У моего соседа жила старая собака Лапка, лайка местной породы: серого, почти волчьего, окраса, невысока ростом, коренаста. Видом не броская, но отличалась завидным умом и преданностью.

Службу свою Лапка знала хорошо. Была скромна, добра и очень приветлива. Если кто-то чужой заходил днём во двор, она строго лаяла, давая знать хозяевам о госте, а затем подходила и для знакомства подавала лапу. Если эта лапа гостю не нравилась, тут же предлагала другую, и сама стеснительно отворачивалась, как бы извиняясь за ошибку…

Все её знакомые при встрече на улице обязательно просили: «Лапка, дай лапку». И собачка никогда не отказывала.

Сосед не держал Лапку на цепи, но и не выпускал одну на улицу. Конечно, она могла легко перескочить через калитку или вылезти в подворотню, что изредка и делала, но в основном служебную дисциплину соблюдала.

Скучно дома одной. Лапка обходит двор, следит, чтобы не выбежал на улицу легкомысленный поросёнок, не шкодили чужие коты, не шныряли вороватые крысы, не забралась бродячая собака. Очень не любила Лапка, когда нахальные вороны садились на забор высмотреть, что плохо лежит у хозяев. Вреда от них вроде бы и не было, но лучше согнать от греха подальше.

Управившись с обычными делами, Лапка подходила к моему забору и подолгу наблюдала, как я ремонтирую купленный дом. Убедившись, что человек я безвредный, она сделала под забором подкоп и перебралась на мою сторону. Не спеша обошла и осмотрела двор, выглянула из-под ворот на улицу и спокойно улеглась на траву возле меня. В густой листве тополя над нами назойливо и требовательно кричал воронёнок. Крикун был сыт, но опасался, что мать забудет о нём. Отдыхающая ворона-мать, ссутулясь и закрыв глаза, дремала рядом, не обращая внимания на нытика.

Молодой воробышек неловко, с поклоном приземлился возле собаки и бойко запрыгал по щепкам за увёртливым чёрным жучком.

Лапка с интересом последила за беспечным охотником и решила попугать его. Она махнула хвостом и резко дернула лапой.

Желторотик присел от неожиданности, удобней перехватил пойманного жучка, через нос чвикнул «Мама!» и, изо всех сил стал набирать высоту. Он с трудом поднялся до верха забора и так торопливо оглянулся назад на громадного зверя, что едва не упал.

Откуда-то ястребом налетела воробьиха, сердито зачвиркала на непоседливого птенца и увела подальше от опасности. Губы у Лапки задёргались, наверное, от смеха.

В это время из конца огорода донеслись противные звуки кошачьей свары. Там, в дальнем углу, рос большой куст черноплодной рябины. Без должного ухода он сильно загустел, и ягод на нём почти не было. Его-то и облюбовали окрестные коты и кошки для встреч и свиданий. Выясняя сложные кошачьи отношения, они устраивали такие невыносимые «концерты» – хоть затыкай уши или со двора беги. Я не выдержал и стал швырять в сторону куста комками земли, но кошачье племя утихало не надолго.

Лапка внимательно следила за моими стараниями и поняла, в чем дело. Она вскочила, молча пронеслась по огороду и со свирепым лаем прыгнула в куст. «Артисты», трусливо шипя и фыркая, сыпанули оттуда, как ошпаренные, и кинулись врассыпную, спасая свои дорогие шкурки.

Лапка на всякий случай осмотрела куст, обошла его вокруг, изящно присев на одной лапе, пометила территорию, как бы закрепляя её за собой и не спеша, с достоинством вернулась ко мне. Выражение мордашки у неё было небрежно-снисходительное, будто она говорила: «Благодарностей не надо. Учитесь, пока я жива…»

Но я-то видел, что низко опущенный хвост весело раскачивался, а глаза хитренько поглядывали: «Ну? Что дашь мне за это?»

Я погладил её, похвалил и угостил конфетой. Конфету Лапка тут же, щурясь от наслаждения, с хрустом разгрызла и легла у моих ног. Контакт был установлен. Вдруг она подняла острые уши, прислушалась и быстро нырнула под забор в свой двор. Вскоре я услышал звон щеколды калитки и голос соседа:
– Ну, как дела, Лапа?

– Гав! Гав! – послышалось радостное в ответ. – Всё в порядке, я на месте…

«Да… дружба дружбой, а служба службой», – так расценил я забавное поведение собачки.