– Оль, давай разберём в твоём письменном столе, – сказала мама. – Мы с папой купим тебе большой стол, а этот, маленький, отдадим Лене или Саше! Как же быстро летит время! Представляешь, наши малышки уже пойдут в первый класс! Купим ещё одну парту, и у каждого из вас будет своё рабочее место.

– Давай, – ответила Оля. – Я сама разберу, ладно? Мне вообще надо посмотреть, что там лежит, я, честное слово, уже и не помню.

– Да, конечно, – согласилась мама. – Я тоже вчера открыла верхний ящик, а там столько всего навалено! Половина, по-моему, просто мусор! Ты разбери. Что не надо выкини. Помощь нужна?

– Нет, я сама, – сказала Оля. – Я после завтрака разберу.

После завтрака мама ушла в магазин. Оля занялась столом, Лена с Сашей тихо играли в куклы. Дома был покой и порядок.

Когда мама вернулась через полчаса и открыла дверь в детскую комнату, она растерянно остановилась на пороге. Детская напоминала поле военных действий. Старшая Оля стояла на своём письменном столе и после каждого воинственного клика: «На шарап!», бросала вверх и в центр комнаты какие-то предметы. Если это было что-то тяжёлое, оно сразу падало на пол, если лёгкое, то ещё какое-то время кружилось в воздухе. То тут, то там на полу валялись сломанные карандаши, обгрызенные ручки, половинки ластиков, скомканные бумажки, бумажные конфетти, обёртки от конфет и шоколадок. Младшие дети злые и раздражённые ползали по комнате. Периодически что-то подбирали, рассматривали. Что-то снова бросали, а что-то прятали в свои карманы. Между ними с радостным лаем носилась собака, чёрный французский бульдог по имени Чинита. Чинита решила, что это такая игра, и тоже пыталась поймать хоть что-нибудь или отобрать у девочек.

– Боже мой! Что это? Что тут творится?! – в ужасе спросила мама.

– Да ничего, – невозмутимо ответила Оля. – Мне эти вещи не нужны, я их выбрасываю, а девчонки отбирают кому что нужно.

– Но так же нельзя! – сказала мама, схватившись двумя руками за голову. – Почему бы просто не отдать, если тебе что-то не нужно! Почему надо бросать? Бросать как собакам? Мои дети собаки, что ли?

– Я бросаю, чтобы было честно! – заявила Оля. – Потому что Ленка у Сашки всё отнимает!

– И ничего я не отнимаю, – ответила Лена, прижимая рукой оттопыренную футболку к своему животу.

– Нет, отнимаешь, – тоненьким голосочком возразила Саша. – Ты всё у меня отнимаешь. И зеркальце маленькое отобрала, и блокнотик! И ещё ручку с обезьянкой на конце!

– Знаете, девочки, – сказала мама, – бросьте всё, не надо ничего подбирать. Завтра пойдём в магазин и купим всё, что захотите! Я обещаю! Я не желаю, чтобы мои дети побирались, как нищие!

– Ладно, – послушно сказала Саша, выворачивая карманы. За ней, через некоторое время, нехотя последовала Лена.

И на пол полетели полосатый карандаш, старый Олин школьный пенал, маленький блокнотик в форме сердца. Вслед за ними на пол отправились ракушка, батарейка и старый, облезлый октябрятский значок.

– Ой,– сказала мама. – Надо же, сохранился!

Она наклонилась и подняла значок.

– Мам, а это что? – тихо спросила Саша.

– Это Ленин, – ответила мама. Она подняла на Олю глаза. – А вот это не надо было выбрасывать.

– Мне он не нужен, сама сказала, выброси всё, – пожала плечами Оля.

– Мам, что это? – уже чуть громче спросила Саша.

– Это Ленин, – задумчиво ответила мама, и обратилась к Оле: – Понимаешь, этот значок уже история. Я расскажу как-нибудь. Наверное, вам интересно будет послушать о том времени, когда я была маленькая, и когда мы все носили такие значки…

– Ма-ам! – в Сашином крике уже звенели слёзы. – Мам! Что это!

– Э-то Ле-нин, – повернувшись к Саше, медленно и с выражением повторила мама и отвернувшись от неё к Оле, добавила: – Я с такой гордостью его носила, и мы все назывались его внучатами.

– А что, у тебя не было дедушки? – спросила Лена.

– Нет, дедушка у меня был, – ответила мама, – но это совсем другое, мы все были счастливы и страшно боялись потерять этот значок, потому что это – Ленин…

– Ленин! Ленин! – взорвалась Саша криком. – И карандаш Ленин! И ручка! И блокнотик! Все Ленино, и это, и это! Даже какой-то старый значок! И тот Ленин! – и у неё из глаз брызнули слёзы. – А мой! Мой-то где?