– Ну-ка, дура толстая, не вылезай за границу! Треть парты тебе хватит! И не смей залазить за очерченную карандашом территорию, иначе схлопочешь в рыло!

Валя с первого класса училась с нами, полноватая, тихая, скромная девочка. За седую прядь волос в чёлке и сплетённые калачиком косички Валю прозвали «Бабушкой». Никто никогда не слышал её крика. Она заявляла миру о своём существовании спокойным голосом, для усиления воздействия на собеседника могла чуть изменить наклон головы, но не более того. Чистая и опрятная девочка не обижалась на своё прозвище, Валя просто его не воспринимала и не признавала другого обращения к себе, как по имени.

Училась она средне, школьные науки давались ей тяжело, возможно, из-за того, что Валю воспитывали бабушка и сестра. Молчаливая, в форменном платье с чёрным фартуком и накрахмаленными манжетами, глубокий взгляд и улыбка, говорящая: «Извините». Такой она и осталась в моей памяти. Валя не была изгоем в коллективе, наверное, в силу воспитанности наших девочек.

Классным руководителем в нашем четвёртом «А» с начала учебного года стала импозантная учительница музыки Антонина Тимофеевна. Душевный человек, играла на аккордеоне, чувствовала музыку и ритм. Она-то и свела наши судьбы за первой партой, в первом ряду у окна.

Я протестовал, как мог. Ну как же, такого бравого парня и посадили с «Бабушкой»? Нет, Валя ничего плохого мне не делала, даже относилась ко мне дружелюбно, но тогда мне казалось, что моя яркость и непосредственность не находит отражения в ней. Вот если бы меня посадили с Наташей Орловой или со Светой Рязановой, тогда бы мое самолюбие было удовлетворено, а тут, фу, Валя Сибирцева. По чести сказать, ярким-то я не был, разве что только на язык. А так обычный сорванец незавидного роста.

– Пересадите нас, не доводите до греха, – говорил я Антонине Тимофеевне. Но мои угрозы тонули в общем хоре просьб о пересаживании всего класса, поэтому я решил поступить более решительно. План был прост и гениален в своей подлости.

«Надо сделать жизнь этой девочки невыносимой, оскорблять, унижать, она ответит мне тем же, и тогда Антонина Тимофеевна нас пересадит обязательно», – думал я. Представлял, как наша учительница по математике, уважаемая Лидия Болеславовна, скажет ей:

– Антонина Тимофеевна, голубушка, вы совершили педагогическую ошибку, спровоцировали войну на первой парте, которая отвлекает всех учеников от учебного процесса. Немедленно пересадите эту пару.

И пусть только наша классная руководительница не подчинится, тогда она узнает, кто такая Лидия Болеславовна! Сказано – сделано. Придя из дома, я разложил свои письменные принадлежности по всей парте и стал предвкушать встречу с Валей. А вот и она.

– Слышь ты, корова, – начал я вместо приветствия, – ты, наверное, жрёшь что попало и поэтому занимаешь много места! Я вот очертил треть парты для тебя, а на полу для ног тебе вполне хватит ширины двух реек. Если переступишь территорию, получишь пинка или локтем в бок, понятно?

Валя пыталась возражать, но я грубо оборвал её:

– От тебя воняет свинячьими отходами, а мне для учебы нужно место и свежий воздух. Тебе ясно, «старушка дряхлая моя»?!

После прочитанного у иного читателя может возникнуть впечатление, что парта была мала; да нет, парта была стандартная. Повторюсь, говоря всё это, я надеялся, что Валя ответит тем же, но она повела себя совершенно неожиданно для меня, она приняла мои требования, чем удивила и раззадорила.

– Ах, ты так, – сказал я, – тогда запрещаю тебе поднимать на меня взгляд, – выдвинул я новый ультиматум дня через два. После этого она не смотрела в мою сторону, но сидеть всё время на краю парты очень неудобно. Поэтому за день Валя получала три-четыре пинка по ногам и два-три удара локтем за нарушение границы.

Очень быстро ситуация на первой парте стала известна всему классу. Мальчикам по большому счету было всё равно, а девочки через некоторое время решили поговорить со мной по душам.

– Краснопеев, ты что себе позволяешь? – говорили одноклассницы, взяв меня в плотное кольцо.

– А вам-то что… вам-то какая разница? – отвечал я, поставив руки в боки. А дальше, как обычно, пообзывавшись и помахав кулаками в воздухе, все расходились. Я чувствовал себя героем, а Валя получала новые распоряжения:

– Без меня за парту не садиться, кашлять и сморкаться, отвернувшись. Если что не так – тычка в живот.

В таком ритме и прошли первые недели учебного года. Возможно, если бы Валя «достойно» мне противостояла, то есть дралась, обзывалась, я бы и поутих. Вот помню, во втором классе что-то я сгрубил Юле Коваленко, так она ни с того не сего как дала мне пеналом по голове. Пенал вдребезги, на голове у меня шишка, больно… но, в общем, пока мы учились, до восьмого класса претензий к ней у меня больше не было. А Валя? Что-то ей не давало встать со мной на один уровень, может быть, её воспитание? Почему она не могла отплатить мне той же монетой? Я не понимал, да и не старался понять. Моя цель была одна: выжить её с парты.

Сейчас уже трудно вспомнить, как относилась к этой ситуации её старшая сестра, а Валина бабушка сильно переживала и приходила несколько раз в школу. Меня вызывали, бабуля уговаривала прекратить издевательства, угрожала, замахивалась, но не била. Кричала на меня и плакала от бессилия, а мне-то что, я не виноват, это Антонина Тимофеевна. Валя же терпела, тихо переносила боль и горе, которое я ей причинял. Но всё оставалось на своих местах, а это ещё больше взвинчивало меня.

Развязка приближалась. Валя плохо видела задания, написанные на доске мелом, и не всегда успевала записывать под диктовку за учителем, поэтому она украдкой старалась заглянуть в мою тетрадь. Я предупредил её, что мне не нравится, когда за мной подсматривают, но на очередной контрольной работе Валя снова бросила взгляд в мою тетрадь. Я развернулся и ударил её кулаком в нос. Она положила ладони на парту и, уткнувшись в них, тихо заплакала, а после достала платочек и незаметно для окружающих сдерживала им хлынувшую из носа кровь.

Никаких угрызений совести при этом я не испытывал, так, что-то где-то закралось: «Не слишком ли?», и сам же себе отвечал: «Да нет, вроде всё нормально, предупреждал ведь».

Учитель и одноклассники ничего не заметили или сделали вид, что не заметили. А через некоторое время нас пересадили. Больше наши пути в школе с Валей не пересекались.

Пролетели школьные годы, строевым шагом в ботинках промаршировали курсантские годы в Красноярском Речном училище, а после армейские, которые стуком сапог о плац окончательно выбили из моей памяти четвертый класс. Примерно через десять лет после описанных событий, зимним субботним вечером в полуголодном девяносто третьем я отправился за хлебом. Обежав все близлежащие лавки, я понял, что не судьба мне сегодня вечером зачищать сковородку после яичницы упругой хлебной корочкой, но отступать было не в моих правилах, и я рванул в центр на Предмостную площадь Красноярска. До закрытия оставалось несколько минут. Вбежав в обезлюдевший магазин, я увидел всё те же опустевшие хлебные полки и одинокого кассира. Это была Валя.

– Привет,– сказал я.

– Привет,– ответила она.

– Как жизнь?

– Ничего. Ты за хлебом?

– Да, но, вижу, опоздал.

– У меня осталось полбулки, я брала для себя, могу отдать тебе, – предложила она.

Я взял её хлеб, поблагодарил, заплатил и побежал домой. Думая по дороге: «Вот здорово, вот так повезло! Хорошо, что одноклассники иногда выручают».

Следующая наша встреча произошла через год. Как-то ехал в автобусе и увидел Валю, уже начал продвигаться к ней, как вдруг понял, что не могу. Не то, чтобы с ней поздороваться, а даже в глаза посмотреть не смею. Я отвернулся, закрылся рукой, она прошла мимо, а в моей памяти повторилось, как в кассетном магнитофоне моего детства «Сонате»: «Ну-ка, дура, займи своё место и не смей залазить на мою территорию…». Но высший приступ стыда я испытал, когда вспомнил те полбуханки хлеба. Тогда мне даже показалось, что это был не я, повторяю, не я так запросто вошёл, купил её хлеб и ушёл. Поразительно: без кулаков, обзывания тихая и спокойная Валя поставила на место и заставила стыдиться меня через годы.

Прошло ещё немного времени, но мысли о Вале не покидали меня. Осенним вечером я повстречал однокашника Витальку Акулова, Валиного соседа по дому. Взяв для храбрости поллитру, мы зашли к ней в гости. Она встретила нас радушно, накрыла на стол. После третьей рюмки Виталя разговорился о чём-то своем, а я взял Валину руку и поделился с ней своими воспоминаниями, а после попросил прощения. Виталя не совсем понимал, что происходит и продолжал о чём-то рассказывать, я же ждал, что скажет она.

– Дима, я давно тебя простила, ещё тогда, и никакой обиды на тебя не держу, – улыбнулась она в ответ.

Сейчас я сам учитель, и когда вижу, что кто-то кого-то обижает на виду у всего класса, или когда девочка уподобляется мальчику, хамит и дерётся, я рассказываю историю о Вале. О необычном человеке, наделённом тонкой и непоколебимой женской силой. Силой, перед которой бессильна даже самая жестокая подлость. Возможно, мне кажется, но дети начинают задумываться о своём поведении, о том, что пройдёт время, и им станет стыдно за злобное, варварское отношение к миру и человеку. Повторюсь. Может быть, мне кажется, но они становятся лучше благодаря Вале.