточку тянуть! Вот так! И чаще подтачивать! Я сейчас вспомню: я же косил!
И правда – полегоньку-потихоньку у Зайца стало получаться, и он пошёл широким прокосом через сверкающий луг.
– Здорово! – и Медвежонок пошёл следом. Было так радостно, что Ёжик даже не обиделся, что у него отняли косу.
– Ты маленький, – сказал Заяц.
– Ещё лапу отрежешь, – сказал Медвежонок. Зато Ёжик бежал следом и нёс камушек. И когда косы тупились, Заяц с Медвежонком звали его и точили косы: вжик-вжик!
Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всём сразу, и это «всё сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив чёрные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
– Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал ещё громче.
– Лень, вот что тебя погубит!
«Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе».
– Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
– Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.
– Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?
– Мы и работаем.
– Что же вы сделали?
– Мало ли, – сказал Медвежонок. И ещё тесней прижался к печному боку.
– Нет, ты мне говори – что?
– Скворечник.
– Ещё?
– Камелёк сложили.
– Где?
– У реки.
– Зачем?
– По вечерам сидеть. Огонь разведёшь – и сиди.
И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звёздами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звёзды падают прямо в траву и, большие, тёплые, шевелятся у ног.
И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
– Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
– А соломинку ты за меня понесёшь? – спросил Муравей.
– Я, – сказал Медвежонок.
– А шесть сосновых иголок?
– Я, – сказал Медвежонок.
– А две шишки и четыре птичьих пера?
– Всё отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?
– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого. – Он поднял лапку. – Каждый день…
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придёт Ёжик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой, тёплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел её снова.
– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?
– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…
«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга».
– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
– Заяц просится посумерничать.
– Пускай сумерничает, – сказал Ёжик и вынес на крыльцо ещё одно плетёное кресло.
– Можно войти? – спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ёжиком.
– Входи, – сказал Ёжик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
– Три-три! – сказал Медвежонок. – Ёжик любит, чтобы было чисто.
– Можно сесть? – спросил Заяц.
– Садись, – сказал Медвежонок. И Ёжик с Медвежонком тоже сели.
– А как мы будем сумерничать? – спросил Заяц.
Ёжик промолчал.
– Сиди в сумерках и молчи, – сказал Медвежонок.
– А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ёжик опять промолчал.
– Говори, – сказал Медвежонок.
– Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
– Мы не сердимся, – сказал Ёжик.
– Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ёжик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
– И чего? – спросил Медвежонок.
– А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
– Угу, – сказал Медвежонок.
– А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
– А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ёжик промолчал.
– Пой, – сказал Медвежонок.
– А что?
Никто ему не ответил.
– А можно веселое? Давайте я весёлое спою, а то зябко как-то?
– Пой, – сказал Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ёжику сделалось совсем грустно.
Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца, и Заяц мелет не разбери чего, а теперь ещё воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
– Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было всё это слышать.
– Давайте помолчим, – сказал Ёжик. – Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
– А что, – шёпотом спросил Заяц, – теперь делать?
– Шшш! – сказал Медвежонок.
– Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
– До темноты – молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками ёлок показалась золотая долька луны.
От этого Ёжику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
Заяц бегал и прыгал, прыгал и пел, и был счастлив, потому что светило солнце.
– Ну что ты прыгаешь? – зудел Комар.
– Как же мне не прыгать? – ликовал Заяц. – Солнце!
Солнце, солнце, только оно давало Зайцу эту необъятную радость. Ни капуста, ни морковка, ни кора с яблоньки – ничто так не радовало Зайца, и поэтому он прыгал и скакал с утра до вечера, забывая поесть.
– Внучек! Беги чай пить! – кричал дед.
– После.
– Помрёт с голоду, – ворчала бабка.
А Заяц только хохотал, приплясывая:
Не помру,
Не помру,
Вы не верьте Комару!
«Я-то при чём?» – подумал Комар. Но вылезать из-под лопуха не стал.
А Заяц прыгал, пел, кувыркался, даже влез на березу – так ему было хорошо и привольно.
Но настал вечер, смерклось, и Заяц пошёл домой.
– Давай чаю, – сказал он бабке.
– А где – «пожалуйста»?
– Пожалуйста!
– Набегался? – спросил дед. – Напелся?
Заяц кивнул, хрумтя морковкой.
– Когда остепенишься? – спросила бабка. – Когда опомнишься?
– Скворечник сделал? – спросил дед.
– А обещал, – сказала бабка. – Капустки дать?
– Угу.
– «Угу!» – передразнила бабка и положила перед Зайцем кочерыжку. – Обещал ведь.
– Я маленький, – сказал Заяц. – Вырасту – построю.
– А я – старенький! – сказал дед.
– Я молоденька, да? – начала бабка.
«Ну, поехали!» – подумал Заяц и стал глядеть в сиреневый лес…
«Как это было давно!» – думал много лет спустя Заяц, сидя в сумерках на том же крыльце, глядя в тот же сиреневый лес, с грустью вспоминая деда, бабку, и как всё хорошо, как радостно тогда было.
Три дня у Ежика с Медвежонком гостил Слон.
Дни стояли легкие, солнечные с тяжелыми деревьями и свежей молодой травой – прежнюю Ежик с Медвежонком давно скосили.
Заяц тогда ворошил сено и хохотал.
— Ты чего, Заяц?
— А так! Ха–ха! Шуршит!
Сено сперва копнили, а потом сметали в стога. И стога, как большие слоны, пошли по поляне.
Тут-то Медвежонок и сказал:
— А давайте пригласим Слона.
Написали письмо и отправили с попутной птицей в город.
Слон приехал через неделю.
Сперва всех покатал по поляне: это было очень весело!
Потом сели удить рыбу.
Слон никого не поймал.
И Ежик.
И Медвежонок.
А Заяц поговорил с рыбой, и рыба пообещала вечером прийти пить чай.
…Вскипел самовар.
Все сидели на крыльце и глядели, как заходило солнце.
Слон был задумчивый-задумчивый.
— Думаешь, не придет? – спросил Ежик.
— А кого ты пригласил? – поинтересовался у Зайца Медвежонок. – Если Ерша – трепло, и ждать нечего.
— Вот если б Голавль, — сказал Ежик. – Голавль – серьезный.
Слон ничего не сказал. Он глядел на заходящее солнце.
— Приду, сказала, — оправдывался Заяц. – Вильнула и все.
— Рыбу легче всего узнать по хвосту, — говорил Медвежонок Если усы – Сом. А вообще, когда разговариваешь, надо глядеть в глаза.
— Так она же в воде! – рассердился Заяц.
Подождали еще.
Солнце опускалось медленно-медленно, и глядеть на него было хорошо и печально.
— Это удивительно, что вы догадались меня позвать, — тихо сказал Слон. – Если б не вы, я бы ни за что не выбрался.
— Ты не думай, она придет, — сказал Медвежонок. – Усы – значит Сом. А Сомы обязательные.
— Представляешь, вернешься в город и расскажешь, как мы пили чай с Голавлем, — сказал Ежик. – Вот увидишь, это – Голавль. Заяц не приметил, а я чувствую.
Большой серый Слон смотрел на заходящее солнце, слушал, что ему говорят Ежик, Заяц и Медвежонок, и думал, что вот он прожил целую жизнь и за всю жизнь ему не было так хорошо и печально, как в этот вечер, когда они вчетвером ждали рыбу.
В доме у Ежика потрескивала печь, было тепло, уютно, а за окном опускались синие зимние сумерки.
– Почему ты все знаешь, Заяц?
– От бабушки. Если б вы знали, какая у меня была бабушка!
– И считать тебя научила?
– И считать.
– И писать?
– И писать.
– А мой дед, – сказал Медвежонок, – все на печке сидел. А бабка – ему ножки солила.
– Как это?
– Нагреет воды, нальет в ушат, туда – соли, золы из печки.
– Зачем? – спросил Ежик.
– Для здоровья. Бывало, скажет: «Ну, Медведюшко, давай ножки солить!» Дед обрадуется – очень он это любил.
– А моя бабка, – сказал Ежик, – была неграмотной. Зато дедушка – в свистульку свистел.
– Мой – на скрипке играл, – сказал Медвежонок. – Сунет лапы в ушат, а сам – за скрипку. Бабка сядет, голову набок, – пригорюнится.
– Он что, только грустное играл? – спросил Заяц.
– Что ты! Бывало и плясовую. Я пляшу, бабка плачет.
– Отчего? – спросил Ежик.
– Очень деда любила.
– А мой! – сгинул, – сказал Заяц. Дед сгинул, отец сгинул, а мать – пропала. Одна бабушка у меня была. Зато какая бабушка! Посадит к окну, даст уголек – рисуй, Зайчик!
– А мои вместе свистели, – сказал Ежик. – Дед бабку тоже научил. Проснутся – и свистят.
– Вот никогда не слышал, чтобы ежи свистели, – сказал Заяц.
– А они – тихонько. Свистят себе и свистят. Когда я чуть побольше стал, мне тоже свистульку сделали.
– Бузинную?
– Нет, из липы. Дед липовые любил. У них звук… с шершавинкой.
– А сейчас можешь? – спросил Заяц.
– Забыл. И потом – я свистульки делать не умею.
Помолчали.
Ежик распахнул окно – тихо и хорошо было в зимнем лесу.
– Я бы вас корень извлечь научил, – сказал Заяц. – Да, боюсь, не смогу: бабка со мной две зимы билась.
– Что мы – кроты? – Ежик закрыл окно. – Ты нас и так вон сколькому научил!
– А давайте ножки солить! – сказал Медвежонок.
И тут все обрадовались, согрели воды, насыпали в ушат золы, соли, и Ежик неслышно, про себя засвистел в свистульку, Заяц – сквозь слезы увидел свою любимую бабушку, а Медвежонок тихонько радовался, что вот все сидят, солят ножки, а вспомнил, как надо солить, он, Медвежонок.
Каждый листик, каждая веточка стали видны резко и отчетливо.
Небо опустилось низко-низко, и теперь стояло в обнимку с деревьями. Когда появлялось солнце, становилось так радостно и печально, как никогда не бывает летом.
– Отчего так печально? – спрашивал Ёжика Медвежонок. – Солнышко, а печально?
– Глупый, – говорил Ёжик. – Это последнее солнышко, поэтому и печально.
– Хорошо бы, чтобы оно никогда не уходило. Чтобы всегда-всегда светило, и было тепло.
– Так не бывает, – сказал Ёжик. – Дни станут тёмные, короткие, а ночи – длинные, большие.
– А что мы будем делать?
– Топить печь, глядеть на огонь и вспоминать лето.
– Хорошо бы, если б у нас дома было своё солнышко, – сказал Медвежонок. – Мы бы просыпались, а солнышко – в углу. Я бы его чистил и поливал.
– Что же оно – цветок?
– Я бы за ним ухаживал лучше, чем за цветком. Я бы с ним разговаривал, – сказал Медвежонок.
– А что б ты ему сказал?
– Я бы сказал: «Доброе утро, солнышко!»
– Это утром. А потом?
– Не перебивай, – сказал Медвежонок. – Я бы ему сказал:
«Доброе утро, солнышко! Я – Медвежонок». «Знаю», – сказало бы оно. «У меня есть друг. Он скоро придёт. Его зовут Ёжик». «Знаю», – сказало бы оно. «Вот он придёт, и мы сядем завтракать. Ты что больше любишь – мёд или грибки?» «Мёд», – сказало бы солнышко.
– Это почему? – спросил Ёжик.
– Мне так кажется. Оно – золотое, и мёд золотой. А что такое грибы?
– Что?
– Плесень, – сказал Медвежонок.
– Это грибы-то плесень?!
– А что же еще? Самая настоящая плесень.
– Значит, я больше всего на свете люблю плесень?
– Нет, почему? Ты яблоки тоже любишь.
– Но грибы-то я люблю больше!
– Я не знал, – сказал Медвежонок. – Я думал, ты яблоки любишь больше.
– Нет уж, предложи ему грибков – вот увидишь, оно не откажется.
– Солнышко, хочешь грибков? – спросил Медвежонок.
– А какие грибы? – вдруг выглянуло Солнце.
– Постой, кто это говорит? – спросил Ёжик.
– Солнышко, – еле слышно сказал Медвежонок. – Оно с нами заговорило. – И еще тише, Ёжику: «Какие у нас грибы?»
– Опята, – прошептал Ёжик.
– Опята, – громко сказал Медвежонок.
– Очень люблю опята, – сказало Солнце. – Я на них подолгу смотрю, когда они греются у пенька. Соберутся кучей и – молчат.
– А почему молчат? – спросил Медвежонок.
– А о чем говорить, если я на них гляжу и глажу шершавой ладонью?
– А она у вас шершавая? – спросил Медвежонок. – Мне казалось, она у вас мягкая, ласковая.
– И чуть-чуть шершавенькая, – сказал Ёжик. – Это очень приятно.
– Это мой друг Ёжик, – сказал Медвежонок.
– Знаю, – сказало Солнце.
– Как неожиданно вы появились, – сказал Ёжик. – Мы только заговорили, что скоро вы будете приходить все реже и реже…
– А вы тут как тут! – сказал Медвежонок. – Если бы только можно было, я бы очень хотел, чтобы вы пожили у меня дома.
– Приглашаешь?
– Приглашаю, – сказал Медвежонок. – Только я не знаю… У меня очень маленький дом…
– На всю зиму?
– На всю, на всю, – закивал Медвежонок. – Только вот поместитесь ли?
Они все трое стояли на поляне перед медвежачьим домиком – Ёжик, Солнце и Медвежонок. Ёжик с Медвежонком стояли друг против друга, а Солнце как раз посерёдке.
– Идём, – сказало Солнце. – Показывай свой дом.
– Пожалуйста!
Медвежонок пошёл первым, рядом с ним – Солнце, а Ёжик чуть позади.
– Вот он, – сказал Медвежонок.
И Солнце вошло в медвежий дом, заглянуло в каждый уголок и снова появилось на крыльце.
– Очень хороший дом, – сказало Солнце. – Здесь и перезимую.
– Согласно! – прошептал Ёжик.
– Ур-ра! – закричал Медвежонок. И сразу подумал: «Теперь только бы его не обидеть, только бы ничем не огорчить».
– Ты уж теперь это… Ты постарайся, – шепнул Ёжик.
– Угу, – сказал Медвежонок.
Весь зарос травою дом.
Возле дома – океанский
Куст стоит, как спрут гигантский,
Будто мы на дне морском.
Будто жуткою волной
Водорослей, хлама, ила,
Старый дом с трубой накрыло
Переросшею травой.
Ни изнанки, ни лица,
Ни крылечка, ни сарая,
Лишь одна трава густая
Без начала и конца.
Был когда-то молодым
Дом. Стоял один, бесстрашен.
Над трубою вился дым,
Белокур и бесшабашен.
А теперь мы, как на дне
Тускароровой, опасной
Впадины. И куст ужасный –
Тенью спрута на стене.
Съёжился снег,
Посерел, ноздреватый,
Громче вороны кричат.
Ноги укутаны
Старою ватой –
Ёлки в овраге торчат.
Встал из берлоги
Медведь, растревожен
Запахом
близкой весны.
Вышел на берег,
Угрюм и взъерошен,
Сел на припёк у сосны.
Всё позади –
И мороз, и ненастье,
Жуткие зимние сны.
Снова весна
Распахнула объятья,
Дремлет медведь у сосны.
Туман молочный.
В тишине
Лишь вёсел всплеск короткий.
Плыву,
Кормы не видно мне,
Не видно носа лодки.
Скрипят уключины в тиши,
И, раздвигая камыши,
Шуршит тихонько лодка.
И глуше
В мире нет глуши,
И кажется – туман шуршит,
Из шёлка с шерстью соткан.
И в тишине такой глухой
Покой
Качается речной,
Покой
Безбрежный, прочный.
Лишь лодка говорит с рекой,
Да всходит
Тихо за кормой
Новорождённый, молодой
Диск солнышка молочный.
Паучок-водомер,
Землемерам не в пример,
Ничего не измеряет,
Вешки в землю не вбивает,
Только лапками гребёт –
Рядом с лодочкой плывёт.
Бегемотик, бегемотик,
Ушки, маленький животик.
Вырастет
Большой живот –
Станет
Взрослым бегемот.
Взошло солнце, и река, и лес, и холм были так прекрасны, что от них нельзя было отвести глаз.
Поэтому с утра Ёжик выбежал на берег, глядел и глядел, дышал и дышал, и никак не мог надышаться.
– Дышишь? – спросил Заяц.
– Дышу, – сказал Ёжик.
– Дыши, – сказал Заяц. – А я побегу, потому что на ходу лучше дышится.
И убежал.
Потом пришла Мышь. Это была важная лесная Мышь с зонтом.
– Зачем тебе зонтик? – спросил Ёжик.
– Я – дама, – сказала Мышь. – А где ты видел, чтобы дама выходила из дома без зонта?
– Но ведь дождя-то нет!
– А если пойдет? – и Мышь, повертев зонтиком, удалилась.
Потом пришел Медвежонок. Он ничего не сказал, сел рядом с Ёжиком и зажмурился.
Ёжик тоже зажмурился, и так они посидели молча.
– Хорошо, да? – сказал Ёжик.
– Ага, – сказал Медвежонок.
– А всё-таки смотреть лучше, – и Ёжик открыл глаза.
Бледно-голубая река уходила за поворот и в дымке таяла.
Ёжику было так хорошо, что хотелось лететь. Расправить крылья, взлететь высоко-высоко и долго-долго парить, не шевеля крыльями.
«Если бы я был птицей, – думал Ёжик, – у меня обязательно были бы очень большие крылья. Один раз взмахнул, и – летишь…»
– Всё равно надо махать, – вдруг сказал Медвежонок. –Взмахивать.
– Что?
– Я говорю, даже если, как у орла, всё равно надо разика два, а взмахнуть.
– Ты о чём? – спросил Ёжик.
— О том, — сказал Медвежонок. – О чём ты думаешь.
– Откуда ты знаешь, о чём я думаю?
– А чего тут знать-то? – не открывая глаз, сказал Медвежонок. – Ты всегда думаешь об одном и том же.
– О чём же?
– «О чём же?» – передразнил Медвежонок. – О том, что надо махать. А ты – ленивый. Тебе бы только лететь. Лети и лети, а машет пусть Медвежонок.
– Ты чего ворчишь? – изумился Ёжик. – Я тебе что-нибудь сказал?
– А тебе и говорить не надо! Ему бы только лететь, видишь ли, лететь и лететь, а машет пусть Медвежонок.
– Да где ты за меня махал?
– Я всегда за тебя машу, – сказал Медвежонок. – Ты только не знаешь.
– Где? Когда?
– Везде. Всегда!
– Ты что – за меня дом убираешь?
– Причем здесь дом, когда мы говорим о крыльях?
– Ты что, за меня махал крыльями?
– Махал, – сказал Медвежонок.
– Когда?
– Всегда, – сказал Медвежонок. – Всегда, когда ты летишь, я машу крыльями.
Ёжик вдруг зажмурился и когда открыл глаза, увидел вокруг такую красоту, что в душе взлетел высоко в небо и оттуда, сверху, вдруг увидел маленького себя и Медвежонка, и Мышь с зонтиком, и реку, и холм, и лес, и совсем крошечный Медвежонок вдруг вскочил, замахал лапами и закричал: «Ты не бойся! Ты лети! Я машу крыльями!»
Медвежонок проснулся, увидел нежных солнечных зайцев на утреннем снегу и понял, что сегодня должно произойти чудо.
Он умылся и сел завтракать. Но это было еще не чудо.
Пробежался по лесу – что ж тут чудесного?
Встретил Белку.
– Как хорошо! – сказала Белка. – Весна!
Помог Поросенку довезти от проруби воду.
«Нет-нет, – бормотал Медвежонок. – Это еще не чудо!»
Перед обедом колол дрова.
Щепки разлетались, как птицы, но успевали спеть Медвежонку картавую песенку.
А одна села на крышу и прямо защебетала. Слетелись синицы.
– Подумаешь! – сказал Медвежонок. – Тоже мне чудо!
Обедали с Ёжиком.
Обед был вкусный, а на сладкое – клюковка.
«Может это, – думал Медвежонок, – и есть – чудо?»
После обеда долго ходили, заложив лапы за спину, и Ёжик что-то говорил, а Медвежонок слушал и ждал чуда.
А когда стало заходить солнце, и тени от ёлок подплыли к крыльцу, они с Ёжиком уселись в креслица и долго глядели в затухающий лес.
«Где же чудо?» – бормотал Медвежонок.
И только, когда совсем стемнело, вдруг понял, что весь этот солнечный день и был самым настоящим мгновенным чудом вспыхнувшего и погасшего весеннего дня.
– Давай повеселимся! – сказал Медвежонок. – Давай будем веселиться и петь!
– А что? – спросил Ежик.
– Что хочешь. Ты пой, а я буду играть.
И Медвежонок достал из чулана балалайку, сдул пыль и сел, важный, у печки, закинув лапу на лапу.
– Струны, – сказал Ежик. – Струн нет.
– Подумаешь! Со струнами кто хочешь сыграет, а ты попробуй без струн.
И заиграл:
– Ла-ла-ла! Ла-ла-ла! Ла-ла-ла – ла-ла – ла-ла!
– Что это?
– Песня.
– А как же я буду петь, если ты – ла-ла-ла?
– А я могу беззвучно, – сказал Медвежонок. – Я буду играть беззвучно, как оркестр, а ты пой.
– Попробуй, попросил Ежик.
И Медвежонок заиграл беззвучно.
– Хорошо, – сказал Ежик и беззвучно запел.
– Ты что делаешь? – спросил Медвежонок, когда Ежик спел первый куплет.
– Пою.
– А почему не слышно?
– А я беззвучно пою, – сказал Ежик. – Ты беззвучно играешь, я беззвучно пою, а вместе мы – веселимся!
– Здорово! – крикнул Медвежонок. – Так еще никто не веселился! И неслышно заиграл, а Ежик стал петь еще беззвучнее.
И тут пришел Заяц.
Он сперва постучал, но ему никто не ответил.
Потом Заяц всунул уши в щелочку, но ничего не услышал.
Потом – открыл дверь, и увидел беззвучно поющего Ежика и беззвучно играющего Медвежонка.
Глаза у Зайца стали большие и круглые. С большими и круглыми глазами Заяц простоял в дверях целую минуту, а потом крикнул: эй!
Ему никто не ответил: Ежик пел, Медвежонок играл.
– Эй! – закричал Заяц. – Это я! Я пришел к вам в гости! Вы же меня звали!
Ежик допевал третью песню, от Медвежонка валил пар.
– И-и-и-и!.. – будто его прищемили, заверещал Заяц. – Что вы делаете?
– Веселимся, – тихо сказал Медвежонок, беззвучно играя на балалайке.
– Пой с нами, – сказал Ежик и приступил к балладе.
– А что вы поете? – спросил Заяц.
– Шотландскую балладу, – сказал Ежик. – Не сбивай.
– Я могу на барабане, – сказал Заяц. – Я мигом.
И тут же вернулся с барабаном.
– Палочек нет, – извиняясь, сказал Заяц. – Но я могу лапами.
– Только неслышно, – сказал Медвежонок, играя.
– Ты хоть про что поешь? – шепотом спросил Заяц у Ежика, неслышно стуча в барабан.
– Про Шотландию, – одними губами сказал Ежик. – Это такая страна.
– В Шотландии – балалаек нет, – шепотом сказал Заяц.
– И барабанов – тоже, – негромко заметил Медвежонок.
– А вот барабаны – есть, – вслух сказал Заяц. – Барабаны есть всюду!
– Там бубны, – сказал Медвежонок. – Как у цыган.
– Вы меня сбиваете, – сказал Ежик. И неслышно запел про Шотландию, горную страну, в которой нет балалаек, есть бубны, как у цыган, но по краям все же стоят несколько барабанов.
И Медвежонок с Зайцем, глядя на Ежика, ничего не слышали, но почти все понимали, и были очень благодарны Ежику за то, что он унес их в песне в эту чудесную страну.
– И все-таки барабаны там есть, – прощаясь и благодаря за вечер, сказал Заяц. – Несколько штучек, а есть.
– И балалайка, – сказал Медвежонок. – Одна и без струн.
– Чудесная страна! – сказал Ежик. – Удивительная страна, про которую можно почти и не петь, а песня льется.
Фонарщик,
Зажигай фонарь.
Шарманщик,
Заводи шарманку.
Обманщиком
Летит январь
По переулкам спозаранку.
И в подворотню – шмыг,
Ищи-
Свищи его теперь:
Он – гонщик,
Он – старый каменщик,
Печник,
Он – ледяных ослов погонщик.