Окова Ирина
#105 / 2011
Сова

Всю неделю стоял мороз за двадцать, а в пятницу над лесом поднялась голубая дымка. Минус тридцать семь.

Словно обезумела печка. Распустила своё бездонное брюхо – топку – и глотала, глотала целыми охапками берёзовые дрова. Прижались друг к другу, затаились под крышей нахохлившиеся воробьи да синички. Маша слазила на чердак, нашла деревянную кормушку, которую смастерил в прошлом году дедушка, и повесила её на яблоню, прямо перед расписанным ледяными узорами окошком. А много ли надо шустрым пройдохам? Горсть семечек да крошки со стола – и как не бывало для них мороза!

На птичий праздник, на возню, шум да гам слетелись со всей округи лихие сороки. Тихо, без трескотни, как в былые времена, точно воровать они пришли, а не пировать. Маша и их пожалела – не пропадать же весёлым белобокам.

Запыхавшись, как запоздалый гость, примчался во всю прыть из леса красный длинноносый дятел. Посмотрел недоуменно на сорок, на мелкотню – нет ли здесь для него чего-нибудь вкусненького? И его не обидела Маша, угостила мороженым салом.

Оглянулась Маша по сторонам – все ли дела переделала? Нет, и тут не всё. Так и пляшет вокруг Маши, так и заискивает, виляет хвостом верный пёс Пират. Не спасает его от лютого мороза и мохнатая чёрная шубка. Пришлось его Маше впустить на скотный двор, на солому, там теплее.

Только серому коту Кузе всё нипочём! Его в такие морозы с печи метлой не сгонишь. Лежит он себе день-деньской, щурит хитрые глаза да переворачивается с боку на бок.

А к обеду не только снег под ногами, но и сам воздух начал искриться и потрескивать. Минус сорок.

Всё стихло. Ни сорок не видать, ни дятла, ни Пирата. Попрятались все, затаились в своих тёплых убежищах. Лишь воробушки, то один, то другой, нет-нет да выскочат из-под крыши за масляным семечком. От него и в животе сытнее, и на душе радостнее.

И тут, будто Снежная Королева, в два взмаха широкими белыми крылами, тенью опустилась на яблоню сова. Ветки яблони, однако, оказались тонки для неё, и красавица была вынуждена вскоре переместиться на колодец, прямо напротив окошка.

– Бабушка, дедушка! – испугалась Маша. – Это же она на моих синичек прилетела охотиться!

Маша выбежала из дому, в одних валенках, без шубы, без платка, и бросилась к сове.

– А ну, улетай! – махала Маша руками прямо перед самым носом у лесной королевы, но, всё же боясь к ней прикоснуться. – Не тронь моих синичек!

Гордо посмотрела на неё невидящими глазами сова и отвернулась.

– Может, голодная ты? – не отставала Маша и сняла с ветки недоклёваное дятлом сало. На тогда, ешь, пожалуйста, только уж и маленьких не обижай.

Одним наклоном головы отвергла угощение гордая хищница.

Маша вернулась домой и уселась у окошка. Одобрительно мурлыкнул с печи Кузя.

– Не переживай ты за своих воробьёв, Маша! – сказала ей бабушка. – Не нужны они ей. В такой холод все звери, все птицы к человеческому жилью тянуться, отогреться хотят. Вот потеплеет – и улетит сова.

До темноты сидела Маша у окна. Сова не шелохнулась.

А ночью завозился в печи, заухал сердито старый домовой. Завыл жалостливо в трубе ветер. Потеплело.

К утру совы и след простыл.

с. 25