Когда Суслика еще и на свете не было, а Хома был совсем маленьким, нашел Хома золотое кольцо. В роще, в орешнике. Наверное, кто-то орехи рвал и потерял его, растяпа.

Для нас кольца – это граммы, а для Хомы – килограммы золота. Нам кольцо – это колечко, а Хоме – почти что обруч.

Откуда он знал, что кольцо – золотое? Может, толком и не знал.

Во всяком случае, пробу не смотрел. И на зуб не пробовал. Зато сразу догадался – ценное. Уж очень блестит!

Но очень тяжелое. Как домой донести? Если на шею повесить, голову не поднимешь. Так и будешь носом в землю упираться до скончания века. При таком-то богатстве!

На лапках тоже не унесешь.

На плечо его надеть? Перетягивает. Решил катить.

Легкое, вроде бы, дело. Катишь его домой, в нору. Золотые лучи от золотого кольца во все стороны брызжут!

«То-то все домашние удивятся, – предвкушал Хома, – когда я его домой доставлю!»

У Хомы тогда еще много родни оставалось, пока всех разные хищники да злые мальчишки не повывели.

Но до своей норы с таким кольцом быстро не доберешься. Вот если бы у Хомы какой-нибудь длинный крючок был, кати себе кольцо, как колесо, и посвистывай.

А так оно то катится, то падает. Поднимать надо. И это понимать надо. Тому, кто такую тяжесть в такую даль не катил.

Всем хорошо золото. Один у него недостаток – тяжелое. Если бы оно полегче было, ему бы цены не было.

А тут и другая напасть. Случайная Ворона вдруг сверху кинулась. Здоровенная Ворона – на маленького хомячка!

Хорошо, что та Ворона все-таки не на Хому, а на золото польстилась. Сцапала она блестящее колечко и стремглав унеслась прочь.

Нет бы самой поискать, а она рада – на готовенькое.

Небось, у нее в гнезде много чего хранится. Иные вороны, как и сороки, на все сверкающее падкие. Так и падают с неба на любые блестящие побрякушки!

Ни жив ни мертв прибежал Хома домой и давай рассказывать.

Тут только, кажется, и узнал, что именно золото нашел.

Дядюшка, тот заявил:

– А что толку от богатства? Было б здоровье! А тетушка мудро заметила:

– Ему бы теперь никакое здоровье не помогло, если бы при нем богатства не было!

И ведь верно. Если бы Хома без золота был. Ворона могла бы его самого схватить. Но она богатство предпочла.

Вот и суди теперь, что дороже: здоровье или богатство?..

– Интересно, – сказал как-то Суслик, зайдя к Хоме, – я слышал, как о тебе Медведь отозвался. Его и не поймешь!

– А ты расскажи, – заинтересовался Хома. – Вместе поймем.

Суслик только и ждал этого. Он всегда отличался незаурядной памятью.

– Я орехи рвал. А за кустами Медведь с Кабаном говорили. Медведь – о тебе, а Кабан – о себе.

– Ну?

– Медведь говорит: «У всех маленьких зверей зубы прорезаются, а у слонят – клыки». Все знает! – затараторил Суслик. – Он ведь раньше в клетке передвижного Зверинца сидел, пока не сбежал. И слонов видел! Не веришь?

– Видел он, видел, – успокоил его Хома. – А Кабан что ответил?

– А Кабан похвастался: «У меня тоже клыки прорезались. В детстве. Как у слонов!»

– Ему бы еще и голову слоновью, – усмехнулся Хома.

– То же самое и Медведь сказал! – удивился Суслик.

– А дальше? Чего тянешь?

– Медведь и заявил: «Тебе бы, Кабану, – голову слоновью. Как у Хомы! У тебя, мол, клыки, а у него ум прорезался. С детства». И все, – недоуменно закончил Суслик. – Вот я и не пойму. У тебя же голова маленькая. Чего это он?..

– Медведь знает, что говорит! – расцвел Хома. – Большой, слоновий ум и в маленькой голове бывает. В моей, – добавил он.

Вскоре это лишний раз подтвердилось. Все подтверждается – лишний раз. Значит, так и должно быть. А не случайно вышло.

В последнее время все заметили, что слишком громко лягушки орут. На ручье. Видать, а вернее, слыхать, намного их больше стало. Вот и горланят. То на плохую погоду, то на хорошую. А то и просто от дури – песни заводят. И утром, и днем, и вечером… И ночью иная жаба вдруг такую руладу выдаст, что просто мороз по коже!

Просили, увещевали дневные звери: потише надрываться. Хотя бы вечером. Отдохнуть не дают! Надоел лягушачий ор – хуже вороньего карканья! Да и то вороны, глядишь, об опасности кричат. Предупреждают. Кричат по-глупому, а выходит умно. Но и те вовремя спать ложатся.

Напрасные уговоры. Лягушки никак не унимались. Еще чего! Считали, что они очень музыкальные. Хор у них здесь – на воде. Водный, Заводной. С подголосками.

Даже Медведя, перед сном, в берлоге доставали. Он яростно прибегал. И камни в ручей швырял. Наудачу.

Бесполезно. Пуще прежнего гвалт разгорался!

Ничто не помогало. Знай себе вопят громогласно:

– И-ррра! Ир-рра! Иррра!..

Будто других имен, кроме «Иры», не знают. Свет клином на какой-то Ире сошелся!

Хома тоже заснуть не мог. Нервы расшатались. От певцов голосистых.

– Дурные они, лягвы, – раздраженно сказал он Суслику. – Оттого, что комарами питаются. А с комаров не поумнеешь. Расквакались.

– А ты отучи их истошно квакать, – попросил лучший друг.

– Взрослых с ходу не отучишь. Придется с лягушат начинать, – вздохнул Хома.

– Вряд ли. Они не понятливые.

– Главное, подход найти. Способ. И сами поймут, и родителей остановят.

Стал Хома посиживать на берегу ручья. Где заросли погуще.

Наблюдал за лягушками. Чуть не оглох, правда. Но глядел, глядел… И увидел. По листам кувшинок Уж проскользнул. И нацелился на сопливого Лягушонка.

Выпучил Уж глаза. Взглядом своим завораживает. А Лягушонок замер и ждет, когда живьем проглотят. Или, по малолетству, думает, что пронесет нелегкая. Не тронет его Уж. Просто любуется им, маминым красавчиком.

– Кыш отсюда! – И Хома шумно брызнул на Ужа.

Вздрогнул Уж и убрался прочь.

– Эх, ты! – пожурил малыша Хома.

– Засмотрелся, пришел в себя Лягушонок. И задрожал. В опоздалом испуге.

– Ладно уж. Но не Уж! – спохватился Хома. – Зови сюда всех малолеток. Вернее, малодневок. Вместе с головастиками. Они тоже головастые. Сообразят, что скажу.

Собралась перед ним большущая стая. И все мал мала меньше.

– Три способа знаю, как избавиться от ужей, – начал Хома. – Первый!..

Внимают все. Друг на дружке толкутся. А тем, кто не слышит, под воду передают.

– В глаза ужасному ужаку не смотри. И крикни: «Чего уставился? Кыш отсюда!» Изумится ужак и уйдет. Повторите, – потребовал он.

– Чего уставился? Кыш отсюда! – дружно прошелестело по камышам.

Наверное, все ужи удрали разом, если и были здесь.

– Второй способ! – внушительно продолжил Хома. – Нужно заорать: «Гляди, какой сухой!» – и окатить водою. Повторите.

– Гляди, какой сухой! – хором заорали все. И окатили Хому водою.

Он аж подскочил!

– Видали? Действует, – не растерялся он. – Урок освоили. А теперь – третий способ. Любой уж боится насмешек. Покажите ему язык. И нос – пальцами. Лучше – издали. Враз отвяжется!

Хома растопырил ладонь. Приложил большой палец к носу. Высунул язык.

Все мигом повторили. И расхохотались. По-лягушачьи.

А один малец пропищал:

– Мне мама запрещает язык показывать.

– Маме и не показывай, – ответил Хома. – А змеям можно и нужно.

На том и расстались.

А дня через три, когда он купаться пришел, к нему Жаба подплыла. Огромная. Пучеглазая.

– Спасибо тебе! Научил наших малышей уму-разуму. Они теперь всегда начеку.

– Помогло? – обрадовался он.

– Еще как! Многих нам сохранил. Проси за это что хочешь.

– Ну… – нарочито задумался Хома. – Потише пойте. Вечером, перед сном. И ночью! – вспомнил он.

– Трудно. Но сумеем, – пообещала она.

Что и хотелось. На это он и рассчитывал.

А на прощание он Жабе совет дал:

– Хорошо бы, все мои три способа применять. Одновременно. Поучи ребятню, как со змеями обращаться. Дословно запоминай! Чего уставилась? – заорал он на Жабу, для показа. – Гляди, какая сухая! – окатил он ее водой, высунул язык и показал ей нос пятерней. – Кыш отсюда!

Вскинулась она и нырнула. Глубоко!

Небось, поспешила к внучатам. Обучать и натаскивать.

Так Хома своего добился. Для себя и для всех. Тихо стало по вечерам. Перед сном. И ночью. Во время сна.

Лишь изредка вякнет в ручье какой-то квакун. Случайно. А следом хлопок подзатыльника донесется. Неслучайный. Закрой, мол, рот, невежа!

– Вот и вся наука, – скромно заметил Хома довольному Суслику. – Ты по-хорошему, и к тебе с почтением.

Только и смог ответить Суслик:

– И вправду у тебя голова слоновья!

Древняя мудрость говорит, что от великого до смешного — один шаг. Точно не знаем. Возможно, и два шага, а то и три. Раз на раз не приходится.

Такая вот невероятная история… Невозмутимо шествовал по пескам высокомерный Верблюд-великан. Так сказать, корабль пустыни.

А на его пути вдруг оказался коротышка Муравей.

Верблюд, не глядя, наступил на него своей ножищей и пошёл дальше.

Хорошо, что не раздавил. Повезло Муравью. А впрочем, такую мелюзгу мудрено раздавить. Особенно на песке.

Выскочил Муравей из-под песка, сердито отряхнулся и погрозил Верблюду вслед кулачком. Мало того, догнал, обогнал и вновь погрозил Верблюду.

Но высокомерный корабль пустыни опять не заметил и наступил на него, продолжая свой путь.

Снова выбрался из-под песка Муравей и призадумался: как ему отомстить? Да что там — отомстить. Как сделать так, чтобы заносчивый Верблюд хотя бы на него внимание обратил? Тем более что он здесь часто ходит и их пути нет-нет да и пересекаются. Неужели трудно себе под ноги посмотреть и пропустить путника, пусть и маленького!

Муравей был по-своему прав. Невелика заслуга таким большим, как Верблюд, вымахать. Таким уж уродился. И под ноги надо иной раз смотреть, а не только горизонты обозревать.

И вот однажды Муравей взобрался на длинный бамбуковый хлыст и стал поджидать Верблюда. А сам зачем-то раскачивал тонкую и гибкую верхушку бамбука, что-то примеряя и рассчитывая.

Наконец на тропе появился Верблюд. Вот он подошёл поближе и… Получил хлёсткий удар по горбу. Он взвился чуть ли не на дыбы и, скосив гневный взгляд на обидчика, вдруг… увидел за барханом притаившегося в засаде Льва. А Муравей о нём и не знал, потому что в другую сторону смотрел.

Верблюд вихрем унёсся прочь!

Прошёл день…

Опять случайно оказался Муравей на пути Верблюда. Мощные ноги великана, одна за другой, осторожно перешагнули через него.

Обернулся затем Верблюд и, подмигнув, дружелюбно кивнул ему, незаметному коротышке Муравью.

Так до сих пор Муравей и не знает, почему Верблюд с ним теперь здоровается.

Однажды молодой Лев, свесив хвост, дремал на толстенной ветви дерева. Это было в зелёном оазисе, вокруг которого расстилалась пустыня.

А хвост у Льва, как назло, свисал над тропинкой. Вот и задел его случайно проходивший мимо Страус.

Обиделся Лев и бросился за ним в погоню. Страус даже извиниться не успел. И теперь давай только уноси ноги!…

Мчится, уже по пустыне, Страус. Лев не отстаёт. Ветер раздувает его гриву, и она, струясь, летит за его большой го-ловой.

Всё ближе и ближе Лев. Вот-вот нагонит «обидчика»!

Страус уже чувствовал, как топорщатся перья у него позади от мощного дыхания настигающего Льва. А может, ему так казалось.

Что делать?

Беглец остановился и воткнул в песок голову. Лев с ходу затормозил и проехал мимо, вздымая песчаные волны.

Страус стоял неподвижно. Умный он, Страус: раз ничего не видно, значит, не так страшно.

Но Лев этого не знал и потому удивился. Он обошёл вокруг Страуса и мягко дотронулся до него лапой.

Страус выдернул голову из песка.

– Чего ты там видел? – спросил Лев.

– У-у-у! – протянул задрожавший Страус, глядя на страшного Льва. И опять воткнул в песок голову.

Интересно! Лев тут же принялся копать рядом.

Страсть как любопытно, что же там, под песком, видит эта большая птица?!…

Он снова взглянул на застывшего Страуса, внезапно отшвырнул его прочь и начал копать на его месте.

Обрадованный Страус убежал, растаял вдали.

Лев так усердно копал, что вскоре лишь хвост торчал из песка. А потом и хвоста не стало видно.

Вылез наконец Лев из глубокой ямы, встряхнулся, недоумённо пожал плечами и даже развёл лапами.

– Ничего там нет… Ох! – устало вздохнул он. – До чего же глупы эти Страусы!

И важно зашагал обратно в оазис.

(новая сказка про «Хитрую Ворону», известную по одноименному мультфильму)

Правильно говорят, что покой нам только снится.

Жили себе спокойно Ворона, Пёс и Кот, пока во двор не заявился здоровенный одноухий Котище. Шерсть во все стороны дыбом торчит! Страшный, сибирский!

Он сразу грозно прошипел:

– Значит, так. Спать я буду вон в том Вороньем гнезде, – указал он на удобное гнездо Вороны. – Отдыхать буду в тенёчке под деревом, – показал он на любимое место Пса. – А питание мне будут носить оттуда, прямо с кухни, – ткнул он мощной лапой в сторону подоконника, где грелся на солнышке наш Кот.

Перепуганная Ворона с надеждой взглянула на Пса. Но он малодушно попятился, глядя на воинственного пришельца.

– Не бойся! – пыталась подбодрить Пса Ворона. – Мы с тобой!

– Ага, – трусливо возразил Пёс, – со мной… Ты на дереве, а Кот в окне. Со мной – только я. А я не хочу с ним связываться. Ещё без глаз останешься.

– И без ушей! – сурово кивнул Котище. – А из тебя, – злобно покосился он на Ворону, – вообще перья полетят!

И стал он у них жить как владыка. Спал в удобном гнезде Вороны, а Кот носил ему разные вкусные блюда из дому.

Днём Котище, как и обещал, отдыхал в тенёчке под деревом. Псу вообще пришлось переселиться в дальний угол двора, к забору.

Там с ним и Ворона ночевала. Так всех запугал одноухий разбойник.

Стали друзья думать, как им от страшного непрошеного гостя избавиться. Как?

Можно, конечно, втроём на него напасть. Неужели не сладят?

– Сладить-то сладим, – тяжко вздыхал Кот, – да потом всю жизнь лечиться будем. Вон он какой!

Пёс всё бубнил про свои единственные глаза и уши, которых у него всего лишь по два. Было бы у него побольше, смело задал бы этому бандиту трёпку.

– Навек бы он сюда дорогу забыл! – твердил Пёс.

А Ворона, та очень за свои крылья беспокоилась.

– Обдерёт все перья, как я летать стану? – сокрушалась она.

Да что там наши друзья! Этого Одноухого даже бедовые дворовые мальчишки обходили стороной.

– Может, ему валерьянки дать? – тягостно размышлял Кот. – А затем вмиг его свяжем!

– Во-во! – сомневалась Ворона. – Тогда он вообще весь двор разнесёт!

Безвыходное положение. Хоть плачь.

И что ж думаете? Плакали. Тайком друг от друга, чтобы не так стыдно было.

А Котище вконец разошёлся. Командует ими. Привередничает. Подай то, унеси это! И это ему не то, и то ему не это!

Куда от него денешься?

И всё же… Не было счастья, да несчастье помогло.

Однажды Хозяйка оставила на подоконнике большой кувшин с водой. Хотела цветы полить, да забыла.

А неуклюжий толстяк Кот возьми и нечаянно опрокинь кувшин прямо на одноухого. Тот под окнами лакомился жареной рыбой, которую ему домашний Кот по приказу преподнёс.

Так и взвыл Котище, когда на него с высоты шумно обрушился поток воды!

Наш Кот в испуге даже зажмурился. Ну, теперь ему будет!..

Зажмурился-то он от испуга, а открыл глаза от хохота.

Это громко хохотали, схватившись за бока, Ворона и Пёс.

Что это? Мокрая шерсть на Котище враз вся опала, слиплась, и стал он совсем жалким и маленьким. Величиной с котёнка.

Куда что делось! Был гигантский, а стал лилипутский!

– Дать ему пинка для рывка или сам уйдет? – оглянулся Пёс на Ворону.

– Сам уйду, – плаксиво сказал бывший властелин.

И, оставив мокрую россыпь следов, мигом умчался прочь. Только его и видели.

– Небось, когда обсохнет, в другом дворе появится, – насмешливо заметил Пёс.

– Не завидую я им, – усмехнулась Ворона. – А ты тоже хорош, не мог его разглядеть как следует!

– А ты не хороша? – обиделся Пёс. – Всё время хвастаешься: «Мне сверху лучше видно!»

– А я его тоже боялся, – подал сверху свой покаянный голос Кот. – Я тоже хорош.

– А вот ты и впрямь хорош! – горячо поздравили его Ворона и Пёс. – И как ты только догадался его водой окатить?

– Я нечаянно, – признался Кот.

– Ох, и заливает, – подмигнул Пёс Вороне, – притворяется.

– Зато, когда надо, он и правда здорово заливает! – довольно кивнула Ворона на лужу, оставшуюся от одноухого разбойничка.

А вечером, когда они привычно собрались под деревом, Ворона глубокомысленно изрекла:

– Да-а, внешность обманчива. Какого котярру победили!

Раньше только Ворона и Кот были друзьями. А теперь они подружились и с бездомным Псом.

Он не только сам перестал их гонять, но не давал этого и другим собакам, иногда забредавшим во двор.

– Прочь отсюда!.. – рычал он.

Ворона, хотя и одобряла такое его поведение, но к его защите относилась насмешливо. Собаки были ей не страшны. От любой улететь можно. Крылатых собак, к счастью, не бывает.

Зато Кот был очень благодарен защитнику Псу.

Впрочем, и тут у Вороны было особое мнение. Она считал, что толстому Коту полезно хоть изредка растрясти жирок, убегая от злых собак. Добровольно делать зарядку его ни за что не заставишь!

Поздними вечерами, когда весь дом погружался в сон, любили трое друзей посидеть и поболтать под одиноким деревом во дворе.

Это было самое подходящее место. А что? Во-первых, Пёс обычно спал под этим деревом. Во-вторых, Ворона имела собственное гнездо на этом дереве. А в-третьих, Кот жил у Хозяйки, из окна которой лапой подать до толстой ветки этого дерева.

Говорили, в основном, Ворона и Пёс. В отличие от бездельника Кота, им было что рассказать о своем трудном житье-бытье. О своей вечной погоне за куском хлеба. Желательно, белого. И за огрызком косточки. Желательно, мозговой.

А Кот слушал, набирался ума-разума. Завидуя их вольной жизни, он тем не менее начинал понимать, что свобода – не сахар. И сытая жизнь в заточении, в благоустроенной квартире, уже не казалась ему кошачьей тюрьмой.

В один из таких прекрасных вечеров Пёс вдруг озабоченно сообщил, что в городе появилась черная собаковозка.

– Что-что? – удивился Кот, – собак возят-катают?

– Не возят-катают, – хмуро возразил Пёс, – а ловят-хватают.

– Кто?

– Собаколовы, – мрачно ответила за Пса Ворона. – Видала я сверрху. Бездомных собак отлавливают. Да и всех, кого попало.

– А потом? – притих Кот

– А потом – поминай, как звали! Котов тоже, бывает, ловят, – угрюмо вздохнул Пёс.

– Кто? – с опаской повторил Кот.

– Кошколовы. Валерьянкой подманят – и в мешок.

– Какой ужас! – всплеснул лапами домашний Кот, не знающий жизни

– Карр! Ты смотрри, в оба гляди, – сказала Ворона Псу. – Да и ты смотрри, глазами не хлопай, – посоветовала она Коту. – Будьте поосторрожней!

И словно накаркала.

На следующий вечер случилась беда.

В этот вечер в излюбленном месте, под деревом, встретились только Ворона и Кот.

– Ты видела?! – в отчаянии кинулся к Вороне Кот.

– Что-что-что? – встрепенулась Ворона.