Война давно закончилась, выросло новое поколение людей, которое знает о ней только из кино, телевидения и литературы. Но в сердцах наших ещё здравствующих ветеранов войны живёт память о том грозном, тяжёлом и героическом времени, когда даже редкая радость была горькой от слёз.

Вот что рассказал мне ветеран войны и труда, бывший водитель Луганской автоколонны 2185 Николай Химич, принимавший участие в боях за освобождение города Ростова от немецко-фашистких захватчиков.

Это было в феврале месяце 1943 года, – так он начал свой рассказ. – Наши части с боями продвигались к городу Ростову, и чем ближе мы подходили к городу, тем больше волновался мой друг Алексей Сидорчук. Друзья причину знали. В Ростове осталась его семья – жена и два сына. Младшему из них исполнилось 5 лет.

По своему характеру Алексей был весёлый и находчивый, даже в самой тяжёлой, казалось бы, безвыходной ситуации он не падал духом. А вот сейчас сдал, несмотря на все наши старания поднять его настроение. Да и как это сделать, если фашистские изверги в каждом отбитом нами городе, селе оставляли страшные следы своих преступлений. Мы видели разорённые или дотла сожжённые дома, видели расстрелянных или повешенных не в чём не повинных наших людей. Всё это ещё больше усиливало ненависть, когда мы шли в бой с проклятой фашисткой нечистью.

14 февраля наши части вошли в Ростов. Алексей попросил командира разрешения отлучиться на поиски своей семьи. Вместе с ним пошёл и я. Улица, на которой жил мой друг, находилась на окраине города. Из-за бесконечных развалин дорога казалась ещё длиннее, в редких уцелевших домах по очереди грелись солдаты. Вот и дом Алексея. Часть его крыши раскрыта. Выбитые стёкла заменены фанерой, картоном или заткнуты тряпками.

Алексей не выдержал, побежал, но внезапно остановился и обернулся ко мне:

– Коля не могу я, зайди первым. Если увидишь женщину, попроси её погреться, а я потом…

В доме я увидел много солдат. После жестоких морозов и всех лишений фронтовой жизни какой отрадой для каждого из них было обогреться, хоть и не в родном, но в гостеприимном доме, хлебнуть кипятка, дать отдых натруженным ногам.

Я громко спросил с порога:

– Можно обогреться?

– Заходи, – отозвался один солдат, – да скорее дверь закрывай, здесь маленькие дети.

Потом я увидел и хозяйку, она что-то делала у плиты и, повернувшись ко мне, негромко сказала:

– Заходите, заходите, располагайтесь как вам будет угодно, где-то и наш отец, если живой, проситься погреться. Отдыхайте, родные, да быстрее гоните эту проклятую немчуру. Сколько мы горя натерпелись от них.

Алексей уже стоял рядом со мной, он прикрыл лицо рукой и сквозь пальцы смотрел на мальчика. Мальчик подходил к бойцам и смотрел каждому в лицо. Он выглядел истощённым и бледным, солдаты давали ему кусочек сахара, ломтик хлеба. Мальчик радостно принимал подарки, тихо благодарил, продолжая двигаться дальше. Женщина, заметив, что бойцы обращают внимание на её сына, тихо объяснила:

– Всё отца ищет, ночью схватится и спрашивает: «Мама, папа ещё не пришёл?»

Пока она говорила, мальчик уже подходил к нам, Алексей присел на корточки, открыл своё лицо и полными слёз глазами смотрел на сына. Мальчик сначала оторопел, затем, не трогаясь с места, громко закричал:

– Папа, наш папа пришёл.

Загрохотала упавшая на пол посуда, к нам торопливо пробиралась бледная, с широко раскрытыми глазами женщина.

Я отошёл в сторону, посхватывались сидевшие солдаты, все смотрели на троих сплетённых в объятиях людей.

Трудно представить себе, что они тогда испытывали, если даже спустя годы я не могу без волнения вспоминать эту встречу.