Корсакова Ирина
#113 / 2011
Возвращение Бакета

Я подумал, что сильно вырос за это лето. Выпускной экзамен, поступление в институт… Я всё меньше времени проводил дома и больше с новыми друзьями. Одноклассники разошлись кто куда. Дома тоже были перемены.

— А книжки? – спрашивала меня мама. – Ты убрал старые учебники? Поспрашивай, может, кому из младших пригодятся, или в школьной библиотеке? Либо отдай, либо закрой плёнкой и убери на шкаф.

— Угу, — кивал я и отправлялся кататься на велосипеде.

Первое сентября, как водится, грянуло незаметно. Нас посвятили в студенты, выдали синие студенческие билеты с корочкой, ещё пахнущей типографской краской. Занятия должны были начаться с завтрашнего дня, поэтому я вернулся домой рано.

Мама возилась в моей комнате. Я любил порядок, но терпеть не мог, когда рылись в моих вещах.

— Ну! Я же сказал, сам всё уберу!

— Ага! – мама сердито взмахнула щёткой. – Дождёшься от тебя. Книги я убрала. Реши вопрос со всем остальным, пожалуйста.

Когда она говорила «пожалуйста» так отчётливо и слегка с нажимом, это означало, что просьбы тут нет, и ради мира в семье следует подчиниться быстро и беспрекословно. Я вздохнул и огляделся. Немного повозился с дисками, кое-что решил просто выкинуть, убрать накопившуюся мелочь, игрушки. Смешно, скажете, игрушки у парня? Но у каждого они ведь свои. Решено, подумал я. Из старых друзей со мной остался только велосипед, который и красовался на видном месте в общем коридоре.

Первым попавшим «под раздачу» был Бакет. Не помню, почему я так назвал его. Этого медведя мне подарила одна девочка из Эстонии много лет назад. Мы отдыхали вместе в летнем лагере, потом переписывались немного, а на Рождество от неё приехал вот этот медведь. Весь в каких-то «бараньих» кудряшках, в зелёном шарфике и красной шапочке, как у Санты.

Я подержал его в руках, немного посовестился, что это подарок, и нельзя так. Потом порылся в кухонном шкафчике и, достав оттуда более-менее сносный пакет, положил туда Бакета. Туда же ссыпал остальные ненужные игрушки.

При входе в наш подъезд стоял маленький деревянный столик. Иногда там оставляли совсем ненужный хлам, но порой встречались и прочитанные книги. Часто – дешевые детективы, иногда что-то про художников. Эти особенно любила моя мама. Таким образом, одни хозяева успешно избавлялись от чего-то, а другие это что-то успешно приобретали. Вот туда я и решил отнести Бакета.

Утро нового дня было напряжённым. Первые лекции и семинары. С одной стороны, школьная жизнь приучила вставать рано, а студенческая, с другой, радовала большей свободой и слегка пугала – по той же причине. Тем не менее, день прошёл отлично, мы даже успели поболтаться после занятий. Вернувшись домой, я отметил по ходу, что на столике в подъезде ничего нет. Вот и хорошо, надеюсь, дружок, ты попал в добрые руки, подумал я.

Время летело быстро. Сентябрь, октябрь… Осень примеряла шапки из красно-жёлтой листвы, кидая шуршащие кленовые листья под колёса моего велосипеда. В ноябре зарядили дожди, и старого друга пришлось вернуть на постой в коридор, на «радость» соседке. Декабрь. Первая сессия. Мы начали бегать по библиотекам. «Всемирная сеть» тоже помогала в учебе, но юношеские амбиции требовали большего, чем простое копирование информации. Хотелось быть лучшим, хотелось быть одним из первых.

— Помнишь анекдот про синее лицо и красный диплом? – шутил папа.

— Да ладно тебе, — говорила мама. – Пусть учится, пока есть интерес. – И подмигивала ему.

— Никаких пари! – отвечал я грозно и улыбался, закрывая дверь в свою комнату.

Двадцать четвёртое декабря. Канун католического Рождества и мамин день рождения.

— Выброси мусор, а? Мне ещё надо испечь торт, совсем времени нет, — попросила мама.

— Угу. – Я спустился вниз на один пролёт к мусоропроводу. Возле него валялся какой-то неприметный старый рюкзак. Не знаю почему, взгляд зацепился. Рюкзак был приоткрыт, и из него торчал кусочек зелёной ткани. На нём есть серебристые звёздочки, подумал я, и почему-то не брезгуя, потянул за этот лоскуток. На другом конце шарфика висел Бакет. Теперь совершенно чумазый, пепельного цвета.

Сердце слегка сжалось, а в горле застыл ком.

— Дурачок, – сказал я про себя. И понёс отмывать, чистить и сушить вернувшегося друга.

с. 49