По мотивам народной легенды

Давно это было – и меня ещё не было, и родителей твоих, и даже дедушек-бабушек – тоже. А лес уже был, и река Мезень была. Там это всё и случилось, о том один старичок прадеду моего деда рассказывал, а тот мне передал.

На реке Мезени житьё тогда худое было – земля неродящая, лето короткое, а зимы такие страшные, что и на печке холодно: сколько ни топи – хоть внутрь залезай. Народ бедовал сильно, мужики все на промыслах: в городах или на море, – только бы ячменного хлебца достать.

А на горке церковь стояла – красивая, белая. И поп при церкви был, Пантелеймоном звали. Поп тоже бедствовал.

Народ из тех мест от голода потихоньку уходить стал, а значит, и прихожан у церкви поубавилось. Потом и вовсе ходить перестали. Поп и так и эдак – один молится, один поёт, да всё ерунда какая-то получается. И то сказать: что это за церковь без верующих?

Решился Пантелеймон: со слезами отслужил обедню в последний раз, помолился на все четыре стороны, запер церковь на замок, а ключ в реку бросил. И пошёл, куда глаза глядят и ноги ведут – искать в людях счастья и такого места, где б ему поплотней усесться.

Долго шёл поп Пантелеймон глухим лесом. Дорожные припасы кончились, а с ними и тропинка около пня корявого. Сел поп на пень и заплакал. Только чувствует, будто кто его по плечу гладит. Оглянулся – старик рядом стоит. Откуда взялся – непонятно, но глаза добрые и лицо знакомое – будто вчера встречались, а где, хоть убей, не вспомнишь.

– Чего плачешь? – старик спрашивает.

– Да вот, – поп ему, – так мол и так, церковь запер да сам по миру пошёл.

– Плохо ты сделал – видать, пословицу забыл: «Поп в гости, а черти на погосте». Какой же приход без попа живёт? Да что мне тебя попрекать – хочешь, дальше вместе пойдём? Будем делить, что есть – вместе, чего нет – поровну.

Попу куда деваться? Лучше уж так, чем на корявом пне сидеть да волков с медведями дразнить. Пошли.

Старик легко идет, улыбается, с птичками пересвистывается, а Пантелеймон на каждом шагу спотыкается и за стариковский пояс уцепиться норовит. Про себя думает: «Связался же невесть с кем, ещё в болото к кикиморам заведёт и бросит». И крестится потихоньку.

Однако в скором времени вышли на дорогу, а по ней и в деревню попали. Пустили их добрые люди передохнуть, накормили даже. А как поели-попили, стали им рассказывать про страшное дело, что здесь приключилось.

У самого богатого мужика сын единственный – хороший мальчик. Да вот беда: бес в него вселился. Днём ребёнок бьётся до кровавой пены, а как ночь приходит – с бесовской помощью по деревне бегает, в окна стучит-пугает, лошадей хвостами по две – по три вместе связывает и прочие пакости творит. Управы никакой нет, и мальца жалко.

Отец тому, кто беса выгонит, столько золота посулил, сколько избавитель унести сможет. Поп про золото как услыхал, так попутчику шептать стал:

– Нам с тобой денежки на дорогу ой как пригодились бы. У меня сапоги совсем разваливаются, ты и вовсе босой. Жаль только, я бесов выгонять не умею.

А старик в ответ:

– Зато я умею. Пойдём вместе, будто я лекарь, а ты мой помощник.

Пришли они в ту избу, помощь свою предлагают. Вывели им мальчонку взъерошенного – глаза кровью налиты, зубами по-волчьи щёлкает и укусить норовит. Старик как выхватит неизвестно откуда меч острый и светлый и-и-и раз! – ахнуть никто не успел – разрубил несчастного на две части. Да так ловко, ни капельки крови не пролил.

– Помоги, Пантелеймон, – говорит попу. А тот встал столбом и даже «Отче наш» прочесть не может.

Подхватил старик половинки, донес до речки один, помыл, перекрестил и сложил вместе. Мальчик вскочил и ну старику руки целовать. А бесёнок как припустит, только и видели. Правда, на прощанье успел Пантелеймона хлестнуть по спине хвостом, но тот даже не заметил.

Привёл их богатый мужик в кладовую, а там золота – как солнца в полдень и ещё два раза по столько. Поп ну давай хватать горстями монеты и слитки – и за пазуху, и в карманы, и в сапоги, и в шапку. Даже за щёки стал класть, как хомяк – вот жадоба! И старику с набитым ртом кричит:

– Ты-то чего не берешь?

– Да мне ничего не надо. Вот разве что возьму три медные копейки и будет, – поднял три копеечки потертые, две по карманам положил, третью за пазуху.

Идут они опять лесом. Поп устал, сел и есть попросил. Старик его укоряет:

– Ты золота набрал, а о еде не подумал. Где мы в лесу хлеба купим? Я вот три сухарика припас. Сейчас по одному съедим, поспим, отдохнём, потом и третий поделим.

Съели они по сухарику, старик лёг под кустик и заснул. А Пантелеймону не спится – не наелся. Подполз он к старику, вытянул тихонько из кармана последний сухарик, съел и тоже заснул. Проснулся старик, стал сухарик искать, а поп глаза отводит: не брал, мол, я, – может, зверь лесной стащил. На нет и суда нет, пошли они дальше.

Дошли до широкой реки – ни моста, ни лодки. Что делать? Старик говорит:

– Иди за мной, не бойся, – и пошли по воде как по льду январскому. На середине реки старик остановился, повернулся к Пантелеймону, в глаза посмотрел и спрашивает:

– Что, Пантелеймон, не ты ли сухарик съел?

– Нет, – отвечает тот, и тут же тонуть стал.

– Лучше признайся, упрямый, хуже будет.

Попу стыдно правду сказать, он всё глубже со своим золотом под воду уходит, да всё равно упрямится.

– Ну ладно, – вздохнул старик и с тем на берег его вытащил.

Обсушился поп немного, решил деньги пересчитать – а в карманах да за пазухой одни чёрные угли! Заплакал Пантелеймон, а старик его успокаивает:

– Ничего, вот я свои копеечки посчитаю, – залез в один карман – достал пригоршню золота, залез в другой – ещё пригоршня, а из-за пазухи кучу червонцев на землю вывалил. Стал в три кучки сгребать – две поменьше, а третья большая – и приговаривает:

– Эта маленькая кучка – тебе, эта маленькая – мне.

– А третья, большая, кому же?

– Тому, кто третий сухарик украл.

– Так ведь я же украл! – закричал поп и будто проснулся. Стоит он около своей церкви, дверь распахнута, а со стены знакомый лик прямо в глаза смотрит – то Святой Николай Чудотворец был.

Долго молился Пантелеймон в церкви, долго просил у Бога простить ему жадность. И Бог простил его. Наверное, Николай Чудотворец заступился.

Стал народ возвращаться на реку Мезень к своей церкви. И у попа Пантелеймона тоже всё потом хорошо было.

Мы с Мишкой копали
Огромную яму,
Огромную яму
На нашем дворе.
И все говорили:
“Хорошее дело,
Сюда можно мусора
Много сложить”.

Но мы о другом
Беспокоились с Мишкой,
Мы яму прикрыли
Ветвями с травой.
Мы верили, что
Физкультурник-зануда
Из нашей из школы
Сюда упадёт.

Но яму учитель
Легко перепрыгнул,
И яму землёю
Легко забросал.
Обидна не двойка,
Обидно – работа,
Большая работа
Пропала зазря.