Наш корреспондент Вася Пёрышкин влетел в редакцию со скоростью десять метров в секунду. От его порыва молниеносно захлопнулись все форточки, а бумаги со столов взметнулись в воздух, точно стая перепуганных белых кур с забора. Мы бросились их ловить.
– Где на этот раз ты искал героя для своего интервью? – поинтересовалась машинистка Настя Ярославцева, когда беспорядок был устранен.
– Как где? В лесу! – наш «буйный ветер» удивился, что кто-то может не знать таких очевидных вещей. Действительно, его ладони и коленки были испачканы зеленью, в волосах запутался сухой дубовый лист, а в руке была зажата зелёная свежесрезанная ветка, на конце которой болтался обрывок верёвки.
Посмотрев на это безобразие, Главный Редактор с укоризной покачал головой.
– По-моему, ты просто развлекался, а интервью придумал для отвода глаз.
– Да нет же! Я не развлекался… Ну, то есть… Совсем чуть-чуть. А потом мне срочно понадобилось узнать, как делаются луки, ну я и решил, что заодно можно с Робин Гудом и о всяком другом поговорить. Он же первый в мире лучник, так даже в песне поется!
– И ты, конечно, смотался в Шервудский лес на своей машине времени? – недоверчиво спросил Главный Редактор.
– Конечно! – с восторгом отозвался наш корреспондент. – И вы знаете, что рассказал мне Робин Гуд? Вот! Читайте!
– Прежде всего, – сказал Робин, опередив вопросы, – так луки не делают. Ты какой породы дерево взял? Не знаешь. А нужно – строго определённое. Например, ясень или вяз. Можно ещё тисс и орешник. С них срубали толстую прямую ветку и сушили несколько лет. И только потом обстругивали. Добрый английский лук должен выйти гладким, без сучков и трещинок, а иначе вся работа насмарку. Кстати, на тетиву тоже не всякая верёвка годилась. Твоя, например, не подходит – слишком рыхлая, будет растягиваться и ослаблять лук. Хорошую тетиву плели из пеньки, конского волоса или из жил животных.
– Ой, как же это долго!
– Конечно. Настоящие вещи нельзя делать быстро. Если, разумеется, ты хочешь, чтобы они служили долго. Вот мой лук, например, был мне верным товарищем много лет. Его и похоронили вместе со мной. Эх, славно нам пришлось потрудиться в своё время!
– Как же так вышло, что ты, Робин, стал вольным стрелком?
– Вообще-то я вовсе не собирался становиться разбойником. Родился я в Англии в середине четырнадцатого века, в семье йомена – так называли свободных крестьян. Звали, меня, кстати, вовсе не Робин, а Роберт Гуд. По-английски это писалось: Robert Hood. Впрочем, некоторые историки уверяют, что фамилия моя была вовсе не Худ, а Фицворд, что жил я во времена Ричарда Львиное Сердце и сражался с норманнами, завоевавшими мою родную Англию. Но это, конечно, не так. Просто в тяжелые времена людям нужен кто-то, кто защищал бы их. И если такой герой не появляется, его выдумывают.
– Ты жил в тяжелые времена, Робин?
– Ещё бы! В царствование Эдуарда Третьего (это как раз середина четырнадцатого века) жизнь у бедного люда была очень нелёгкой, особенно у крестьян. Они только назывались свободными, на самом же деле у таких крестьян почти не было земли, только жалкие клочки, которые не могли их прокормить. Эти люди должны были обрабатывать чужую землю за гроши. Причиной этому был ордонанс (закон) 1349 года, который запрещал наёмным работникам повышать плату за свой труд. К тому же чума, обрушившаяся на Англию годом раньше, уничтожила почти треть населения, и работы беднякам теперь доставалось больше.
Богатеи вытягивали из людей последние деньги и силы, королевские чиновники (вроде того же Ноттингемского шерифа) жестоко наказывали непокорных, священники так и норовили обмануть бедняков, выманить у них последние гроши, да ещё и заставить бесплатно на себя работать. Естественно, повсюду поднимались крестьянские восстания, но их быстро подавляли.
– И ты принимал участие в восстаниях?
– Конечно! В это время я был очень молод, ловок и упрям. Я тоже не хотел покоряться, за это люди шерифа сожгли мой дом, а землю приписали к церковным владениям. Я сам едва унёс ноги. Начал скрываться в Шервудском лесу, а вскоре ко мне присоединилось ещё несколько обездоленных, но отважных ребят. Так образовалось братство Вольных Стрелков.
– Но ведь это ещё не означало, что ты стал разбойником.
– Как бы не так! На что же мы, по-твоему, жили? Леса-то были королевские, и дичь в них тоже принадлежала королю. А если не королю, то кому-нибудь другому: дворянину вроде сэра Гая Гисборна или епископу. Мы незаконно рубили деревья на дрова для наших костров, мы жарили на них незаконно убитых оленей – за одно это нас должны были повесить. А ещё нужно было помогать оставшимся в деревнях семьям, – не все мои соратники остались круглыми сиротами, как я. Не могли же они брать с собой в леса стариков, женщин и детей. Так мы начали грабить богачей, проезжавших через Шервудский лес.
– Я думал, что вы помогали всем беднякам!
– Нет, всем мы просто не смогли бы помочь – Англия не такая уж маленькая страна! Но бедным людям из окрестных деревень мы нередко приходили на помощь. О нас прослышали и в других местах, и, случалось, приходили издалека за помощью или чтобы присоединиться к нашему отряду. Для многих это была единственная возможность отомстить за жестокие обиды, нанесённые церковью или богатеями.
Кстати, те, кому мы помогли в трудную минуту, тоже при случае выручали нас, – укрывали от людей шерифа, делились с нами хлебом и молоком. Ты не представляешь, как тяжело есть все время одно мясо!
– Да-а. В балладах ваша жизнь кажется лёгкой и беззаботной!
– До этого было далеко! Нас преследовали солдаты; мы страдали зимой от холода, а когда охота бывала неудачной – и от голода; мы скучали о наших близких. Но легенда есть легенда – она гораздо красивее действительности.
– Значит, не всё, что написано о тебе, Робин, и о твоих вольных стрелках, правда?
– Конечно, нет. Например, я никогда не встречался с королем, как это описывается в поэме «Деяния Робина Гуда», созданной в шестнадцатом веке; не жил при дворе. Мне также приписали кое-что из поступков, которыми прославился борец с норманнскими завоевателями Гервард, герой старинных песен на латинском языке, известных как «Деяния Герварда», и тоже предводитель отряда вольных лучников.
– А с рыцарем Айвенго ты встречался?
– Тоже нет. События, описанные Вальтером Скоттом, тоже происходят в эпоху Ричарда Львиное Сердце, когда все англосаксы – коренное население британских островов – сопротивлялись норманнам, завоевавшим остров. Это – двенадцатый век, я тогда ещё не родился.
Но самая красивая, на мой взгляд, выдумка обо мне – что я эльф. Суеверный народ просто не мог поверить, что обычный человек может так долго ускользать от правосудия, чувствовать себя в лесу, как дома, метко стрелять из лука и быть равнодушным к деньгам. Конечно, дело нечисто! К тому же я носил наряд, который традиционно приписывали «лесному народцу» – зелёную куртку, шапку и красный плащ. А если добавить к этому, что «разбойничаю я – ха-ха-ха! – с двенадцатого века», то образ получится вполне убедительный. Впрочем, деньги и помощь от «эльфа» крестьяне принимать не отказывались!
– А твои ближайшие соратники – Маленький Джон, отец Тук, Мэриен – они существовали в действительности, или это тоже легенда?
– Папаша Тук и Малыш Джон действительно были моими спутниками. Джон был из ремесленников, а прозвище своё он получил в шутку, так как росту в нем было не меньше семи футов. Отец Тук был бродячим монахом. Впрочем, я сильно подозреваю, что до пострига этот выпивоха и объедала успел побывать в солдатах и даже повоевать за нашу прекрасную Англию. Такое частенько случалось в прежние времена: получив ранение и будучи мало пригодным к королевской службе, солдат шёл в монастырь, чтобы вести там сытую, а нередко и привольную жизнь. Ухватки, во всяком случае, у нашего «святого отца» были те ещё!
А вот девушки по имени Мэриен на самом деле не существовало. Слишком тяжёлой была жизнь вольных стрелков, чтобы обзаводиться подружками. Девице очень тяжело пришлось бы с нами в лесу, мы постоянно скитались.
– Как жаль, что многое из того, что о тебе известно, оказалось народным вымыслом!
– Почему же только народным? К твоему сведению, писатели тоже обо мне посочиняли достаточно! Взять, к примеру, того же Вальтер Скотта… Я фигурирую в его романе «Айвенго». А ещё был такой английский писатель Уильям Ленгленд. Он жил чуть позже меня и был не менее таинственной личностью – о его биографии почти нет достоверных сведений. Он первый меня упомянул в своей поэме «Видение о Петре Пахаре». Вспоминали обо мне в своих произведениях и другие английские писатели, например, Шекспир, Роберт Грин…
– Но все же простой народ любил тебя, наверное, больше?
– Точно. А знаешь, за что? Нет, не за подвиги, и, тем более, не за месть. Ты не угадал. За мои проделки! Издавна известно, что нет оружия опаснее, чем смех. Противника, которого ограбили и даже побили, ещё можно уважать. У того же, кого поставили в смешное положение, не остается никакого авторитета. А это я проделывал постоянно. И кому только от меня не доставалось! Впрочем, ты сам должен это знать – ты же читал сборник баллад обо мне. Всё, что касается плутней и розыгрышей в этих балладах – чистая правда!
Закончив вместе со мной разбирать каракули, которыми был записан разговор, Вася Пёрышкин аккуратно поставил свою ветку в угол, и пошёл к двери.
– А хворостину ты свою зачем оставил? – сурово сдвинул брови Главный Редактор.
– Пусть сохнет! Через год я вырежу из неё лук! – решительно произнес Вася. – И буду играть в Робин Гуда.
– Ты к тому времени вырастешь, – убеждённо произнесла я.
– Это не важно! В Английских деревнях в Робина Гуда играют до сих пор. Причём взрослые! В один из майских дней они одеваются в зелёное, соревнуются в стрельбе из лука и разыгрывают сценки из жизни Робина.
– Это тебе тоже он сказал? – удивились мы с Главным Редактором хором.
– Конечно! – воскликнул Вася и выскочил за дверь. Должно быть, тренироваться.
– Интересно, а какую песню имел в виду Вася, – задумчиво произнесла Настя, – что-то я не припомню.
Набрала на компьютере интервью Васи Пёрышкина и проверила ошибки Настя Ярославцева.
(Потом Настя, конечно, вспомнила и название этой песни, и автора. А помните ли вы ребята? Ответ на последней странице).
Ответ: «Баллада о вольных стрелках», Владимира Высоцкого, написанная для фильма «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго».
– Что-то нашего специального корреспондента Васи Пёрышкина не видно, – задумчиво произнес Главный Редактор, просматривая статьи. – Задерживает материал.
– Наверное, занят, – робко предположила машинистка Настя Ярославцева. – Очередное сенсационное интервью берёт. Ушёл с головой в поставленную задачу, вот его и не видать.
– Слишком глубоко ушёл, – проворчал Главный Редактор, щелкая Большими Редакторскими Ножницами над очередной статьей. – А если не сдаст тему в срок? Что мы делать будем? А?
– Вас не поймешь, – вмешалась Очень Технический Директор Аня Немальцина. – Человек, можно сказать, всю душу в работу вкладывает, а вы еще и недовольны! А интервью он в срок сдаст, будьте уверены. И дня не пройдёт, обязательно объявится!
И тут на столе заливисто задребезжал телефон.
– Вот видите? Это он, я уверена! – торжественно сказала машинистка Настя и сняла трубку. Но в аппарате что-то хрюкало и пищало.
– Вася, это ты? – позвала Настя. – Вася, перестань хрюкать и говори, как человек!
Вслед за этим в трубке хрустнуло, словно маленький взрыв, и наступила тишина.
– Я и не хрюкаю! – обиженно произнёс Васин голос. – Это телефон неисправный, вот он и хрюкает. Я по нему долбанул кулаком, сразу все исправилось.
– Пёрышкин, ты где? И кто тебе разрешил стучать кулаками по телефону? – сердито спросил Главный Редактор взяв трубку на параллельном аппарате.
– А кто мне запретит, я же из будки звоню! – отмахнулся Вася. – У меня срочная информация! Записывайте: богатыри были на самом деле!
– Откуда такая уверенность? – засомневался Главный Редактор.
– Илья, вы, наверное, самый старший из богатырей?
– Нет, сынок, что ты. Мы все младшие – и я, и Добрыня, и Алёша Попович – мы все кто в конце десятого века жил, а кто и попозже.
– А что, были ещё и старше?
– Конечно, были. У кого бы мы богатырскую науку постигали? Старшие – это Святогор-богатырь, Волх-богатырь, Дунай-богатырь, Потык…
– Дунай – это река такая. Его в честь реки назвали, да?
– Что ты, что ты! Река Дунай – это и есть богатырь. Ты разве былин не читал? Он взялся состязаться со своей женой-богатыршей и убил её, а потом заколол себя копьем. Из его тела и потекла Дунай-река.
– Разве так может быть?
– В прежние времена всё могло быть, – вздохнул Илья.
– Но ведь наукой это не доказано!
– Какая наука, сынок! Это так давно было, что и доказать нельзя!
– А когда былины начали появляться?
– Первые былины (в них как раз о старших богатырях и повествуется) народ сложил уже к девятому веку. Их называют мифологическими. Второй цикл – былины киевские. А третий – Владимиро-Суздальские. Это уже про нас, про богатырей младших.
– Много же народ про вас насочинял! В жизни не прочесть…
– Скажешь тоже – «насочинял». Обидно это. Народ наши дела приукрашивал, не без того. Но мы все действительно существовали и действительно воевали за землю Русскую, за князя с княгинею. Меня за это даже к лику святых причислили…
– Не может быть!
– Почему же не может… Отправляйся в Киево-Печерский монастырь, под ним есть пещеры, там моя гробница. Если не испугаешься – проверишь.
– Вы в самом деле родились в земле Муромской, в селе Карачарово? И на печи вы тридцать лет просидели?
– И это было, не скрою. Вылечился я чудесным способом, потому что мне предназначено было стать богатырём, Русь-матушку от врага защищать, служить князю Владимиру.
– Какому Владимиру? Их же два было – Святой и Мономах!
– Верно, два… В былинах их образы слились в один – не очень хороший, я тебе скажу!
– Ага. Коварный, жестокий…
– Ты думаешь, легко государством править? Потруднее, пожалуй, чем палицей махать! Я служил не Киевскому князю, а Владимиро-Суздальскому – Мономаху. Это было в начале двенадцатого века.
– Неужели Соловьи-разбойники тогда еще водились?
– Разбойники всегда водились. Прятались на дорожках прямоезжих, с громким посвистом бросались на путешественников, грабили. Только в былине не конные дорожки имеются в виду. Это были пути по Днепру к Черному морю и по Волге – к Каспийскому. А по берегам рек засады устраивались на богатые купеческие корабли. Это и хазары, и печенеги, и половцы. С тринадцатого века – волжские и крымские татары. Вот мы, богатыри, княжие дружинники, эти дороги и очищали. Это был подвиг, на который не всякий смельчак решится.
– Тогда понятно, почему Соловей с родственничками на одно лицо были.
– Не совсем так. Татарина от татарина отличить можно. Это – отголосок другой истории – о маленьких диких лесных племенах, члены которых из поколения в поколение женились на своих сестрах. Мы встречали таких в наших странствиях. Но они не разбойничали, жили охотой, бортничеством (по-вашему, пчеловодством).
– А Добрыня – он тоже с вами служил?
– Нет, он на самом деле жил во времена Владимира Святого – того, что Русь крестил. Добрыня Никитич, посадник новгородский, а затем воевода киевский, был дядей Владимиру и даже помог тому в некотором роде занять престол. В 970 году Святослав оделял своих сыновей землями. Ярополка он посадил в Киеве, Олега – у древлян. Но тут пришли новгородцы, и пригрозили отделиться, если Святослав не даст им князя. Тогда Добрыня уговорил новгородцев попросить княжить Владимира – внебрачного сына Святослава и ключницы Малуши. Князь выполнил их просьбу и посадил Владимира в Новгороде. Об этом рассказывает Повесть Временных Лет, но в былинах не осталось этой истории.
Зато осталась другая – как Добрыня сватал князя Владимира. Действительно, дядя помогал князю, когда тот в 980 году решил жениться на полоцкой княжне Рогнеде.
– Его борьба со Змеем – тоже выдумка?
– Нет, тут скорее речь идёт о метафоре. Знаешь такой литературный прием? В 990 году, после того, как стольный град Киев был покрещён, а языческие идолы частью порублены, а частью сброшены в Днепр, Добрыня с Путятой (другой воевода князя Владимира) отправились крестить огнём и мечом Новгород. Жители не хотели расставаться с богами предков. Особенно почитали в торговом городе Велеса – покровителя скота, торга и подземных богатств. Велеса изображали в виде змея, поэтому народ изобразил поход христианина Добрыни против язычества, как борьбу со Змеем.
Летописи повествуют, что, порубив идолов, Добрыня обратился к новгородцам со словами: “Что, безумные, сожалеете о тех, кто сам себя защитить не смог, какую пользу вы от них ждали?” Так что на деле поход оказался не таким опасным, как его описывают, хотя новгородцы вполне могли подняться против богатырей.
– Путята в былины не попал?
– Напрямую – нет, но имя его народная молва сохранила. Оно преобразовалось в образ Забавы Путятишны, которую Добрыня освобождает от Змея.
– А третий ваш товарищ, Алёша Попович – при каком из Владимиров жил?
– Если верить былинам, Алёша покуражился при обоих князьях разом. При Владимире Святославиче он воюет против печенегов, а при Владимире Мономахе – противостоит половцам. Но на самом деле его звали Александр, и жил он в начале XIII века. Реальный Александр Попович был участником сражения между ростово-суздальскими и новгородскими войсками на реке Липице в 1216 году. Погиб он в сражении при реке Калке в 1223 году с семьюдесятью другими русскими богатырями.
Прототипом его противника – Тугарина – стал половецкий хан Тугоркан, ставший в 1094 году тестем Святополка и убитый киевлянами в 1096 году. Следствием этого слияния эпох и героев стал интереснейший былинный ход – Алеша Попович убивает своего противника не в чистом поле, а на пиру у князя, за то, что хан начинает приставать к жене Владимира, княгине Апраксе.
– Значит, никаких чудовищ богатыри не убивали?
– Нет, противники у нас были не о трёх головах огнедышащих. Но от этого они были не менее опасными. Это были хазары, печенеги, половцы, татарские орды. Так что княжеским дружинникам редко приходилось подолгу отдыхать на княжеских пирах в столице…
– Всё, – растерянно произнесла Настя, убирая трубку от уха. – Обрыв связи, наверное… Интересно, откуда он звонил?
– Из какой-нибудь библиотеки, наверное, – равнодушно пожал плечами Главный Редактор. – Не мог же он в древних временах телефонную будку найти…
– Не мог? – недоверчиво переспросила Настя, берясь за расшифровку стенограммы разговора. – Вася ещё не то может…
Внимание, ребята! В интервью Илья Муромец допустил одну историческую неточность. Какую?
Ответ:
Илья назвал Мономаха князем Владимиро-Суздальских земель, а в начале двенадцатого века это княжество называлось ещё Ростово-Суздальским. Владимиро-Суздальским оно стало при князе Андрее Боголюбском, перенесшем в начале 1170-х столицу из Ростова во Владимир.
Интервью расшифровала и исправила ошибки Настя Ярославцева
Одна половина окна была затянута марлей от комаров, другая заклеена газетой – от солнца. Рыхлая бумага пожелтела, а буквы на ней стали пепельного цвета. Из-за этого в кухне весь день царил золотисто-серый, душный полумрак.
Колька Пузырёк осторожно выглянул из-за края рамы. Взрослые парни наконец-то собрались уходить. Они уже закатили мотоцикл, и теперь лениво переминались у ворот гаража – тупили. Видимо решали, куда податься: на речку, в город или в соседний двор. Уметутся – и можно будет погулять.
Вова стоял вполоборота к колькиному окну – джинсы в масле, золотистый ёршик волос, как у Кольки, совсем выгорел. Бессознательно поигрывал мускулами – бочки у него будь здоров, может, даже не меньше папашиных. Отец ушёл прошлой весной – не так давно, чтобы Пузырёк начал его забывать, но достаточно, чтобы его образ начал превращаться во что-то обобщённо-гладкое. Колька напряг память, пытаясь представить отца, но в голове всплывали отдельные приметы – запах пота, большие, не тронутые загаром руки и почему-то вылинявшая рубашка в клеточку.
Дребезг раздолбанного велосипеда заставил Кольку шарахнуться под защиту газетной шторы. Друг Кочан на своем «Салюте» бдительно патрулировал двор, и на глаза ему лучше было не попадаться. Заметит – начнёт звать. А показываться на глаза старшим, особенно Вовке, не хотелось.
Раньше с Вовкой Пузырёк дружил. Вроде как вся малышня дружит: ключи-отвёртки подержать, червей накопать. А вроде и не как все: выделял Вовка младшего. Прозвище ему подправил, чтоб не путали. А то Вовка Пузырь и Колька Пузырь. То, что у них одна фамилия, Колька и не догадывался. Узнал случайно.
Из коридора послышалось слабое шарканье. Пузырёк метнулся от окна и сделал вид, будто программу читает.
– Ну что ты высиживаешь? А? Шёл бы во двор. А то как темнеть, так не загонишь окаянного.
– Щас, посмотрю, когда мультики будут, и пойду, – буркнул Колька, не поднимая головы.
– Мультики ему! Успеешь ещё насмотреться за зиму.
Колька сполз с табурета, надеясь улизнуть в свою комнату раньше, чем бабке придёт в голову новая мысль. Не успел…
– За сестрой последи.
– Куда она денется.
– А то не знаешь. Татары какие-нибудь будут проходить…
– Нужна она им!
– Я кому сказала!
– Сама следи! – огрызнулся Колька.
Бабка не ответила. Она пристально оглядывала двор.
– Парни какие-то… Погляди, Коль, это не Маринкин сын, рыжий такой?
– Нет там никакого рыжего, – пробубнил Колька, заталкивая ноги в кроссовки. Ну её с этими расспросами!
– Ну как же нет. Вон он стоит, Вовка. Ты его знаешь?
– Нет. Я пошёл! – крикнул Пузырёк и поскорее закрыл за собой дверь от лишних расспросов. Ему был неприятен этот разговор, особенно то, что должно было за ним последовать.
«А ты знаешь, что Вовка твой брат?»
Она уже раз двадцать это говорила. Потому-то Колька старался где старшие ребята и не появляться.
Брат. Пузырёк привалился к холодной стенке подъезда – тянул выходить. Здорово, конечно, когда есть старший брат. Особенно такой, как Вовка. Но это если вообще. А если по отцу…
Колька сперва обрадовался, когда узнал, а потом застыдился. По всему получалось, что папашка бросил Вовкину мать ради его, Колькиной мамы. И Вовку он тоже бросил ради Кольки. Именно ради него – Катюха-то потом появилась.
Правда, теперь папашка и их бросил, но неловкость от этого не пропадала. Появилась какая-то раздвоенность: Колька постоянно думал о брате и боялся попадаться ему на глаза. Таился, чтобы кто-нибудь не проведал об этом, и мечтал, как Вовка вдруг сам подошёл бы к нему, признал. Брал бы с собой на рыбалку, на стрельбище за гильзами…
– Колька! – раздался из-за двери окрик бабки. – Ты что это удумал – в подъезде отсиживаться?! А-ну марш во двор!
Пришлось выйти. Ребят уже не было, на двери гаража торчал серый замок. Кочан тоже уже куда-то укатил. Катюха в одиночестве возилась под кустом – играла сама с собой в какую-то непонятную игру.
– Коль!
– А?
– Тебя Кочан спрашивал…
– Ну и что?
– Он на речку поехал. Коль!
– Ну?
– А правда, что это наш папа нарисовал? – Она вытащила из песка кухонную доску, расписанную цветами.
– Правда.
– А девчонки не верят. А этого, который на площади?
– Это Мелиоратор.
– А расскажи про них…
– Ну… – Колька уселся рядом с сестрой. – Мелиораторы, они давно были. Когда ничего не было…
– Ничего-ничего? Ни посёлка, ни города?
– Одна голая степь.
– А военные?
– Дура, что бы они ели? Говорю ж тебе, степь одна. И стрельбища, и забора не было. А потом пришли они и стали все устраивать как лучше. В степи каналы прокопали, поливальные установки – видела такие, которые воду разбрызгивают? Вот. А потом пришли люди и посадили огороды, и стало что есть. Построили городок, посёлок наш, рельсы…
– А какие они были?
– Как великаны. Сильнющие, и лица у всех… Как у того на площади. И жили лет по сто и даже больше, и никогда не старели!
– А ты их видел?
– Да ну тебя! Я ж тебе тыщу раз объяснял, что нет. Папашка их видел – а как бы он ещё нарисовал?
– А почему они ушли?
– Потому что скучно стало. Делать-то нефиг! Каналы все прорыты, воды дофига, людям есть что есть и вообще… Вот они и ушли. Может, в другую степь, а может в гору.
– В Богдо, да?
– В Богдо. Там пещеры – наши парни залезли и видели. Там внутри все из соли. Вот они там и спят. А проснутся, когда снова дела будут. Слыхала, небось, – каналы заносит, установки ломаются, все разваливается. Вот как развалится окончательно – жди Мелиораторов.
– А дед Кочана говорил, что он сам был…
– Да он же свихнутый – это все знают. И потом – ну какой из него Мелиоратор? Облезлый, водку пьет. Ты на площадь смотайся, глянь. Плечи – во! Бочки! Если бы Мелиораторы сейчас были, они были бы… Как Вовка Пузырь – видела?
– Слушай, Коль… А может, он и есть?..
– Ты чё, он же старшеклассник ещё!
– Но ты ж сам говорил, что они молодые всегда. И потом – может он сын мели… меле… этих.
– Не, Вовка не их… он знаешь… А, все равно. Играйся лучше…
Колька вскочил, будто бы по делу. Прошёлся вдоль двора, высунулся на дорогу. Недоверчиво стрельнул глазами по окнам. Вроде никого, но как тут определишь?
Пузырёк подошёл к двери гаража, тронул пальцами жирную спинку замка. Ещё раз огляделся, засунул руки в карманы, выпятил грудь. Не похож, наверное… Только кого тут спросишь?