Машу в классе не очень любили. Всё ей было надо, всюду она критику наводила, всё она в виду имела и за всё в ответе была. Уж как злыдня Маша Базыкина уговорила Виталика кукольный театр с ней делать – неизвестно даже самому Виталику. Наверное, она настойчивость проявила, а он – мягкость характера и безотказность постыдную. Вот и стал Виталик пропадать на репетициях после уроков, летом в школу приходил выпиливать замок из фанеры, солнце картонное золотой фольгой обклеивать и патлы куклам чесать.
Друзья его по летним лагерям и по дачам разъехались и забыли про это безобразие. А в сентябре увидели, как далеко всё зашло, и набросились на друга.
— Это ж всё равно, что в куклы играть! – возмущался Бунин.
— Да ещё со злыдней такой! – вторил ему Шемякин.
Виталик мрачнел день ото дня, потому что возразить было нечем. А накануне премьеры не выдержал, подошёл к Машке и сказал нарочито уверенно:
— Давай мы с тобой выступим завтра, и не будем больше.
— Почему?! – искренне удивилась Машка. – Завтра младшим классам спектакль даём, а через неделю в детском саду выступаем. Анна Львовна договорилась уже. И вообще, если бросить хочешь, так ей говори, а не мне…
Кажется, в этот момент подбородок у Машки задрожал, но Виталик не был в этом уверен, потому что она развернулась и из класса вышла. Спина прямая, походка модельная. Воображала и злыдня, одним словом.
На следующий день Виталик, Машка и Анна Львовна ширму в актовом зале поставили, Виталик декорации надёжно закрепил, а Машка все куклы перебрала, в порядок привела, разложила удобно, чтобы искать во время спектакля не пришлось. Потом достала из пенала две булавки с красивыми бусинами и приколола сценарии к ширме: один для себя, второй для Виталика. Про вчерашнее не говорили вовсе.
Ширма хорошо смотрелась. Машка новую ткань на неё натянула, а ткань эта не простая была. Всё лето её Машка аппликацией расшивала: цветами, бабочками и пчёлами полосатыми. Хорошая ширма получилась, профессиональная.
После второго урока начальная школа стала в зале собираться. Им даже перемену продлили. Бегают, орут, за ширму норовят заглянуть – смешные, весёлые. А как Анна Львовна за пианино села и «Маленьких лебедей» начала играть, так притихли все, на ширму смотрят, глазами хлопают. Это через щёлку было видно.
Давали спектакль «Спящая красавица». Или «Мертвая царевна». Что-то вроде того. Машка сама сценарий писала «по мотивам» и «с использованием». Виталик Принца играл, стражников и Колдуна, а Машка Царевну, Мышку и Солнышко. И вот идёт Принц по лесу, герой героем:
— Пройду леса тёмные, переплыву моря глубокие, перейду горы высокие… — голосил Виталик распевно и даже басовито.
А тут Машка ему шёпотом громким:
— Ты рот открывай и руками маши одновременно, а не по очереди! Что застыл! Двигайся давай!
А сама тюлевым флагом над ширмой размахивает. Ветер изображает. Виталик огрызается:
— Да знаю я, знаю!
И продолжает:
— …только бы найти Царевну, освободить от чар злодейских…
— Выше давай, выше! – подсказывала Машка. – Да не гору выше, а Принца!
У Виталика в одной руке Принц, в другой гора. Он руки перепутал, и гора у него ходуном заходила, а принц камнем застыл.
Но вот Принц наконец до замка добрался, и тут Машка сама зазевалась, про гроб хрустальный забыла. Гроб они, кстати, вместе делали: из каркаса алюминиевого и полиэтилена.
— Гроб, гроб давай, что спишь! – шёпотом закричал Виталик.
Машка спохватилась, подняла гроб и Царевну в нём. Анна Львовна музыку торжественную поставила из «Титаника», потому что сцена кульминационная. Виталик аж заслушался. И тут Машка его бедром толкает и шепчет с отчаяньем:
— Ну целуй, целуй давай!
Виталик наклонился и поцеловал – то ли в щёку, то ли в глаз. Куда попал. Машка повернулась к нему, смотрит растерянно и пунцовеет. А музыка красивая-красивая звучит. И поднялась Царевна из гроба, хоть Принц и забыл её поцеловать. И захлопали в ладоши зрители, особенно девочки, и смахнула слезу Анна Львовна.
Маша и Виталик вышли из-за ширмы с куклами в руках, поклонились смущённо, но гордо. А потом Маша к Анне Львовне подошла:
— Анна Львовна, я сказать вам хотела…
— Что случилось? – почувствовала неладное Анна Львовна.
— Виталик не станет больше в кукольном театре играть.
Но тут Виталик подошёл и сказал, что станет. Иначе кто Принцем у Машки будет?
Школа всё-таки странное место. Утром никто не хочет туда идти, но все торопятся. А после уроков, казалось бы, можно лететь в сторону дома самым коротким и верным путём – так нет. Все долго собираются, в раздевалке толкаются, о чём-то два часа в школьном дворе болтают, а потом только разбредаются, заворачивая за каждый угол, запрыгивая на каждый гараж и вопя что есть мочи – если есть кто-то, с кем вопить хорошо.
Утром Буня, Шмуня и Виталик из пятого «Б» выходят из трёх разных подъездов одного и того же дома. И в школу идут по одному и тому же маршруту. И в класс все трое приходят по возможности до звонка. Но только по-разному приходят.
У Виталика ноги длинные, шаги большие. Ему и бежать в школу не надо: идёт медленно, а приходит быстро. Вот природа наделила! А Буня и Шмуня бегом бегут и даже падают по дороге. Они не близнецы, даже не братья. Но похожи – не отличишь! Невысокие, коренастые, катятся колобками, через кочки перепрыгивают. То Буня споткнётся, то Шмуня в лужу провалится.
В класс Виталик приходит весь такой чистый и даже не запыхавшийся. А Буня со Шмуней красные, растерзанные, да и грязные частенько. Виталик спокойно садится за парту, достаёт учебник и тетради, ручки трёх цветов и транспортир. А Буня со Шмуней в класс врываются, рюкзаки торпедами к парте запускают. Те по дороге рассыпаются, зато приземляются точно. Буня ползёт к своему месту по полу, имущество собирая, а Шмуня уже на парте верхом сидит, ластиком каракули стирает – чтобы было где новые нарисовать.
— Бунин и Шемякин! – привычно здоровается учительница с классом. – Сядьте нормально и готовьтесь к уроку!
И добавляет:
— Здравствуйте, ребята!
К концу дня Буня и Шмуня ох как устают. Просто с ног валятся. А Виталик весь день силы копит. На уроках сидит спокойно, изредка только руку поднимает, чтобы размяться. На переменах тоже не суетится. Стоит себе, смотрит в окно, пока Буня его домашку судорожно списывает, а Шмуня из жвачки, пуговицы и осколка линейки композицию на стене создаёт.
И всё же самое роскошное веселье у Буни и Шмуни происходит по дороге домой. Потому что к ним обязательно подходит Виталик на своих ногах-ходулях и спрашивает:
— Ну что, пойдём? Сегодня сорок восьмой.
Буня и Шмуня кивают. Тогда Виталик достаёт карту, которую сам всё лето рисовал настоящей перьевой ручкой – с улицами, домами и даже с помойками. Ну, и со школой, конечно. Они отмечают красным цветом новый маршрут, все трое синхронно вдыхают полной грудью и отправляются в путь. А на карте написано красивым почерком: «102 маршрута от школы до дома». Маршруты идут бульварами и переулками, кустами и подворотнями, крышами, заборами и сквозь стадион. Даже через магазин продуктовый есть способ пройти! Надо только к чёрному входу незаметно проскользнуть. И ведь что удивительно: маршруты эти вроде как почти не пересекаются, вьются каждый сам по себе. А в итоге всё равно встречаются.