Полицейско-патрульная сказка

Жил-был Полицейский. Однажды он отправился ловить рыбу, но забыл взять зонтик. И вдруг пошел дождь. Но Полицейский не растерялся. Он арестовал дождик, доставил его в полицейский участок, а сам снова пошёл ловить рыбу.

Но когда он добрался до озера, оказалось, что он забыл дома удочку. Ничего страшного, подумал Полицейский. Он немедленно арестовал две-три крупных рыбёшки и стал разводить костер, чтобы сварить из них уху.

А в это время в полицейском участке дождик, который поместили в камеру с толстыми прутьями, успел наделать дел. Он залил пол огромной лужей, которая подтекла по кабинет самого Полицейского Начальника. Начальник вышел и стал строго распекать своих подчиненных: «Что за безобразие! Откуда дождик? Как сюда попал? Ах, он шел в неположенном месте? Подумаешь, преступление! Оштрафовать и немедленно выгнать!» Дождик вывели из камеры, оштрафовали на пять капель и отпустили на все четыре стороны.

Но злопамятный дождик из всех четырёх сторон выбрал именно ту, куда пошел Полицейский. Он быстренько разыскал его на берегу озера и не только загасил костер, но и вымочил его самого до нитки. Полицейский хотел было снова арестовать дождик, но тот помахал у него перед носом квитанцией об уплате штрафа: мол, это вы видали? Не имеете права арестовывать за одно преступление дважды!

Полицейский рассвирепел. Тем более, что от сырости у него начался насморк и чих. Он арестовал свой собственный нос за чихание при отягчающих обстоятельствах и повез его в Полицейский Участок для допроса. Но по дороге шина автомобиля наехала на гвоздь и спустила. Полицейский сразу арестовал гвоздь, а заодно и шину – за недоносительство. Видно, он просто спутал недоносительство с недовозительством – ведь шина не довезла его до города.

И тут уже он стал арестовывать все подряд. Он арестовал дорогу, все деревья, росшие вдоль дороги, луг и коров на лугу, жуков на дереве и чаек в небе. Он арестовал даже запах травы, ветер и облака. Он хотел арестовать и солнце, но солнце, догадываясь о намерениях Полицейского, долгое время скрывалось за облаками. Наконец, из любопытства оно выглянуло – и тут же было арестовано, как и весь остальной мир.

Стало темно и тихо.

– Ага! Попались, голубчики! – воскликнул Полицейский. – У меня не пошалишь! Я – самый главный, я – самый сильный!

И вдруг он почувствовал, что очень устал. Сон – начальник всех Полицейских и всех Полицейских Начальников – арестовал его на месте. Он лёг, подложил под голову кобуру и уснул – прямо на краю дороги.

Когда он проснулся, коровы снова щипали траву, ветерок дул, солнце сияло, и крупная божья коровка ползла по кокарде его полицейской фуражки… Полицейский смотрел вокруг, недоумевая. Что-то непредвиденное произошло, пока он спал…

Мир сбежал из-под ареста!

И вдруг он понял, что это и есть Главный Закон природы. И называется он – Утро.

Это самый длинный в мире автомобиль!
Даже мотор в миллион лошадиных сил
С места его не стронет.
Это самый,
самый длинный в мире автомобиль —
Длинней его
ничего нет.

Это самый, самый длинный автомобиль —
Он длиною в сто миль,
а может быть, в двести.
В заднюю дверцу вхожу,
В переднюю выхожу —
И вот я уже на месте!

Дед Остап жил на своём хуторе один. Это был самобытный дед. Однажды в погожий майский денёк сажал он морковку в огороде. Прилетела ворона, села на трубу и кричит:

– Карр! Карр!

И при этом глядит на деда Остапа нахально.

«Чего ей надо? – подумал дед. – Она, наверное, кричит: – Вот посадишь ты, дед Остап, морковку, вырастет она большая, прилечу я тогда и склюю твою морковку!»

– Кыш, проклятая! – крикнул он вороне, а та – ноль внимания. Рассердился дед Остап, взял приставную лестницу, залез на крышу и шуганул оттуда нахальную ворону. Помахал ей вслед кулаком, огляделся – ай да красота кругом! Луга зелены, леса кудрявы, небо синее-пресинее, и облака по нему плывут белые, как сметана.

А на крыше благодать, теплынь, ветерок ласковый.

«Вот ведь где надо морковку сажать, – сообразил дед. – Тут и к солнышку ближе – значит, созреет она побыстрее».

Натаскал дед Остап вёдрами землю на крышу, разровнял и посеял разных овощей: морковь, редиску… ну, конечно, лук, укроп и так далее. К вечеру уморился, постелил тулуп и улёгся спать на крыше – сторожить свой огород от вороны.

А утром просыпается – что такое? Нет лестницы! То ли ветер ночью сильно дунул, то ли земля стряслась, то ли леший с домовым в жмурки играли, лестницу сшибли – это неизвестно. А только факт налицо: лежит она на земле сломанная.

Теперь представьте себе психологическое состояние деда Остапа. Слезть никак невозможно, спрыгнуть – подавно, и позвать некого. Кто бы не растерялся на его месте!

А вот дед Остап не растерялся. Стал он жить на крыше, как ни в чем не бывало. Кормился со своего огорода, дождевую воду в миску собирал, спал, завернувшись в тулуп да привязавшись за руку к трубе – на всякий случай, чтобы ненароком не свалиться.

Даже огурцы умудрялся солить!

Было бы у него ружье, он, пожалуй бы, и уток наловчился стрелять с крыши, да с таким расчетом, чтобы они точно к его ногам падали по баллистической траектории, но вот беда – не было у деда Остапа ружья. Поэтому утки по осени без опаски пролетали над дедом, торопясь в свои теплые края, а дед Остап только глубже заворачивался в тулуп да что-то такое ворчал себе под нос: мол, ничего, перезимуем…

Зима за летом, лето за зимою – немало лет прошло.

И вот однажды, в погожий майский денек, поглядел дед Остап вдаль с крыши – ай да красота! Луга! Леса! Реки! А за реками – горы, Китай, Африка, острова неизвестные…

И захотелось деду Остапу дальние края повидать. А как слезешь?

Думал дед Остап, думал и придумал.

«Вот, – рассуждает он, – ем я много морковки, редису, другого овощу. От них остается много ботвы. Ботва мне, конечно, без пользы. А вот ежели сбрасывать её с крыши в одно место, то постепенно накопится большая-пребольшая копна. В такую копну и спрыгнуть можно – мягко будет».

Сказано – сделано. Стал дед Остап скидывать с крыши ботву в одно место. Может быть, месяц прошел, может, три – большая куча ботвы накопилась. Проснулся как-то утром дед Остап, поглядел вниз: вот теперь, думает, мягко. Прицелился он, зажмурился – и сиганул с крыши.

Но одного не знал дед Остап и одного он не мог предположить. Не знал он, что в той куче ботвы с вечера заночевал заяц. Ночи-то уже прохладные были, августовские, ближе к сентябрю. Вот мимо бежавший заяц и зарылся на ночь в той ботве: дай, думает, в тепле, с комфортом ночку скоротаю! И случилось так, что угодил дед Остап аккурат на спину этому зайцу, да ещё со страху за уши его длинные руками схватился.

Теперь представьте себе психологическое состояние этого зайца. Он ещё окончательно не проснулся, как вдруг валится ему на спину что-то тяжёлое, непонятное, да ещё в уши вцепляется!

Для уяснения дальнейшего прошу учесть, что заяц этот был не слабый – бывалый такой, матёрый зайчище. Будь это какой-нибудь хилый, слабонервный заяц – он, пожалуй бы, в обморок упал от такой неожиданности. А этот матёрый зайчище на растерялся, вскочил на ноги да как даст стрекача – с дедом Остапом на спине!

И вот скачет Остап на сером зайце неведомо куда, крепко за уши держится. А косой, конечно, себя не помнит, мчит, не разбирая дороги, через огород, через луг, через поле, а тут перед ним река – Днепр могучий, широкий. Заяц с разбегу – бултых в воду! – и поплыл.

То есть вообще-то зайцы не умеют плавать, но этот обезумевший заяц забыл сгоряча, что не умеет, и вот поплыл, да так здорово: передними лапами по-собачьи загребает, задними – по-лягушачьи бултыхает. На самую середину Днепра вымахал.

Но ведь известно, вода – она завсегда остужает, успокаивает. Успокоился заяц, остыл маленько и вспомнил, что плавать-то он не умеет. А как вспомнил, то, конечно, тонуть начал. Видит дед Остап: дело плохо. Сам-то он не лучше зайца плавал: родители с малолетства не научили. Как быть? Погибать ни за понюх табака тоже неохота.

И вдруг видит: перед ними остров близко – рукой подать.

– Давай, – кричит, – серенький! Давай! Еще немного!

Поднапрягся заяц, последним отчаянным усилием гребанул задними лапами и выскочил на остров.

Смотрит дед Остап: островок небольшой, совершенно необитаемый: кустики да песочек. И спастись с того островка нет никакой возможности, до берега не только не доплыть, но даже не докричаться: могучая, широкая река Днепр.

А питаться чем? Ни грибов, ни ягод, а из дичи – один заяц. Поглядел дед Остап на зайца с этой точки зрения. А заяц вмиг все смекнул, задрожал под тем внимательным взглядом Остапа, заметался… В общем, с перепугу снова забыл бедняга, что плавать не умеет, прыгнул в воду и зашлёпал лапами к берегу: уж лучше утонуту быти, чем съедену быти!

Остался дед Остап один на острове. Что тут будешь делать! Но дед Остап не растерялся: стал он рыбу ловить и жарить в панировочных сухарях. А которую не жарил, ту вялил. А которую не вялил, ту коптил над костром. И так себе замечательно жил не необитаемом острове.

Замечательно, только скучно. Даже ворона не каркнет, воробей не прочирикнет. Редкая птица долетит до середины Днепра!

И вот в один прекрасный день потрошит дед Остап пойманного окунька, как вдруг что-то ему в глаза блеснуло. Смотрит – перстень. Вроде как волшебный. Не иначе какой-нибудь чернокнижник в речку обронил, а окунь сослепу и проглотил. Вот ведь какое счастье привалило деду! Взял он перстень, надел на палец, три раза повернул, и вдруг – о чудо из чудес! – являются перед ним…

Кто, как вы думаете? Два джинна с жуткими мордами? Три великана с дубинами в руках? Василиса Премудрая?

Все не угадали.

Являюсь перед ним лично я сам: в одной руке авторучка, в другой – стакан недопитого компота. И говорю:

– Ну, чего тебе надобно, дед Остап?

А дед честно-откровенно, как на духу, мне отвечает:

– Хватит, не могу больше на острове жить. Что я – Робинзон Крузо какой-нибудь? Зачем ты со мной такие шутки шутишь?

– А для того, во-первых, – отвечаю, – чтобы все тобою восхищались, какой ты ловкий и находчивый.

– Это хорошо. – Дед Остап приосанился, бороду огладил. – А во-вторых?

– А во-вторых, чтобы все поняли, как глупо на крыше огород разводить.

– Чем же глупо? – удивился Остап. – Там и к солнышку ближе, и…

– Помолчи, дед Остап! – оборвал я его строго. – Хоть я тебя и уважаю, но лучше не доводи меня своей самобытностью.

– А что? Я ничего, – смирился дед.

– А в-третьих, я хотел показать, что жить на острове человеку скучно и неудобно.

– И то верно, – подтвердил дед Остап. – Вот я и говорю, надоела мне эта сказка. Придумай какую-нибудь другую, поинтересней.

А я ему на то отвечаю:

– Другую сказку, дед Остап, придумывать мне сейчас недосуг. У меня ещё сегодня телевизор не смотрен и газеты не читаны.

– А раз так, возвращай меня откуда взял! Вертай сказку на начало!

– Это всегда пожалуйста, – говорю. – Ты только мигни.

И не успел дед Остап мигнуть – глядь, он уже обратно у себя в огороде морковку сажает.

Прилетела ворона, села на трубу:

– Кар! Карр!

– Ори теперича, разоряйся! – усмехнулся Остап. – Думаешь, полезу за тобой на крышу? Нашла дурака!

Вова Тужилкин заболел.

С утра у него поднялась температура.

– Ты чего так рано поднялась? – спросил Вова.

– Я теперь всегда буду рано подниматься, – ответила Температура и ушла делать зарядку.

В комнату заглянула мама.

– Ты что лежишь? Пора вставать.

– У меня поднялась Температура.

– И где же она?

– Наверное, уже на кухне, чай пьёт, – ответил Вова.

– Ну, и ты тоже вставай чай пить, – сказала мама.

– Я больной, принеси мне чаю в постель.

Тут в дверях появилась Температура. Она выглядела намного выше, чем в прошлый раз.

– Фу, какая ты большая, – сказал Вова.

Температура смутилась и упала на целый градус. Градус разбился.

– Ну, вот, – сказал Вова. – Был целый градус, а ты его разбила.

– Я нечаянно, – сказала Температура. – Мне кажется, я сейчас снова упаду.

И упала.

– Ты уж лучше лежи, где лежишь, – посоветовал Вова. – А то голову себе разобьёшь.

Температура подложила под голову тапок и вытянула руки по швам.

– Мне скучно, – сказала она.

– Почитай книжку, – предложил Вова.

– Не хочется…

– Хватит капризничать! – возмутился Вова. – Кто болеет, я или ты?

Тут в комнату вошла мама с чаем.

– Присядь ко мне и расскажи сказку, – попросил Вова жалостливым-прежалостливым голосом.

Мама присела.

– Хорошо. Жила-была пчёлка. Она летала по цветочкам, жужжала и собирала мёд в ма-аленький горшочек…

– Принеси мне мёду, – потребовал Вова.

Мама ушла на кухню и вернулась с баночкой меда и ложкой.

– Нет! – заныл Вова. – Я хочу в ма-аленьком горшочке.

Мама снова ушла и вернулась с маленьким горшочком мёда.

– Ну вот, – сказал Вова. – А теперь немножко полетай и пожужжи.

Вздохнув, мама поднялась в воздух и с жужжанием закружила по комнате.

– А ты меня не ужалишь? – опасливо спросил Вовка.

Мама подлетела и ужалила Вовку в щёку.

– Ой! – вскрикнул Вовка.

– Ой – вскрикнула мама. – У тебя щека холодная. Наверное, у тебя температура упала.

– Ну да, – подтвердил Вовка. – Упала и лежит. Она совсем нормальная. Не то, что ты, мама.

Мама рассердилась и перестала летать.

– Ты грубиян неблагодарный, – сказала она Вовке. – А ну, собирайся и иди в школу!

Делать нечего. Вовка встал с постели, оделся и поплёлся в школу.

совиная народная сказка

Был такой случай. Остался маленький Совенок один в дупле. Мама улетела, и ему стало скучно. Летать он еще не умел, из дупла выбраться боялся. А пойти куда-нибудь ему хотелось. И пошел он внутрь себя.

По-совиному, это называется «самоуглубился».

Вот углубился он в себя и видит: мыслей в нем – целый лабиринт. Каждая мысль – как коридорчик, а в конце развилка с указателями, а на них надписи:

ОДНО ИЗ ДВУХ

ОТСЮДА ВЫТЕКАЕТ

ЕСЛИ ТАК, ТО ТАК

Плутал, плутал Совенок по этим коридорчикам и заблудился. Устал. И как выбраться назад, не знает.

Свернул влево, еще раз влево, потом вправо и вдруг смотрит: стоит перед ним маленький красный телефончик. Обрадовался Совенок, снял трубку: алле! алле! А в ответ тишина, даже гудков не слышно – ни коротких, ни длинных. Алле, алле, мама! Тишина. Заплакал Совенок да так, плача, и уснул в обнимку с трубкой.

А в это время мама Сова вернулась в дупло. «Привет, как дела,» – говорит. Совенок не откликается. Стала его тормошить, будить – никакого результата. Здесь Совенок, а как будто нет его вовсе. Догадалась мама, что Совенок в себя ушел. Что делать?

Призадумалась Сова, ушла в свои мысли, самоуглубилась хорошенько и пошла по своим коридорчикам. Где влево, где вправо свернуть, знает мудрая Сова: давно у ней там все хожено-перехожено.

Пришла она к тому месту, где стоял большой красный телефон, сняла трубку и слышит: кто-то ровно так сопит в трубку, как будто спит. По сопению она его сразу и узнала.

– Алле! Алле! Проснись! Совенок проснулся и говорит:

– Это ты, мама?

– Ну конечно, я. Что ты там делаешь, миленький?

– Я задумался и заблудился в собственных мыслях.

– Не знаешь, куда идти?

– Не знаю… – сопение сделалось громче и прерывистой.

– Успокойся, ничего страшного! Оглянись и увидишь стрелку с надписью: В ТАКОМ СЛУЧАЕ. Иди прямо по ней, никуда не сворачивая. Как дойдешь до указателя: А ЕСЛИ, поверни налево и снова прямо, пока не выйдешь к дверце, на которой написано: СЛЕДОВАТЕЛЬНО.

Совенок все запомнил и сделал, как учила его мама. Дошел он до дверцы с надписью: СЛЕДОВАТЕЛЬНО, отворил ее –и сразу же оказался в объятиях мамы Совы, которая уже поджидала его дома, в теплом и уютном дупле. Хорошо, что хорошо кончается. А могло быть и хуже.

Потому-то и учат маленьких совят дошкольного возраста, которые еще не умеют летать: пока вам не исполнилось три месяца, никуда не уходите из дупла – ни наружу, ни внутрь себя.

народная сказка воздушных шариков

Мир, как известно, имеет крышу. Эта крыша называется небом. Еще ни один воздушный шарик не взлетал выше неба, потому что выше ничего нет. Держится эта крыша, то есть небо, на четырех столбах, и караулят те столбы четыре великана: Руфон, Карафон, Палафон и Атласий.

И вот однажды пришел к Атласию гном Фитюля и говорит: охота, мол, мне на самом верху этого столба написать

«Тут был Фитюля!»

– Как это? – не понял Атласий.

– А так. Положи мне этот столб на землю, я вырежу надпись ножичком, а потом мы снова поставим столб на место. А ты покуда поддержи небо с этого угла, чтобы не упало. Одну только минутку. Ты не сомневайся: я быстро!

Атласий сначала отнекивался, но когда Фитюля посулил ему за это свой складной ножичек, все-таки согласился. Вот положил он столб на землю, сам вместо него небо подпер с угла и держит.

А гном быстренько вырезал ножичком «ТУТ БЫЛ Ф…» и призадумался. Как дальше писать: ФИТЮЛЯ или ФЕТЮЛЯ?

– Погоди, – крикнул он Атласию – я только сбегаю, мамку спрошу, как мое имя писать. Ты не волнуйся: я быстро! – И как сквозь землю провалился.

Тяжело Атласию небо держать. Совсем он изнемог. «Брошу, – говорит, – и будь что будет!» Представляете, что было бы, если бы он действительно бросил? Упало бы небо на землю, тут и миру конец.

Но в это время прилетел Желтенький Воздушный Шарик, а на нем рожица улыбающаяся и надпись: «ДЕРЖИСЬ! ЕЩЕ НЕМНОЖКО!»

Собрался с силами Атласий, держит дальше. А гнома все нет и нет. «Все, – скрипнул зубами Атласий. – Мочи нет больше держать! Сброшу!»

Но тут прилетел Розовый Воздушный Шарик, а на нем поросенок нарисован и надпись: «ДЕРЖИСЬ! ЕЩЕ МИНУТОЧКУ!»

Приободрился немного Атласий, держит дальше, но чувствует, что и самые последние силы кончаются.

– Пропадай все пропадом, – прохрипел он наконец. – Сейчас брошу!

Но тут прилетел Голубой Воздушный Шарик, а на нем слоненок полосатый нарисован и надпись: «ДЕРЖИСЬ! ЕЩЕ ОДНУ СЕКУНДОЧКУ!»

И тут увидел Атласий: бежит Фитюля, а за ним великаны: Руфон, Карафон и Палафон.

– Узнал, узнал! – кричит Фитюля. – Через букву И!

Подбежали великаны, подсобили Атласию небо держать. Дорезал гном свою надпись до конца. Сообща поставили столб обратно, как было. «Уффф!» – выдохнули хором великаны и разбрелись по своим углам земли – опоры небесные сторожить.

– Вот так, – сказывают сдутые сморщенные шарики своим толстощеким деткам, – в стародавние времена наши предки спасли мир. А то упало бы небо и всю землю придавило. А кто не верит, пусть поднимется в небо повыше и летит на юго-запад, никуда не сворачивая, пока не долетит до края земли. Там и поныне, на самом верху Атласьего столба, можно прочесть вырезанные ножичком три гордых слова: «ТУТ БЫЛ ФИТЮЛЯ»

Когда первые европейцы ступили на австралийский берег, то увидели там какое-то странное животное и спросили у местных, как оно называется. Аборигены, естественно, ответили: «Кенгуру», что по-австралийски – «Не понимаем вас».

Факт

…И побрел он в тоске и в тумане,
И очнулся на тех берегах,
Где скакали безрогие лани
Почему-то на задних ногах.

«Это что же, друзья-иноземцы?
Объясните мне эту муру!»
И ему отвечали туземцы:
«Извините, мы вас кенгуру».

«Но тогда почему же при этом…
Почему, почему, почему?..»
«Кенгуру», — ему было ответом,
«Кенгуру», — объяснили ему.

Он тряхнул головою, подумал:
Может быть, я в тифозном жару?
Что ни спросишь у них — кенгуру, мол,
Отвечают на все — «кенгуру».

И тогда он достал кошелёчек,
Из того кошелёчка — листок,
И свернул его ловко в кулёчек,
И стряхнул сигарету в кулёк.

И скакали безрогие лани,
Неизвестной свободы ища.
Терпеливые островитяне
Обступали его, вереща.

И стоял он в тоске и в печали
На великом вселенском ветру,
И туземцы ему отвечали:
«Кенгуру, кенгуру, кенгуру».

волчья народная сказка

В нынешние времена, сказывают старые волки маленьким несмышленным волчатам, всего только одна луна в небе и осталась. А прежде их было – как яблок на лесной яблоне! По ночам, когда они светили все вместе, можно было хоть газету читать. Или вышивать мелким крестиком по шелку.

Правда, вышиванием среди волков мало кто занимался, а вот хороводы водили каждую ночь. И плясали, и в «ручеек» играли, и в «садовника».

И вот однажды стали волки примечать, что лун в небе вроде как убавляется. Ночь от ночи темнее становится. Что делать? Решили поставить караульщика, проследить, куда луны деваются.

В первую ночь караульщик проспал, ничего не заметил, во вторую ночь – ничего. На третью ночь выбрали они в караульщики молодого, но бдительного волка по имени Рикко.

Ближе к рассвету, когда все остальные волки уже спали, видит Рикко (а смотрел он бдительно и неусыпно!): откуда ни возьмись, появились луноеды крылатые и стали по небу летать, луны грызть да пожирать.

– А какие они из себя, луноеды-то? – спрашивает бывало, дрожа, маленький волченочек.

– А такие: длинноухие, куцехвостые, зубы торчат, верхняя губа раздвоена, а крылья широкие, как у летучих мышей. Слушайте дальше.

Вот долопали они, сколько было последних лун на небе, покружились немного и сели где-то за лесом.

Помчался Рикко в ту сторону, где они сели, подкрался незаметно, подполз и видит: опустились луноеды на землю, поснимали с себя крылья и сложили их на чердаке старой, брошенной мельницы. Потом захрюкали не по-нашему и разбежались по лесу.

Тогда снял Рикко с пояса противотанковую гранату и швырнул в окно мельницы. Потом вторую гранату – туда же. И третью. Бум! Бум! Бум! Три взрыва подряд! Вспыхнула мельница и сгорела. А вместе с ней и крылья луноедские все сгорели дотла. Не на чем стало злодеям в небо летать, луны поедать.

Правда, и лун-то уже не осталось. То есть осталась одна последняя, да и то случайно, потому что успела за облаком спрятаться.

С тех пор волки больше не пляшут по ночам, хороводов не водят, не играют в «ручеек» и «садовника». Рыщут они повсюду, луноедов проклятых ищут или на луну воют – чтобы, значит, последнюю не украли, не истребили.

Вот и вы, детки, как вырастете, не жалейте злых луноедов, из-за которых все беды. А приметы ихние известные: уши длинные, верхняя губа раздвоена и хвост куцый. Маленький такой, противный хвостик!

(из «Песен Матушки Гусыни»)

Перевод с английского Григория Кружкова

Купил корову музыкант,
Но прокормить не мог;
Когда она хотела есть,
Он брался за смычок.

Корова слушала его
И говорила: "Ах!
Как это чудно! А теперь –
Сыграй об отрубях".

Перевод с английского

*
Жил-был старичок у канала,
Всю жизнь ожидавший сигнала.
Он часто в канал
Свой нос окунал,
И это его доконало.

*
Жила-была дама приятная,
На вид совершенно квадратная.
Кто бы с ней ни встречался,
От души восхищался:
«До чего ж эта дама приятная!»

*
Жил-был старичок между ульями,
От пчел отбивался он стульями.
Но он не учел
Числа этих пчел
И пал смертью храбрых меж ульями.

*
Жил мальчик из города Майена,
Свалившийся в чайник нечаянно.
Он сидел там, сидел
И совсем поседел,
Этот бывший мальчишка из Майена.

*
Жил–был старичок у причала,
Которого жизнь удручала.
Ему дали салату
И сыграли сонату,
И немного ему полегчало.

Учительская сказка

Жила-была на свете бедная старушка. Не было у ней ни кола, ни двора. Приходит она к Учителю и говорит:
– Господин учитель, поставьте мне кол.

Учитель говорит:
– Я не могу просто так поставить кол. Вот если бы вы, к примеру, не знали, сколько будет дважды два…

– А я и не знаю. То ли пять, то ли шесть.

Учитель рассердился и поставил ей кол. Но старушка на этом не угомонилась.

– А нельзя бы, – просит, – господин Учитель, поставить мне ещё несколько колов. За дважды три и за дважды четыре… И за всю таблицу умножения. Я же нечегошеньки не знаю.

Учитель согласился и поставил ей сразу сто колов. Взяла старушка колы, воткнула их в землю, огородила себе полянку. Получился двор. Ещё один кол лишний остался. Она воткнула его посередине полянки, привязала к ней козу. Стала козу доить и молочко попивать. Да только стула у ней не было.

Приходит она снова к Учителю и говорит:
– А поставьте мне, господин Учитель, четвёрку.

– Ещё чего! – возмутился Учитель. – Четвёрка – высокая оценка, я не могу её ставить просто так, за здорово живёшь. Вот возьмите книжку, выучите стихотворение Пушкина, тогда поставлю.

Взяла старушка книгу, глянула – без очков ничего не видит. Тогда приступила она к Учителю с другого бока:
– Эх, – говорит, – если бы мне авансом хотя бы троечку, как я есть старая старушка.

Учитель посмотрел: действительно старушка довольно старая. Поставил ей авансом тройку. Старушка взяла тройку, сделала из неё очки в полуоправе, прочитала стихотворение Пушкина раз и два и три, приходит к Учителю и говорит: так и так, у лукоморья, мол, дуб зелёный, поставьте четвёрку.

Учитель видит: старушка серьёзная, в очках, про лукоморье знает, поставил ей четвёрку.

Взяла старушка четвёрку, принесла к себе во двор, перевернула вверх ногами, сделала себе стул. Села, попила козьего молочка, отдохнула. Да и завела себе кошку.

Вот проходит день, проходит два… Смотрит Учитель – опять к нему тащится давешняя Старушка:
– А поставьте мне, господин Учитель либо пятёрку, либо двойку.

Удивился учитель.

– Как это так – либо пятёрку, либо двойку? Ничего не понимаю.

А Старушка ему объясняет:
– А вот как, милый человек. Жила я, бедная старушка, и не было у меня ни кола, ни двора. Потом получила я сто колов, сделала из них ограду, посередине – двор. Завела козу, получила тройку, сделала себе очки, выучила стихотворение Пушкина, завела кота, пою его козьим молоком. Кот попил молочко день, попил два, а там и рыбки запросил. Сломала я прутик, привязала к нему нитку, а крючка-то нет. Вот я и прошу вас, господин Учитель, сделайте такую милость, поставьте мне всё равно что – либо пятёрку, либо двойку!

колдунская народная сказка

Спервоначалу, сказывают старики, никаких неволшебов на свете не было. Все были чародеями, все умели понемножку волшебничать, превращаться, заколдовывать-расколдовывать и так далее.

И вот однажды один юноша-волшебник влюбился в девушку-волшебницу. Конечно, влюблялись и до него, всякое бывало. Но этот юноша влюбился так беспамятно, что всё забыл: и как привораживать, и как чары наводить, и как зелье варить любовное – словом, совсем без ума сделался.

Вместо того взошёл он на высокую скалу и кинулся в море от своей безнадежной любви. Крикнул что-то напоследок жалостное – и камнем в воду!

Другой бы на его месте хоть в рыбу превратился, а он, видать, совсем обеспамятел – задохнулся и стал тонуть по всамделишному.

Девушка, видя это, обернулась орлицей и кинулась за ним вниз. Выхватила острыми когтями из воды и понесла через море – может быть, хотела унести на голый утес и заклевать там со злости и с досады.

Но пока она летела через море, то вдруг превратилась в цаплю; а потом в утку; а потом уже, к берегу подлетаючи, – в ласточку с чёрной спинкой. А как грянулись они о песок, то юноша тот влюбленный очнулся, а волшебница вновь девушкой обернулась.

Вот от них, говорят, и пошли неволшебы. Странное племя! Наши, которые в тех краях побывали, говорят: колдовать они совсем разучились, заклятий настоящих не знают, будущего своего не ведают. Как же это будущего не ведать? Всё же ясно написано: на облаках, на листьях, на ряске болотной…

Видно, живёт в них какая-то таинственная неволшебная сила. Ничего наперёд не могут ни угадать, ни подстроить. Вот ведь чудеса какие!

Сказки медвежьи, одуванчиковые, колдунские и так далее.

Предисловие

  Когда я читаю эти сказки детям, мне часто задают вопрос:

  – Как же вы могли перевести с одуванчикового языка, или с медвежьего, или с колдунского? Разве вы знаете столько языков?

  Если это спрашивает маленькая кудрявая девчушка с наивными кукольными глазками, я делаю важный вид и говорю:

  – Конечно! Я знаю тридцать пять языков: на пяти читаю, на десяти понимаю и на двадцати сам разговариваю.

  Если же это – пытливый и догадливый мальчуган лет семи-восьми, я вру веселее и кудрявее.

  Дескать, прилетели на землю инопланетяне. По случайности, я попал к ним в плен и три года провел в летающей тарелке. Инопланетяне исследовали Землю и особенно интересовались сказками. Они собрали огромную библиотеку сказок всех племен и народов на своем корабле. От нечего делать я прочел почти всю эту библиотеку. Сказки были записаны на универсальном космическом языке, который автоматически понимает всякий, кто вступает с ними в контакт. Потом они улетели, а меня отпустили. Часть сказок, прочитанных тогда, в переводе с космического на русский, я и предлагаю читателям.

  Если вопрос задает очкастый шестиклассник, который сам уже прочел половину районной библиотеки и которого на мякине не проведешь, приходится выкручиваться тоньше. В ход идет телепатия, биологическое поле и переселение душ, подсознательная память и генетическая связь.

– Связь с одуванчиками? – ехидно спрашивает он.

– А вы что думаете: растения не умеют мыслить? – сражаю я его встречным вопросом.

Окружающим становится неловко за своего зарвавшегося товарища, они начинают шикать на него: «Ну, ты, Петров, кончай! Умеют они мыслить. Чтоб растения, да мыслить не умели!» – И потихоньку оттесняют умного Петрова в сторону…

Вот и получается: написать сказку легко, а объяснить, откуда она взялась, немножко потруднее.

ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ПТИЦЫ

медвежья народная сказка

     Когда Великая Медведица сотворила мир, создала она и медведей по своему образу и подобию – ее, Великую Медведицу, славить, хвалу ей петь.

  Для этого слепила она из глины много мелких свистулек, раздала медведям и велела им по деревьям сидеть, в те свистульки дуть. Вскарабкались медведи на деревья и давай свистеть: один, как зяблик в свою зябликовую свистульку, другой, как дрозд, третий соловьем разливается.

  А Великая Медведица лежит в своей Великой Берлоге, дремлет, да музыку слушает.

  Хорошо! Хорошо-то хорошо, да скоро устали медведи по деревьям сидеть. Послали они делегацию к Великой Медведице.

  — Мать Великая! – говорят. – Нельзя ли как-нибудь по-другому?

  — Как это по-другому? – удивилась Медведица.

  — А так, – говорит медведь по фамилии Зябликов. – Вдохни ты в эти свистульки жизнь, приделай им крылышки, и будут они сами по веткам порхать, свистеть да щебетать, тебя, Великую Мать, славить.

  — А вы, значит, будете лежать да лапу сосать, лентяи?

  — Да нет, – говорит медведь Соловейчик. – Мы чего-нибудь того, полезное…

  — Мы благое творить будем, –подтвердил медведь Синичкин.

  Согласилась Великая Медведица. Вдохнула она в свистульки жизнь, приделала им крылышки. Стали они по веткам летать, свистеть да щебетать. Лежит Медведица в своей Великой Берлоге, слушает и улыбается сквозь дрему. Дивно поют зяблики, дрозды, синички, соловьи, зарянки и все другие лесные птахи, славят своей музыкой Великую Мать, сотворившую мир.

  А что же сами медведи? Много ли они творят полезного и благого? Увы! Они о другом помышляют: как бы дупло с медом расковырять или в берлогу пораньше завалиться – дремать да лапу сосать.

  Мало кто из них просто так – не ради меда – заберется на сосну или елку, чтобы оглядеться вокруг, да о Высоких Вещах подумать. Довольно стыдно получается!

  Так (или примерно так) говорят старые поседевшие медведи своим маленьким глупым медвежатам, у которых на уме известно что – мед да малина.

Сказка железнодорожных кондукторов

Вот что рассказывают старые, вышедшие на пенсию железнодорож-ные кондукторы своим шустрым внучатам, которые – все до одного – тоже мечтают вырасти и стать кондукторами.

– В старину пассажиры всё таскали руками – узлы, тюки, баулы, чемоданы. Жалко было смотреть, как они бредут по платформе, обливаясь потом, как втискиваются в поезд со своим багажом… Ведь чемодан – он разный; бывает такой чемоданчик, что только идёшь себе, помахиваешь, а бывает чемоданище с двумя или даже тремя ручками, что лишь вдвоём или даже втроём поднимешь!

И так всё шло до той поры, пока знаменитый путешественник Марко Поло не привёз из восточных стран первый чемодан с ножками.

– И с ручками? – спрашивает любопытный внук.

– Нет, только с ножками, ну вот как барашек – у него же ручек нет.

– А с рожками?

– С рожками, с рожками… Всё узнаете, только погодите маленько. Так вот: с тех пор, как Марко Поло по пути из Китая попал в страну Чемоданию и привёз оттуда первый чемодан с ножками, они быстро вошли в моду и вытеснили прежние ленивые и неповоротливые чемоданы. Все стали использовать только эти, как их иногда называли на китайский манер, «чу-мин-даны». Любо дорого было смотреть, как пассажиры идут себе к поезду налегке с ходячим чемоданом на верёвочке или, если уж очень много багажа, подгоняя прутиком стайку разноцветных чемоданчиков. Ни труда, ни хлопот. А сойдёт с поезда пассажир, тоже без труда домой доберётся с таким умным багажом. Вынет вещи, засунет чемоданы на шкаф или в чулан – и до следующего путешествия. Ведь китайские чемоданы поить-кормить не надо, только раз в неделю или две прогуливать возле дома, чтобы они могли размять ножки.

– А рожки?

– Вот о том я и говорю. Рожки тоже оказались полезными. Потому что некоторые непонятливые собаки очень невзлюбили ходячие чемоданы и то и дело норовили на них броситься. А чемодан в обиду себя не даёт: повернётся, рожки вперёд выставит, да грозно так! Вот собака полает, полает – и отступит. Да что собаки! Были случаи, когда верный чемодан даже от воров отбивался рогами – не давал себя своровать, и баста!

И так продолжалось до тех пор, пока великий ученый и изобретатель Йедетсон не изобрел чемодан на колёсиках. Мир сразу же захлестнула новая мода. А потом Йедетсон ещё разок подумал и изобрел вонючие-дымучие чемоданы на колёсиках и с мотором. И назвал в честь самого себя: «машина йедет-сон».

Тогда чу-мин-даны обиделись, собрались и уехали обратно в свою восточную Чемоданию. Насовсем – с рожками и с ножками. Только представьте себе картину. Длинный-предлинный поезд, и на нём – ни одного пассажира, только чемоданы всех размеров и цветов: чемоданы в купе, чемоданы в коридорах, чемоданы в тамбурах, даже на крыше – чемоданы. Сидят, свесив ножки, и поют свою родную бегучую-бодучую песню.

– Какую такую песню? Спой.

– Примерно так:

Бегучие, бодучие,

Никем не победючие –

Мы едем всею кучею

В страну свою могучую!

– И что – ни одного чемоданчика с ножками у нас не осталось?

– Точно не скажу. Говорят, есть в лесу какие-то одичавшие чемоданчики. Но от людей они прячутся, мало кто их видел. Бегают, шишки сосновые собирают, а осенью – кленовые листья…

одуванчиковая народная сказка

Давным-давно, сказывают старые, лысые одуванчики своим желторотым внучатам, ветра вообще не было.

Раз в год приезжала бабка Щекоталиха на телеге, запряженной старой лошадью Надькой, и ощипывала созревшие одуванчики. Собранный пух она отвозила на фабрику, где из него делали вязаные шапочки и зимние курточки.

Это было очень удобно и гигиенично. Иначе одуванчикам пришлось бы целыми годами стоять неощипанными, и у них в головах завелись бы вредные жучки, а может быть даже Кое-Кто-Похуже.

И вот однажды, откуда ни возьмись, прискакал Заяц. У него в голове была идея. Идея была простая: посадить у себя в лесу на полянке морковку и капусту – и тем самым навек покончить с воровством и шмыганьем по чужим огородам. Прекрасная идея, не правда ли?

Но для того, чтобы посадить овощ, надо сперва вспахать землю (так ему объяснили). А чтобы вспахать, нужна лошадь. И вот он решил «подъехать» с этой просьбой к лошади Надьке (так ему посоветовали). А «подъехать» в те старые времена означало не буквально подъехать, например, на трамвае, потому что никаких трамваев тогда не было. А «подъехать» тогда означало просто подойти – но поласковее, и обязательно с подарком.

И вот купил Заяц французские духи «Пурква па?» (что по-французски означает: «А почему бы и нет?» ) и «подъехал» с этими духами к Надьке, которая как раз паслась на лугу среди одуванчиков.

Понюхала Надька «Пурква па?» разок, понюхала другой – да как чихнёт! Со всех одуванчиков мигом шапки сдуло.

И более того: улетел Надькин чих куда-то за холмы, там размножился, расплодился и с той поры стал гулять по свету без угомону. Деревья гнуть, море мутить да одуванчики трепать. Так и родился Ветер.

(Сказка садовых качелей)

Жила-была девочка, которая боялась кататься на качелях. Она хотела, чтобы сначала покатался папа.

Папа сел на качели и улетел высоко-высоко, далеко-далеко. Когда он возвратился, девочка спросила:
– Ты где был?

– В Китае.

– А кто там живёт?

Папа слетал в Китай, вернулся и говорит:
– Император.

– А у него есть собачка?

Папа снова слетал в Китай и говорит:
– Есть.

– А как её зовут?

Папа улетел, чтобы разузнать про собачку, но скоро вернулся:
– Её зовут Сюй-линь. Она рыжая и мохнатая.

– А как зовут императора?

– Погоди минутку.

Папа снова слетал в Китай и доложил:
– Его зовут Цинь Фа-мун.

– А он добрый? – спросила девочка.

– Сейчас узнаю.

Папа слетал в Китай и вернулся:
– Наверное, добрый. У него сзади косичка.

– Не может быть! – удивилась девочка. – Я хочу тоже покачаться на качелях. Ты слезь, а я сяду. Теперь толкай меня, только посильнее.

Папа толкнул качели, и девочка улетела высоко-высоко, далеко-далеко. Когда она вернулась, папа спросил:
– Ну, как?

– Замечательно. Император мне разрешил дернуть его за косичку. Она настоящая. Толкни меня посильнее.

Девочка снова улетела в Китай и через несколько секунд вернулась. Щёки у неё были ярко-розовые.

– Император сделал мне предложение! – крикнула она, подлетая к папе.

– Какое предложение? – опешил папа.

– Стать его женой! – ответила девочка и снова улетела.

Долго ждал её папа. Но она так и не вернулась.

В одной маленькой квартире жила большая страшная Бука. Она была такая большая, что еле умещалась под кроватью. И когда на кровать ложились, то Буку даже немного придавливало к полу. И она страшно вздыхала.

— Вылезай, — говорили ей, — живи в ванной, там просторнее.

— В ванной я не такая страшная, потому что там пыли нету, — отвечала Бука.

— Пошли, пошли, — настаивали все. И в конце концов вытащили Буку из-под кровати. Она, действительно, оказалась довольно страшная: лохматая, грязная, голодная. Взяли Буку за руки, вытащили во двор, повесили на перекладину и немного похлопали выбивалкой. Бука ужасно вопила, но зато сразу стала поменьше размером — столько пыли в ней накопилось.

Потом Буку повели в ванную и хорошенько помыли сначала со стиральным порошком, а потом с детским мылом. Бука стала еще меньше и выла уже потише, потому что мыло могло попасть в рот.

— Отпустите меня обратно под кровать! — жалобно ныла она.

— Подожди еще минуточку, — уговаривали ее, переодевая в новую ночную рубашку, подстригая ногти, подравнивая и расчесывая волосы и завязывая на них бантик. А потом дали Буке яблоко и принесли Буке зеркало. Посмотрела она на себя и раздумала быть страшной и лезть под кровать. Хотя теперь могла бы вполне там поместиться.

Однажды Буке приснился страшный сон. Бука со страху упала на пол, забилась под кровать, свернулась калачиком в самом дальнем и тёмном углу. Лежит, дрожит от страха.

— Вылезай, — позвали мы Буку. — Это же не правда, это же просто сон.

— Ага, неправда, — прошептала Бука, — это было такое лохматое чудище!

— Подумаешь, лохматое, — успокаивали мы Буку. — Мы вон тоже утром все такие лохматые, пока не причешемся.

— А ещё оно было такое чумазое! — продолжала бояться Бука.

— Чумазое?! Тоже удивила! Дедушка с дачи вон какой чумазый приезжает и никто его не боится. Вылезай, трусишка!

— И зубы у него были такие, такие…

— Как у бабушки? Вставные? — поинтересовались мы. — Что же здесь такого страшного? Без зубов-то куда страшнее. Вот видишь, это совсем нестрашно! Вылезай!

И тут вдруг из-под кровати как вылезет чумазое, лохматое, зубастое чудище с дрожащими руками и ногами. Мы закричали и все друг за друга спрятались. Только папе не за кого было прятаться. Но он у нас самый смелый. Он почти не дрожащим голосом сказал:

— П-правда, ужас какой-то. П-присниться же такое.

Великий Царь
Построил Великий Корабль,
Великому Полководцу
Даёт он приказ:
Великое Войско
Скорей на борт погрузить,
Великое Знамя своё
Водрузить на носу.

(Но была на том Великом Корабле
   маленькая-маленькая 
      дырочка.)

«Бум-Бум!» — прогремел
Отплытья Великий Салют,
Великий Парус
Над Мачтой Великой взлетел,
С Великим Скрипом
Великий двинулся Руль —
Вот так начинался
Этот Великий Поход.

(Но была на том Великом Корабле
   маленькая-маленькая 
      дырочка.)

Великий Царь
Оглядывает горизонт,
Великого Полководца
К себе зовет,
С Великою Важностью
В этот Великий Час
Великую Тайну
Он открывает ему.

(Но, конечно, не про дырочку,
   потому что про дырочку Царь ещё не знает.
      А говорит он так)

«Великий Океан
Перед нами лежит,
Великие Звёзды
Нам освещают путь,
Великие Страны
Мы завоюем с тобой,
Великий Орден
Тебе я повешу на грудь.

(А знал бы про дырочку,
   не загадывал бы так далеко.
      Но он продолжает)

Великую Добычу
Захватим себе,
Слонов и Верблюдов,
Золото, Жемчуг и Медь.
Великие Владыки
Великих Племён
С Великою Завистью 
Будут на нас глядеть».

(Но была в том Великом Корабле
   маленькая-маленькая,
      просто крошечная дырочка...)

И вот наступает над морем
Великая Ночь,
И всеми овладевает
Великий Сон.
Великий Царь,
Где твой кораблик, ау?
Молчит и не может в ответ
Аукнуться он.

(Ведь была на том Великом Корабле
   маленькая-маленькая,
      просто незаметная
         и тем более опасная
            дырочка.)

Сказка продавцов отдела головных уборов

Однажды, незадолго до закрытия, в отдел головных уборов универмага зашел покупатель и сказал:

– Я хотел бы купить шляпу.

– Очень хорошо, сударь, – отвечал продавец. – Вы пришли именно туда, куда надо.

– Но я хотел бы купить не просто шляпу. Я ищу такую, которая не в каждом магазине есть. Я ищу поющую шляпу.

– У нас есть поющая шляпа. Вон та. Извольте взглянуть.

– На вид хороша. Но мне хотелось бы послушать, как она поет.

– Невозможно, сударь.

– Почему?

– Она спит.

– Так разбудите ее.

– Легко сказать – разбудите. А вы уверены, что действительно ее купите? Имейте в виду, сударь: если вы заставите ее петь, а потом оставите в магазине, шляпа может от огорчения потерять голос.

– Гммм… – пробормотал покупатель. – Сколько же она стоит?

– С клеткой или без?

– Разумеется, без. Зачем мне клетка? Или вы хотите сказать, что шляпа может улететь и не вернуться?

— Этого я не говорил. Но без клетки шляпа не продается.

– Хорошо. Сколько же она стоит в клетке?

Продавец замялся, немножко подумал, затем назвал цифру. Цифра была фантастическая.

– Вы шутите! – воскликнул покупатель.

– Почему вы так думаете?

– Но вы задумались перед тем, как назвать цену!

– А почем вы знаете, о чем я задумался? Может быть, я задумался о своем, о личном? О невесте, например. Или о философских вопросах… Так вы будете покупать эту шляпу или нет?

– Но ведь я даже не слышал, как она поет. Я не могу покупать кота в мешке.

– Во-первых, не кота, а во-вторых, не в мешке, а в клетке.

– Пусть в клетке. Но я должен знать, какие песни она поет. Хотя бы примерно.

– Ну, например, «Реве тай стогне Днiпр широкий», «Из-за острова на стрежень», «Сузанна»… У неё широкий репертуар.

– Хорошо, хорошо. Будите шляпу. Я ее покупаю.

Продавец поглядел на часы.

– К сожалению, сударь, сейчас ровно шесть часов. Магазин уже закрыт. Приходите, пожалуйста, завтра утром.

– Безобразие! – воскликнул покупатель.

На следующее утро он снова появился в универмаге. Но клетки с поющей шляпой на прежнем месте уже не было. Не было и вчерашнего продавца. Покупатель возмущался, негодовал, требовал вызвать главного менеджера, но все было напрасно. Увы, ему так и не удалось узнать, откуда взялась в магазине поющая шляпа и куда она подевалась.

Английская кошачья сказка

Однажды привидения северных графств Англии собрались на внеочередной совет. В повестке дня стоял один вопрос: недостойное поведение привидения замка Логингфорд.

– Вы компрометируете всех нас, – возмущалось Привидение, Которое Гремело Цепями. – Это, в конце концов, абсурдно! Гремели бы вы лучше цепями! Просто и со вкусом.

– Или стучали бы шарами в бильярдной, когда весь дом уснёт, – подхватило Привидение, Которое Играло В Бильярд. – Бум! Чпок! Бум! Чпок! Вот это я называю большой стиль! Но хрустеть печеньем… Фи, как это пошло! Кто вас только надоумил, милочка?

– Очень хорошо еще скрипеть дверью, – наставительно заметило Привидение, Которое Скрипело Дверью. – Скрииип… крииип… скрииип… крииип… В мёртвой тишине ночи это производит неизгладимое, по-настоящему зловещее впечатление!

Короче говоря, собрание настоятельно рекомендовало привидению замка Логинфорд сменить репертуар. И товарищеская критика возымела действие. Вскоре по округе распространился слух, что в замке Логинфорд появилось Привидение, Воющее По Ночам В Дымоходе.

Молодой профессор Роберт Риккерт, приехавший в Логинфорд для изучения старых манускриптов, не верил в сверхъестественные явления. Поэтому в первый раз, когда он услышал заунывный вой, доносящийся из каминной трубы в библиотеке, он только усмехнулся. Мол, Господи, до чего пугливы эти аристократы!

– Это ветер, – подбодрил себя профессор, беря кусочек своего любимого печенья «Эльсинор» из лежащей перед ним круглой коробки.

– У-у-у!! У-ууу!! – еще пуще застонало, завыло в трубе.

– Просто ветер, – упрямо повторил он, надкусывая «Эльсинор».

– УУУ-У-УУУУУУУ!!! – в три раза громче простонало из трубы.

И тут ноги подвели профессора Риккерта. Без всякого приказа с его стороны они вдруг задрожали и опрометью бросились вон из библиотеки. Лишь когда руки профессора захлопнули дверь и повернули ключ в замке, ноги его чуть-чуть успокоились. Профессор стоял за дверью, прислушиваясь. Стоны стихли, но в наступившей тишине раздался какой-то странный, ломкий звук. Очень знакомый звук. Да, несомненно! – там, в библиотеке кто-то хрустел печеньем.

Этого профессор вынести не мог. Решительно повернув ключ в замке, он распахнул дверь и шагнул вперед.

– Что это значит? Как вы смеете есть моё печенье?

Фигура, закутанная в бледный балахон, обернулась.

– Одно только маленькое печеньице! – простонала фигура.

– Маленькое или большое – всё равно, – возразил профессор. – Если вы призрак, то при чём тут мучные и кондитерские изделия? Вы же бесплотны, не так ли?

– Голод умирает последним! – печально прошелестело привидение.

– Положите мое печенье, – строго сказал Риккерт.

– Ни за что! – И привидение, схватив со стола всю коробку «Эльсинора», бросилось к камину и в одно мгновенье исчезло в дымоходе.

Всю ночь профессор Риккерт проворочался с боку на бок. Научное любопытство профессора было возбуждено; но и другие чувства мучили его: среди них было одно, похожее на жалость, и другое, похожее на раскаяние.

На следующий вечер он явился в библиотеку с маленькой корзинкой. Освободив край стола от манускриптов и фолиантов, он вытащил и разложил на салфетке несколько бутербродов с ветчиной и сыром, налил из термоса горячий мясной бульон с петрушкой.

– Прошу вас, подкрепитесь, – обратился он к камину. – Вы, должно быть, уже много столетий питаетесь всухомятку.

Из дымохода донесся благодарный стон, и давешняя фигура вновь предстала перед Риккертом. Она протянула руку к чашке с дымящимся бульоном – и вдруг вспыхнула голубым светом, балахон спал с неё, и перед изумленным профессором явилась девушка в пышном серебристом платье.

– Да-да, профессор Риккерт! Я – заколдованная принцесса. Природа наградила меня красотой, но я слишком много грызла печенья, перебивая себе аппетит перед обедом, а потом капризничала за столом. И вот –

За то, что я не ела супа
(Что было, безусловно, глупо),
По воле Злого Провидения
Я превратилась в Привидение.
Но ваше слово и бульон
Развеяли мое заклятье.
О, как теперь мне вкусен он
Хочу всегда его съедать я!

С тех пор, сказывают, привидение в замке Логинфорд куда-то пропало – к большому облегчению его владельцев. Зато в соседнем университете появилась новая профессорша – белокурая и прекрасная, как сказочная принцесса.

И это подлинная история, которую мне рассказал знакомый кот, живущий в одном старинном английском Колледже. Это серьёзный кот – у него всегда самые точные сведения.

Сказка обойных человечков

В густых зарослях на обоях, среди цветов и метёлок травы, жили обойные человечки. Только заметить их было нелегко, потому что человечки вели себя скрытно и прятались от постороннего взгляда. Питались они всякими зернышками и ягодами, которые обильно росли в обойных зарослях, спали где-нибудь за кустом в ложбинке и горя не знали.

Но однажды среди кротких обойных человечков появился смелый и предприимчивый человечек по имени Кикиман. Он говорил удивительные вещи. Мир, утверждал он, это комната с четырьмя стенами. Если долго идти в одном направлении, можно перейти на другую стену, где никто из нас никогда не бывал, а если идти все дальше и дальше, ничего не боясь и никуда не сворачивая, можно, в конце концов, вернуться на то место, откуда ты ушёл. Многие смеялись, слушая такие речи, и мало кто им верил. Но нашлись несколько удалых голов, которые сказали: «Мы пойдём за тобой, Кикиман, куда бы ты нас не повёл».

И тогда надели они на плечи рюкзаки с самыми нужными припасами и пошли всё вперед и вперед, никуда не сворачивая. Долгим и трудным оказалось это путешествие. В Кромешной Тьме за шкафом на них напали два ужасных паука, от которых человечки едва отбились. Наконец впереди забрезжил выход. Это была уже другая стена, на которой Кикимана и его команду ждало много необыкновенных открытий. Во-первых, они открыли два обширных квадратных моря (портреты дедушки и бабушки), которые они назвали Морем Желания (дедушка) и Морем Судьбы (бабушка). Во-вторых, за книжной полкой они обнаружили кусок отклеившихся обоев, из-под которых виднелся рисунок зайца с морковкой. Так они установили, что до цветочно-ягодного периода в мире был другой период, когда мир был населен Ископаемыми Зайцами, питавшимися морковью.

Но труднее всего им пришлось, когда они добрались до противоположной стены. Здесь путь им перегородил огромный Белый Океан (окно), который, казалось, невозможно было обойти – так широко он простирался. Наконец, уже отчаявшись, они сумели обнаружить Северный Проход между окном и потолком, где путешественникам пришлось подтянуть животы, потому что этот край был весьма скуден пищей. Однако миновав его и пройдя под Отопительной Трубой, Кикиман с товарищами вступил в знакомые ягодные заросли. И он шёл вперед, ничего не боясь и никуда не сворачивая – разве только для того, чтобы обойти встретившуюся им Великую Бездну (это была дверь в другую комнату). Вождь чувствовал, что уже недалеко до родных мест, но – увы! – вернуться домой ему было не суждено.

Ворона, которая жила на девочкином рисунке (и которая по ночам летала) украла со стола чернильный карандаш и покрасила им ягоды, росшие возле того места, где спокойно спали расположившиеся на привале путешественники. Проснувшись, Кикиман съел всего лишь одну ядовитую Воронью Ягоду – и умер, успев на прощанье махнуть рукой товарищам и указать им верный путь на родину.

Так закончилось первое кругосветное путешествие обойных человечков. Они вернулись назад без своего предводителя, без прославленного Кикимана, но зато раз и навсегда было доказано, что мир имеет форму комнаты с четырьмя стенами и что его можно обойти кругом и вернуться на то же самое место, откуда ушел. Если только идти всё время вперед и вперед, ничего не боясь и никуда не сворачивая.

Ррры!

Вышел Лев
Из-за горы
И, подумав,
Молвил:
	– Ррры!

Подлетели какаду:
Что имели вы в виду?
Рразорву и ррастерзаю?
Рразнесу и рразметаю?
Рраспугаю всех подряд?

Лев сказал:
       – Я просто
		РРРАД!

Грозная хозяйка

«Хозяйка сегодня грозна. 
Не к добру!»
Почувствовал ПЁС
И полез в конуру.

Подальше, мой милый,
Держись от собак!» -
Сказал себе КОТ
И махнул на чердак.

«Коты – это скверно,
пора уходить!» -
подумала МЫШЬ
и сквозь щелочку – фить!

- Ой! Мышка!
Спасите меня!
Караул! –
Вскричала ХОЗЯЙКА
И влезла на стул.

Размышления волка,
КОТОРЫЙ ВЫШЕЛ ПОГУЛЯТЬ
В ХОРОШУЮ ПОГОДУ
ДА ЗАОДНО ОВЕЧЕК ПРОВЕДАТЬ,
НО ВСТРЕТИЛ ПО ДОРОГЕ
СОБАКУ-ОВЧАРКУ
И ПЕРЕДУМАЛ

Ну её совсем, овчарку, –
Всё гуляние насмарку!

Перевод с английского Григория Кружкова

Бегемот

Прохожий! Молча поклонись
Печальному надгробью:
ОН
БЕГЕМОТА
ЗАСТРЕЛИТЬ
ХОТЕЛ
УТИНОЙ
ДРОБЬЮ

Переводы Григория Кружкова

Хилэр Беллок

Гриф

Гриф за здоровьем не следит,
Он ест, когда попало,
Вот у него и мрачный вид,
И шея исхудала.

Он и плешив, и мутноглаз –
Несчастное созданье;
Какой пример для всех для нас
Блюсти режим питанья.

Лягушка

Всегда отменно вежлив будь 
С лягушечкою кроткой,
Не называй ее отнюдь
«Уродкой-бегемоткой»,

Ни «плюхом – брюхом – в глухомань»,
Ни «квинтер – финтер – жабой»;
Насмешкой чувств ее не рань,
Души не окорябай.

Но пониманием согрей,
Раскрой ей сердце шире –
Ведь для того, кто верен ей,
Нет друга преданней, нежней 
И благодарней в мире!

Эмиль Виктор Рью

Три монолога черепахи

Размышления черепахи, дремлющей под кустом роз
неподалёку от пчелиного улья в полуденный час,
когда собака рыщет вокруг,
и кукушка кукует в дальнем лесу 

                         С какого ни посмотришь бока –
                         Я в мире очень одинока!


Монолог черепахи, вновь посетившей через полчаса
грядку с салатом,  хотя ей давно было пора
вкушать послеобеденный сон
на клумбе среди голубых незабудок 

                           Растительная пища – 
                           Такая вкуснотища!


Ночные мысли черепахи,
страдающей от бессонницы
на подстриженном газоне 

                           Земля, конечно, плоская;
                           Притом ужасно жесткая!

Перевод с английского Григория Кружкова


Господь, ухмылки не тая,
Сказал мне:
– Хочешь Богом быть,
Немножко миром порулить?
– Попробую, –
Ответил я. –
Когда обед?
Каков оклад?
И сколько в день часов?
– Отдай мне руль, – сказал Господь. –
Пока ты не готов.

Постригся

Постригся я наголо чисто
И понял, что суть такова:
Не волосы были волнисты,
Волниста была голова!

Какая буква важней?

Сказало кругленькое О
Колючей букве Е:
– Представь-ка, море без меня
Каким-то станет мре. 
А целый гренадёрский полк
Преобразится в плк.
И грустно будет белый ктёнк
Хлебать сухое млк.

Но отвечала буква Е
Хвастливой букве О:
– А без меня от неба
Останется лишь нбо.
Без О хоть будет рза и грза
От розы и грозы,
А без меня от слова без
Останется лишь бз.

Летучий мышонок

Летучий мышонок
Пищал на свету:
– Мне страшно,
Включите опять темноту!

Рот, нос, глаз и ухо

Рот что-то Уху говорил,
А Глаз глядел на крышу.
Нос между ними проходил
И невзначай услышал.
Смутившись, он пробормотал:
«А мне какое дело…»
Рот онемел,
Глаз просиял,
А Ухо покраснело.

Замороженный сон

Мне снился чудный, дивный сон…
Но прозвенел будильник.
Эх, взять бы мой прекрасный сон
И сунуть в холодильник!

Пройдут года. Я превращусь
В морщинистую харю.
Тогда достану я свой сон
И ножки в нём попарю.

Запах

Во сне я был охапкой роз.
Хотел я превратиться в нос.
Но только превратился,
Как запах прекратился.

Перевод с английского Григория Кружкова

*

Жил мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
	Что глохли все тетки
	И дохли селедки
И сыпалась пыль со стропил.

*

Жил в Афинах один Стариканос,
Попугай укусил его за нос.
           Он воскликнул: «Ах так?
            Сам ты попка-дурак!» — 
Вот сердитый какой Стариканос!

*

Один старичок из Оттавы
Обличал современные нравы.
	На совет: "Отдохни!"
	Возражал он: "Ни-ни!
Я не все обличил еще нравы!"

*

Жил один старичок на болоте,
Убежавший от дяди и тети.
	Он сидел на бревне
	И, довольный вполне,
Пел частушки лягушкам в болоте.

*

Жил на свете разумный супруг,
Запиравший супругу в сундук.
	На ее возражения
	Мягко, без раздражения
Говорил он: "Пожалте в сундук!"

Эдвард Лир

Перевод Григория Кружкова

Один старикашка с косою
Гонялся полдня за осою.
	Но в четвертом часу
	Потерял он косу
И был крепко укушен осою.


Жил один старичок в Девоншире,
Он распахивал окна пошире
	И кричал: "Господа!
	Трумбаду, трумбада!" –
Ободряя людей в Девоншире.


Жил-был старичок из Винчестера,
За которым погналися шестеро.
	Он вскочил на скамью,
	Перепрыгнул свинью
И совсем убежал из Винчестера.


Жила за горой старушонка,
Что учила плясать лягушонка.
	Но на все "раз-и-два"
	Отвечал он: "Ква-ква!"
Ох, и злилась же та старушонка!


Одна старушонка из Лоха
Себя развлекала неплохо:
	Все утро сидела
	И в дудку дудела
На кустике чертополоха.

Перевод Григория Кружкова

Добро пожаловать, сэр Бом!
Вам чай с лимоном? С молоком?
Ах! Что это? Разбилась чашка?
Но вы не обожглись, бедняжка?
Позвольте, я вас промокну…
Пустяк! Возьмем еще одну,
Я сам частенько их роняю.
Не огорчайтесь! Выпьем чаю.
Как там ваш родственник, сэр Бом? –
Ну, тот, что пробил стенку лбом, –
Встает с постели понемногу?
Ну, слава богу, слава богу…
Поосторожней, сэр! Ваш стул!..
Как он ужасно громыхнул!
Вы не ушиблись? Просто счастье!
Что – снова склеить эти части?
Не стоит, стул был старый – он
Елизаветинских времен.
Там вензель был на верхней планке.
Оставьте на полу останки!
Забудемте про старину;
Давайте подойдем к окну.
Тут вся стена плющом увита.
Куда вы, сэр?!
Окно закрыто!!!
Вы не порезались стеклом?
Нет? Это – чудо, милый Бом!
Я показать хотел вам что-то.
Вот эта ваза – терракота –
Довольна ценная…была.
Ну, ничего! Нога цела?
Я рад, что вы знаток фарфора.
Уже уходите? Так скоро?
Почаще к нам!
Всегда вас ждем!
До встречи, дорогой сэр Бом!

Яблоко пишет, а тыква читает

Яблоко пишет,
А тыква читает.
Яблоко часто
По тыкве скучает.
И представляет,
Как в дальней дали
Тыква ведёт
По ручьям корабли.

Если вдруг Тыква
С обиды заплачет,
Яблоко сразу
На помощь прискачет
Яблоко хочет,
Чтоб тыква о нём
Думать могла,
Как о друге своём.

Яблоко очень
На тыкву похоже:
Круглое тоже
И с хвостиком тоже.
Яблоко любит
Смотреть с высоты...
Тыква, а Тыква,
А что любишь ты?