– Я бы только один раз потренировался, и всё, – Дима Шубенков в старых джинсах и красной футболке сидел на диване и возмущался бабушкиным поведением.

– Вот и тренируйся, в чём есть, – отвечала бабушка, – а ранец и одежду не трогай.

– Всем можно, а мне нельзя!

– Кому всем? Покажи! Вон, во дворе все дети гуляют как обычно!

– А потому что они все маленькие, а мне уже в школу!

Дедушка отложил газету и сказал:
– А я, когда в первый класс пошёл, мне мать сумку из своей строй юбки сшила, в горошек.

Дима притих, он представил, как дедушка в своей залатанной на локтях кофте идёт в школу, а на спине у него болтается рюкзак в зелёный горошек.

– А я вообще босая пошла, – добавила бабушка. – В нищете жили.

Дима, не говоря ни слова, обулся и пошёл на улицу.

Утром он намечал нарядиться во всё новое, надеть ранец и в таком виде ходить по двору, а если бы кто-нибудь из маленьких ребят пригласил его поиграть, то он бы ухмыльнулся и ответил: «Я вам что, ребенок, что ли?» Но из-за бабушкиной вредности Диме не удалось осуществить свои планы.

Только он вышел на улицу, как сразу услышал: «Шуба, иди в футбол играть!»

Дима расстроился. Мало того, что его, по сути взрослого человека, какие-то малыши приглашают в дурацкие игры играть, так еще и «Шубой» обозвали. Дима молча развернулся и пошёл за дом, гулять в одиночестве.

На замусоренном пустыре заливались кузнечики, с прозрачных тополей в заросли чертополоха слетали увядшие листья. Вид был очень унылый, вдобавок, по пустырю в поисках пустых бутылок бродила старуха Пестрюкова. Несмотря на жару, Пестрюкова была в своем старом драном пальто и вязаной шапке. Глядя на неё, Дима сразу представил бабушку и дедушку, как они в нищенской одежде идут в первый класс и плачут.

Чтобы Пестрюкова его не увидела и, как всегда, не начала приставать с разговорами, Дима спрятался в кустах, пережидая, когда она уйдет с пустыря.

Под кустами он заметил небольшой муравейник. Он и раньше обращал на него внимание, но так близко никогда не разглядывал. «Такой маленький, – думал Дима, – вот в лесу я видел такой огромный. И муравьи там большие, а это, наверное, их дети». Мало-помалу Дима пришел к выводу, что в лесу он видел муравьиный дом, а здесь, под кустом, находится муравьиная школа. Он даже пригибался к земле и пытался заглянуть в маленькие норки, надеясь увидеть, где у муравьёв кабинет русского языка, а где – математики.

– Здравствуй, милок! – вдруг раздалось у Димы над головой.

Он даже не шелохнулся, поскольку узнал писклявый голос старухи Пестрюковой. Но потом всё-таки поднялся с земли:
– Здравствуйте.

– Чего там ищешь-то?

– Ничего. Просто.

– Мама-то с папой на работе?

– Да.

– А бабушка с дедушкой дома?

– Да.

– В школу-то они тебя собрали?

– Да.

– А чего купили– то?

– Ну, там, костюм, ранец красивый… Ещё книжки, там, тетрадки с картинками.

– Сейчас-то, господи, – Пестрюкова стала пристраивать сумку с пустыми бутылками к кустам. – Сейчас всего полно. А вот мы-то раньше как…

И пришлось Диме выслушивать длинную историю о том, как раньше не было ни бумаги, ни шариковых ручек, как ходили в чём попало и ели щи из крапивы.

Дима посмотрел на крапиву и возразил:
– Из крапивы щи не бывают.

– Не хлебнул ты нищеты, милок. У нас корейцы в бараке жили, так они всех собак переели.

От этих слов у Димы прямо потемнело в глазах, и в этой темноте носилась их белая дворовая собака Найда, а за ней с большими ножами бегали голодные корейские первоклассники. Поскольку корейцев он никогда не видел, они представлялись ему нищими, босыми и очень свирепыми.

А Пестрюкова всё рассказывала и рассказывала:
– У нас в классе сорок девочек было. Сидим, как мышки, а учительница строгая, видная такая женщина, смотрит на нас соколом. Чуть чего не так, могла и за космы оттаскать.

Мышей Дима видел часто, и серых, и белых, а вот сокола – ни разу. Он представлялся ему в виде вороны в человеческий рост с большим загнутым клювом.

– У нас Редькина была, – продолжала Пестрюкова, – так учительница об неё указку обломала. А ещё директор был как паук…

Дима выскочил из-под куста и помчался домой.

– Ты чего запыхался весь? – спросила бабушка.

– А Пестрюкова сказала, что раньше первоклассники крапиву ели и собак!

– Пестрюкова из ума выжила, а ты её слушаешь.

Дедушка опять встрял в разговор:
– А чего, не ели, что ли? Вот ты дома теперь как следует наедайся, в школе вас всякой гадостью кормить будут.

– Ну, чего ты болтаешь? Сейчас в школе хорошо кормят, ещё лучше, чем дома. Мы за питание, тем более, отдельно заплатили.

Но Диму бабушкины слова не успокоили. Сколько он ни пытался отвлечься, перед глазами всё время маячили свирепые корейцы в серых лохмотьях и с большими ножами. Ему представлялся класс, в котором за столами сидели мыши, а по рядам ходила черная ворона и клевала их в головы. Потом она каркнула на весь класс:
– Идите обедать!

И все мыши побежали в столовую, там стояла огромная кастрюля, а в ней плавали ветки крапивы, и барахталась несчастная Найда.

Бабушка заметила, что Дима ведет себя необычайно тихо, и стала выяснять:

– Чего случилось-то?

После долгого молчания Дима тихо ответил:
– Я в школу не хочу.

– Вот те раз! Чего это?

Но Дима ещё сильней вжался в диван и ничего не ответил. Бабушка обулась и отправилась на улицу, оттуда сразу стали доноситься её крики:
– Ребенка всего испугала! Бродишь, как пугало! Своих детей нет, так она на чужих страх нагоняет!

Обрадовало Диму только то, что домой бабушка вернулась вместе с родителями, он услышал, как в прихожей она им рассказывает:
– Пошел гулять, прибегает весь перепуганный, а эта бестолочь старая ему наговорила Бог знает чего.

Дима решил, что сейчас мама начнет его успокаивать, а папа будет над ним смеяться, и от этого расстроился ещё сильнее. Тут мама вошла в комнату и спросила:
– Ну, ты хоть репетировал сегодня, как в школу пойдешь?

– Нет, – удивился Дима.

– А чего же? – спросил папа. – Нарядился бы да попробовал.

Все мрачные мысли сразу вылетели из Диминой головы, он вскочил с дивана и закричал, указывая на бабушку:
– Так я же ей говорил всё утро! А она – нельзя, нельзя!

Весь оставшийся вечер в сопровождении папы Дима в праздничной одежде с пёстрым ранцем и веткой акации, как бы с букетом, гордо бродил между домом и школой. Папа поднимал его на руки, Дима разглядывал, как там внутри, в классах. С глупыми сказками, которые рассказывала старуха Пестрюкова, он к папе не приставал, рассказал только, что видел муравьиную школу, и что там точно такие же классы, как и в его, Диминой, школе.