Кто о чём, а я всё о тундре. Не представляю, как можно не любить её, не восхищаться такой красавицей. Конечно, красота эта не яркая, не броская, но уж кто разглядит её, тот навсегда подарит тундре частичку своей души и будет возвращаться ещё не раз, чтобы вновь полюбоваться скромной северянкой. Я обожаю гулять по летней тундре. Мне нравится наблюдать за её жизнью, замечать что-то новенькое. Вот и сегодня – беру с собой пару бутербродов и отправляюсь побродить по любимым местам.
Город позади. Один шаг – и я вне цивилизации.
– Здравствуй, красавица, – приветствую я зелёный простор, чуть касаясь кончиками пальцев отцветающих купальниц.
– Здравствуй, – шелестит в ответ листва. Веточки покачиваются, как бы приглашая меня пройти дальше. Воздух необыкновенный! Вспоминаю, что собирая боровики в изумительном подмосковном лесу, по привычке хотелось вдохнуть аромат тундры… А его не было. Родственники хихикали: «Без угольной пыли уже не дышится?». Ни при чём здесь угольная пыль. Запах тундровый – особый! Карликовая берёзка, кустарнички голубики и брусники, ягель, можжевельник, россыпь ярких цветов… От всей растительности исходит непередаваемый аромат тундрового лета.
– Осторожно! – преградил мне путь куст шиповника.
– Что такое? – останавливаюсь я.
– Смотри внимательней, – хитрит колючка.
Сначала ничего не вижу. Затем замечаю в траве какое-то движение. Наклоняюсь к земле и …
– Лягушка? В самом деле – она! – радуюсь я.
– Никогда лягушек не видели? – квакает недовольно зелёная и отпрыгивает подальше от меня.
– Видели, только не в тундре, – виновато оправдываюсь и пытаюсь словить её, чтобы рассмотреть.
Квакушка ма-а-аленькая такая, тем не менее, не слишком-то меня боится и даже разрешает поймать себя. Терпеливо посидев некоторое время на ладони, она, в конце концов, спрыгивает с неё и прячется в траве.
– Хватит лягушек рассматривать, лучше глянь во-он в ту сторону, – прошелестела мне тонкая берёзка.
Поворачиваюсь в указанном направлении и замечаю стрекозу, зависшую над журчащим ручейком. Осторожно подбираюсь ближе. Спинка стрекозы переливается сине-зелёным неоном, посверкивает под солнечными лучами. Она, в отличие от лягушки, не даёт мне вдоволь налюбоваться своим нарядом.
– Приходи в другой раз, я к подружке тороплюсь, – прострекотала модница и исчезла так быстро, что я не успеваю заметить, куда она умчалась. Да уж, одно слово – стрекоза.
Взгляд плавно скользит по холмистой поверхности, выхватывает над равномерно растущими кустарниками одиноко возвышающиеся тут и там хрупкие станы берёзок; неожиданно взмывает ввысь и цепляется за быстрое облако; покатавшись в своё удовольствие, взгляд, наконец, упирается в бело-коричневую гряду древних гор. Думаю, каждый воркутинец думал о том, как обманчиво сие видение: кажется, вот они, горы-то, ан нет – ехать и ехать до них…
Вновь перемещаю свой взор на кусты и травы, до которых можно дотронуться рукой. Впереди, закрывая тропинку гибкими веточками, раскинулся куст ивы.
– Проходи, проходи, – гостеприимничает ива, – у нас как раз свадьба идёт.
– Свадьба? – удивляюсь я и, аккуратно отодвинув веточки-прутики в сторону, выхожу к полянке, густо заросшей цветами.
– Да где ж оно, празднество ваше? – спрашиваю и сразу замираю от увиденного.
В воздухе, пронизанном тонкими золотистыми ниточками, резвятся бабочки – белые, фиолетовые, коричневые, с разными узорами на бархатных крылышках. Они то разлетаются по полянке, прячутся среди листьев мятлика или сливаются с колокольчиками, то, вспорхнув все разом, снова слетаются в стайку и начинают кружиться в бесшумном танце. А вот уже бабочки не танцуют, а порхают в кружочке, словно сели на карусель. И снова – раз – и рассыпались по полянке. В самом деле – свадьба.
– А кого поздравлять-то? – спрашиваю у двух прелестниц. Они, хихикнув, пролетают мимо меня. Застеснялись, наверно.
Проводив бабочек глазами, наклоняюсь к благоухающим цветам. Лютики, незабудки и колокольчики неожиданно нагибаются к земле, как бы съёживаются.
– Вы чего? Меня испугались?
– Они боятся, что их сорвут, – слышу тихий шёпот тундры-матушки.
– Не бойтесь, – говорю, – мне не нравится любоваться засыхающими в вазе цветами. Я лучше к вам лишний раз на полянку захаживать буду, можно?
– Можно, а как же! – радостно встрепенулась вся растительность.
Где-то, совсем рядом, зазвучала мелодичная песенка кулика: небось, болотце своё нахваливает, мошкаре радуется. Ах, до чего приятна его музыка – оживил всю тундру весёлыми переливами. Сам махонький, серенький, зато песня яркая, заливистая.
Посижу-ка я на кочке мягкой, подивлюсь красоте тундровой. Сколько раз прихожу, а наглядеться всё не могу. Эй, комарьё, не про вас речь идёт! Почему с вами не разговариваю? Ну и наглые – вас никто не звал, а вы эвон какой тучей налетели, не отмашешься.
– Пойду я, красавица, домой, а то меня твои комары съедят, – ласково похлопываю ладошкой по мшистой земле и поднимаюсь.
– Приходи, не забывай, – щекочет нос тёплое солнышко, и травинки в такт колышутся – молча соглашаются с приглашением.
– Давай у реки встретимся, там тоже красиво, – журчит ручей.
– Хорошо, – обещаю я, выходя на дорогу к городу.
На самом деле, в тундре все места красивы, везде можно отдохнуть, зарядиться энергией родных мест, получить удовольствие от соприкосновения с заполярной природой. Надо только разглядеть в северной тундровой неприступности притягательную красоту.