(В тексте использованы стихи Овсея Дриза в переводе Генриха Сапгира)
Есть такой удивительный поэт, мой любимый – Овсей Дриз. Удивительно даже его имя – Овсей, как овсяное семечко проросшее. Как мой пёс Тиль, пахнущий овсяным печеньем.
Овсей Дриз пришёл ко мне с песенкой о «Зеленой карете». Многие поют эту песенку, но не все знают, кто её написал.
В «Зеленой карете» Овсей Овсеич едет навстречу весне. Он любил весну, когда всё оживает, любил деревья – зелёное, красивое, крепкое дерево.
Деревом стану
И буду ждать и молчать,
Подняв руки,
Как ветви.
Из вороха листьев сшил он себе зелёный сюртук – зелёную старость.
Овсей Дриз был великий бродяга и большой специалист по башмакам. Он знал о своём ботинке всё, от шнурка до подошвы, они были живые, его башмаки. Пусть немного тесноваты, пусть жмут, но – живые. Для них он написал колыбельную песню:
Шляпа мятая уснула,
Расправляется во сне.
Мой пиджак скользнул со стула —
И не помнит обо мне.
Спит продрогший зонтик старый.
Спят усталые очки.
Под кровать я вас поставил,
Спите, спите, башмаки.
Вы со мной весь день ходили,
Вы порхали, голубки,
Прямо в лужу угодили…
Спите, спите, башмаки.
Расцветут во сне цветами,
Все распустятся шнурки,
Садом станете вы сами,
Спите, спите, башмаки.
Кожа вытерлась немного,
Но, как прежде, вы крепки.
А с утра опять – дорога.
Спите, спите, башмаки.
– Мы путники на рассвете, – говорил Овсей Дриз. И я его так понимаю: ты идёшь, и уже не важно, в ботинках ты, босиком, главное – в самом шаге.
Разве в том геройство,
Что, летать умея,
На юг собрались журавли?
Вот истинный герой:
Птица коростель
Пешком ушла.
Есть такие древние камни – «следовики», они хранят в себе след человека, долго хранят, тысячелетия.
Юрий Коваль у себя в Ферапонтово видел такой. Хотел было узнать, какого размера нога, оставившая след в камне, но приложить собственную ногу, чтобы примерить, – не решился.
Интересно, примеривался ли к «следовику» Овсей Дриз? Не знаю. Но зато теперь, когда иду, всегда помню о своём шаге, и о том, что, может быть, Овсей Дриз смотрит мне вслед.
Овсей Дриз был великий сказочник. Он просто смотрел на мир. И всё получалось.
На берегу реки сижу и вижу,
Как сумерки сгущаются во тьму —
И все покидают меня.
Солнце ушло.
За солнцем утята ушли.
За ними и лес ушёл в темноту.
За лесом ушли в черноту берега.
За берегами река.
Пожалуй, и мне пора.
Но
Куда?
Эй, портной, погляди,
Я принёс тебе листья,
Ворох зелёных листьев.
Сними с меня мерку
И сшей мне зелёный сюртук —
Зелёную старость.
Пусть удивляются птицы:
Ожило старое дерево,
Покрылось зелёной листвой.
Пусть они
Гнезда совьют на ветвях.
Пусть ведёт ко мне
Лесная тропинка.
Пусть в тени моей
Тихо качается колыбель.
Море.
Вдоль берега девушка шла.
Я глядел ей вслед,
Взглядом
Следовал по пятам.
Вдруг
Девушка остановилась,
Сняла свою туфельку
И вытряхнула мой взгляд,
Словно песок.
Наш Овсей Овсеевич шутит всё, конечно.
Но вчера бедняга чуть не уснул навечно.
Ай-люли!
Ай-люли!
Не от колотушек или злых пощёчин.
Тесные ботинки просто жали очень.
Ай-люли!
Ай-люли!
И Овсей Овсеич прыгал поневоле,
Словно серый козлик, и кричал от боли:
«Ай-люли!
Ай-люли!»
Но не снял ботинок, всё скакал, кружился.
Пусть считают люди, что он в пляс пустился:
Ай-люли,
Ай-люли!
Когда Юрия Коваля спросили, какой должна быть проза, он ответил: «Такой, что ты готов поцеловать каждую написанную тобой строчку».
Мудреца спросил я:
– В чём, скажи,
Заключён поэзии
Секрет?
– На ладонь
Ресничку положи,
Взвесь её, —
Последовал ответ.