Тимоша проснулся, когда за окном, да и дома, было ещё темно. Он спустился со второго этажа двухместной детской кровати и пошёл в комнату родителей. Там спала мама, и Тимоша хотел забраться к ней в постель. В детской была на ночь открыта форточка, на улице сильно похолодало, и он замерз. А мама обладала удивительным свойством, стоило ей устроиться на ночь в постели, как уже через десять минут она засыпала и при этом разогревалась, словно печка. Тимоша залез к ней под одеяло и привалился к жаркому мягкому боку. Мама ничего не сказала, а только подвинулась во сне и погладила его по голове. Тимоша согрелся и заснул.

Второй раз Тимоша проснулся поздно, когда мама уже встала. Вернее, по правде, он проснулся раньше, вместе с мамой, но так пригрелся, что не стал вслед за ней покидать тёплую постель, остался под одеялом и мирно досматривал сны в ожидании завтрака…

– Иди-ите кушать! – донесся мамин голос с кухни. Тимоша соскочил с кровати и быстро побежал на кухню. «Интересно, чем же там нас сегодня кормят?..» Какое же его ждало разочарование!

«Ни фи-га се-бе! Щи!» – изумленно замер Тимоша, обнюхивая свою плошку. – «Второй день подряд щи! А когда же рыба?! Мама, ты что, сдурела?» – Тимоша растерянно обернулся через плечо и посмотрел на маму круглыми изумленными жёлтыми глазами.

– Ешь! Больше ничего тебе не будет! – нарочито строго сказала мама.

«И не буду я есть», – окончательно мрачнея, подумал Тимоша. – «Вчера щи, сегодня щи, ещё и грубит». Когда Тимоше грубили или хамили, он тоже становился груб и не только думал, но и поступал по-хамски. Но сейчас разочарование было столь велико, что он только ещё раз растерянно глянул на маму и, нервно подрагивая кончиком хвоста, отправился прочь из кухни.

Кухонная дверь была прикрыта, но между створкой и косяком оставалась небольшая щель, куда и собирался пройти Тимоша. И только он начал это делать, как дверь распахнулась, и в кухню просунулся папа. Тимоша отпрянул, но с пути не свернул. Папа тоже, будто наткнулся на невидимую стену и замер в дверном проёме.

– Серый, забодал, – грубо обратился он к Тимоше, – пожрал, иди отсюда, – с этими словами папа как крюком подцепил Тимошу своей ступнёй за живот и выставил из кухни.

«Ах, вот как, – Тимоша остановился, слегка выгнув спину и глядя назад через плечо вполоборота, – ну, я вам это припомню».

– Вот ты не купил вчера ему рыбу, а щи он не ест, – услышал Тимоша напоследок мамин голос, – ты же знаешь, чем это кончается.

Тимоша мрачно прошёл из коридора в холл и направился в дальний угол. «Вчера щи, сегодня щи, ещё и грубят…»

– Тима! Ты что, обалдел?! Мама, он надул в угол! – закричала дочка, остановившись напротив кота.

– Я тебе говорила! – заметила мама папе, – он опять теперь будет лить в угол, пока ему не дадут рыбу.

– Да что, я и сам знаю, – бубнил папа, появляясь в холле с половой тряпкой. Он швырнул ею в Тиму: – Пошёл отсюда, скотина.

Тимоша втянул голову в плечи, и тряпка ляпнулась в стену. Немного растерявшись, он засуетился на месте, тыркаясь вперёд-назад и выбирая путь к бегству, затем резко развернулся, глухо стукнулся головой о косяк, но, не обратив на это внимания, бросился в детскую комнату…

Серый, полосатый, когда-то подъездный, кот Тимоша, мрачно насупив брови, лежал на верхней детской кроватке и думал. «Вчера щи, сегодня щи, а когда же рыба? Лишили радостей семейной жизни, так хоть кормите нормально. Ещё и тряпкой… Ну, я вам припомню, вы у меня дождётесь…»

На нижней кроватке лежал мальчик, он всё ещё не вставал с постели после ночи.

– Сашуля, иди кушать, – позвала его мама, появляясь в комнате.

Мальчик приподнял голову:

– Я не хочу, а-ау, – вырвался жёсткий лающий кашель.

– У-у-у, – испуганно-тревожно протянула мама, – ты заболел, мальчик.

И мрачные глаза Тимоши тут же засветились беспокойством. Забеспокоились все. Мама побежала к аптечке, папа стал собираться в аптеку, дочка просто мешалась повсюду, а мальчик кашлял и немного хныкал.

Тимоша больше не мог быть равнодушным, не то что мрачным. Он сорвался с верхней кроватки, сбежал вниз по приставной лесенке и через пару мгновений уже прижимался мальчику к боку. Тот тут же вцепился ему в шерсть и стал перебирать её пальцами, временами сжимая их в кулак и выдергивая шерстинки. Эту процедуру Тимоша не любил больше всего на свете, но ещё больше он не любил детский кашель и детские слёзы. Тимоша никогда не ошибался, провести его было невозможно, кто угодно мог фальшиво стонать и плакать часами, кот не обращал никакого внимания. Но как только кому-то из детей и вправду становилось плохо, стоило только кому-то из них заплакать по-настоящему, кот мгновенно появлялся рядом и отдавал себя на растерзание. И все уже знали: если Тима оказался рядом – значит, дело серьезное.

Сначала люди не верили в Тимины порывы, считали их совпадением. Но «совпадения» повторялись регулярно, а уж когда на даче взрослые увидели кота несущимся по грядкам из дальнего угла участка на детские слезы, все стало ясно: Тимоша – нянька.

Мама напоила мальчика лекарством и чаем, наклеила ему на грудь перцовый пластырь, растерла ножки тёплой водкой. Тимоша не отлучался ни на минуту. Он лежал рядом с ребёнком, терпел его ласки и запах тёплого спирта – дежурил. Мама укутала мальчика одеялом, ещё ближе пододвинула Тимошу.

— Вот, – сказала она, – и Тимоша рядом. Ты наш хороший, ты наша няня, – она погладила кота по спинке, и мальчик тоже копошился пальчиками в его шерсти.

Потом мама ушла на кухню, а Тимоша остался. «Только бы уснул, – думал кот, — как уснёт, тоже пойду на кухню, авось, дадут рыбу». Мальчик, наконец, согрелся и действительно уснул, но вместе с ним задремал и Тимоша. Засыпая, он услышал мамин голос:

– Такой хороший кот, а ты не купил ему рыбы.

– Да, и ещё в него тряпкой кинул, – добавила дочка.

– Бессовестный ты, – вынесла приговор мама, – золото, а не кот.

…В третий раз Тима проснулся, когда хлопнула входная дверь. Это папа вернулся из аптеки и заодно принёс Тимоше рыбу.