Когда-то давным-давно я работала в школе учительницей великой русской литературы, а детские книжки по этому поводу за литературу не считала и тихо презирала в душе. С молодыми учительницами такое случается. А один мой друг, эстет и любитель высокой поэзии, постоянно удивлялся, как это я могу работать с детьми, если не читала вот этого:

Вобла в очках
Плыла в облачках,
Читала журнал с интересом…

А я фыркала, морщила нос и не верила, что он это серьезно говорит.

Но от судьбы не уйдешь: уволившись из училок, я оказалась ведущей детской радиопередачи, и мне понадобилось пригласить на эфир Настоящего Писателя. Уже не помню, кто порекомендовал обратиться к Андрею Алексеевичу Усачёву. Мне, конечно, это имя ни о чём не говорило, но я честно позвонила и договорилась о встрече.

Перед встречей с Писателем я, естественно, волновалась и даже трусила. И, чтобы не ударить в грязь лицом, прочитала несколько его стихов. Представляете, одно стихотворение было как раз тем самым – про воблу! Я его наконец прочла – и поняла, что уже люблю автора.

А Усачёв оказался совсем нестрашным: рыжеватым, бородатым, очень доброжелательным и с большой гитарой в жёлтом чехле. Он рассказывал всякие истории, пел песни, и все это у него получалось как-то очень уютно и очень здорово. Тогда можно было только догадываться, какой невероятной работоспособностью обладает скромный и тихий Андрей Усачёв, насколько он честен в своей работе.

Потом, через пару лет, когда книжки Усачёва стали выходить всё чаще, когда он начал писать сценарии для ёлок и прочих празднеств, эти его качества стали очевидны. Андрей, несмотря на то, что работает не просто много, а чудовищно много, держит высокую планку. Он не позволяет себе «отписок», сочинений левой задней ногой и прочих фокусов, которые облегчают жизнь авторам и усложняют читателям. Он весь искрится неожиданными идеями новых проектов. Причём, кажется, на поверхности идея лежит – но нет, только Усачёв заметил эту поверхность. Например, до него никому в голову не приходило собрать в одной книге сказки, песни, пьесы и поверья о Бабе Яге или о Деде Морозе. Он не боится совмещать то, что раньше никто не совмещал, экспериментировать над чужими текстами и шутить над классикой. Один мой знакомый не очень по-доброму говорил: «Ну да! Слова Синявского, музыка Моцарта, а песня Усачёва!». Но не понимал этот знакомый, что надо быть Усачёвым, чтобы соединить Моцарта с Синявским, и чтобы соединение получилось органичное, как родное.

Андрей по образованию филолог, то есть, любитель слова. Слова он действительно любит: рассматривает, крутит-вертит, ищет новые смыслы. За простыми, кажется, и незатейливыми детскими стихами Андрея Усачёва стоит могучая культурная традиция, но поэт не тычет этой традицией читателю в нос, чтоб только «образованность свою показать». Так что только от читателя зависит, что он увидит в стихотворении: лёгкую рифму и ироничный взгляд или историю мировой литературы и философии.

Лёгкость формулировок, свежесть взгляда, юмор, парадоксальность мышления, неожиданные повороты и тексты, в которых самые разные читатели увидят что-то родное, любимое, – это фирменные черты творчества Андрея Усачёва. Его ни с кем не спутаешь. Сегодня книги Усачёва выходят во многих издательствах и есть, наверное, в каждом доме, где живут дети: нынешние дети без Усачёва не растут.

А сам Андрей такой же, как и двенадцать лет назад: рыжеватый, бородатый, скромный, доброжелательный и с гитарой.

Ксения Молдавская

– Эк тебе сегодня не повезло с гостем! – раздался в наушниках сочувственный голос звукорежиссера. – Как с таким целый час говорить?

Рядом со мной в студии сидел мрачный бородатый дядька и односложно бурчал в ответ на вопросы радиослушателей. В прямом эфире шла детская программа «Клумба», и я была её ведущей. Первые семь минут передачи навевали мысль о грандиозном провале. И тогда, отчаявшись, я попросила своего сурового гостя спеть что-нибудь. Но «что-нибудь» петь он был не готов, поэтому мне пришлось долго выбирать: весёлое или грустное, съедобное или несъедобное, животное или насекомое и ещё несколько столь же невообразимых позиций. Сейчас, спустя больше десяти лет, я и не вспомню, что он спел в результате, потому что петь ему за тот эфир пришлось много. Через сорок две минуты по эфирным часам я была совершенно очарована и даже влюблена, а строгий наш режиссер басил в наушники: «Ты его почаще приглашай: прикольный мужик!»

Вот так я подружилась с поэтом Петром Алексеевичем Синявским.

Вообще-то Пётр Синявский не собирался становиться детским писателем. Он был музыкантом и работал себе в оркестре. Но его всё время тянуло на шалости. И однажды дирижёр так рассердился на озорника, что сказал: «Хватит тебе хулигать, займись чем-нибудь полезным. Песню, что ли, детскую напиши!» Легко сказать: напиши. Синявский задумался всерьёз и решил сочинить что-нибудь такое, чтобы все дети становились сразу хорошими и забывали о шалостях. А когда дети забывают о шалостях? Только когда спят. Так что первым произведением Петра Синявского для детей стала колыбельная «Лунный кораблик». Вот такую историю рассказывает Пётр Алексеевич детям, когда они спрашивают, как он стал писателем. Это, конечно, немножко хулиганская история, но она мне нравится. Тем более что мне посчастливилось побывать на многих встречах Петра Синявского с детьми.

Это совершенно удивительные встречи. Седой бородатый человек, серьёзный, как Карабас-Барабас, заставляет зал хохотать так, что стулья падают, визжать так, что люстры трясутся, и вопить так, что троллейбусы на улицах вздрагивают. Одним движением руки он может превратить девочку с длинной косой в Непобедимое Пугало, а любого мальчика – в кваквёнка или даже в барона фон дер Макарона. Игра захватывает всех: кваквята, Пугала, Макароны и прочие герои стихов Синявского, а так же многочисленные зрители абсолютно счастливы. А Пётр Алексеевич никого больше не пытается сделать лучше, усыпив колыбельной. Он наоборот даже придумал специальную просыпательную песню, потому что давно уже понял, что дети бывают самыми хорошими, когда играют, когда им весело и когда они поют смешные песни.

Песни на стихи Петра Алексеевича дети пели, когда я была маленькая, и сейчас поют, причём в самых неожиданных местах. Однажды я даже в Латвии видела местного мальчишку, который от радости прыгал и пел по-русски песенку «Лягушенция». А мои собственные сыновья всё время требуют, чтобы я спела им на ночь про щенка, который похож немного на бульдога и на дога, про ходики с кукушкой или про лунный кораблик. Я иногда даже сержусь, но ничего не могу поделать: любовь к Петру Алексеевичу и его песням – это у нас семейное.
Ксения Молдавская