Кукумбер садится в машину времени и отправляется в Санкт-Петербурге, в не очень далекое прошлое. Он с любопытством заглядывает в щёлочку двери, за которой проходят занятия детской литературной студии а. Эти дети сейчас выросли, но тогда они были твоего возраста, дорогой читатель. Читайте очередную главку из книги «Каждый четверг в Четыреста Сорок Восьмой».

Волшебный мир сходств и подобий

Бывают такие странные дни, когда всё вокруг обязательно что-то напоминает: солнце в тумане напоминает яичный желток, яичный желток на сковороде подобен глазу пожилого игуанодонта, игуанодонт на картинке похож на подъёмную биомашину будущего, а будущее загадочно и расплывчато, словно солнце в тумане…

Способность обнаруживать и воплощать на листе бумаги бесконечное многообразие сходств и подобий – одно из самых удивительных свойств поэзии.

Сравнивая, сличая предметы и явления, порой невероятно далекие друг от друга, поэзия устанавливает взаимосвязь всего, что существует в наших ощущениях, в нашем воображении.

И тогда простые, привычные вещи открываются вдруг необычными новыми гранями. А сложные, невероятно сложные наши отношения с жизнью, друг с другом становятся вдруг простыми и ясными.

И обнаруживая в стихах этот завораживающий мир сходств и подобий, читатель не только удивляется: «Боже мой! Как я раньше всего этого не замечал?!», но и сам начинает смотреть вокруг более внимательным, более искушённым взглядом, он сам становится хоть немножечко, но Поэтом.

Жираф

Градусник испорченный на стене висит,
Клетчатым жирафом на меня глядит.
Уголок отломанный на его шкале,
Спирт в стеклянном шарике спит на самом дне.
Бегают жирафы в Африке гуськом,
О своем сородиче думают тайком:
“Где-то наш родимый градусник-дружок
С уголком отломанным, прибитый на гвоздок?”

Костя  Сидякин  (11 лет)

Заря

Надевает тишина
Розовые валенки
И гулять идёт она
В полушубке аленьком.
Голубые небеса
Красотой заштопает...
Удивляется Земля
И в ладоши хлопает.

Лена  Тукманен  (13  лет)

Поток

Он бежит, он несётся, он скачет,
Словно бешеный конь, в долину.
Он спешит к водопаду огромному,
Что глотает за льдиной льдину.

Его струи - что по ветру грива.
Разбиваясь о злые пороги,
Он роняет горячую пену - 
Не вставай поперёк дороги.

Ветер мчится за ним вдогонку
И взнуздать его ветер хочет,
А поток, на дыбы вставая,
И шумит, и рёвет, и хохочет.

Аня  Скосарева   (13 лет)

Ветер  на  дереве

Ветер запутался в ветках, 
Как пойманная птица.
Ветер шумит на ветках,
Но не может спуститься.
Ветер запутался в ветках, -
Никто не боится теперь его.
Помогите бедному ветру
Спуститься на землю с дерева.

Катя  Судакова  (11  лет)

Туман

Прилетел седой туман,
Спрятал всё себе в карман:
Спрятал поле, спрятал речку,
Спрятал домик и овечку;
Но лишь солнца луч блеснул
Он росой в траве уснул.

Света  Цветкова  (10 лет)

Солнечные  кони

Кони мчатся по пустыне,
Кони мчатся через чащи,
По камням, по чёрствой глине
Стук копыт всё чаще, чаще.
Кони мчатся по долине,
В два прыжка минуют горы.
Что за блеск в небесной сини? -
То ли шпаги, то ли шпоры.
Кони мчатся... Вот промчались...
Где они плутают ныне,
Эти солнечные кони
В этой огненной пустыне?

Коля  Угренинов  (12 лет)

Каменные  львы

В старом парке ветер влагой дышит,
Серый дождь шуршит среди листвы.
Все от стужи спрятались под крыши,
Лишь остались каменные львы.
Незаметные, уходят годы -
Львы стоят, вздыхая глубоко,
И лакают алые восходы,
Как котёнок лижет молоко.

Ира  Михайлова  (13 лет)

Бывают же...

Столбы на цыпочках стояли,
Когда мы мимо тихо шли,
И не светили, а сияли
И плыли, словно корабли.
А кто-то шёл и не заметил
Того, что замечали мы.
Бывают же ещё на свете
Такие черствые умы.

Виталия Дудинская (11 лет)

Ворчуны

Верблюд Одногорбый Двугорбого встретил.
Известно, верблюды – ворчливый народ.
– Ты, братец, горбат, – Одногорбый заметил,
Двугорбый в ответ: – Помолчал бы, урод.

Игла и топор

– Люблю колоть! – воскликнула Игла, —
Я всех бы, всех переколоть могла!
– Давай, – Топор ответил, – но сперва
Пойди в сарай, переколи дрова.

Кто кого

Спасаясь от Змеи, Воробышек скакал
И с Червем встретился, ни в чём не виноватым.
Он Червя клюнул, а Змее сказал:
– Вот так мы поступаем с вашим братом!

Встреча

За горушкой, за речушкой илистой,
Где до дому по тропе извилистой
Столько да полстолька, да чуть-чуть ещё,
Великанчик встретил Лилипутище.

Было Лилипутище немолодо,
Поросло густым зелёным волосом,
Выло Лилипутище от голода
Тонким заплетающимся голосом.

Выло так тревожаще и вяжуще,
Что на сердце отзывалось режуще.
Великанчик пожалел бедняжище,
Пригласил его в своё убежище.

Показал ему свои сокровища,
Скушал с ним по ананасу спелому,
А потом повеселил чудовище,
Песенку затейливую спел ему,

Песенку о том, как за горушкою,
Где речушка вьётся звонкой стружкою,
Возле прошлогоднего пожарища
Великанчик раздобыл товарища.

Барабошка

Жил на свете Барабошка,
Весил двадцать килограмм,
Целый день смотрел в окошко,
Ночью бегал по дворам.

Он жевал одни горбушки
И читал одни обложки,
И ни друга, ни подружки
Не было у Барабошки.

Раздобыв кусочек сала,
Заманил он в гости кошку,
Через день она сбежала,
Поцарапав Барабошку.

Он зовёт к себе бульдога —
Ест бульдог ужасно много,
Черепаху пригласит —
Черепаха спит да спит.

Скучно-грустно Барабошке
Жить на свете одному;
Спрячет голову в ладошки
И ни слова никому.

Дни мегут, мелькают ночи,
И не знает он, бедняжка,
Что живёт напротив очень
Одинокий Чебурашка.

Вячеслав Лейкин, который, напомним, 20 лет вёл детскую литературную студию в Санкт-Петербурге, решил тебя сегодня развеселить, дорогой читатель. Кукумбер, например, хохотал так, что чуть не лопнул. Читайте очередную главку из книги «Каждый четверг в Четыреста Сорок Восьмой». Начало найдёте в Кукумбере № 1 за 2003 год.

 

Пожалуй, лишь один вопрос мог бы тебя слегка смутить: откуда появлялись в Четыреста Сорок Восьмой эти одержимые Поэзией дети?

Дело в том, что Ленинградская Детская газета, за пазухой у которой пригрелась и, счастливо повизгивая, существовала по четвергам Четыреста Сорок Восьмая комната, вела обширную переписку со своими читателями. И немалую долю редакционной почты составляли письма со стихами.

И почти все завсегдатаи этой поэтической комнаты оказались в ней после того, как очаровали своими стихами людей, читающих письма…

Как вы, наверное, догадываетесь, писем с хорошими стихами было совсем немного. Большинство «почтовых вирш» производило самое унылое впечатление. Впрочем, некоторые строчки и даже целые стихи оказывались так нелепы и забавны, что удержаться от смеха не было никаких сил.

Нелепости эти тщательно переписывались в специальные тетради, хранились, пылились, постепенно старели, но ждали, терпеливо ждали своего «звёздного часа». И, кажется, этот час настал.

Мы хотим предложить тебе, читатель, в качестве развлечения некоторые «извлечения» из наших «потешных тетрадей»… «Извлечения» эти сразу же имеет смысл разделить на три группы.

И первую группу составят стихи, посвящённые природе.

Природа, звонко пробуждаясь,
Теплом и радостью полна.
И громко солнцу улыбаясь,
Повисли дети из окна, —

пишет семиклассник Леня К. И если «громкую улыбку» представить себе довольно непросто, то дети, «повисшие из окна», поражают воображение мгновенно. И весьма сокрушительно.

Тему весны продолжает десятилетний Андрей И.:

Хорошо на дворе весной:
Красно солнышко лопает почки.
Хорошо, что хоть птичек не «лопает».
Птички щебетают,
Песен им не жаль, —

радостно свидетельствует Марина Н…. Следующее стихотворение называется «Осень». И сочинила его Света И., двенадцати лет:

Пора дождей и листопада,
Уборки хлеба, винограда,
Отлёта птиц и смех детей,
Бегущих в школу сквозь дождей.

Довольно вольному обращения Свете с язык делает этот стихи несколько необычный, не так ли?

Ещё одна «Осень», принадлежащая перу Игоря Ф.:

Мчат на юг перелётные птицы,
Чуть журча, ручеёк бежит,
Роют нору бобер и бобрица,
Чтобы там им всю зиму бы жить.

С «бобрицей» познакомились. Очаровательное, должно быть, существо. И с птицами отлично рифмуется.

Таня З. (6 класс), объявляя о начале зимы, заводит традиционного для зимне-весенней поэзии Мишку в такие грамматические дебри, что ни о каком сне для бедняги и речи быть не может:

Зима-красавица пришла,
И Мишке спать давно пора,
Но бедному не с сосанною лапой
Никак уснуть.

А вот как простенько и со вкусом пишет о зиме третьеклассница Таня Д.:

Зима идет и все мы рады 
В снежки играть и строить бабы.

Если уж существует в русском языке выражение «строить куры», то отчего же нельзя «строить бабы»?

Ещё про «баб»:

Бабу снежную леплю,
Страшную, с метлою:
Нос морковью послужи,
А глаза – углёю.

Света Т. (4 класс)

Содрогнулись?

Где зима, там и Новый Год.

Вот поэтическое поздравление с этим замечательным праздником, исполненное мрачного оптимизма:

Поздравить с Новым Годом вас я рада,
И всем я шлю привет из Ленинграда,
Чтоб в полночь вы бокалы все держали,
А не в могилах вы сырых лежали.

Таня Р. (6 класс)

И завершает зимний цикл стихотворение пятиклассницы Ирины Н., человека, по-видимому, серьёзного и убеждённого:

Много сулит это утро морозное:
Песни, катанье на льду и с горы.
Как много сделано нашим правительством
Для детворы.

От этой взволнованной строфы мы сможем довольно легко перейти к следующей группе наших «извлечений». Легко, потому что стихи про «правительство» отнюдь не случайны в нашем собрании. Революция, войны, праздники, пионерские и комсомольские ритуалы и традиции - вся эта барабанная дребедень, пропитавшая сознание мальчишек и девчонок таких уже сейчас далёких семидесятых годов, естественно, проникла в их простодушные и, кстати, весьма искренние сочинения.

Комсомолец я, комсомолец!
И как радостно думать мне:
За такой вот билет комсомольский
Погибали мальчишки в огне.

Игорь Д. (7 класс)

Странная радость.

Спасибо, лето, за сплочённость
Твоих немеркнущих костров,
Где нет мальчишек и девчонок,
А только есть - «Всегда готов!»

Саша Ш. (8 класс)

Довольно своеобразная «сплочённость».

Наш друг Корчагин

И вот однажды ночью тёмной
Пришли к тебе два палача.
Убить тебя они хотели,
Увы, убили не тебя.

Оля В. (6 класс)

Интересное «увы»...

О войне писали как о чём-то живом, ярком, волнующем, писали так, словно сами были свидетелями этих картин и сцен.

...И станет она оплакивать тело, 
Которое до Победы дожить хотело.

Юра В. (5 класс)

Но помнят о войне, но помнят о войне
Седые волоса на голове.

Валерий Р. (6 класс)

А вот стихи будущего солдата, исполненные сурового восторга всё тех же семидесятых:

Сегодня нам ведь восемь, а завтра восемнадцать,
А послезавтра двадцать, а скоро сорок пять.
Сегодня мы мальчишки, а завтра мы солдаты,
А послезавтра мамы, а также и отцы.

Андрюша К. (2 класс)

Сегодня они - «мальчишки», а послезавтра - «мамы». И кто угодно, если Партия прикажет, если Родина велит.

Ты - Родина моя,
И все же ты прекрасна!.. -

пишет девятилетняя Галя М. - 

Вот тот шалаш прославленный,
Работал где Ильич.
Он здесь сдружился с многими -
Стреляли вместе дичь.

Александра Л. (4 класс)

А добивали эту «дичь» школьники начала восьмидесятых:

Ты, Ленин, нам заветы дал
На все года, на все века.
Ты был везде, и нет нигде,
Чтоб не было тебя.

Андрей Н. (5 класс)

 Как клялась десятилетняя Рита Г. - 

...И жизнь отдам я за тебя,
И постою я головою...

Последняя группа «извлечений» посвящена теме трепетной, насущной и тоже весьма популярной. «Дорогая редакция, я сочинила стихотворение на тему «мать»:

Оберегая нас от зноя,
Укутывая нас в мороз,
Порой нередко забывали,
Что холод  уж по ним пополз.

Алеша М. (6 класс)

От этих строк «холод уж» по кому угодно поползёт. По счастью, не всегда они так беспощадны:

Мать я люблю, как растенье,
Мать берегу, как себя.
Мать отдаёт всю заботу,
Чтоб воспитать мне меня.

Саша И. (3 класс)

И, наконец, стихи про дедушку, который хотя и не мама, но в нижеследующем сочинении странным образом её напоминает:

Дедушка - это тот, кто родил меня.
Дедушка - это тот, кого вижу я.
Дедушка - это символ земной доброты.
Дедушка - это целое: я и ты.
Дедушка - это друг мой и это брат.
Как бы отдать я рад свою жизнь для тебя подряд.

Витя Б. (5 класс).

Кричала мама: – Просто безобразие!
Сплошные тройки! Где разнообразие?!
Когда же я принёс разнообразие,
Она опять кричала: – Безобразие!

Ты что, не видишь, мы тут вверх ногами ходим?! Переверни журнал!

Обновка

Какая у меня обновка!
Мне даже выходить неловко.
Но пусть обрадуется Вовка
И обзавидуется Лёвка.

Пусть малышня меня обступит,
Все эти Гарики-Валерики.
Такое здесь никто не купит,
Такое продают в Америке.

Пусть я, торжественность храня,
Закаменею, как на фото.
Увидев, скажут: – «Это что-то!»…

Я два часа шагами метил
Наш двор, зверея от тоски,
Но так никто и не заметил
Мои неотразимо новые,
Мои почти полуметровые,
Мои малиново-лиловые,
Мои шикарные шнурки.

Как спросили, так Васька и ответил

Васька, у моего папы выпадают волосы. Может быть ты знаешь, как их сохранить? Лена Писклявина

Конечно, знаю. Подари папе красивую коробочку.

Что делать, если я залез в чужой сад, а меня застукали на яблоне?

Скажи, что ты поднял яблоко с земли и пытаешься повесить его обратно.

Ужас! Мой ребенок ругается. Как узнать, кто его научил? Мама Пети Букина

Почему обязательно научили? Бывают и врожденные способности.

Вот так. Пишите.

Ну?! Ты чего?! А теперь:
Спаааааать!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Эй, эй! Ты куда?!!! Ну что за читатель пошёл?! Это шутка такая. Нам тебя что, за пятки ловить? Кто же ложится спать так рано – в два часа ночи?!!! Быстро садись к столу и пиши, пиши, пиши… Присылай нам: страшилки, вопилки, всякое хулиганство и озорство. И быстро, быстро, быстро, быстро…

Дорогие читатели! Вы уже познакомились на наших страницах с Вячеславом Лейкиным, поэтом из Санкт-Петербурга. Он двадцать лет вёл занятия с литературно одарёнными детьми при петербургской детской газете. Посмотрите, как это происходило.

САМЫЙ ПЕРВЫЙ ЧЕТВЕРГ

В один из февральских четвергов 1972 года я впервые вошел в Четыреста Сорок Восьмую комнату известного всем здания на Фонтанке, называемого «Домом Прессы».

ОНИ уже ждали, смотрели на меня, молчали.

Я сообщил, как меня зовут, сказал, сколько мне лет, и прибавил, что в детстве тоже пытался сочинять стихи, но ничего хорошего из этого не вышло.

– А сейчас сочиняете? – спросила одна из них.

– Сейчас? Да, сочиняю.

– А книги есть?

– А книг почему-то нет.

Молчание сгущалось.

– А давайте во что-нибудь сыграем, – предложил я. – В какую-нибудь литературную игру.

– А стихи мы будем сегодня читать? – сурово спросила девочка, которая перед этим молчала основательнее всех.

– Ах, ну да, конечно, – засуетился я. – Как же я про главное забыл?

Начали читать стихи. В основном, про зиму.

Запомнилось:

И ложатся ровно, как на полотно,

Розы, пальмы, липы на мое окно.

И ещё:

Снег кружит,

Метель визжит.

Небо затуманено,

В звёздах платье Анино.

(Что за Аня такая, я, правду сказать, не понял.)

И ещё – у девочки, которую звали Сюзанна:

– Здравствуй, Зима.

– Здравствуй.

– Где же твой снег?

– Дома.

– Где же мороз?

– Дома.

– Иней твой где?

– Дома…

Совершенно завораживающий диалог, каменный такой, холодный.

За Сюзанной мальчик читал, Андрей:

А проснулись дети утром –

Полон снегу тихий сад.

Снегири на голых ветках,

Словно яблоки, висят.

И, наконец, самый старший среди них, восьмиклассник Женя. На этот раз стихи были не про зиму, а про осень. Про позднюю осень:

Готово снегом разразиться небо,

И холод наступает вдруг,

И ворон серый, замерзая,

Обходит дерево вокруг.

Пока они читали, я как-то вдруг успокоился и даже сориентировался.

– Ворон – чёрный, – сказал я Жене. – Это ворона серая.

– А как тогда самца вороны называть? – ехидно спросила Сюзанна.

– А так, наверное, и называть – самец вороны.

– Ага! – подхватила Сюзанна. – Самец вороны, замерзая, обходит дерево вокруг.

Я осторожно засмеялся. Кое-кто присоединился. Вроде бы дело пошло на лад.

– А теперь давайте все-таки поиграем. Пусть каждый возьмёт лист бумаги…

– А обсуждение когда? – спросила суровая девочка, которая предложила читать стихи.

– Обсуждение? В каком смысле? – растерялся я.

– Стихи прочли? Прочли. Теперь их надо обсудить. Мне, например, не понравилась у Ляли рифма «плетня – одна». А у Андрея про снегирей. Конечно, красиво, но неточно. Снегири ведь сидят на ветках, а не висят. А он пишет – «висят». А яблоки сидеть не могут. Они как раз висят. Так что метафора получается неточная.

Я оторопел:

– И вы что же, – всегда вот так? Обсуждаете?

– Всегда, – сказали все.

– Но это ведь скучно, наверное?

– Зато полезно.

– А как же еще учиться? – спросила Сюзанна.

– И вы считаете, что так можно научиться писать стихи?

– Конечно, – сказала суровая. Вспомнил, её звали Наташей. – Нас, например, учили, – продолжала Наташа. – И Вы должны учить.

И тут я разозлился.

– Во-первых, я никому ничего не должен. И вам в том числе. А во-вторых, занимаясь своими обсуждениями, вы рискуете стать какими-нибудь литературными надзирателями, а не поэтами. «Рифма плохая!» «Метафора неточная!» Может, и неточная, а я вот увидел эту снегиревую яблоню. И она мне понравилась.

Опять замолчали.

– Надо читать хорошие стихи хороших поэтов, – продолжал я уже спокойнее. – У них и учиться.

– А как же рисованию учат?! – выкрикнула Сюзанна. – По пять часов горшок какой-нибудь рисуют!

– А музыка? – подхватила Ляля. – Гаммы, гаммы, сплошные гаммы. Нотки эти шевелиться уже начинают. Как черви.

– Вот и чудесно! – обрадовался я. – Давайте и мы займемся гаммами. Поэтическими гаммами. Гаммы играют? Играют. Вот и мы будем играть.

– И здесь будут гаммы? Ну это вообще!..

– Не гаммы, успокойся. Будут игры. Литературные игры. Сейчас я вам всё объясню. Возьмите по листу бумаги…

Взяли. Одни с любопытством, другие с предубеждением, но взяли.

– Записывайте, – и я начал диктовать. – «Жил на свете рыцарь бедный». Записали? Дальше – «Кто ответит на вопрос». Теперь двустишие – «Сгорел закат, спустилась ночь и все разбойники уснули». И, наконец, две пары рифм: «атлет – приманка – скелет – шарманка». Записали? Строчки про «рыцаря» и про «вопрос» вы должны подрифмовать, чтобы получилось двустишие. Складное, со смыслом и, по возможности, забавное. Двустишие про разбойников нужно довести до состояния четверостишия. Набор рифм с «атлетом» и «шарманкой» тоже должен воплотиться в четверостишие. Обычное «буриме». Слышали, наверное?

Оказалось – слышали.

– Пишите, а через полчаса сдадите свои листки. Можете не подписывать. Читать буду подряд, не называя имен. Так сказать, анонимно…

Через полчаса я вместе с ними бурно радовался той складной и остроумной чепухе, которую они напридумывали; да и не чепухе вовсе – некоторые строчки оказались просто превосходными.

Итак, «Жил на свете рыцарь бедный»…

Во-первых, выяснилось, что «был он худенький и бледный», во-вторых, – «был он тихий и безвредный», в-третьих, – «позабывший клич победный», а в-четвёртых, несчастный оказался еще и на руку нечист – «спер он руль велосипедный».

Дальше читаем: «Кто ответит на вопрос».

Вопросы оказались самые разнообразные: от философского – «для чего он жил и рос» и озабоченно-житейского – «сколько стоит купорос» до загадочных – «где гнездится альбатрос» (а действительно, где?) и «почему моряк – матрос» (и в самом деле, почему?). А завершился этот список вопросом и вовсе невинным – «для чего сопливым нос».

Двустишие «Сгорел закат, спустилась ночь и все разбойники уснули» получило самые неожиданные продолжения, но наиболее живую реакцию вызвал вот этот простодушный вариант:

Один не спит, ему невмочь:

Клопы несчастного куснули.

Буриме оказалось, во-первых, последним заданием, когда надо было уже спешить, а во-вторых, действительно, трудным. Но кое-что у них всё-таки получилось:

На берегу пруда сидит атлет.

Но бесполезна на крючке приманка:

Здесь вместо рыб на дне лежит скелет

И ржавая разбитая шарманка.

Еще вариант:

Был я сильный, как атлет,

Аппетитный, как приманка,

Стал я тощий, как скелет,

И печальный, как шарманка.

И, наконец, совершенно блестящая строфа, которую даже и заподозрить трудно в том, что она всего-навсего результат буриме:

Увитый мышцами атлет,

Червям могильным ты приманка,

И твой обглоданный скелет

Уже оплакала шарманка…

Все последующие четверги в Четыреста Сорок Восьмой комнате проходили примерно так же, как и этот – мой самый первый Четверг, – сначала читали по кругу новые стихи, а затем играли.

Из главок, посвященных этим играм, собственно, и сложилась наша книга, необычная хотя бы уже и тем, что у неё более двух сотен авторов, юных и безмятежных, радостно и беззаветно влюблённых в поэзию.

Не улетайте, птицы, а то придёт зима,
На город ляжет полночь, бесшумна и черна.
Мы вам на голых ветках построим терема
И принесём в кормушки отборного зерна.

Не улетайте, птицы, дорога далека,
Устанут ваши крылья, вожак сойдёт с ума.
Пусть улетают мыши, - беда невелика.
А вы не улетайте, не то придёт зима.

Не улетайте, птицы, погибните в пути.
Вот листья попытались, - и мёртвые лежат.
День слякотный и вялый, и сумерки с пяти,
А по утрам тяжёлый туман к земле прижат.

Лишь серая ворона да серый воробей
Нам шумно намекают: - Ребята, не робей!
Не слишком-то порхают и кое-как поют.
Зато не улетают и нас не предают.

Кричала мама: – Просто безобразие!
Сплошные тройки! Где разнообразие?!
Когда же я принёс разнообразие,
Она опять кричала: – Безобразие!

Ты что, не видишь, мы тут вверх ногами ходим?! Переверни журнал!

Обновка

Какая у меня обновка!
Мне даже выходить неловко.
Но пусть обрадуется Вовка
И обзавидуется Лёвка.

Пусть малышня меня обступит,
Все эти Гарики-Валерики.
Такое здесь никто не купит,
Такое продают в Америке.

Пусть я, торжественность храня,
Закаменею, как на фото.
Увидев, скажут: – «Это что-то!»…

Я два часа шагами метил
Наш двор, зверея от тоски,
Но так никто и не заметил
Мои неотразимо новые,
Мои почти полуметровые,
Мои малиново-лиловые,
Мои шикарные шнурки.

Как спросили, так Васька и ответил

Васька, у моего папы выпадают волосы. Может быть ты знаешь, как их сохранить? Лена Писклявина

Конечно, знаю. Подари папе красивую коробочку.

Что делать, если я залез в чужой сад, а меня застукали на яблоне?

Скажи, что ты поднял яблоко с земли и пытаешься повесить его обратно.

Ужас! Мой ребенок ругается. Как узнать, кто его научил? Мама Пети Букина

Почему обязательно научили? Бывают и врожденные способности.

Вот так. Пишите.

Ну?! Ты чего?! А теперь:
Спаааааать!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Эй, эй! Ты куда?!!! Ну что за читатель пошёл?! Это шутка такая. Нам тебя что, за пятки ловить? Кто же ложится спать так рано – в два часа ночи?!!! Быстро садись к столу и пиши, пиши, пиши… Присылай нам: страшилки, вопилки, всякое хулиганство и озорство. И быстро, быстро, быстро, быстро…

Вячеслав Лейкин снова на наших страницах вместе со своими поэтами-учениками. Читайте еще одну главу из его книги «Каждый четверг в Четыреста Сорок Восьмой» (печатается в сокращении).

Читали как-то стихи Александра Блока и, в частности, его трепетные «ямбы». И сразу же возник вопрос:

– А почему только «ямбы»? А «хореи» бывают? Или эти, как их там?

– А действительно, как их там?

– Дактили.

– А ещё?

Подумали, напряглись, вспомнили:

– Анапесты.

– И наконец?

Амфибрахий так и не вспомнили.

– Вы напоминаете мне Евгения Онегина.

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

– Видите, он тоже не мог. И ему простительно. А нам тем более.

– Не согласен. Евгений-то Онегин не мог их друг от друга отличить, «высокой страсти не имея для звуков жизни не щадить». А в вас эта «высокая страсть» объединяет и собирает здесь в Четыреста Сорок Восьмой. И неспособность отличить «ямб от хорея» для вас непростительна.

– А что же делать?

– Научиться отличать. Тем более что это так просто. Основных метрических единиц или стоп в русской поэзии пять: две двухсложные – ямб и хорей, и три трёхсложные: дактиль, амфибрахий и анапест. Ямб звучит как «хорей», амфибрахий как «анапест», дактиль надо перевести во множественное число, и тогда он будет изображать себя самого…

– Ничего не понятно. Почему они все похожи? Они же разные.

– Слово «хорей» из двух слогов, так?

– Так.

– С ударением на втором: «хо-рей». Это и есть ямб – два слога с ударением на втором. «Дактили» – слово трёхсложное с ударением на первом слоге; получается схема дактилической стопы. Про амфибрахий у поэта Григория Кружкова даже строки такие есть: «Анапест, анапест, анапест – вот так амфибрахий звучит»…

– А можно как-нибудь попроще?

– Ещё попроще?

– Да. А то так и в уме повредиться недолго.

– Ну, хорошо. Попробуем по-другому. Предлагаю сочинить вам пять четверостиший, по одному на каждый размер. В четверостишиях этих известны только нечетные строки: первая и третья. Вам надо приписать к ним вторую и четвёртую. Пока понятно?

– Пока понятно.

Поехали дальше. Сперва берем «хорей». Первая строчка – «От заката до рассвета», третья – «От рассвета до заката». Дальше идет ямб: «Настал момент, ударил час» и «Ударил час, настал момент». Дактиль: первая строчка – «Было бы весело, было бы здорово», третья – «Было бы здорово, было бы весело». Амфибрахий – «До боли знакомая сердцу картина» и «Картина, знакомая сердцу до боли». И, наконец, анапест: «Ни за что, никому, никогда и нигде» и «Никогда и нигде, ни за что, никому». Записали?

– Да!

– Тогда действуйте. И запоминайте.

Хорей:

1. От заката до рассвета
Поглощает мысли Лета.
От рассвета до заката
Время мнётся, словно вата.

2. От заката до рассвета
В небе носится комета.
От рассвета до заката
Солнце светит – вот тоска-то.

Ямб:

1. Настал момент, ударил час,
И приобрел я унитаз.
Ударил час, настал момент,
Он заменил мне постамент.

2. Настал момент, ударил час,
Я профиль поменял на фас.
Ударил час, настал момент –
Вкололи мне медикамент.

Дактиль:

1. Было бы весело, было бы здорово
В пищу купить килограммчик от борова.
Было бы здорово, было бы весело,
Если бы тётенька нас не обвесила.

2. Было бы весело, было бы здорово
Зеркало спрятать. Не видеть в упор его.
Было бы здорово, было бы весело
Мир превратить в шоколадное месиво.

Амфибрахий:

До боли знакомая сердцу картина:
Дитя зеленеет, всосав никотина.
Картина, знакомая сердцу до боли:
Малюточка топит себя в алкоголе.

Анапест:

1. Ни за что, никому, никогда и нигде
Не поверю, что счастье в борьбе и труде.
Никогда и нигде, ни за что, никому
Не поверю, пока это сам не пойму.

2. Ни за что, никому, никогда и нигде
Не советую плавать я в этой воде.
Никогда и нигде, ни за что, никому –
Здесь когда-то утопла бедняжка Муму.

3. Ни за что, никому, никогда и нигде
Даже страшному черту на Страшном Суде,
Никогда и нигде, ни за что, никому
Я не выдам секрет зажигалки с мотором.