В начале была темнота. Темнота, шорохи и голос:

– Эй, ты живой?

Потом темноту кольнуло, она вскрикнула: – Больно же! – и порвалась.

– Живой, – сказал голос.

Темнота в это время удивлённо осматривала свои круглые прорехи. В той, что слева, было много света и ветра, будто снежная тьма распалась на хлопья. Из правой дыры было видно, как белая ровная поверхность становится коричневой. Вдруг сверху что-то задвигалось и огромной тенью нависло над дырой.

Темнота испугалась, навалилась на дыру всем телом и зажала края, но чужое дыхание было очень близко.

Затем снаружи послышался знакомый голос:

– Ну, хватит жмуриться. Открывай глаза. Это же я тебя нарисовала, ты должен меня слушаться. Пожалуйста. Хотя бы чуть-чуть. Открой глазик.

Когда Агата сказала Зверю: «Это же я тебя нарисовала», он открыл глаза, а точнее, глаз. Агата нарисовала Зверя так, что второго глаза почти не было видно.

Зверь хлопнул им, сожмурил, округлил, скосил, прикрыл, будто примерялся. Замер на мгновение и повернул голову. Теперь он смотрел прямо на Агату, она от радости забыла, как дышать:

– Предположим, – сказал Зверь, – я живой. И что?

– Идти можешь? – спросила Агата.

– В смысле?

– Ходить умеешь? – и для примера Агата прошлась до окна и обратно.

– Что-то я пока не понял, – сказал Зверь, – что делать-то надо?

– Смотри, какой у тебя большой лист, а ты ещё совсем не знаешь, что там. Ты можешь далеко пойти. Нет? Непонятно? – и Агата попробовала с другой стороны: – У тебя есть лапы, если ты будешь их сгибать и поднимать, по очереди…

Зверь посмотрел на лапы, на Агату. Дело не шло.

– Я лучше покажу, это будет быстрее, чем словами, – и Агата попыталась кончиком карандаша согнуть одну из передних лап Зверя в коленке.

Он дёрнулся и фыркнул:

– Пока только щекотно. Что-то всеми этими лапами не очень-то ходится.

– Можно, конечно, переправить на колёса. Будешь колёсным зверем, – предложила Агата, – но сначала попробуем тебя приманить! – тут она вскочила и выбежала из комнаты.

Пока Агата за стеной что-то шумно искала, роняла, мыла, разворачивала и заворачивала, открывала и закрывала, Зверь осматривался.

С Агатиной стороны листа, кроме груды карандашей, ничего толком нельзя было разглядеть. На внутренней стороне листа ветер сразу залеплял глаза и уши, как будто лист был паровозом и нёсся вперед, рассекая воздух.

Изучить ветер хорошенько Зверь не успел: Агата вернулась и положила в самый дальний от Зверя угол листа яблоко и кругляшок колбасы.

– Это приманка, – объяснила она. – Ты должен пойти на запах. Почувствуешь запах, захочешь рассмотреть, откусить. Тебя вообще-то должна привлечь колбаса, но я ещё яблоко взяла: вдруг ты вегетарианец. Это теперь часто бывает. Ну, что? Чуешь, как пахнет?

– Если говорить честно и без обид, никаких запахов я, конечно, не чувствую. Даже если кто-то, – и Зверь сделал многозначительную паузу, – кто-то и не забыл бы нарисовать мне дырочки в носу. Не говоря уже о том, что и сам нос не вполне внятный. А сейчас уже не надо, – быстро добавил он, закрываясь от Агатиного карандаша. – Так вот, даже если и был бы у меня нос с дырочками, я же нарисованный, но я всё равно попробую.

Зверь вытянулся в струнку от кончика хвоста до кончика невнятного носа и потянул воздух.

Лист покрылся цветной рябью. Казалось, что яблоко и колбаса дали течь, как баночки с краской. Вокруг яблока по листу разошлось зелёное пятно, оно разрослось до дерева, и скоро Зверь стоял посреди быстрорастущего яблочного сада. От колбасы отделялись кругляшки свинок, они немедленно устремлялись к яблокам.

– Это запахи? – закричал Зверь Агате. – Мне нравятся! Очень! – и рванулся в самый центр хрюкотания.

Когда свиньи разбежались, а деревья так выросли, что на альбомном листе уже не помещались, цветная рябь сошла. Лист снова стал белым. Только Зверь бродил между яблоком и куском колбасы и осматривал их как восторженный посетитель музея.

– Отличный запах! – объявил Зверь. – Они всегда так пахнут?

– Не знаю, – призналась Агата, – но всё сработало, ты теперь умеешь бегать. Яблоко будешь кусать, а то я съем?

Зверь обошел яблоко, как кита, выбросившегося на берег, задрал морду:

– Я даже не вижу, где оно кончается. Небоскрёбы не вызывают у меня аппетита.

Тогда Агата взяла яблоко и захрустела.

В этот момент дверь открылась, и в комнату заглянула Агатина мама:

– Агата, ты смотрела на часы?

Агата помотала головой.

– Тогда посмотри, пожалуйста.

Агата посмотрела.

– Ну, – спросила мама, – какие новости?

– Я должна была выйти 15 минут назад.

– Умница, дочка, – сказала мама очень спокойно, а потом вдруг крикнула, – Бегом! – и хлопнула дверью.

И Агата действительно забегала: она одновременно переодевалась и давала Зверю ценные указанию:

– Не скучай. Грызи колбасу. Я скоро буду.

– Я пока сбегаю туда, внутрь, в глубину, – и Зверь мотнул головой, показывая направление.

– А там что-то есть? – спросила Агата, завязывая сразу шнурки и косички.

Зверь кивнул:

– Оттуда ветер дует.

– Хорошо, но осторожно и недолго, и далеко не заходи. Я скоро вернусь, будем играть, – и Агата хлопнула дверью, потом ещё одной дверью, потом уже не было слышно.

Зверь решил, что теперь самое время проверить ветреную сторону листа.

Он повернулся, стал коротенькой вертикальной чёрточкой, а потом и вовсе исчез.

Когда Агата вернулась, в комнате было очень чисто. Кровать застелена, вещи сложены, игрушки убраны. Карандаши торчали ровным ёжиком из стакана, рисунки лежали стопочкой на краю стола. Листа со Зверем не было.

Дальше Агата плакала, а мама её успокаивала:

– Ну да, ну, действительно убрала твою комнату, ведь от тебя не дождёшься.

Мама говорила, что лист с пятнами от колбасы был, и она его выбросила.

Ещё мама говорила:

– Что же ты так плачешь, ведь он был пустой, совсем пустой. Там ничего не было нарисовано.

Агата плакала, бегала во двор к мусорному баку, ничего не нашла и плакала снова…

На следующее утро Агата взяла новый лист и нарисовала на нём очень широкий, полосатый, красно-белый маяк:

– Я буду думать, – решила Агата, – что каждый лист – окошко, он в любое может выглянуть. Увидит маяк и сможет вернуться.

Агата положила лист с маяком в центр стола и села ждать.