Главы из книги
Жаба ещё спала в глубокой норе, когда вдруг задрожала земля. Это трактор вспахивал поле. Жаба испугалась и попыталась закопаться поглубже. Она быстро заработала задними лапами. Едва управилась. Стальной нож прошёл над ней, разваливая землю. Дохнуло теплом. Весна пришла. Жаба выгреблась из земли, осмотрелась. Это было картофельное поле. Здесь она зимовала.
Трактор возвращался. Он протарахтел рядом, обдав жабу клубами вонючего дыма. Жаба одурела от смрада и не шевелилась. Из-за грязно-серого цвета она почти сливалась с землёй. Жаба казалась уродливой: с большим животом, пупырчатой спиной и огромным ртом. А вот глаза у неё были с яркой позолотой, кроткие и мудрые.
Весна – время дороги. Она возвратится туда, где вылупилась из икринки. К далекому лесному пруду. Там она продлит свой жабий род и вернётся назад, на свою территорию. И так каждую весну: туда-сюда, туда-сюда. Беспокойная у жаб судьба. Не то что у лягушек, которые рождаются, живут и умирают на одном месте.
После долгой зимней спячки жаба проголодалась. Вокруг было полно толстых земляных червей. Ешь – не хочу. Жаба отличалась аккуратностью в еде. Она хватала червя за хвостик и пропускала через сжатые передние лапки. Так она очищала добычу от грязи.
Тёплое солнце согрело жабу и приморило. Она села в меже и уснула в ожидании ночи. Только трактор иногда будил её, проползая мимо с грохотом и лязгом.
На жабу села бабочка-лимонница. Видимо, она приняла её за комок земли. Лимонница покачивала крылышками, шевелила усиками-спиральками, перебирала ножками. Она не догадывалась об опасности. Сонная жаба медленно приоткрыла глаза. Добыча была на её голове. Один выстрел языком – и прощай, бабочка. Но жаба так наелась червей, что ей было лень пошевелиться.
Не ожидая беды, бабочка крутилась на голове жабы. Большие золотистые жабьи глаза с любопытством разглядывали её. Бабочка взлетела, сделала над полем большой круг и вновь опустилась на жабу, словно испытывая судьбу. Лимонница напоминала два желтых листочка на тонкой веточке. Как будто ветер принес их из леса. Жаба наблюдала за бабочкой, лениво вращая глазами. Ей никогда не приходилось летать. А сейчас захотелось. Она неуклюже подпрыгнула на месте. Однако на этом её желание порхать и кончилось: уж очень хлопотное дело.
Бабочка приземлилась рядом с жабой. Её назойливость стала жабу раздражать. Она надумала лимонницу прикончить. Нечего выставляться. Жаба медленно вынесла вперед одну лапу за другой, не сводя глаз с дрожащих крыльев лимонницы. Сейчас ты у меня попляшешь. И вот добыча совсем рядом. Жаба хотела пульнуть в бабочку языком, но та вдруг взлетела. От расстройства жаба протерла лапкой рот и глаза.
Ветер подхватил бабочку и понёс над полем. Набежали тёмные тучи, полил дождь. Жаба тут же забыла о лимоннице: так обрадовалась дождю. Капли воды нежно опускались на её спину, стекали на землю. Жабе показалось этого мало, и она вдоволь наплескалась в ближайшей лужице, и заодно напилась, впитывая воду через кожу. Потом закопалась в мягкую землю и решила больше не отвлекаться на какую-то легкомысленную бабочку. Добыча невелика, а трудов не оберёшься.
К утру жаба подошла к деревне. Перед ней зеленели грядки с капустой. По капустным листьям ползали гусеницы. Жаба стала слизывать их языком, причмокивая и жмурясь. Она вела себя очень внимательно: осматривала каждый капустный лист. Ни одна гусеница не ускользнула от её зоркого взгляда. За этим занятием её застиг семилетний мальчик. Он пришел накопать червей для ранней рыбалки.
– Мама! – крикнул он. – В огороде жаба!
– Сейчас же оставь её в покое! – ответила мама с крыльца. – Не прикасайся к ней: от жаб бородавки.
– Её нужно прогнать, – сказал мальчик.
– Что ты, что ты, – огорчилась мама, – из-за неё пойдет дождь. Вот пойдешь ловить рыбу, и весь вымокнешь.
– Почему?
– А потому, – сказала мама, – так говорят, чтобы вы жаб не обижали. Они даже колорадского жука едят.
– Тогда я её накормлю, – сказал мальчик.
Мальчик думал, что жаба живет в воде: спутал с лягушкой. Он притащил жабу домой и устроил жить в трехлитровой банке с водой. Побросал туда мух и даже поймал сачком стрекозу. Вся эта живность плавала в банке вместе с жабой.
Мальчик возвратился с рыбалки и бросил жабе ещё и пиявку. Он думал, что жаба обрадуется. Но и на пиявку она не посмотрела.
Ночью пленнице надоело скучать в банке, и она выбралась на свободу. По полу шныряли откормленные тараканы. Это была еда. Жаба сразу вычислила их тропу: они бегали вдоль стены на кухню, чтобы полакомиться крошками на полу. За ночь таракан съедал хлеба больше своего веса. Жаба притаилась у стены, и только выбрасывала ловкий язык, стреляя в пробегающих тараканов. В начале ей попадались крупные взрослые тараканы, затем пошла добыча поменьше и, наконец, поползли совсем маленькие. Этих малышей жаба проглатывала сразу по несколько штук.
Утром мальчик поднялся пораньше, чтобы поглядеть, не съела ли жаба его пиявку и мух. Всё плавало в банке нетронутым, а жаба исчезла.
– Мама! – закричал мальчик. – Она сбежала!
Мама отыскала жабу на кухне, под мойкой.
– Вот она! – сказала мама сердито. – Выпусти её в огород, а то она умрёт с голоду.
Мальчик отнес жабу в огород. Та сразу же поспешила к густому, колючему кусту шиповника. А то мальчик передумает и заберёт обратно в дом.
Овцы застали жабу врасплох. Они выплыли из тумана большим белым стадом. Было раннее утро. На траве лежали крупные капли росы. Жаба бодро переставляла лапы по полю, покрытому свежей зеленью. Вдруг рядом с ней примяло траву копыто. Что за напасть? Оказалось, это овцы жесткими губами срывают молодую траву, нагуливают жирок. Жаба на всякий случай юркнула в зелень, но одна овца её обнаружила и начала тревожно бить копытом: мол, это поле моё, и не ешь мою пищу. Одного такого удара было бы достаточно, чтобы жабы не стало. Но, к счастью, овца стучала копытом рядом с жабой, словно грозила. Тут же сбежались другие овцы – посмотреть, что происходит. Все стадо сгрудилось вокруг жабы. Овцы нервно перебирали ногами и блеяли. Задние давили на передних: все хотели посмотреть на жабу. Овцы очень любопытные. Еще бы немного – и жабу раздавили. Но внезапно раздался хлесткий удар кнута. Овцы рассыпались по полю. К жабе подбежала пастушеская собака. Она обнюхала незнакомку, с интересом посмотрела на неё. Кого только в поле не встретишь. Мотаются тут всякие. Подошёл и сам пастух. На него из травяных зарослей уставились мудрые глаза. В них проблескивала какая-то тайна. Пастух усмехнулся и пощекотал жабу кнутовищем. Жаба только заморгала от неожиданности.
– Шла бы ты себе! – сказал пастух.
Жаба смотрела из травы понимающими глазами.
– Овцы хоть и глупые, а видишь, тебя не тронули, – продолжал пастух. — Только ногами постучали для острастки. Иди, куда шла…
Стадо ушло. Наступила тишина. Только высоко в небе заливался жаворонок. Жаба повела головой, прислушиваясь к пению птицы, выбралась из-под травы и продолжила свой путь.
Главы из книги. Продолжение. Начало в номере 36
Смерч настиг жабу, когда она переплывала неширокую речку. Вначале разнесся гул, потом грохот. Поднялся страшный вихрь и треск – это смерч крушил березы по краю леса. Молодые осинки ложились на землю, как спички. Потом смерч прошелся вдоль берега реки – там он валил ветлы и прогибал ивы до самой воды. Он представлял собой крутящуюся воронку, широкий верх которой упирался в облака. Затем смерч окунулся в реку, с рёвом поднимая воду к небу. Казалось, вся речка устремилась вверх, готовясь пролиться на землю дождём. Вместе с водой смерч засосал жабу и много рыбы. Пленники вращались вместе со смерчем в этой воздушной воронке и неслись к маленькому городку. Жабе было по пути.
Смерч вышел на главную площадь Победы и вылил цистерну воды на сквер, рядом с памятником Неизвестному солдату. Был базарный день. На центральной площади толпилась уйма народа. Увидев смерч, люди в страхе попадали на асфальт. Им казалось, что наступил Конец света. Раздавались визги, мольбы о помощи. Всё продолжалось не более полминуты. Но люди не могли оторвать головы от земли. Их поразили сила и мощь природы. Когда они встали, смерча словно и не было. Жителей городка ждал сюрприз. Весь сквер был усыпан серебристой живой рыбой. Вначале люди опешили от невиданного чуда и не знали, что делать. Но вскоре страх исчез, и люди бросились собирать небесные дары. Никто не обратил внимания на жабу. Кому она нужна? Люди собрали всю рыбу и разошлись. Торговля тоже свернулась. Все были напуганы. Жаба осталась одна на площади. Единственный, кто был рядом – это огромный памятник солдату с автоматом в руках. И жаба залезла в расщелину под ногой солдата.
Ночью на площадь вышла кошка. Кошке почудилось, что под памятником притаилась мышь. Она яростно заскребла когтями у ног солдата. Жабу это не смутило. Она выждала удобный момент и смело выбралась из-под памятника. Пора в путь-дорогу. Кошка с удивлением и даже с испугом на нее уставилась. Она увязалась за жабой. Так в сопровождении кошки жаба и протопала до самой реки и направилась по твердой тропинке к лесу. Она не обращала внимания на свою спутницу.
До заветного пруда оставалось каких-то двести метров. Жаба ускорила шаг. Временами она совершала короткие неуклюжие прыжки, переходила на рысь. Тропинка петляла вдоль реки, медленно приближалась к лесу. Поднялся ветер. Лес шумел, трещал сухими деревьями. Тропинка запетляла вниз, на дно неглубокого сухого оврага. Странная тишина висела над прудом. Не слышно было ни кваканья лягушек, ни скрипучих похрюкивающих жабьих голосов. Словно все затаились, ожидая прихода новой гостьи. Жаба спускалась все ниже и ниже. Она узнавала и не узнавала родные места: это было так давно. Кошка вдруг приостановилась. Она словно почувствовала какую-то тайну пруда. Жаба скрылась за поворотом тропинки, а кошка не двигалась с места. Как будто не хотела видеть жабье горе: пруд давно высох.
Жаба протащилась по сухому дну пруда из конца в конец. Не ошиблась ли она? Нет, родилась жаба здесь. Так ей подсказывал инстинкт. В одной из икряных лент, накрученных вокруг подводных водорослей. Она уселась посредине пруда на окаменевшую землю, спрятала между вывернутыми лапами голову.
Утром выпала роса. Влага заскользила по голове жабы, её открытым глазам. Казалось, жаба плачет. Она не уйдет отсюда никуда. Останется до конца. Слишком опасен и тяжек был путь. Жизнь её часто висела на волоске.
Из-за макушек деревьев выглянуло солнце, задул тёплый ветер. Невидимый соловей выводил одну песню за другой. Все радовались весне. Только грустная жаба одиноко мечтала о чуде: мёртвый пруд оживёт. Но прошел ещё день.
Прошел ещё день. На чистом голубом небе не было ни облачка. Жаба сидела на самом солнцепеке. Ей стало не по себе. Она заерзала на месте, высматривая, куда бы укрыться от зноя. Лучше бы спрятаться в землю под старыми корягами. Но случилось неожиданное. Жаба зачем-то стала копать нору посредине высохшего пруда. Сухая земля поддавалась с трудом. Жаба исчезла в пыли. Но вскоре пыль рассеялась. Пошла мягкая почва. Жаба уходила в землю все глубже и глубже. Наконец землекопка исчезла. Видимо, жаба собралась дожидаться здесь лучших времен.
Солнце палило безжалостно. Выброшенная земля вокруг норы посветлела. Объявилась жабья попутчица – кошка. Она осторожно подкралась к норе и долго водила носом, словно не знала, кто там. Вдруг она поджала хвост, подпрыгнула на месте и рванула к высокому тополю. С ходу вскарабкалась на макушку и жалобно заголосила. Она была не на шутку чем-то испугана. Ее предчувствия оправдались. Из жабьей норы выплеснулся фонтан воды. На его гребне кувыркалась жаба. Ее выбило, как пробку из бутылки. Жаба шлепнулась на мокрую землю. Вокруг нее расползалась ледяная вода. Жаба докопалась до подземных источников. Маленький прудик постепенно заполнялся на радость другим животным. Кошка спустилась с тополя и с удовольствием залакала чистую воду. Время от времени она поднимала голову и поглядывала на жабу – не выкинет ли она ещё какой-нибудь фортель. Прилетела говорливая стайка воробьев – все хотели пить. К вечеру приводнилась стая чирков. Они со свистом упали на воду и заскользили по ее поверхности. Жаба поднырнула йод корни деревьев. Когда она вынырнула, чирки поднимались, шумно хлопая по воде крыльями. Жаба одиноко плавала по чистой воде и помыслить не могла, что другие уже в пути. Не одна она проспала весну. Скоро вся округа зазвенит жабьими голосистыми трелями. Жаба отложит икру и сразу поторопится назад, к своему картофельному полю, где выроет глубокую нору. Так сладко и спокойно там спится зимой.
А потом снова придет весна.
Чего только не приносят в редакцию журнала к нашему Кукумберу. Вот недавно зашёл писатель Владимир Каменев, открыл портфель и выложил на стол… огромного налима! Наш малыш Кукумбер, конечно, очень отважный, но всё же и он отпрыгнул в сторону.
– Безобразие! – возмутился Кукумбер и замахал ручками. – Писатели должны приносить в редакции сказки, стихи, истории всякие…
– Я и принёс истории, – ответил писатель Каменев.
– Какие же это истории? Это рыба налим, – говорит Кукумбер.
– Обыкновенные истории про необыкновенного налима, – говорит писатель Каменев. – Я вот пойду домой, а налим пускай вам рассказывает истории…
С начала лета не было дождей. Маленькая речка Осётрик обмелела. Питающие ее ручейки высохли и заросли крапивой. Прибрежные ивы изо всех сил тянулись к воде, но не могли дотянуться. То и дело горел лес. Пожарные качали из речки воду, и на перекатах обнажались камни. И только поздно ночью, когда глушили насосы, вода поднималась, и рыбы спешили пройти через мели вниз по течению к большой воде – реке Осётр.
Речушка усыхала на глазах. Но не все ее обитатели бежали из обжитых мест. Многие забились в тину, под коряги, затаились между камней в надежде отсидеться. Среди них был налим. Он был в почтенном для рыбы возрасте – около пяти лет. Весил солидно – не менее двух килограммов. Выделялся среди других рыб своей наружностью: скользкий, с большой приплюснутой головой, усиком на подбородке, серо-зеленой спиной и округлым хвостом. Он лежал под камнем и казался отчаянным смельчаком. Налим не собирался никуда уплывать. Главное, переждать, перетерпеть. Будет много воды, много пищи. А пока можно поспать. И он дрых днем и ночью в ожидании счастливых дней и ничего не ел. Еду ему заменял сон.
Ночью налима разбудил рак. В последние дни раку прибавилось работы: среди речных жителей было много слабых и больных. Он раздобрел. Его загнутый хвост накопил много жира.
Рак заполз под камень, по-хозяйски обследовал чужой дом: нет ли хворых? Его чуткие усики улавливали малейшие движения налима, а цепкие клешни были готовы к отпору. Рак опасливо приблизился к большой рыбе, коснулся ее трепетными усами. Налим не шелохнулся. Тогда рак осмелел и прополз по рыбе от хвоста до головы, перебирая тонкими жесткими ножками. Налим спал. Рак привычно запустил клешню под жабры налима, а другой ухватился за губу. Он всегда начинал с самого вкусного.
Налим очнулся и так долбанул рака о камень, что тот выскочил из чужого дома и пустился наутёк. Он с такой скоростью заработал хвостом-веслом, что вмиг оказался у своей норы. Осечка вышла.
После неожиданного нападения налим долго не мог заснуть и даже выглянул из-под камня: нет ли еще на него охотников? Еще шумели перекаты, и можно было спуститься к глубоким омутам, где студеная вода и много пищи, но налим остался дома. Авось пронесет.
Все вокруг словно сговорились не давать налиму покоя. Привязался к нему водяной клоп. Сам маленький, плоский – с пуговку, но злой и ядовитый. То за хвост цапнет, то укусом обожжет спину. До того обнаглел, что заплыл налиму в открытую пасть и выбрался через жабры. Так бы и терзал беднягу, да забрела в эти места выдра. Тонкая, прогонистая, шерстка на ней блестит. Глаза как две черные бусинки, а зубы тонкие и острые. Даже отчаянный клоп ее испугался и улизнул из-под камня: такая вмиг слопает. Протиснулась выдра к налиму под камень, присмотрелась. Видит, добыча не по зубам: можно и подавиться. Только голод не тетка – прибавляет смелости. Для начала выдра повела носом, проверила, жив ли налим? Затем потрогала лапкой. Налим только поплотнее свернулся в углу кольцом. Выдра опять растерялась. Не уйти ли ей восвояси? Она вспомнила своих голодных детенышей – они ждали ее в норе под берегом, и решилась. Хищница метнулась к рыбе и вгрызлась ей в спину. От боли налим заходил под камнем кругами. А злодейка его не отпускает, лапками упирается, волочет из-под камня. Налим совсем ослабел – не сопротивляется.
Выдра вытащила добычу из норы и ужаснулась. Из раскрытой пасти видны частые острые зубы, словно железная щетка, а единственный ус похож на иглу. Бросила выдра налима и зарулила к берегу ловить уклеек. Так-то оно спокойней.
Вертела речка полуживого налима между камней и старых мельничных свай, бросала в тихие омуты, крутила, как полено, и несла в неизвестность. Время для него остановилось. Промелькнула ночь, утро, и настал день. Солнце пронзило воду до песчаного дна. Идет налим вполводы, слегка шевеля хвостом и плавниками. Страшно ему, хочется спрятаться от света под берегом, да сил нет. Лишь бы не перевернуться к верху пузом и не оказаться на поверхности. Тогда птицы заклюют до смерти.
Наступил вечер. Налима вынесло на большую воду, в реку Осётр. С обеих сторон подступал к берегу дубовый лес, заслоняя воду от жаркого солнца. Из песчаного дна били родники, вода была прохладной. Налим ожил. Он двинулся в глубину, где надеялся спрятаться. На дне валялась большая покрышка от трактора. Налим залез в резиновый дом и долго ходил по кругу, пытаясь найти удобное место. Ему показалось там неуютно. Налим выплыл из покрышки и направился к берегу. Там он забился в осоку и замер.
В полдень деревенские мальчишки решили половить рыбы большой корзиной. Приставили они свою снасть к осоке и стали бултыхать в воде ногами. Со дна поднялась муть. Вода потемнела. Шарахнулся налим из травы и попал в ловушку. Мальчишки почувствовали удар крупной рыбы и с криком подняли корзину над головой.
– Налим!
Вынесли ребята корзину с налимом на землю. Стали вылавливать его там руками, чтобы опустить в садок. А налим в руки не дается, выскальзывает. Спина у него пожелтела, темно-белое брюхо засеребрилось: при свете налим меняет окраску. Наконец, удалось одному мальчишке прихватить налима пальцами под жабры. Еще бы секунда – и быть рыбе в неволе. А там одна дорога – в уху.
Собрался налим с последними силами. Не для того он столько мук натерпелся, чтобы пропадать почем зря. Крутанул хвостом, мотнул головой, свернулся баранкой и вдруг выпрямился с такой силой, что мальчишка выпустил скользкого налима из рук. Рыба шмякнулась в грязь. Ребята кинулись отпихивать рыбу от воды ногами. А налим вьется между ног, подпрыгивает, словно мяч, и все ближе и ближе к реке. Один парнишка упал на рыбу, а налим из-под него вывернулся, на прощанье хлестнул по лбу грязным хвостом и ушел в реку.
Вечером заявились на реку два дачника с бреднем. Оба навеселе. Зашли рыбаки по шею в воду, развернули большую сеть и потянули к берегу. То один споткнется и пузыри пускает, то другой из бредня выпутывается и ругается. Наглотались речной воды, но бредня из рук не выпустили.
Мелкая рыбешка шныряла сквозь ячейки, а крупная скатывалась в середину бредня – большой нитяной мешок. Потяжелела снасть. Чувствуют рыбаки, как рыба рвет бредень из рук. До берега осталось совсем немного, как вдруг бредень за что-то зацепился. Подергали рыбаки сеть, выругались и оба нырнули на дно. Кое-как сдвинули большой камень, под которым сидел налим. Видит он – перед ним переступают четыре ноги, того и смотри раздавят. Со страху рванул он к дальнему берегу, а там на пути сеть. Заметался налим. Не прорвешься: нити капроновые, крепкие.
Рыбаки вышли на берег. Сеть прогнулась дугой, пружинила под ударами рыбы. Вот-вот налим свалится в мешок, оттуда не выбраться. И вдруг наткнулся на то место, где сеть распоролась о камень. Ткнулась изворотливая рыба в дыру и вылезла. Сначала до спинного плавника, потом дернулась еще раз и вырвалась из западни – только слизь на ячейках осталась. А за налимом много всякой рыбы спаслось.
Спрятался налим под корягу у берега. Уж отсюда его никто не достанет: любая сеть порвется.
Пришел мальчик поудить рыбу. Нацепил червяка и забросил удочку у той коряги, где налим спрятался. Опустился червяк на дно, извивается. Занесло приманку течением под корягу, прямо к морде налима. Червяк сам в рот лезет, губы щекочет. Ну как такого не съесть? Взял налим червяка неохотно, даже брезгливо. Сразу глотать не стал, а только чуть-чуть придавил губами. Видит рыболов, что поплавок задрожал. То ли мелочь наживку треплет, то ли трава шевелит на течении. Решил он перебросить удочку в другое место. Потянул – зацеп. Дернул сильнее.
Чувствует налим, что кто-то его за губу дергает. Не иначе червяк пытается вырваться на свободу. Еще сильнее сдавил налим приманку. А червяк вдруг больно укусил его за губу и поволок из-под коряги. Уперся налим, не сдается. Не хочется ему вылезать из-под старого корневища. Налим задергался в разные стороны – ничего не помогает. А червяк прет да прет его вверх. Выволок из коряжистого дома и поднял в полводы. Такой наглости налим стерпеть не смог. Взмахнул он хвостом, нырнул обратно под корягу и обмотал леску вокруг сучьев. Попробуй, вытащи! И не подумал, что сам себя поймал.
А что было дальше – читайте в следующем номере
Повесть в рассказах. Начало читайте в № 10
Мальчишка заплакал. Ему не снасть было жалко, а добычу. Такую рыбу не каждый день на крючок подцепишь. Решил он отыскать налима. Зашёл в воду и нырнул под корягу. Пошарил там рукой, нащупал рыбу и стал осторожно подбираться к её голове, чтобы схватить под жабры. Да воздуху не хватило. Вынырнул, вздохнул поглубже и снова исчез под водой. Нашёл рыбу, просунул большой палец под жабры, а указательный протолкнул в пасть. Закольцевал. Налим на мгновение оцепенел, но потом рванулся из-под коряги с такой силой, что крючок на его губе впился ныряльщику в палец. От неожиданной боли мальчишка отдёрнул руку, оборвал леску и с криком выпрыгнул из воды. Он схватил удочку и с крючком в пальце побежал в деревню. Упустил крупную рыбу, но хоть крючок спас. Где его в глухой деревне купишь? А палец – что, палец заживёт.
Налим проснулся от голода. Мимо норы проплывала муть и пучки травы. Это стадо коров пригнали на водопой. Буренки прядали ушами, хлестали себя по бокам хвостами, отгоняя слепней.
Одна рыжая корова зашла в реку так глубоко, что над водой осталась только её голова. Она шумно пила воду, тяжело дыша и пофыркивая.
Голодный налим уловил теплый молочный запах. Не хотелось ему покидать нору днём: он очень боялся света. Но молочный дух был так силён и аппетитен, что налим потерял осторожность. Он медленно высунулся из норы и подплыл к корове. Из её переполненного тяжёлого вымени тонкой струйкой сочилось молоко. Налим слегка придавил губами один сосок. Ему понравилось молоко. Корова не шевелилась. Ей показалось, что её маленький детёныш присосался к вымени. Молоко разносилось течением, привлекая внимание других рыб. Вокруг коровы вода серебрилась. Это быстрые уклейки очищали её бока от паразитов. Стадо уже вышло из воды, а рыжая корова всё стояла неподвижно в реке и удивлялась, как глупый телёнок залез под воду. Ей было так хорошо, что не хотелось вылезать.
Долго ещё налим вспоминал эту корову.
В конце ноября подморозило. Над рекой стелился туман. У берега и в тихих местах поблёскивала тонкая корочка льда. С наступлением холодов все рыбы становятся вялыми, сонливыми, а налим – наоборот.
Днём он отсиживался под камнем, а ночью выплывал на охоту. Он неподвижно стоял у дна, но если мимо проскальзывала добыча, то безошибочно догонял свою жертву в темноте, придавив мелкими, хваткими зубами. Однажды на зуб ему попалась такая большая плотва, что ещё долго налим плавал с торчащим из пасти зеленовато-красным хвостом. И проглотить не проглотишь, и упустить жалко.
Хрупкий лёд покрыл уже всю реку. Солнце едва пробивалось сквозь лёд и толщу воды. В трёхметровой каменистой яме было темно. Здесь зимовала большая старая щука. Короткая, с тупой мордой и толстой спиной. Щука была тёмно-зелёного цвета, с разводами по бокам и серебристым брюхом, но казалась чёрной. Ледяная вода скользила по ее туловищу, навевая сон. Вокруг щуки сновали красноперые плотвицы, рискуя оказаться в её широкой пасти.
Поздно ночью в яме появился налим. Перед этим он проглотил ерша и трёх пескарей, но не наелся, а только пробудил аппетит. Налим прошёл мимо щуки, шурша брюхом по донным камешкам. Щука не просыпалась. Налим осмелел и подошёл ближе. Он дотронулся усиком до её спины. Щука лениво шевельнула хвостом. Налим раскрыл пасть и сдавил щучий хвост. Щука пришла в себя и что было сил махнула хвостом. Налим ещё плотнее сжал зубы. Испуганная щука закрутилась на месте. Потом стремительно всплыла, пробив головой тонкий лёд, и высунулась из воды до половины. Она трясла пастью. Так она делала всегда, чтобы освободиться от рыбацкой блесны. Но налим упорно держал её за хвост. Щука нырнула вглубь, потом снова выкинулась из реки, мотая крокодильей башкой. Эти уловки не помогали. Щука потащилась к перекату, на мелководье. Она плыла вверх по течению среди больших камней. Здесь не было льда. Щука то кружила на месте, то рассекала поверхность реки, поднимая волны. Она таскала за собой налима, как раненая волчица – капкан.
Наконец щука устала и легла на дно. Она смирилась со своей участью. Боли она уже не чувствовала и не понимала, что за чудовище прицепилось к её хвосту.
Налим смекнул, что с такой добычей ему не справиться. Он устал держаться за чужой хвост, выпустил щуку и медленно поплыл куда глаза глядят. Придонная хищница, едва пошевеливая оранжевыми плавниками, пошла вниз по течению в свою глубокую темную яму. Налим забрался под камень и решил на будущее выбирать добычу помельче.
Лёд на реке окреп. Появились люди с пешнями и рыбацкими ящиками за плечами. Рыбаки осторожно ступали по льду, он слегка проседал под их ногами. Они сверлили лунки и бросали в воду мормышки с червяками на крючке. Рыболовы то опускали, то приподнимали маленькие удочки. Мормышки поблескивали в воде, играя приманкой.
Налим лежал на дне и долго наблюдал за яркой рыбкой с червячком во рту. Он был сыт. Малявка не пробуждала аппетита, а только вызывала любопытство. Вдруг к мормышке подскочил крупный ёрш и сцапал приманку. Тут же бедолагу подбросило вверх. Это рыболов подсёк рыбу, и она закрутилась на крючке. Он подтянул ерша к лунке и выбросил на лёд. Налим замер. Он не мог понять, куда исчез ёрш, на которого он нацеливался.
Рыбалов надел свежего червячка. Мормышка опять упала на дно, стала весело подрагивать и сверкать. Из-под камня высунулся другой ёрш и проглотил червя. В этот раз налим был начеку. Он мощно вильнул хвостом и ухватил убегающую еду. Прикусил ерша и хотел уйти с ним на дно, но не тут-то было. Неведомая сила удерживала добычу. Рассердившись, налим сделал небольшой круг с ершом в зубах и резко мотнул головой. Тонкая леска лопнула. Налим испуганно выплюнул странного ерша и засел под корягу. А ёрш с мормышкой на губе юркнул под камень.
Так ерши и живут: между рыбаком и налимом. Крутись, как знаешь.
Река покрылась толстым льдом, лишь в небольшой полынье у берега ещё шумела вода. Здесь кормилась утка. Она отбилась от своей стаи и решила передохнуть. Было покойно. Стояла тихая лунная ночь, и только ветлы скрипели на берегу, нарушали тишину. Утка бултыхалась в реке, отыскивая на дне червячков и личинки. Шумная возня утки привлекла внимание налима. Он издалека видел, как она взбаламучивала дно. Аппетитно мелькали её красные лапки. Течение несло всякую мелкую живность. Налиму оставалось открывать рот и глотать не слишком вкусную, но дармовую пищу. Он подкрадывался к утке всё ближе и ближе. Наконец решился и ухватил её за лапу. Утка перепугалась, пыталась вырваться, но тяжелая рыба не давала ей взлететь. Утка старалась выпрыгнуть на лёд. Одной лапой стояла на льду, махала крыльями, чтобы сохранить равновесие, а на другой чугунной гирей висел налим. Утка громко крякала, призывая на помощь. Налим несколько раз хлебнул воздуха и испугался. Того и гляди, выволокут на лёд. Налим отпустил утиную лапу. Утка, заполошно крича, полетела над замерзшей рекой на юг, где в болотах полно лягушек и нет таких подводных злыдней.
Продолжение читайте в следующем номере
Повесть в рассказах. Начало читайте в номерах: 10, 11
В середине мая в деревню приехали дачники и расставили сети. Ночью налим проплывал мимо сетей. В ячейках застряло много мелкой рыбы. Здесь были и колючие окуни, и серебристая плотва, и широкие подлещики. Налим попытался достать из сети окунька. Сеть зашевелилась, попавшаяся рыба хотела освободиться из пут. Налим вырвал окунька и проглотил его. Затем он принялся за подлещика, который так запутался, что пришлось повозиться. Широкий подлещик никак не проскакивал сквозь узкую ячейку. Налим помял его зубами и вытащил из сети.
Утром рыбаки вынули снасти и удивились, что к ниткам прилипло много рыбьей шелухи, и часть улова кто-то украл. Рыбаки все свалили на выдру и не догадывались, что это проделки налима.
Однажды ночью в поисках убежища налим приплыл к устью речки Осётрик. Он направился вверх по реке. Берега постепенно сужались. Налим брел через мелкие перекаты, сваливался в глубокие омуты. Местами ивы сращивались над речкой, и свет воды не отражался на темной воде. На его пути в глубоком закоряженном омуте гнила старая верша – она напоминала большую бочку, сплетенную из ивовых прутьев. Вершу поставили прошлым летом пожарные. Любопытный налим заглянул в нее. Там томились три голавчика и тройка пескарей. Налим прошел сквозь узкую длинную горловину – она тянулась до середины верши. Внутри стоял полумрак. Перед глазами налима мелькали потревоженные рыбки. Налим был сыт и не трогал испуганных пленников. Он обследовал странный дом, прощупывая усом ивовые ветки и обвиваясь вокруг горловины. Выхода из западни он не находил: так хитро была сплетена верша. Его маленькие сокамерники успокоились и деловито соскабливали со стенок верши черных жучков и козявок. Спокойствие соседей передалось налиму. Он по-хозяйски заплавал по верше. Но вскоре притомился и улегся на дне ловушки.
Всё лето налим прожил в верше. Ему было хорошо. Он не чувствовал себя пленником. Его мир сузился, но зато еда всегда была к его услугам.
Как-то ранним утром залетела в вершу водяная крыса: польстилась на рыбку. Она без труда схватила толстого пескаря и забилась в ловушке, как сумасшедшая: назад хода не было. Налим и мальки подались панике и закружились вместе с обезумевшей крысой.
Та судорожно открывала зубастый рот и мелко дрожала хвостом: ей не хватало воздуха. Вскоре крыса подохла. Рыбы поочередно обнюхивали ее мертвое тело. Никто еще не умирал в этом подводном доме. Через день крыса испортилась. Налим крепко спал и не чувствовал смердящего запаха. Мальки перестали искать еду и встали головами к течению, чтобы не задохнуться от зловония. У них пропал аппетит, но зато он пробудился у рака. Тот приполз к верше и не раздумывая полез внутрь.
Через два дня у стенки верши белели мелкие крысиные косточки. Еще через день исчезла мелкая рыба. Когда налим проснулся, он увидел рака, который ползал по ивовым прутьям и сдавливал их клешнями. Вкуснейшая добыча сама пожаловала.
Налим поднялся со дна, и его мелкие зубы прокусили рачью скорлупу. Заевшийся рак почти не сопротивлялся.
В конце августа подул северный ветер, начались сильные дожди. Налим взбодрился, и ему захотелось свободы. Но, кроме тыкания в стенки верши и ощупывания ивовых прутьев усом, он ничего придумать не смог. Спасительного отверстия внутри верши он не замечал. Вокруг него роились жирные пескари и ерши. Ленивому налиму оставалось только открывать рот и всасывать в себя рыбу. Жертва проваливалась в его пасть, а остальные обреченно ждали своей очереди. Вскоре налим извел своих невольников и несколько дней голодал. К счастью, откуда-то появились мальки. Их набилось в вершу столько, что еды хватило бы до весны. Налим растолстел. Его круглое брюхо было набито рыбой. О большем он и не мечтал. Это было лучшее время в его жизни. Не было нужды гоняться за каждой рыбкой. Он полеживал на дне верши и рассматривал стоящий над ним плотный косяк рыбы. Он любил сладких ершей, которых брал с головы, медленно складывая колючие иголки. Лакомая слизь приятно сочилась по горлу, и налим от удовольствия слегка встряхивал приплюснутой головой.
Выхода из ловушки он уже не искал. Налим редко плавал. Зачем тратить силы? Он или ел, или отдыхал. Налим так раздался, что при всем желании не смог бы протиснуться сквозь горловину верши. Он этого уже и не хотел.
Однажды поздней осенью прибыл на речку хозяин верши. Он приехал на охоту и вспомнил о забытой на реке ловушке. Нашел привязанную к колу веревку и принялся тащить. За год вершу занесло илом и песком, и она не двигалась с места. Налим ощутил легкое сотрясение своего жилища, но не придал этому значения. Он верил, что его убежище выдержит все испытания.
Человек перекинул веревку через плечо и приналег. Полусгнившая верша ломалась. Через трещину дружно разбегалась рыбья мелочь, и только налим притаился в углу и притих. Дыра разрасталась. Верша переломилась пополам. За веревкой тащилась передняя часть с горловиной, а в другой хоронился налим. Он понял, что лишился своего удобного дома. И не знал, горевать ему или радоваться свободе.