Кукол у Ленки не было. Но вовсе не потому, что она их не любила. Просто однажды девочке перестали их покупать. Ленка очень хорошо помнила день, когда отец сказал:

– Больше никаких кукол. Чего деньги зря переводить, всё равно на запчасти разберёшь!

Ленка тогда как раз только-только начала понимать, как действует свистулька в её новом пупсе. Правда, для этого куклу пришлось изрядно распотрошить, и та лежала на диване, скучная и некрасивая.

«Потрошительница» отцу не поверила: ну какая это жизнь – без кукол? Но дни проходили за днями, недели за неделями, а новых «машенек» всё никак не покупали. Старые лежали в коробке с игрушками и больше походили на детали машины: пластмассовые ноги – отдельно, белокурые резиновые головы и глаза – отдельно!

Просить и спорить Ленка не пыталась: если отец сказал «нет», значит, нет!

Девочка отводила душу, играя со статуэтками из фарфора и керамики у крёстной мамы Зои. В доме крёстной Ленке нравилось всё: и занавески с оборочками, и круглый деревянный стол с ажурной скатёркой и самоваром. Но больше всего она любила комод. Плотно заставленный статуэтками с семью слониками в центре, он притягивал Ленку, как магнит. С разрешения мамы Зои, статуэтки неизменно выставлялись Ленкой на стол, где тут же превращались в героев сказок.

Однажды девочку осенило: «Маме Зое эти фигурки вовсе не нужны, она же с ними не играет. Их так много, что если я возьму немножко, никто ничего не заметит». Расчёт оказался верным, крестная действительно ничего не замечала. После каждого Ленкиного прихода статуэток становилось всё меньше и меньше…

Домой это нести было нельзя, и Ленка организовала маленький тайник в самой глубине большого малинника. Улучив минутку, она убегала в свой «райский уголок», доставала «сокровища» и становилась глухой к звукам внешнего мира.

Рассекретил Ленку младший брат. Любовь Фёдоровна, устав звать свою старшую обедать, дала ему задание: «гулёну» отыскать и к обеденному столу доставить. Андрюшка давно заприметил малиновое укрытие, а потому только одним глазком убедился, что Ленка на месте, тихонько вернулся и позвал мать. Девочка была поймана «с поличным». Ужасу матери не было предела: её дочь – воровка! Ворам нет места в их семье. Или Ленка сейчас же пойдёт и во всем признается тёте Зое, или пусть забудет о том, что у неё есть семья и дом. Девочка просто потеряла дар речи. Мать собрала ей в подол все фигурки и отправила с повинной.

Статуэтки жгли Ленке руки, они вмиг перестали быть её друзьями и ничем не могли помочь своей незаконной хозяйке. Ноги Ленку не слушались и жили своей самостоятельной жизнью, отказываясь идти в заданном направлении. Кое-как добрела она до поросшего репьём забора тёти Зоиного огорода да там и спряталась. Ленка решила, что лучше умрёт от голода и холода, лишится крова и семьи, но никуда не пойдёт. Сколько времени просидела она так, девочка не помнила. Ноги затекли, страшно хотелось есть и пить, к волосам прилипли цепучие репьи, но ничто не могло заставить её выйти. Во всей Вселенной никто не мог ей помочь. Ленка сидела в полудрёме, покачиваясь из стороны в сторону, словно читая молитву.

Очнулась Ленка от мычания коров и материнского голоса (совсем рядом): «Жданка-Жданка! (Так звали их корову). Пойди, посмотри, что это там за чудо в репьях? Скажи этому «чуду», пусть вылезает и идёт к крёстной: признаваться всё равно придётся».

Что было делать? Ленка выбралась и, опустив голову, поплелась к маме Зое под конвоем непреклонной матери. Крёстная стояла у калитки. Увидев чумазую крестницу, удивилась:

– Леночка, и чего это у тебя лицо такое грязное? Или ты по вторникам не умываешься?

Ленка молчала. Но, как следует разглядеть пальцы на босых ногах ей не дала мать.

– Давай, рассказывай крёстной, чего натворила!

Тон у неё был такой, что Ленка поняла, игры в молчанку кончились.

– Я… у меня… вот, – и девочка раскрыла измятый подол.

Маме Зое не надо было больше ничего объяснять. Она погладила Ленку по голове и непонятно сказала:

– Невелико горе. Подожди-ка.

Она ушла в дом и вскоре вынесла завязанный узелком платок. Протянув его Ленке, сказала:

– Возьми, дочка, играй на здоровье. Я уж давно думала подарить тебе эти побрякушки, зачем они мне, старой, нужны? Я только слоников оставила, мне их покойный Петя из Москвы привёз.

Каким уж таким взглядом посмотрела мама Зоя на Ленкину мать, о чём говорила с ней после, Ленка не знает. А только мать больше не вспоминала про тот случай.

С тех пор прошло тридцать с лишним лет. Ленка стала Еленой Петровной, в её доме красуются фарфоровые статуэтки – её хобби. Среди них – китайский болванчик, подаренный когда-то мамой Зоей и чудом сохранившийся с тех давних детских времён.

Прямо напротив Ленкиного дома, в глиняной мазанке жили старик и старуха. Цыгане. И был у них внучок Федька – закадычный Ленкин друг. Ходили они друг за дружкой, как ниточка за иголочкой: и на рыбалку, и по грибы, и по ягоды. Федька был вольная птица: гуляй куда и когда захочешь, а Ленку с братом родители, уходя на работу, запирали на замок.

Андрюха был совсем малыш, днём он сладко засыпал в своей кроватке, и Ленке становилось скучно. Но ненадолго: под окошко приходил цыганёнок и торжественно обещал её освободить. Плоскогубцами из дедова сарая Федька отгибал гвозди на рамах, выставлял окно и важно заявлял: «Всё, выходи, я тебя спас!!!» А когда Ленка спрыгивала на землю, он, серьёзно уставившись на неё своими огромными глазищами, спрашивал:

– Ленка, ты меня любишь?

Возмущённая Ленка с негодованием отвечала:

– Уйди, дурак, терпеть тебя не могу!

Огорчённый Федька, путая русские «зачем» и «почему», задавал один и тот же вопрос:

– А зачем?

После очередного «освобождения» задумали Ленка с Федькой полакомиться мёдом с соседней пасеки. Дойти сладкоежки успели только до большой старой липы, растущей как раз на середине пути между Ленкиным домом и ульями.

Над деревом роились пчёлы, а когда друзья подошли ближе, над головами их раздалось зловещее: «Уж-ж-жалим! Не по-ж-ж-жалеем!».

– Фу, противные, – замахнулась Ленка на пчёл.

И тут же почувствовала жуткую боль. Кусались пчёлы так, что Ленка с Федькой вмиг забыли про мёд…

Надолго запомнился детям этот поход.

Вернувшись с работы, родители обнаружили раскрытый настежь дом, выставленные оконные рамы и двоих опухших, зарёванных существ, спящих «валетом» в Ленкиной детской кроватке. Федьку отнесли домой, бабке с дедом, а Ленку отец поставил в угол коленками на горох, чтобы впредь неповадно было.

…Однажды, в выходной, Федька что-то очень долго не приходил, и Ленка отправилась к другу. Мазанка, где жили старики, была тёмной и низкой, покосившейся от времени. Зайдя внутрь, Ленка услышала какие-то голоса. В доме зачем-то собрались местные старухи в платках со строгими лицами. Ленка спросила громко:

– А Федька где?

Раздалось какое-то глухое бульканье, на Ленку зашикали, а бабушка, стоявшая ближе всех, взяла её за плечи и протолкнула сквозь толпу в центр комнаты. Федька был там. Только он почему-то улёгся в деревянный ящик и притворялся, будто спит. «Разыгрывает», – поняла Ленка. Она подскочила к Федьке, схватила его за пиджак и начала поднимать:

– Ну, и чего ты здесь разлегся, вставай давай, пойдём скорей играть.

Старухи заголосили громко с причитаниями. Кто-то оттащил Ленку в сени, а девочка всё никак не могла понять, почему ей не дают забрать Федьку на улицу. Какая-то бабуся всунула в Ленкину ладошку горсть конфет и печенья и сказала, что Федька спит.

– Чего он днём-то спит, ночью надо спать! – пыталась убедить старуху Ленка. И всё порывалась пойти к Федьке.

– Он теперь долго будет спать, потому что устал, и будить его нельзя.

Сказано это было таким тоном, что девочка поняла: спорить бесполезно. Видно, и вправду Федька очень устал. Дома мать сказала, что Федька уснул насовсем.

СОВСЕМ – НАСОВСЕМ!!!

В Ленкиной голове такое никак не хотело умещаться, и было страшно обидно, что её друг так скоропостижно предал её, оставил одну-одинёшеньку и даже не спросил на прощанье: «Ленка, ты меня любишь?»

Только став взрослой, она поняла, что это был за сон, который разлучил её с первой любовью.