-Ай-яй-яй, – засовестил нас дед Николай. – Разорили гнездо! И без стыда-совести в открытую идёте. А птице каково, а? Поди-ко, бедная, по лесу мечется, убивается…
Сначала я ничего не понял. Какое гнездо? Какая птица? И даже на всякий случай в корзинку заглянул – вдруг Андрюшка и вправду разорил тайком кладку какой-нибудь птички, ничего мне не сказал и положил яйца поверх грибов?
Однажды, в самом деле, он набрёл в траве на гнездо жаворонков и хотел взять их яйца с собой. У нас Хохлатка как раз заквохтала – собралась цыплят выводить. Вот сынишка и решил поставить эксперимент: а жаворончат она высидит или нет?
Хорошо я вовремя к нему подоспел, не дал гнезда тронуть.
– Не, папа, никого я не зорил! – Андрюшка посмотрел на меня честными глазами. – Видишь, в корзинке только грибы.
– Будет вам! – дед Николай сердито махнул рукой. – А то я без глаз! Что это, по-вашему?
Я и моргнуть не успел, как он проворно выхватил из корзинки белый шарик. И тут же его лицо из торжествующего превратилось в удивленно-растерянное:
– Ох! Никак «дедушкина табака» набрали?
Он помял шарик, раздавил его и буркнул:
– Так и есть – «дедушкин табак»! Полную корзину набрали. Вот люди! Нешто за грибы считаете? И не вздумайте их жарить-парить. В момент отравитесь!
«Дедушкин табак» – так в народе называют дождевики. Пока молоденькие, мякоть у них белая. Как состарятся, превращаются в сморщенные коричневые мешочки: нажмёшь – и хлопнет в нос тёмная струйка спор. То-то расчихаешься! Как от табака.
– Ничего, дедушка, не отравимся, – весело сказал я. – Приглашаем вечерком на жаркое из грибов!
Дед Николай покачал головой – отказался, и ещё долго слышали мы его ворчанье:
– Хе! Вот-те раз – грибы, хы-хы! Рази ж едят дождевики? Отродясь, хэ-хе, не слыхивал даже. Не-е, не было грибов и это не грибы…
Дед Николай ходил по своему двору, он – наш сосед, и нам хорошо было слышно, как он продолжает бурчать себе под нос: «Ну и грибники, хе-хе!»
Слушая его, я посмеивался и промывал дождевики холодной колодезной водой. Потом накрошил грибы в картошку. Минут через пять она заскворчала, маслом забрызгалась – хорошая у нас печка, знатная сковородка!
Добавил я в жаркое сметаны, посыпал укропчиком да луком – и не заметили мы с сыном, как уплели всю сковородку.
А наутро только вышел на крылечко – дед Николай тут как тут. Перевесился через изгородь, суёт бутылку тёмной жидкости:
– На-ко, выпей елексиру! Отвар дуба, череды, конского щавеля – верное от желудка средство.
– Да в порядке у меня живот, с чего вы взяли! – говорю. – И у Андрея всё в порядке. С утра из пластилина что-то лепит.
Недоверчиво так дед Николай взглянул, от изгороди отошёл, но бутылку «еликсира» всё ж у забора оставил. Может, подумал: деликатничает сосед?
Настоящие грибы – подосиновики, боровики, подберёзовики – ещё не пошли. Зато дождевиков было видимо-невидимо. Как пробежит по лугу стремительный ливень, глядишь: то там, то тут высыпают в траве плотные, тугие шарики, да такие ровные, круглые, хоть в теннис ими играй!
Деревенские жители их не брали, как впрочем, не собирали они и рядовки, белые навозники, вешенки, которые тоже можно и варить, и жарить. Они их почему-то называли «собачьими грибами». И ни за что не хотели верить, что те же дождевики – вкусом лучше шампиньонов!
Вот до обеда и решили мы сбегать в соседний лесок, сразу за огородами. Там-то Андрюша и заметил: в орешнике что-то белеет. Вроде как шляпа. Нет, пожалуй, панама.
Ну, если шляпа или панама, надо обязательно её из кустов достать и на сук повесить. Вдруг хозяин волнуется, ищет пропажу?
Раздвинули мы ветки и ахнули: не шляпа это и не панамка – дождевик! Таких больших никогда мы ещё не видели – полкорзины занял.
Пришли домой, расположились за столиком во дворе и принялись резать дождевик кубиками – на сушку. Дед Николай тут как тут. Смотрит на наш гриб-великан со своего крылечка, ладошку лопаткой ко лбу приставил:
– Нешто в сушку «дедушкин табак» крошите?
– Ага, – киваю. – Замечательные супы зимой готовить будем!
– Кхе-кхе, – дед кашлянул и деликатно усомнился: – Да ведь высохнут – «табаком» сделаются…
– Не-е, – говорю. – Проверено: отличные грибы!
Ушёл дед Николай к себе в дом, а мы оставили грибы на солнышке сохнуть да и отправились полоть грядку с морковью.
Вернулись, глядь: бутылки с отваром у забора нет, и деда Николая дома тоже не наблюдается, и вообще – замок на дверях болтается. То всё сиднем сидел, разве в огороде что наспех поделает и скорей-скорей к скамеечке у ворот. Сидит и смотрит на жизнь сельскую: как куры в пыли порхаются, воробьи дерутся, кто и с кем по улице идёт.
Часа через два я выглянул из окошечка, смотрю: идёт наш сосед, что-то в ведре тащит – ох, тяжело, на левый бок перекосился! А что несёт, не разглядеть: травой сверху прикрыто.
Поглядел дед в мою сторону да быстренько и взлетел на свое крылечко, дверь за собой – хлоп! Откуда и прыть-то у него взялась? И с чего это щеколдой забрякал – то дверь у него нараспашку, а то вдруг запереться решил. Что это с ним?
А дня через три всё и прояснилось.
– Ну, высушили свои дождевики? – спросил нас дед.
– А как же! Мы их в тот же день в духовке подсушили. По всем правилам.
– А покажьте, – попросил дед.
– А пожалуйста…
И принес я пригоршню дождевиков. Повертел их сосед, покрутил, даже понюхал и расстроился:
– А у меня-то – натуральный «дедушкин табак» получился.
Оказывается, сосед набрал полное ведро грибов. Те, что изнутри белые и крепкие, он с картошкой пожарил – вкусно, ничего не скажешь!
А те, что пожелтее, на сушку определил. Неловко ему совета было спросить. Ведь до последнего не верил, что дождевики едят. На всякий случай даже тот самый отвар из трав у кровати держал.
– Да ведь брать-то, дед Николай, нужно только молоденькие дождевички, – объясняю. – Высыпьте, дорогой соседушка, «дедушкин табачок» на грядку – авось на следующий год народятся там грибы. Всё польза, не надо будет в лес за ними тащиться…
И точно, следующим летом собрал наш сосед неплохой урожай дождевиков на своём участке.
Значит, дело было так. Мокрая ворона села на забор, взъерошилась – только брызги полетели в разные стороны. Шутка ли, летела себе спокойненько, покаркивала приличненько, а тут – рраз! – накрыл её ливень, и спрятаться никуда не успела. Напроказничал и убежал-ускакал к далёким синим сопкам.
Причесалась ворона, пригладилась, перья клювом расправила – опять птица хоть куда, загляденье! Огляделась горделиво и вдруг даже присела от изумления: через всё небо протянулись расписные ворота, а краски-то, краски, батюшки мои, яркие да лучистые – семи цветов!
– Рррадуга! – каркнула ворона. – Кр-рас-сота!
Бурундучонок из норки мордочку высунул, покрутил носом:
– Что за радуга? Почему не пахнет? Всё полезное имеет запах. Меня так мама учила.
– Дур-рень! – вскинулась ворона. – Р-радуга – это кр-расота. Её не едят…
Тут и белочка, конечно, в их разговор встряла: скучно ей без дела в домике сидеть – только и знай, что орешки грызи, того и гляди, вся шелухой покроешься.
– А! Знаю! – заверещала белочка. – Радуга – это такие ворота в небо. Вот бы дойти до них и поглядеть, что за ними, а? Может, там кедры растут с во-о-от такими шишками!
– В самом деле, интересно – сказал бурундучонок. – Ворота сами по себе не бывают. За ними всегда что-то есть.
– Кр-расо-та! – каркнула ворона. – Там, наверное, кр-расота: другой лес, другие звери, другие цветы, всё – другое!
– А может, там орешки золотые? – облизнулась белочка. – Никогда таких не пробовала.
– Неплохо бы, чтобы там были сочные, вкусные корешки, – размечтался бурундучонок. – А почему бы нам не проверить, что за радугой есть?
– Наверное, там есть, что есть, – поддержала его белочка.
И они пошли к радуге. Вороне-то хорошо: летит себе впереди, в траве не мокнет, а белочка с бурундучком, пока на дорожку выбрались, измокли – хоть выжимай! Но ничего, пообсохли – и опять вперёд, к радуге! Мимо ромашек и лилий, мимо золотой россыпи лютиков – бегут, не останавливаются.
Ворона, однако, сверху-то примечает:
– Глядите-ка! – кричит друзьям. – То ли звёздочки с неба упали, то ли искорки от костра в траву залетели – не гаснут, сияют!
– Ой, и вправду искорки! – изумилась белочка. – Дай-ка, потрогаю их. Этот не обжигает, и этот холодный. Да это же цветы – жарки!
А бурундучонок понюхал жарки и недовольно буркнул:
– Ерунда! Это не едят. Пошли дальше! За радугой, может, какая-нибудь еда хоронится…
По оврагам и сопкам, по дорожкам и полянкам бежит-летит троица к радуге. А она сияет и блещет, манит и зовёт к себе – и кажется: вот-вот под неё поднырнёшь, в другой мир попадёшь.
– Да отчего же это, чем мы ближе к радуге, тем она дальше от нас? – забеспокоилась, наконец, белочка.
– И то правда, – согласился бурундучок. – Уж и лап под собой не чую, а Радуга всё ещё далеко…
Уже вечереть стало, и дорожек впереди никаких, и лес – чужой, незнакомый, а радуга – далеко. Горит, переливается, не тускнеет. Остановились белочка и бурундучок, призадумались: стоит ли дальше бежать, зря силы тратить? И в их лесу орехи растут, пусть не золотые с изумрудами вместо ягод, но вполне съедобные. И корешков для бурундучка полным-полно – только рой, не ленись…
– Нет, не пойду дальше! – сказала белочка. – Подумаешь, невидаль какая – радуга!
– И я устал, – отозвался бурундучок. – Зря согласился бежать с тобой к радуге. Лучше бы чайку попил, в норке понежился…
И повернули они обратно, и сияла, горела за их спинами многцветная радуга. И только ворона, глупая птица, всё вперёд летела да кричала:
– Кар! Кр-расс-сота!
Может быть, она даже и долетела-таки до радуги. Потому что на следующее утро она разбудила весь лес песенкой:
– Р-радуга! Р-радуга-дуга, р-расписные небеса!
– Фу-ты, ну-ты, – белочка спросонья протерла глаза. – Сдурела тётка! Во, орёт!
– Замолчи, ворона! – недовольно буркнул бурундучок. – Перебудила весь лес!
А ворона знай себе веселилась:
– Рррадуга-дуга, расписные небеса!
Эх, что-то такое она всё-таки поняла про радугу. Но никому про это почему-то так и не рассказала.
Жарко. Душно. В автобусе людей набилось, что селёдок в бочке. Ни шевельнуться, ни повернуться. А тут ещё прямо перед моим носом болтается полиэтиленовый пакет, и как автобус встряхнётся на какой–нибудь колдобине, так он мне по лбу — рраз!
— Уберите пакет с моих глаз, — говорю.
— Не могу, — отвечает вежливая старушка. — Извините, конечно, за причиняемые неудобства…
— Ишь, барыня какая! — заступается за меня другая старушка. — Можно подумать, она тут одна едет!
— Извините, — шепчет вежливая старушка. — Я шуршавчика везу на дачу. Как же пакет–то на пол опущу? Ведь его задавят – замнут…
— Что ещё за шуршавчик?! — негодует моя заступница. — Тут и самим дышать нечем, а она каких–то животных возит…
— Это не животное, это шуршавчик…
И тут в пакете что–то как зашуршит!
— Ни за что не поверю, что там шуршавчик! — сощурилась принципиальная бабуля. — Это она нарочно придумала! А сама, поди–ка, котёнка какого–нибудь замурзанного везёт…
— А пусть покажет своего шуршавчика! — зашумел автобус.
— Пожалуйста, — сказала вежливая бабуля. — Шуршуля, покажись!
В пакете зашуршало ещё громче, и вдруг из него выглянул Шуршавчик. Самый настоящий!
— Хорошенькое дельце! — вскипела принципиальная бабуля. — У неё шуршавчик есть, а у нас нет. Индивидуалистка! Да знает ли она, что шуршавчики любят шуршать везде, где могут?
— А что? Разрешаете? — спросил Шуршавчик.
Никто не отказался. И тут Шуршавчик вылез из пакета и принялся шуршать в каждом кармане, и сумке, и портфеле, и букетах цветов, и везде–везде, где только мог. А принципиальной бабусе он что–то такое прошуршал на ушко, отчего та зарделась как маков цвет. И все увидели: да и никакая она не бабуля, а очень даже ещё Ничего Так Себе Женщина. Значит, правильный был шуршавчик!