(Отрывок из повести)

Геккончик Шустрик прошмыгнул в дом через открытое окно и замер, повиснув на стене вниз головой. Он был очень любопытный и не упускал случая посмотреть, чем заняты бесхвостые великаны. Любая, самая маленькая щель, и он оказывался внутри. Заметить Шустрика на стене было не так-то просто — обои, желтоватые с коричневыми пятнами, напоминали цветом его шкурку. Хотя, конечно, шкурка у него была гораздо лучше – с атласным блеском на брюшке и нежными пупырышками на спинке. Он любил следить глазами-бусинками за бесхвостыми великанами, которые ходили туда-сюда, топая по-слоновьи и переговариваясь громовыми голосами. Прапрабабушка Шустрика говорила, что бесхвостые завелись в их доме очень давно. И как она не старалась, раскладывая по углам нафталиновые шарики и прыская карбофосом, вывести их так и не удалось. Впрочем, они были вполне безобидными существами, несмотря на свои гигантские размеры. Да и поселились в самой неудобной части дома, тогда как семейство гекконов обитало в уютном и прохладном подвале.

Шустрик вдруг очнулся от глубокой задумчивости и поднял голову. В этот раз никого в комнате не было. Наверное, великаны спали своим великанским сном. «Крак-крак!» — прокричал он, призывая братьев и сестру повеселиться. И тут же в щель открытого окна просунулись четыре мордочки: Зубастик, Хвостик, Хнык и Злючка. У Зубастика был чрезвычайно здоровый аппетит, не хуже чем у бесхвостых. Хвостик славился великолепным хвостом. Хнык был плаксивый и обидчивый, а Злючка — страшной задирой.

«Крак!» — повторил Шустрик нетерпеливо. Это означало: «Эй, ну что вы там копаетесь, будто у вас две лапы вместо четырёх! Быстрей сюда!»

Первым решился Зубастик. Он уже приметил, что на потолке, возле тусклой лампы, крутится целый рой насекомых: мелкие хрустящие мушки, жирненькая мошкара и длинноногие солёные комарики. Облизнувшись, он стремительно побежал по стене наверх. Следом, очень медленно и важно поводя хвостом, залез Хвостик. Он всегда ходил вразвалочку и время от времени горделиво оборачивался на свой хвост, видимо, приглашая всех разделить восторг от этого чуда природы. Злючка отпихнула Хныка и, пройдясь лапами по его голове, запрыгнула на подоконник. Хнык не удержался и полетел вниз. Он вечно был в царапинах и всё время жаловался на жизнь. Вот и в этот раз, шлепнувшись на землю, он затянул свою обычную песню: «Ох, бе-е-едный я геккончик! Такой ма-а-аленький, ми-и-иленький, но о-о-очень несчастный… Никто меня не лю-ю-юбит, все обижа-а-ают…» Но гекконы не обратили внимания на его стенания. Они спешили к яркой лампе, вокруг которой мельтешила добыча.

Зубастик уже открыл пасть, чтобы заглотить летящего прямо навстречу комарика, но тут Злючка рванула вперед и с победным криком перехватила насекомое. Зубастик не ожидал подобной подлости. Щелкнув зубами, он вцепился в лапу сестры. Они принялись драться, потихоньку перемещаясь на стену, а оттуда с писком скатились кубарем на пол, снова сбив с ног Хныка, который как раз, наплакавшись вволю, пробирался к лампе.

Хвостик лениво обернулся на драку, мимоходом оценив свой великолепный хвост, раззявил пошире пасть, и туда залетела целая порция аппетитной мошкары. Шустрик же не очень интересовался обедом, он подцепил лишь одну мелкую мушку, а потом ещё раз крикнул «Крак!». Но никто не обратил внимания – Зубастик по-прежнему дрался со Злючкой, Хвостик лопал, а Хнык обиженно висел вниз головой: «Никто меня не лю-ю-юбит, все обижа-а-ают…». Они не интересовались приключениями, и Шустрик отправился один.

Если вы никогда не видели бесхвостых, то Шустрик с удовольствием расскажет, как они выглядят – он их хорошенько изучил. На головах у них торчит что-то наподобие кактуса, а у некоторых, наоборот, висят длинные лианы. Бесхвостые медлительны и неповоротливы, просто смех! Ходят вертикально на задних лапах, а едят передними. Едят они, кстати, постоянно, и много всякого разного. Впрочем, ничего вкусного. Шустрик пробовал. То ли дело аппетитные насекомые.

Пробежав по потолку до двери в другую комнату, Шустрик тихонько подкрался и заглянул внутрь. Так и есть, великаны спали. Они были похожи на две горы, накрытые гигантскими пальмовыми листьями. От храпа бесхвостых чуть подрагивали стены – Шустрик чувствовал вибрацию под лапами. Он прошмыгнул через дверной косяк и побежал по потолку. Ему хотелось подобраться поближе и как следует их рассмотреть.

Он замер на потолке прямо над их головами, разглядывая великана с кактусом, который спал, приоткрыв рот. И тут вдруг великан зашевелился — эта огромная гора принялась переворачиваться со страшным скрипом и грохотом. Шустрик от ужаса чуть не потерял хвост. Шмыгнув за спинку кровати, он затаился. Постепенно всё стихло. Он уже собирался потихоньку выбраться из убежища, как вдруг увидел, что вдоль стены бежит таракан. «Ё-хо-хо! – воскликнул Шустрик и устремился вслед за добычей. — Непонятно, что бесхвостые делают со своими отростками на головах, но что Шустрик делает с тараканами, это всем известно!

Таракашка был некрупный, на один зубок. Шустрик хрустнул и с удовольствием облизнулся. Грозный храп по-прежнему разносился по комнате. «Интересно, а если бесхвостого угостить тараканом, может, он перестанет сердиться?» Прапрабабушка говорила, что они особенно сильно грохочут во сне, если днём у них бывает неудачная охота. «Но ведь ужасно глупо охотиться днём! — размышлял Шустрик. – Самая лакомая живность выползает ночью. Бедные, глупые бесхвостые. Может, бросить ему в рот тараканчика, чтобы он, наконец, узнал, что такое настоящее лакомство? К тому же, он насытится и подобреет. Шустрик может поймать много тараканчиков, ему не трудно».

В восторге от собственной затеи, он притаился в углу, поджидая добычу. Что она прибежит, он даже не сомневался. В углу валялись крошки чего-то съестного, и эти помоечники чуяли, что здесь можно поживиться. Так и есть, не прошло и пяти минут, как тень от длинных усов появилась на стене. «Ага! Крадётся разбойник!» — Шустрик привстал на всех четырёх напружинившихся лапках, и когда таракан, слепой, как крот, подбежал поближе, прыгнул и молниеносно перекусил его поперёк туловища.

С довольным видом Шустрик взобрался по стене, держа таракана в пасти. Перебежав на потолок, он остановился как раз напротив великана с открытым ртом и, прицелившись, разжал челюсти. Тушка насекомого полетела прямиком в рот бесхвостому.

Что тут началось! Великан вскочил и заметался по комнате, отплёвываясь и издавая странные звуки. У Шустрика даже уши заложило. «Ничего себе, — подумал он. – Даже Зубастик, когда в прошлом году поймал жирную саранчу, так громко не радовался». Бесхвостый так носился, что поднял пыль столбом. Шустрик облизнул длинным языком глаза, на которые налипли пылинки, и потрусил обратно к своим, бормоча себе под нос: «Всё-таки они страшные лентяи, эти длиннолапые. Нет бы самому насекомых ловить, а не на Шустрика надеяться! Вон как бегает проворно и щёлкает пастью. Мог бы сейчас крошек в уголок подсыпать, засесть в засаду и поймать десяток таракашек».

Возле тусклой лампы под потолком творилось что-то неописуемое. Хвостик вопил, как мадагаскарский геккон. Оказывается, Злючка опять перехватила добычу у Зубастика. Тот помчался за ней, но перепутал и в суматохе случайно вцепился в хвост мирно жевавшему Хвостику. Это было неслыханное преступление. Хвостик не терпел даже лёгких прикосновений к своему сокровищу, не то что острых зубов. Он кричал от возмущения, беспрерывно щёлкая укушенным хвостом. Не зная, как загладить вину, Зубастик подходил к старшему брату то с одной, то с другой стороны, и заискивающе заглядывал в глаза. Злючка же в изнеможении икала, обессилев от смеха.

Один лишь Хнык не обращал внимания на скандал и быстро уплетал летучую живность, крутившуюся возле лампы. Обычно ему доставались только остатки – мелкая худосочная мошкара и тощее комарьё – после того, как старшие братья и сестра наедались. Но сейчас, пока все были заняты, можно было урвать и толстую муху.

Шустрик подбежал поближе и громко крикнул:

— Крак! Айда кататься на филодендроне!

Все отвлеклись от своих занятий и дружно уставились на Шустрика. Хвостик перестал вопить. Зубастик обрадовался, что про недоразумение с хвостом будет забыто. Злючка уже придумывала новую пакость. А Хнык сладко облизнулся – он был сыт и настроен на приключения. Толкаясь и радостно вереща, гекконы ринулись вслед за Шустриком.

Филодендрон рос во дворе дома. Это было ползучее растение с восхитительными бархатистыми и пёстрыми листьями, мощные тёмно-зелёные стебли которого разрастались по земле. Обычно семейство гекконов слизывало капельки росы, которые собирались в серединке крупных листов. Но никому ещё не приходило в голову кататься на филодендроне.

Шустрик взлетел вверх по стволу и ринулся на брюшке по длинному листу, взметая облако брызг. Он соскользнул на землю с неимоверной быстротой, пискнув от удовольствия. Пихая друг дружку, геккончики бросились следом. Злючка всех оттеснила, забралась наверх первой и, вопя от восторга, слетела по водному желобу. Следом за ней съехал Хвостик, потом Зубастик, к хвосту которого прицепился Хнык. Ему было страшновато, и он закрыл глаза. Все втроём они шлепнулись в лужу. А сверху на них вместе с потоком воды упал Шустрик, который успел снова забраться на лист и скатиться.

Наступая друг другу на хвосты и головы, гекконы катались и на брюшках, и на спинках, и сцепившись друг с другом хвостами. Только Хнык отставал, растение казалось ему слишком высоким. «Так можно и шею свернуть маленькому миленькому геккончику», — думал он, осторожно спускаясь по листу хвостом вперёд.

Это развлечение настолько захватило весёлую компанию, что они даже не заметили, как на землю легла тень птицы с большими крыльями. Птица плавно кружила над филодендроном, рассматривая копошащуюся добычу. Вообще-то она предпочитала больших мадагаскарских гекконов, а не эту пузатую мелочь кривопалых и цепкохвостых. Таких нужен был десяток, чтобы наесться. Но ничего более привлекательного ей высмотреть сегодня не удалось. Рассвет уже был близок, и не хотелось ложиться спать на голодный желудок. Птица опустилась ниже и уже раскрыла клюв, как вдруг Шустрик, почуяв неладное, тревожно свистнул, и геккончики, как по команде, попрятались в щели между стеблей растения.

Все, кроме Хныка. С закрытыми от страха глазами, он медленно съезжал на брюхе вниз, не подозревая об опасности. Тень птицы накрыла филодендрон. Шустрик свистнул ещё громче, и Хнык открыл глаза. Но на беду вода заволокла их плёнкой, он ничего не мог разглядеть и принялся облизываться языком. Клюв уже почти коснулся его глупой головёнки, как вдруг Шустрик, выскочив из укрытия, подпрыгнул, схватил зубами кончик листа, на котором сидел Хнык и сильно дёрнул. Тот кубарем скатился вниз и упал прямиком в трещину между двумя толстыми стеблями. Птица впустую щёлкнула клювом, и взмыв вверх, громко захлопала крыльями от досады.

Злючка высунула кончик носа наружу и злорадно заверещала ей вслед. Но все остальные сидели тихо, выжидая, когда опасность скроется из виду. Дольше всех сидел в трещине Хнык, и потом, выбравшись, он всё равно продолжал дрожать от кончика носа до хвоста. Глядя на худое, исцарапанное тельце, Злючка вдруг пожалела младшего брата. У неё даже покатилась по щеке слезинка — она почувствовала щекотание и очень удивилась, так как никогда в жизни не плакала. Но, впрочем, тут же прекратила распускать нюни, вытерла слезу и сказала: «Эй, Хнык, хочешь чего-нибудь вкусненького?» Тот грустно кивнул, и Злючка быстро отрыла жирненького червяка. «На!» — она протянула ему добычу, но тут мелькнула раскрытая пасть, и червяк в одно мгновение исчез. Усевшись на хвост, Зубастик чавкнул, его мордочка расплылась в сытой улыбке. Злючка воинственно заверещала и уже хотела ринуться в бой, но Шустрик поспешил вмешаться.

— Пора домой, — сказал он. — Уже почти рассвело. Прапрабабушка, наверное, сердится на нас.

Все поспешили к дому. Хвостик с тревогой поглядывал на небо, он очень беспокоился за свой хвост, который, как ему казалось, был самой лакомой добычей для птицы. Хнык шёл самым последним и, опустив голову, тихо причитал под нос что-то неразборчивое: «Никто не лю-ю-юбит, все обижают… Ми-и-иленький… Несча-а-стный….»

— Интересно, — размышлял Шустрик. – А червяку бесхвостый так же обрадуется? Вот сегодня и проверим!