– Она – рыба!
– То есть как?
– Запретила называть себя по имени и… плавает!
Папа мужественно снял ботинки, показывая жене, что эту новость он встретил, как подобает мужчине. Не менее решительно он натянул тапки и произнёс:
– Веди меня в её аквариум, или где там она у нас плавает.
Оба родителя, осторожно ступая, направились к комнате дочери.
– И ничего не ест, – докладывала мама надрывным шёпотом.
Папа приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в комнату проникли его глаз и нос.
– Плаваешь, доча? А я вот с работы пришёл. Поужинаешь со мной? Ну, плавай, плавай.
Дверь медленно закрылась.
– Надо звонить тёте Вике, – решительно заявила мама, оказавшись на кухне.
– И майонез, пожалуйста, – ответил папа.
– Во-первых, тётя Вика – единственный врач в нашей семье, – продолжала мама. – А во-вторых, я так расстроилась, что голова раскалывается.
– Стоматолог, – сказал папа. – И хлеба отрежь, пожалуйста.
– Тётя Вика – заслуженный стоматолог, – гордо напомнила мама. – А курс психиатрии в институте все врачи проходят.
– По-моему, ты преувеличиваешь. Наплавается и поест. Кетчуп не надо.
– Она сказала, что жабрами ей дышать удобнее.
– Так и сказала – жабрами?
– Так и сказала.
– Вот видишь! А ты расстраиваешься. Совсем недавно она букву «р» не выговаривала. А тут – рррыба и жабррры. Поставь чайник, пожалуйста.
Мама всхлипнула.
Папа положил вилку.
– Тебя что больше беспокоит, что она не ест, или что она – рыба?
Мама всхлипнула громче.
Папа поднялся.
– Обойдёмся без психиатрических стоматологов.
Дверь в комнату дочери снова приоткрылась, освобождая пространство для папиных глаза и носа.
– Плаваешь, доча? А я тут подумал, может, загрузим в тебя новую программу. Помнишь, как мы с тобой обои на рабочем столе меняли: были рыбки, стали птички. Хочешь быть птичкой? И поклюешь со мной на кухне что-нибудь.
Мама сильно дернула его за руку. Папа закрыл дверь.
– Говорит, птичкой не хочет.
– Какая птичка?! Мы живём на двенадцатом этаже! Вы оба меня доконаете.
– Выпей таблетку. Нельзя терпеть головную боль. Знаешь, что, – сказал папа, вновь принимаясь за ужин. – Я как-то случайно залил себе в ридер книгу, не помню названия, и потом случайно её прочитал. Так вот, там говорилось, что все мы носим в себе отпечаток какого-нибудь животного, типа тотема, что ли. И если его в себе обнаружить и развить…
– Вторую таблетку пью, а голова не проходит, – заметила мама.
– И развить, – повторил папа, – и слиться с ним, то достигнешь счастья ещё при земной жизни, типа нирваны, что ли.
Мама поставила перед ним высокую чёрную чашку со свежезаваренным зелёным чаем.
– Так, может, наш ребёнок нашёл своего тотема и пытается с ним слиться в поисках гармонии, – подытожил папа.
– Что за чушь! Она же ребёнок! Ей четыре года пять месяцев и семнадцать дней. И не смотри на меня так. Я – мать. Я должна знать точный возраст своего ребёнка.
– Вес? – потребовал папа.
– Шестнадцать килограмм четыреста тридцать грамм.
– Рост?
– Ах, оставь! Ты сейчас потребуешь от меня показатели её артериального давления.
– Я, пожалуй, допью чай и посижу в Интернете, почитаю форумы. Возможно, в её возрасте абсолютно нормально считать себя рыбой, и беспокоиться не о чем.
– Я уверена, что эта зараза из сада, – вздохнула мама. – Все плохое она приносит из сада – краснуха, свинка, а теперь ещё эта рыба…
– Отвлекись. Твой сериал уже начался, – посоветовал папа.
Через час папа влетел в спальню. Мама приподнялась с подушек и погасила экран.
– Что? – с надеждой всматривалась она в мужа. – Что? Она престала быть рыбой? Согласилась поесть?
– Оказывается, рыбы умеют издавать звуки и общаются между собой, – воодушевленно начал он. – Они цокают, хрюкают, потрескивают. Их голоса напоминают пароходные гудки, вой сирены и барабанный бой. А морские коньки даже поют во время нереста.
Мама снова опустилась на подушки.
– А знаешь, как рыба движется в воде? – он поднял высоко над головой указательный палец и словно отбивал им такт при каждом новом слове: – За счёт волнообразных изгибаний тела! Ты знаешь, я попробовал.
– Что попробовал? – как-то уныло спросила мама.
– Двигаться за счёт волнообразных изгибаний тела, то есть как рыба, – ликовал папа. – Оказывается, это такая прекрасная релаксация после целого дня за компьютером. Я иду к нашей рыбке и буду плавать вместе с ней. И тебе советую присоединиться. Ты сразу же забудешь о головной боли, – сказал папа, направляясь к двери.
– Иногда мне кажется, что мне совсем не на кого положиться в этой жизни, – очень тихо, но отчётливо произнесла мама.
Папа застыл в дверном проеме.
– Но почему бы нам не принять её правила игры, – сказал он, немного подумав. – Она – рыба. Мы – её родители и, соответственно, тоже рыбы. Поплаваем вместе, может, она тогда и примет из наших рук червячка, чтобы своего заморить.
Мама молчала, смотрела в погасший прямоугольник плоского телевизора и вдруг сказала:
– В детстве у меня был аквариум.
– Ты никогда не рассказывала.
– И всегда грязный – я ленилась чистить и менять воду.
– Ситуация на кухне у нас сейчас не лучше, – не вовремя пошутил папа и осёкся.
– Я все пыталась застать их врасплох. Я считала, что когда за ними никто не наблюдает, они должны вести себя как-то иначе, ну так, как рыбки из мультфильмов.
Папа присел на край кровати.
– А потом я уехала в лагерь, сразу на две смены, с подружками. А вернулась, аквариума уже не было. Мне сказали, что отдали соседям. А у меня осталось несколько книг про аквариумных рыбок. И я вдруг стала их читать. До этого ничего не читала. Только по программе, а тут прямо запоем.
Папа взял маму за руку.
– Но я ничего не помню. Наверное, прочитала и тут же забыла.
– А я-то! – папа хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги. – А я-то марки с рыбами собирал.
Он рывком раскрыл угловой шкаф и начал выкидывать из нижнего отделения какие-то папки и коробки.
– Вот, – папа победно водрузил на кровать большой, чуть затёртый альбом.
Они устроились на краю кровати рядышком, лицом к окну и спиной к двери. Половина альбома лежала на маминых коленях, половина – на папиных.
– Это – илистый прыгун, – папа любовно ткнул в какую-то марку. – Может пребывать на суше почти два с половиной часа. Дышит через влажную кожу.
Мама чуть ахнула от удивления.
– А это – филиппинский бычок – самая крошечная рыбка в мире. Длиной всего пятнадцать миллиметров.
– Как ты всё это помнишь? – удивилась мама. – Ведь столько лет прошло.
– У меня с детства память на цифры хорошая, – смутился папа и решил исправиться: – А это, смотри, какой-то гимнарх. Вот про него ничего не помню.
– Давай посмотрим в энциклопедии, – предложила мама. – Ведь есть же у нас что-то про рыб.
Папа подошел к полке и достал пару книг.
– Ты ищи в этой, а я здесь посмотрю. Давай, кто первый найдет, – предложил он.
– Гим-нарх, трам-пам-пам, гим-нарх, трам-пам-пам, – напевал папа, перелистывая книгу.
Мама искала молча.
Тут на пороге спальни появилась девочка. Она жевала горбушку бородинского хлеба, недоеденную и забытую папой на кухонном столе.
– Нашёл! – закричал папа. – «В реках Африки водится интересная слабоэлектрическая рыба – гимнарх, или нильская щука. Напряжение импульса у гимнарха около 4 вольт».
– А у меня написано, – сказала мама, – что этих рыб очень почитали в Египте, их не ели, а делали из них мумии и изображали на фресках.
Девочка забралась на родительскую кровать.
– Иди сюда, – папа сгреб её рукой и усадил посерёдке.
Альбом переместили на пол. В свободную от горбушки ладонь девочки легла марка с ярко-оранжевой рыбой гарибальди.
– Ищем! – скомандовал папа. – Кто быстрее!
И сразу зашелестели страницы. А на маленькую почтовую марку с рыбкой гарибальди падали хлебные крошки.
Марика быстро бегает. Потому что начинает разбег с прыжка. Она прыгает с верхней ступени веранды и бежит. За ней наблюдает пёс Арни. Он сидит на цепи, и ему скучно. Поэтому он любит бегать наперегонки с Марикой. Но цепь не даёт убежать ему далеко. Он возвращается в будку и ждёт, когда Марика вернётся.
А Марика бежит. У неё это получается быстро. Иногда ей кажется, что она может бежать всю жизнь. Но ей всегда что-нибудь мешает.
На этот раз ей повстречался водовоз. Марике очень захотелось прокатиться на водовозе. Просто нестерпимо захотелось. И водовоз об этом догадался. Он ничего не сказал, а просто поднял Марику и посадил рядом с собой. Он вёз её по дороге и напевал какой-то мотив. Марика пыталась подобрать слова под этот мотив. Но те песни, которые она знала, не подходили. Марика не стала спрашивать, что это за песня. Она робела и была счастлива. А когда тебя везёт водовоз, так ли уж важно, какие слова подходят к мотиву?
Водовоз доставил Марику до поворота, так же молча высадил и уехал. А Марика стояла и смотрела ему вслед, а потом развернулась и побежала обратно. Она бежала и думала о том, как прекрасно живётся водовозам, не то, что ей, Марике.
Марика живёт с бабушкой. А её мама живёт далеко и приезжает редко. Когда мама приезжает, Марика уговаривает её остаться навсегда и даже нарочно врёт, что бабушка без неё плачет по ночам и не может заснуть.
У мамы серые с зелёными крапинками глаза и нежные руки. Она говорит Марике, что не может остаться надолго, потому что у неё ответственная работа, которую она не любит. И никто, ни Марика, ни бабушка, не могут освободить её от этой нелюбимой работы, ради которой ей приходится надолго уезжать.
Сегодня Марика придумала, как помочь маме. Она уговорит её стать водовозом. Тогда мама станет жить с ними и будет катать Марику каждый день. Ведь если у тебя мама водовоз, то ничего лучше и представить нельзя!
Марика любит рисовать. Альбома для рисования ей хватает на полдня. Она умеет рисовать домики, бабушку и быков. Марика считает, что бык – самое подходящее животное для рисования. Потому что он большой. У неё даже с закрытыми глазами получается нарисовать быка, так хорошо она натренировалась.
Марика никогда не рисует себя. Она знает, что пока не сумеет нарисовать себя красиво. А рисунки с некрасивой Марикой никому не нужны.
Марика ловко заполняет альбом рисунками домиков, быков и бабушки. Она особенно старается над бабушкиным портретом, чтобы та дала ей новый альбом. Но бабушка никогда не даёт Марике больше одного альбома в день. Бабушка говорит, что надо рисовать экономно.
Тогда Марика идёт во двор и рисует на земле щепкой. Сегодня она нарисовала очень большого быка. Его рога упираются в калитку, а хвост достаёт до забора.
Марика сидит на веранде и любуется быком. Но тут к ним во двор заходит почтальон, и Марика начинает кричать. Марика умеет громко кричать, тем более, если какой-нибудь почтальон наступает на её нарисованного быка.
На веранду выбегает перепуганная бабушка. Она решила, что Марику укусила оса. Но Марика просит, чтобы почтальон больше не наступал на её быка. Бабушка говорит, что это вздор, и уводит почтальона в дом. Тогда Марика велит быку лягать всех, кто на него наступит. Обычно Марика рисует добрых быков с большими улыбками. Но этому надо защищаться.
Почтальон выходит из дома и идёт к калитке прямо по быку. А Марика считает, сколько раз бык лягнет почтальона и сколько раз он укусит его за ногу. Почтальон у калитки оборачивается. Странный ребенок, думает почтальон, это всё оттого, что не с кем поиграть.
А Марике есть с кем играть. Она собрала вишнёвые косточки, которые вчера наплевала под лавку, и теперь кидается ими в Арни. Косточки до Арни не долетают, и он дремлет. Марика не может подойти поближе – для этого ей надо сойти с веранды и наступить на быка, а бык лягачий.
Косточки заканчиваются, и Марика бежит в дом просить у бабушки новых вишен. Но бабушка усаживает её обедать.
После обеда она сразу же вылетает во двор и наступает на быка. «Не дело такому большому лягачему быку жить в нашем дворе», – думает Марика. Она стирает быка носком сандалии, хватает свою рисовальную щепку и бежит на луг. Там она снова рисует быка. Теперь он будет жить здесь, на приволье. А Марика станет навещать его каждый день.
У Марики непослушные вьющиеся волосы. Они всегда торчат, как им вздумается. Марика такая же непослушная, как её волосы. Так говорит бабушка, когда причесывает её по утрам.
Марика никогда не делает в точности, как ей говорят. Поэтому притворяется, что не слышит. Бабушка даже водила её к врачу. Он оказался сильным улыбчивым дядей. Он взял Марику на руки и показал из окна качели. Он сказал, что они скрипучие. Но когда он слышит их скрип, ему кажется, что он снова маленький мальчик. Врач велел Марике погулять, а сам долго беседовал с бабушкой. А Марика нарочно скрипела качелями погромче.
Марика любит издавать звуки. Она умеет тарахтеть как трактор, рычать как Арни, и передразнивать птиц. Бабушка думает, что Марика с ними разговаривает. Бабушка хочет, чтобы люди научились понимать язык птиц. Она сыплет им просо в кормушку и отдает крошки, оставшиеся после обеда.
А Марике нравится, что она одна может пересвистеть и перекурлыкать всех птиц в округе. Бабушка должна Марикой гордиться, но она почему-то сердится, что от Марики много шума.
Марика мечтает убежать из дома в дикий лес. Там она научится звукам лесных зверей. Потом она вернется домой и будет пугать ими пса Арни, но не для того, чтобы напугать. Она хочет, чтобы Арни привык к звукам диких зверей, и в случае, если какой-нибудь дикий зверь нападёт на их дом, Арни сможет их защитить. Но пока Арни скучает на цепи и гоняет соседского котёнка, если тот забывается и подходит совсем близко к собачьей будке.
Сегодня Марика вообще не издаёт никаких звуков. Это её наказание для бабушки. Утром Марика собралась в город, чтобы разыскать маму и уговорить её стать водовозом. Во-первых, она станет ей помогать. А во-вторых, у водовозов самая весёлая жизнь. Но бабушка Марику не отпустила. Она спрятала её дорожные башмаки и панаму. Тогда Марика решила молчать до тех пор, пока во всём мире не настанет справедливость. А если справедливость никогда не настанет, то из Марики никто не вытянет ни единого звука.
Марика замолчала на веки вечные и ушла в сад. Она даже бабушке не стала ничего объяснять, и без слов все было понятно.
Во дворе Марика увидела довольного Арни. Арни редко бывал доволен: только когда его кормили до отвала, или когда ему удавалось потрепать одну из соседских кошек.
Марика знала, что бабушка ещё не кормила Арни, значит, причина его радости где-то зализывает свои раны.
Марика жалела кошек, но не очень их любила. Она любила Арни, но не жалела его и дразнила. А сегодня она замолчала на веки вечные, и ей совсем не хотелось думать о кошках и Арни.
Марика пошла делать то, что ей было сторого-настрого запрещено: есть вишни с веток. Самые вкусные вишни те, которые свешиваются прямо в рот. Бабушка этого не понимает и ругает Марику за вишни, но сегодня Марике всё равно.
В зарослях под вишнями Марика обнаружила соседского котёнка. Шерсть у него торчала клочьями. Видно, Арни хорошо его отделал. Котёнок от пережитого страха забился в траву и оттуда таращился. Он боялся сдвинуться с места, ему повсюду мерещился огромный зубастый Арни.
Марика услышала во дворе перед домом голоса. Это соседка, хозяйка котёнка, пришла спросить у бабушки, не видела ли она её питомца. Марика видела, но не могла сказать, потому что решила молчать. Бабушка болтала с соседкой, но тоже ничего не могла сказать про котёнка, потому что не видела его. А котёнок молчал, потому что боялся Арни и его острых зубов. Наверное, он, как и Марика, решил не издавать никаких звуков, пока не подрастёт и не станет сильным клыкастым котом с острыми когтями.
Тогда Марика пошла на хитрость. Ведь она дала себе слово не издавать ни одного человеческого звука, но про кошачьи звуки уговора не было. Она забралась в кусты и жалобно запищала, как потерявшийся котёнок. Соседка прислушалась и пошла на звук. А Марика ползла под кустами и иногда мяукала. А соседка шла за звуками, как на поводке, пока не оказалась перед зарослями, в которых сидел её любимец.
Вечером Марика попросила у бабушки прощения. Она подумала, что если котёнок нашёлся, а Арни наказан и оставлен без обеда, значит, справедливость всё-таки наступила, и ей снова можно разговаривать.
Они сидели с бабушкой на веранде, и Марика громко свистела, курлыкала и трещала вместе с птицами. И на этот раз бабушка почему-то её не прерывала.
Сегодня Марике положено веселиться. Сегодня у неё День Рождения. Это единственный день в году, когда у Марики не получается веселиться. Потому что к ним в гости приезжают тётушки.
У тётушек много сумок, коробок и тюков. Но в них не подарки для Марики. В них вещи тётушек. Наверное, они возят с собой все свои вещи, чтобы в их отсутствие ничего не растащили.
А дарят они Марике всегда одно и то же. Они дают бабушке деньги и велят ей купить для Марики что-нибудь очень полезное. Марика считает, что полезнее леденцов быть ничего не может. Но говорить об этом с тётушками без толку.
Бабушка хочет, чтобы Марика вела себя учтиво с тётушками, слушалась и отвечала на их расспросы. А Марика хочет, чтобы приехала мама, но сегодня она не приедет. У неё важная ответственная работа, с которой не отпускают даже на день рождения дочери.
Тетушки задают много вопросов, но ещё больше говорят сами. В такие минуты Марика готова поменяться местами с Арни. Пусть Арни ведёт себя учтиво с тётушками, а она, Марика, будет сидеть на цепи, пока они не уедут. Но они долго не уезжают и учат бабушку, что надо делать, чтобы девочка росла послушной и воспитанной. Они хотят, чтобы Марика стала такой же, как они.
Марика согласна есть сырую землю и никогда в жизни не рвать вишен с веток, только бы не превратиться в одну из тётушек. Поэтому она старается запомнить то, что они говорят бабушке, чтобы потом сделать с точностью наоборот.
Марике скучно, поэтому она представляет, как одна тётушка превращается в вешалку, и Марика напяливает на неё свое старое пальто с заплатками. Вторая тётушка – это комод со скрипучей дверцей. А третья тётушка… Но Марика не успевает придумать про третью тётушку. Она слышит, как они говорят бабушке: «Брошенный ребёнок.. Плохая мать… Бросила ребенка…». И Марика забывает все манеры, которым учила её бабушка. Она вскакивает и кричит: «Врут! Врут! Врут!», а потом убегает в сад.
Хорошо, что день рождения раз в году, думает Марика. Она попросит бабушку никогда больше не отмечать день её рождения. Ей будет вполне достаточно, если в этот день бабушка будет покупать ей много разноцветных леденцов.
Марика лезет к Арни в будку и обнимает его. А третья тётушка превратится в телегу, и на ней будут возить дрова, думает Марика. Арни превратится в человека и станет военным. Возможно, он станет генералом, только не самым главным, потому что Арни ленивый. У бабушки появится новая белая шаль, и она не будет болеть. У их дома вырастут колеса, и на нём можно будет путешествовать, куда глаза глядят, даже в тот далекий город, где работает мама. Марика засыпает в обнимку с Арни, и ей снится, что они путешествуют.
А вечером приехала мама и вытащила Марику из будки. Марика спросонья решила, что это она приехала к маме в будке на колесах.
У мамы было много сумок, тюков и коробок. И в них были подарки для Марики. Она привезла ей много разноцветных леденцов и других чудесных вещей, которые так необходимы в день рождения.
Но самое главное выяснилось, когда все подарки были распакованы. Под ними оказались мамины вещи. Мама приехала к Марике насовсем! Она найдёт работу здесь и будет жить с Марикой, бабушкой и Арни. И хотя мама ещё не согласилась стать водовозом, это ничего. Теперь у Марики много времени, и она обязательно её уговорит.
Заметки начинающего туриста
***
Папа сказал: «В выходные идём в поход».
Мама сказала: «Натку не берём. Она маленькая».
А папа: «Ничего. Вот и подрастёт».
И я начала тренироваться: я ходила из кухни в зал, из зала в спальню, а оттуда в детскую. Потому что в поход берут только тех, у кого выносливая походка.
***
Папа обманул! В поход не идут, а едут на машине. Багажник надо набить всякой всячиной: едой, одеждой, удочками. А мой рюкзак с игрушками еле-еле влез. Вот и была бы я в походе как сирота!
***
Приехали на речку. Там папины друзья с жёнами и без детей. Тёти все в панамках, обцеловали меня и дали три шоколадки, киндер-сюрприз и яблоко. Придётся опять быть всеобщей любимицей.
***
«Будем строить дом», — сказал папа. Шутил, конечно. Видела я, как дом строили напротив детского сада. Но папа принёс мешок, вытряхнул из него большую тряпку, палки и стал ползать по земле. И у него получился настоящий домик, сине-оранжевый с одним окошком. Давно бы так! А то мама всё время жалуется, что он нам новую квартиру построить не может.
***
Я-то думала, что в маленьком домике должна быть маленькая мебель. Оказалось, внутри темно и пусто. «Это трёхместная палатка. Мы будем здесь ночевать», — пояснил папа. Я спросила про кроватки. А папа сказал, что в палатке спят в специальных спальных мешках, и они очень тёплые. Что же я, буду спать в мешке, как картошка?!
***
Я подружилась с Петровичем. У него борода и гитара. Он пел песни про меня. «Натка, Натка, где твоя улыбка…», «С Наткой весело шагать по просторам…», «Мне Натка строить и жить помогает…». А потом позволил подергать струны. Я решила: выйду замуж за Петровича. Вот и мама говорит: «Интересный мужчина, только балбес».
***
Отдыхать в походе некогда. Дяди носят дрова для костра. А тёти готовят в котлах еду. Мне же досталось самое трудное – всех фотографировать. Они ходят туда-сюда, туда-сюда. Лишь бы из кадра ушмыгнуть. И я стала фотографировать костёр. Он-то никуда не убежит. Совсем безногий.
***
Как же классно в походе обедать! Сидишь на коврике прямо на земле. Все болтают и смеются. Я попросила добавки. И мне положили половник гречневой каши с тушёнкой. Папа сказал: «Как наша Натка аппетит нагуляла! Дома-то совсем плохо ест». Конечно, если бы дома мне разрешили есть на полу, да к тому же разговаривать и смеяться, я бы всегда уминала за обе щеки.
***
Я видела змею! Она грелась на пне. Папа сказал, что это уж, и он не ядовитый. Жалко, а то бы я его поймала, и мальчишки в саду у меня бы по струнке ходили. Хотели показать змею маме. Но она наотрез отказалась. Сказала, что если ей хоть одну змею покажут, то она отсюда сразу же уедет. Но я-то знаю, что никуда она не уедет, пока мы с папой здесь.
***
Купаться никому не разрешили. Вода холодная. Но папа отважился: «Я всё-таки воду пощупаю». Вторым решился измерить температуру в реке Петрович. Потом к ним присоединилась мама и другие тёти с мужьями. Они плескались, ныряли и кричали мне: «Купаться нельзя. Вода холодная. Мы только воду проверим и сразу на берег».
***
«К вечеру уха будет», — пообещал папа. Ему трудно не поверить. У него удочек не меньше, чем у меня игрушек.
Вечером: «Место было не прикормленное. Завтра на зорьке отыграюсь».
Взрослые всегда оправдывают свою лень обстоятельствами.
***
Устроили чемпионат по бадминтону. Моя мама выиграла! Кто бы мог подумать, что она такая спортсменка. Теперь буду говорить в детском саду, что мама у меня не домохозяйка, а БАДМИНТОНИСТКА!
***
Петрович спилил сухое дерево. Остался пенёк. Папа был недоволен, ругался: «Зачем ты, Петрович, такой высокий пенёк оставил. В лесу так не положено». «Какой же он высокий, — отвечал Петрович. – Как раз ростом с Натку». И поставил меня рядом с пеньком. Мы оказались одного роста. Ну и меткий глаз у Петровича! Не зря я его в мужья выбрала.
***
Взял Петрович меня на руки: «Ну ты и тяжеленная! Подросла, наверное». И ставит рядом с пеньком, а я его на голову выше. Подросла! А ведь пятнадцати минут не прошло с тех пор, как я первый раз мерялась. Ужас! Если так дальше пойдёт, я выше Петровича и выше папы сделаюсь. И кому я такая дылда нужна буду? Только баскетболу…
***
Вечером все собрались у костра. Петрович пел. Песня была незнакомая. Я люблю только те песни, которые могу подпевать. Но эта мне понравилась. Потому что была про тех, кто сидит у костра, а значит, и про меня тоже. Пили чай. Мне наливали из котелка. А сами хлебали из каких-то фляжек. Я хотела попробовать. Но мне сказали, что это чай холодный, для взрослых, и, как обычно, мои расспросы прервали конфетами.
***
Я засыпала в нашей сине-оранжевой палатке и думала: «Вернёмся домой, брошу детский сад, куплю шпильки, как у мамы, ноутбук, как у папы, и устроюсь на работу. Всё-таки поход – это место, где взрослеешь».
«Как хорошо, что я не умею летать, – думал Волчонок. Он наблюдал, как последние птицы собираются в тёплые страны. – Если бы я умел летать, мне бы тоже пришлось сейчас собираться».
…Волчонок представил: к его передним лапам привязаны крылья, а к спине – парашют. Вся стая собралась перед долгим перелётом на юг, и вожак стаи говорит:
– В полёте не болтать. На чужие незнакомые земли не заглядываться. Лететь красивым клинышком, чтобы с земли было любо–дорого смотреть. А ты, Волчонок, – обратится к нему вожак, – старайся не отставать. И если что, открывай парашют. Всё–таки Волчонок летит с нами в первый раз, – пояснит вожак всей стае.
И вся стая посмотрит на Волчонка с тревогой и восхищением. Потому что в первый раз лететь и серьёзно, и опасно…
– Что это ты бормочешь? – прервала мысли Волчонка знакомая трясогузка.
– Осень. Все улетают, – сказал Волчонок.
– А я попрощаться залетела. Помнишь, как мы летом с тобой на лугу в прятки играли?
– Помню, – ответил Волчонок и улыбнулся. – Ты тогда ещё меня нашла, а я тебя ни разу.
– А теперь мне пора улетать. Хочешь, я тебе что–нибудь из тёплых стран принесу?
– Принеси, – сказал Волчонок.
Они ещё немного посидели молча, и трясогузка упорхнула.
– Я буду тебя ждать, – вдруг спохватился Волчонок. Но трясогузка, кажется, его уже не слышала.
«Наверное, мне будет нетрудно лететь, – думал Волчонок. – А если будет трудно, я не подам вида».
…Стая летит ровным красивым клинышком, так, что с земли любо– дорого смотреть. Впереди вожак стаи. А Волчонок летит между двумя молодыми птицами.
– Вы уже летали в тёплые страны? – спрашивает Волчонок своих соседок.
Но они молчат, потому что во время полёта разговаривать нельзя.
– Странное правило, – говорит Волчонок. – И почему это во время полёта разговаривать нельзя?
– Силы экономим, – отвечает соседка справа.
– Курс держим, – добавляет соседка слева.
И тогда Волчонок тоже замолкает, чтобы экономить силы и держать курс в тёплые страны…
– Чего грустишь, Волчонок? – прервал размышления Волчонка большой чёрный крот. – Тоже в тёплые страны хочешь? А то давай к нам под землю. Под землёй теплее.
– Нет, я тут останусь, – ответил Волчонок.
– Ну, как знаешь, – сказал крот и изнутри заделал ход в свою норку.
…– Прилетели, – объявляет вожак стаи. – Идём на посадку.
«Так вот они какие, тёплые страны», – думает Волчонок, приземляясь. Он снимает крылья и парашют. Волчонок хоть и устал, но всё равно идёт искать свою знакомую трясогузку.
– Здравствуй, трясогузка! Вот я и прилетел к тебе!
– Как хорошо, – обрадуется трясогузка. – Какой ты молодец! Давай играть в прятки. Только тут нашего луга нет…
Заморосил дождик. Надо было возвращаться домой. По серому набухающему небу летела последняя стая, в которой направлялась на юг знакомая трясогузка.
– Ты возвращайся! Летом снова будем в прятки играть, – прокричал ей Волчонок и помахал лапой.
– Тёплые страны что, – сказал он сам себе. – Дождя нет. Листьев жёлтых нет. Снега нет. Ничего нет, кроме трясогузки. Да и она весной вернётся. Всё–таки хорошо, что я не умею летать!
И Волчонок поспешил домой, потому что дождик припустил сильнее.
(Из сборника «Эмилия – городская курица»)
– Эмилия! Эмилия!
Тррям! Бумс! Бумс!
– Эмилия! Эмилия!
Бумс! Бумс! Тррям!
– Эми-и-илия!
-Тихо! Тихо! Ты всех перебудишь!
«Тихо! Тихо! Ты всех перебудишь!» – это сказала Эмилия. Эмилия – городская курица. Она живёт на застеклённом балконе.
«Эмилия! Эмилия!» – это кричал её друг и сосед, попугай Гай Юлий Цезарь.
«Тррям! Бумс! Бумс!» и «Бумс! Бумс! Тррям!» – это попугай Гай Юлий Цезарь стучал клювом в балконное окно, чтобы разбудить Эмилию.
– Как можно спать в такое прекрасное утро? – попугай Гай Юлий Цезарь разноцветным вихрем влетел на балкон, как только Эмилия приоткрыла для него раму.
– Мой хозяин всегда спит по субботам до полудня, – напомнила попугаю Эмилия.
Она очень любила своего хозяина. Каждый день Эмилия несла по два яйца. Он всегда ел на завтрак яйца. В понедельник варил вкрутую. Во вторник – всмятку. В среду – в мешочек. В четверг делал глазунью. В пятницу – болтунью. В субботу – гоголь-моголь. А в воскресенье выпивал сырые. И никогда не отступал от заведённого порядка.
– Попугаи не любят спать до полудня, – громко крикнул попугай Гай Юлий Цезарь, но Эмилия взглянула на него укоризненно, и он перешёл на шёпот: – Они любят кататься на аттракционах.
Попугай Гай Юлий Цезарь жил на соседнем балконе. Эмилии нравилось его красивое длинное имя, но она боялась в нём запутаться, поэтому называла его просто – «Дорогой друг».
– Дорогой друг, я очень рада тебя видеть, – улыбнулась попугаю Эмилия. – Но какие аттракционы в такую рань?
– Ты не права, – сказал попугай Гай Юлий Цезарь, – для аттракционов не бывает слишком рано или слишком поздно. Тем более для страшных и головокружительных, на какие мы с тобой сейчас отправимся.
– Я боюсь страшные аттракционы, – призналась Эмилия. – А головокружительные – очень боюсь.
– Не бойся! Я же с тобой, – напомнил ей попугай Гай Юлий Цезарь. – Ну нам пора!
– Дорогой друг, – сказала Эмилия. – С тобой я, пожалуй, не побоюсь прокатиться даже на головокружительном аттракционе. Но сначала я должна снести хозяину два яйца к завтраку.
И они стали ждать, пока Эмилия снесёт два яйца к завтраку.
Попугай Гай Юлий Цезарь не умел ждать просто так. Он умел ждать весело. Сначала он раскачивался вниз головой на бельевой верёвке. Потом он строил башню из пустых цветочных горшков. Но и весело ждать ему надоело.
– Ну что? Снесла? – начал он приставать к Эмилии.
– Ещё нет, – отвечала та.
– Ну как? Дело сделано?
– Пока нет.
– Ну? Уже всё?
– Кажется, я не могу снести яйцо, – смущённо произнесла Эмилия.
– То есть как? – не понял её друг.
– Вот так, – вздохнула Эмилия. – Не получается.
– Совсем?
– Совсем.
– Попробуй попрыгать на одной лапке, – посоветовал попугай.
Эмилия попрыгала.
– Может, тебе взлететь под потолок и ухнуть вниз?
Она взлетела и ухнула.
– Тогда надо разбежаться и бумкнуться об стену.
Курица разбежалась и бумкнулась. И сразу горько расплакалась.
– Ты слишком сильно бумкнулась? – стал переживал попугай.
– Ах! – утирала она слёзы белоснежными крылышками. – Мой дорогой хозяин через час проснётся, а у него не будет его утренних яиц, – и Эмилия зарыдала пуще прежнего.
Попугай нахмурился и задумался.
«Скрип-скрип», – скрипела рама от порывов весеннего ветерка. «Хлюп-хлюп», – шмыгала носом Эмилия от горя. «Вжии-вжии», – проносились под балконом машины.
– Придумал! – воскликнул, наконец, попугай Гай Юлий Цезарь.
Курица Эмилия и попугай Гай Юлий Цезарь приблизились к стеклянным дверям супермаркета.
– Дорогой друг, – остановилась Эмилия в нерешительности, – ты уверен, что нам туда можно?
– Видишь знак «Вход с собаками и мороженым запрещён»? Ты не собака и не мороженое. Ну и я тоже. Прошу, – и попугай пропустил даму вперёд.
Эмилия впервые оказалась в супермаркете. Он был большой. Очень большой. Намного больше её балкона, и даже больше комнаты её хозяина. Честно признаться, Эмилия никогда не видела таких больших комнат, как этот супермаркет. И ещё здесь пахло. Эмилия не могла точно определить, чем. Были и знакомые запахи: кофе, яблок и мандаринов. Но их перебивали незнакомые – мягкие приятные и резкие пугающие. И ещё здесь было слишком много людей.
– Посторонись! – услышала Эмилия окрик, и попугай еле успел оттолкнуть её в сторону. Мимо проехала железная громыхающая тележка, заваленная коробками и банками.
– Пойдём, – потянул Эмилию попугай, – нам нужен отдел со свежими яйцами.
В супермаркете попугай Гай Юлий Цезарь необыкновенно оживился. Он скакал по полкам. Предлагал захватить пару флаконов шампуня от перхоти.
– По акции – дёшево! Два по цене одного! – уверял он Эмилию.
Отдела со свежими яйцами пока видно не было. Зато они наткнулись на длинные-длинные полки с крупами.
– Что ты делаешь? – испуганно вскрикнула Эмилия.
Попугай сидел на верхней полке и клевал что-то из красочного пакета.
– Мюсли, – невозмутимо объяснил он. – С экзотическими фруктами. Попробуй сама.
– Разве можно есть прямо с полок? – удивилась Эмилия.
Она знала, что её хозяин никогда не ел в супермаркете, а всё приносил домой.
– Конечно, можно, – кричал попугай. – Не могу же я купить кота в мешке, то есть мюсли в мешке. Должен же я сперва определить качество товара.
– Папа! Папа! Купи мне попугая! – раздался требовательный голосок маленькой девочки.
– Ну откуда здесь попугаи?
– Вон он на полке сидит – мюсли ест.
Попугай Гай Юлий Цезарь от неожиданности поперхнулся и уставился на папу с дочкой.
– В мамином списке покупок нет попугая, – возразил папа.
– Но ты же уже взял мне шоколадку без списка, – напомнила ему девочка.
– Мало нам кошки и хомячка, – сказал папа.
Но поднесённые к глазам кулачки и готовый вырваться плач смягчили его.
– Хорошо, берём. С мамой разберёшься сама, – и сильная рука, крепко схватив попугая, сунула его в тележку между пакетом молока и коробкой имбирного печенья.
– И эту тоже, – велела девочка, указав на застывшую от страха Эмилию. Эмилия испугалась не за себя, а за своего дорогого друга, засунутого в большую тележку с продуктами.
– Надо же! – удивился папа и наклонился над Эмилией. – И куриц продают. Только что-то ценник не найду, – и он принялся бесцеремонно осматривать Эмилию со всех сторон.
– Купи, купи, папа, купи! – затараторила девочка.
– Ладно. В хозяйстве всё пригодится, – подмигнул папа и сунул Эмилию к коробке с замороженной пиццей.
Тележка тронулась, и на Эмилию откуда-то упала пачка спагетти. Попугай Гай Юлий Цезарь, придавленный имбирным печеньем, в ужасе таращил глаза.
– Надо выбираться, – шепнула ему Эмилия.
Попугай молчал.
Тогда Эмилия применила язык жестов – хваталась крыльями за лапы и трясла их, что, очевидно, означало: «Бери лапы в крылья и беги!».
Попугай не реагировал.
Тогда Эмилия стала вылезать из-под спагетти, чтобы подобраться поближе к попугаю. Тут тележка остановилась перед полками с конфетами. Послышался просящий детский голосок и нетвердый отказывающийся голос отца. Эмилия добралась до попугая, вытолкнула его из тележки и скомандовала: «Беги!».
Оба, и курица, и попугай, пулей понеслись между рядами вглубь супермаркета. Остановились отдышаться, только когда страшная тележка осталась далеко позади.
– Глупая капризная девчонка, – выговорил попугай.
– Просто она любит домашних животных, – заступилась за неё Эмилия.
– Не защищай её, – сказал попугай. – Если бы не моя выжидательная тактика «Обмани девчонку глупым видом», мы бы до сих пор торчали в этой тележке.
– С тобой я ничего не боюсь, – призналась Эмилия.
– Теперь за яйцами, – сказал попугай, сразу подобрев. – Какой это отдел?
Они нашли табличку – «Угощения для гурмана».
– Дорогой друг, кто такой гурман? – спросила Эмилия.
– Гурман – это… – попугай развел крыльями. – Это… Сам-то я понимаю, а вот объяснить не могу.
И чтобы Эмилия больше не расспрашивала его, сделал вид, что очень заинтересован угощениями для этого самого «гурмана».
– Ха-ха-ха, – вдруг раздался задорный смех попугая. – «Рагу из мышиных хвостиков»! «Паштет из ослиных ушей»! Вот чем угощаются гурманы!
Друзья читали надписи на банках и коробках и смеялись.
– Гы-гы-гы! – закатывался попугай.
– Хи-хи! – тоненько вторила ему Эмилия.
Но тут попугай резко оборвал смех и севшим голосом попросил:
– Эмилия, будь добра, прочитай, пожалуйста, надпись на этой банке, а то я что-то… – и попугай запнулся.
– «Консервы из попугая», – старательно прочитала Эмилия и испуганно взглянула на своего друга.
Попугай щёлкал клювом, будто ему не хватало воздуха. Потом он прикрыл глаза и стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем твердо проговорил:
– Я знаю одно, что этот ГУРМАН – очень плохой человек, – и, взяв Эмилию под крыло, не оборачиваясь, увёл её из этого отдела.
– Вы не подскажите, где тут яйца? Яйца где можно найти? – метался попугай между посетителями супермаркета, но они не обращали на него никакого внимания. – Кто-нибудь в этом супермаркете скажет мне, где яйца? – разозлился попугай.
– Дорогой друг, – позвала его Эмилия.
Она сидела на контрольных весах, ожидая, когда попугай выяснит, где же яйца.
– Дорогой друг, нам не нужны больше яйца, – торжественно объявила Эмилия и привстала: под ней лежало свежеснесённое беленькое яичко.
– Надо же! Курица яйца прямо в магазине несёт! – всплеснула руками старушка и позвала:
– Марья Кузьминична, берите сразу три десятка. Сегодня свеженькие! Прямо из-под курицы!
И две старушки поспешили к полкам, расположенным у Эмилии за спиной – там сверкали белобокие яйца в упаковках по десять и по тридцать штук.
– Свежеснесённые, говорите? – к полкам с яйцами стали подходить ещё старушки, женщины, дяди и даже два старичка.
Не успели Эмилия с попугаем глазом моргнуть, как яйца были сметены с полок. Осталось одно под Эмилией, и на него косился старичок, которому яиц не досталось.
– Пойдём-ка поскорее отсюда, – потянул Эмилию попугай Гай Юлий Цезарь.
– Вскрывать упаковку нельзя! – над курицей и попугаем навис широкоплечий охранник супермаркета.
– Мы ничего и не вскрывали. Это наше яйцо, – насупился попугай. – И мы уходим.
– А платить кто будет? – угрожающе произнес охранник.
– Ты же говорил, что в супермаркете можно всё брать просто так, сколько унесёшь, – строго посмотрела на попугая Эмилия.
– Ну не всё, – замялся попугай: – Но это наше яйцо. Мы его высидели. Мы его и заберём!
– Ничего подобного.
Одной рукой охранник сгрёб курицу и попугая, а другой – яйцо.
В кабинете директора мирно гудел кондиционер, и плавали рыбки в аквариуме. Сам директор, небольшой круглый человек, сидел в чёрном кожаном кресле и ел эклер.
– Нарушителей привёл, – вежливо доложил охранник, боком входя в дверь. Увидев эклер в руке директора, охранник смутился и не знал, куда пристроить нарушителей и яйцо. Директор властным жестом показал на подоконник, потом на стол. И курица с попугаем тут же оказались на подоконнике, а изъятое яйцо на столе перед директором.
– Так, – сказал директор.
После этого «так» Эмилия сразу поняла: не увидеть ей больше своего дорогого хозяина, потому что посадят её на какой-нибудь тюремный балкон за кражу яиц в особо мелких размерах.
– Так, – повторил директор, и после второго «так» даже попугай вспомнил, что на его совести разорванная упаковка с мюсли.
Попугай и Эмилия трепетали. А директор доел эклер и принялся за пирожное с розовым кремом.
Вдруг в кабинет ворвалась заплаканная продавщица из яичного отдела. Она всхлипывала. Она причитала:
– Всё… Подчистую… Они требуют… А что я могу…
– Так, – хмуро произнес директор и отложил в сторону надкушенное пирожное с розовым кремом.
Оказалось, что слух о свежеснесённых яйцах облетел не только весь супермаркет, но и окрестности. И собралась толпа, требующая яиц. А они закончились.
– Ни одного не осталось, – всхлипнула в последний раз продавщица, и тут все посмотрели на яйцо, лежащее перед директором.
– Так, – сказал директор и потёр руки.
Яйцо, снесённое Эмилией, лежало в маленькой корзиночке, на дно которой была постелена вата. Корзиночку аккуратно двумя пальцами нёс лично директор. В другой руке у него была упаковка с эклерами и пирожными, розовыми от крема. А курицу с попугаем нёс подобревший по приказу начальства охранник.
– Так-так, – улыбался директор. – Заходите в наш супермаркет почаще. Вы помогли нам сделать месячную выручку по яйцам за 15 минут. Ах, – произнес он мечтательно, – вот если бы в наш молочный отдел забрела корова…
Эмилию и попугая с почестями проводили из супермаркета, к которому подъезжал рефрижератор с новой партией яиц для жаждущих покупателей.
Был полдень. Курица Эмилия и попугай Гай Юлий Цезарь сидели на балконе. Перед ними в корзиночке лежало два яйца и стояла не вскрытая ещё упаковка с эклерами и пирожными.
– Мы так и не попали на аттракционы, – сказала Эмилия.
– Что ты говоришь! – вскричал попугай. – У нас же целая упаковка эклеров и пирожных с розовым кремом. А это, поверь мне, стоит тысячи самых страшных аттракционов.