Либина Рената
#115 / 2012
Почти чистая ложь

Петя Кошечкин никогда не врал. Во-первых, не умел как следует. А во-вторых, зачем? Двойки он получал редко, учителя всё больше ставили точки, надеясь, что Петя придёт и сдаст. Петя никогда не лишал их надежды, до самого конца четверти. Если дома в такие дни спрашивали об оценках, он честно отвечал, что ничего нет. В конце четверти точки каким-то образом складывались с парой четвёрок, и выходило «три», особенно по математике. Но и про табель не было смысла врать. Самым страшным наказанием в доме Кошечкиных считалось оставить ребёнка без компьютера на три дня. В таких случаях Петя тоже не переживал, ему всегда было что почитать. Кроме того, безотказно действовал младший брат Костя. По причине постановки пароля он лишался компьютера заодно с Петей и приставал к взрослым с такой силой, что не позже середины вторых суток компьютер снова оказывался в детском распоряжении. Правда, прежде чем снять пароль, мама каждый раз спрашивала у Пети, будет ли он теперь заниматься? И Петя честно отвечал, что да. Если бы мама спросила, будет ли Петя приносить по математике четвёрки, он бы честно сказал, что нет. Но мама почему-то никогда об этом не спрашивала.

Так что врать Пете было совершенно незачем. Только не подумайте, что Петя был круглый троечник. Вовсе нет. Лучше всего давалась ему литература, особенно с тех пор, как он стал писать в два раза больше сочинений, чем все остальные ребята. Всё началось в пятом классе. На дом задали сочинение «Мой любимый герой пушкинской сказки». Сочинение задали в понедельник, а литература была в пятницу. Поэтому совершенно не удивительно, что за столько времени Петя про сочинение забыл. В пятницу утром, когда он брёл по лестнице в сторону первого урока, его догнала Светка Гущина и ни с того, ни с сего выпалила:

— А у тебя кто любимый пушкинский герой?

Петя хотел было поинтересоваться, мерила ли Гущина сегодня температуру, но вовремя вспомнил, что это она про сочинение. Литература была пятой, причин для волнения, в общем-то, не было. Петя махнул рукой:

— А, забыл, на перемене накатаю.

Гущина уважительно на него посмотрела:

— Ты что, можешь сочинение за перемену накатать?

— Чего тут мочь? – пожал плечами Кошечкин.

На восемнадцатой минуте математики он получил записку без подписи: «Гущина врёт, что ты пишешь сочинение за перемену». «Не врёт», — написал Петя на обороте и, когда математичка повернулась к доске, кинул шарик назад.

На перемене его ждала небольшая очередь из забывших написать сочинение. За те две минуты, что Петька собирал портфель и искал укатившуюся ручку, они успели распределить, кому на какой перемене он будет писать сочинение. Такого поворота Кошечкин не ожидал.

— А я разве давал согласие?

— Так ты что, не можешь за перемену? – тихо спросил Виталик, второй в очереди. Он был самым тихим в классе, и при этом в любой очереди оказывался вторым.

— Могу, но …

— Жалко тебе, что ли? – поинтересовался двоечник Хвостов.

— Нет, не жалко, — честно ответил Петя. Если кто-нибудь из них спросил, хочет ли он писать сочинения, он бы честно ответил «нет», но никто его почему-то этого не спросил.

Вздохнув, Петя повернулся к Гущиной, которая, по праву первопроходчицы, претендовала на первую перемену:

— Ну, кто у тебя любимый герой?

— Царевна-лебедь, — чётко ответила Гущина. — У неё во лбу звезда горит. Красиво, наверное. – И она протянула Пете заготовленный листок. Он закончил за 2 минуты до звонка, и Светка ещё успела всё переписать, выяснив по ходу дела, что любит Царевну-лебедь, за то, что та «добрая, гордая, справедливая и довольно-таки мудрая».

На второй перемене была очередь тихого Виталика. Кто его любимый герой, Виталик не знал. Петя назначил ему дядьку Черномора, и Виталик не возражал.

Любимым героем двоечника Хвостова оказалась белочка. «Она орешки грызёт», — подсказал он обоснование Пете.

— Листок, — мрачно произнёс Кошечкин. К третьей перемене он и сам был непрочь что-нибудь погрызть, но перспективы не было. Все 15 минут он сосредоточенно раскрывал образ белочки.

Едва забрезжила четвёртая перемена, Петя стремглав бросился в столовую. На собственное сочинение у него осталось пять минут. К этому моменту он чувствовал себя полным Балдой — вопрос о выборе любимого героя не стоял.

Результаты сочинения стали известны в понедельник. Светка и Виталик получили по пятёрке. У Хвостова была четвёрка – переписывая, он умудрился сделать три ошибки, но всё равно остался доволен, это была его первая четвёрка за сочинение. Петя тоже получил четвёрку, поскольку Марине Викторовне любовь к Балде показалась недостаточно обоснованной. На литературе Петя привык к пятёркам, но нисколько не огорчился. Петя знал, что этой четвёркой спас себе жизнь. Признавайся он тогда в любви к Балде всю перемену, голодная смерть была бы ему обеспечена.

С тех пор в день сдачи сочинения кто-нибудь непременно прибегал к помощи Кошечкина, и, если Петя пробовал роптать, очередной забывший тут же интересовался, а почему это в прошлый раз такому-то Петя написал, а ему сегодня не хочет? Может ли Петя сказать, чем тот, предыдущий, был лучше? Этого Петя сказать не мог и покорно писал сочинение. Руководила процессом по-прежнему Гущина. Она тщательно следила, чтобы никто не прибегал к Петиной помощи больше раза в год. Так продолжалось до тех пор, пока за сочинением к Пете не обратился отличник Нефёдов. Разумеется, о сочинении он не забыл – Нефёдов никогда ничего не забывал. Но Нефёдова послали сразу на две олимпиады, и он не успел. Раскрыть же образ Хлестакова за одну перемену было не под силу даже ему. В отличие от всех остальных, Нефёдов не стал интересоваться, чем он, Нефёдов, хуже предшествующих, а сделал Пете неожиданное предложение:

— Ты мне сегодня пишешь Хлестакова, а я тебе в среду решаю четвертную по математике. Пришлёшь вариант.

В этот раз Петя впервые убивал перемену с удовольствием. Наконец-то от всех этих образов будет хоть какой толк.

В среду на математике Кошечкину достался третий вариант. Он показался ему несложным, Нефёдов был, в общем-то, ни к чему. Но отказаться от его помощи было как-то неудобно. Тогда получится, что, договорившись поменять сочинение на математику, Петя наврал. А этого, как известно, он никогда не делал. Без особого энтузиазма он отправил свои задания Нефёдову. На удивление Пети, бумажка с решением пришла всего за 10 минут до конца урока. Видимо, Нефёдов решал сначала собственный вариант. Петя сравнил своё решение с нефёдовским и обнаружил, что ответы, по большей части, не сходились. На размышление времени не оставалось. Петя переписал начисто то, что прислал ему Нефёдов, и еле успел к сдаче.

После контрольной обнаружилось, что всем другим работа лёгкой не показалась. Большинство не успело сделать все задания. Даже Нефёдов, к которому сразу же кинулись за правильным ответом второго варианта, выдал только четыре из пяти, заявив, что последнее задание он не успел. Почему – понимал только Петя. Нефёдов начал с Петиной контрольной, и решал её полчаса. 10 минут на свой вариант ему не хватило.

Результат, оглашённый математичкой через неделю, никого особо не удивил.

— Контрольную будем переписывать. Восемь двоек, остальные тройки. Четвёрки у Нины Лебедевой и Саши Нефёдова, что тоже не здорово. Меня порадовал один человек. У Пети единственная пятёрка в классе. Я всегда знала, что Кошечкин на многое способен, просто ему не хватает стабильности.

— Контрольную по математике выдавали? – спросила вечером мама, больше для порядка, чем в надежде что-нибудь узнать. Петя говорил только правду. Но не всегда ж её надо говорить. На этот раз, однако, мама узнала больше, чем рассчитывала.

— Почти все плохо написали, — сказал Петя. – Мы будем переписывать. У меня три.

Это была почти чистая ложь.

с. 42