Жила-была злая Дадала.
Бросалась на всех и съедала.
Бросалась, хватала, жевала живьём
И только потом уж съедала.
И всякая кроха рыдала,
Когда выходила Дадала,
Которая ела одну мелюзгу,
И, в общем, уже доедала.
И мелочь сказала: «Доколе
Мы не обратимся к Дудоле?
Дадала нас всех понемногу сожрёт
И даже, возможно, без соли».
К Дудоле, чью знали отвагу,
Сейчас же послали бумагу,
Где слёзно просили их всех защитить,
Не то – от Дадалы ни шагу!
Дудоля, сверкая отвагой,
Примчалась с кинжалом и шпагой.
И скоро покончено было навек
Со всей этой страшной бодягой.
Давно позабыта Дадала,
Как будто её не бывало.
Дудоля жива и здорова – ура! –
Она потрудилась немало.
И каждый, кто ростом обижен,
Отныне не будет унижен.
И слава Дудоле, чей подвиг в веках –
Прекрасен и чист, и возвышен!
Вероника Долина
Клубника
Ну что ж ты медленно зреешь?
Ты что её, солнышко,
медленно греешь?
А может, ты и не греешь совсем?
Тогда я её недозрелую съем.
Снился ёжик
(Считалка)
Вышел ёжик из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Вынул камешки и мел,
Улыбнулся, как умел.
Подарил мне всё, что вынул,
И опять в тумане сгинул.
Письмо на радио
Все стихи — про паровозы…
Паровозов больше нет.
Все стихи — про пароходы…
Пароходов больше нет!
Я сижу в своей квартире,
Жду по радио ответ:
— Передайте, в этом мире
Есть лошадки или нет?
А крокодилу…
А крокодилу, крокодилу,
Ой, нелегко на свете жить:
Никто не хочет с ним обедать,
Никто не хочет с ним дружить.
А ну и что, что он зубастый
И скушал родичей давно?
Ему подай любовь и ласку,
Любовь и ласку — всё равно!
А бегемоту, бегемоту,
Ой, нелегко на свете жить:
Никто не хочет с ним обедать,
Никто не хочет с ним дружить.
А ну и что, что он полено?
А ну и что, что он бревно?
Ему подай любовь и ласку,
Любовь и ласку — всё равно!
А носорогу, носорогу,
Ой, нелегко на свете жить!
Никто не хочет с ним обедать,
Никто не хочет с ним дружить.
А ну и что, что он рогатый,
Сопит и чавкает весь век?
Ему подай любовь и ласку,
Он тоже будет человек!
* * *
Помилуй, Боже, стариков,
Их головы и руки!
Мне слышен стук их башмаков
На мостовых разлуки.
Помилуй, Боже, стариков,
Их шавок, васек, мосек...
Пучок петрушки, и морковь,
И дырочки авосек.
Прости им злые языки,
И слабые сосуды,
И звук разбитой на куски
Фарфоровой посуды,
И пожелтевшие листки
Забытого романа,
И золотые корешки
Мюссе и Мопассана.
Ветхи, как сами старики,
Немодны их одежды.
Их каблуки, их парики —
Как признаки надежды.
На них не ляжет пыль веков,
Они не из таковских.
Помилуй, Боже, стариков!
Помилуй, Боже, стариков...
Особенно — московских.
Я сама себя открыла,
Я сама себе шепчу:
Я вчера была бескрыла,
А сегодня — полечу!
И над улицей знакомой,
И над медленной рекой,
И над старенькою школой,
И над маминой щекой...
Как ни грело всё, что мило,
Как ни ластилось к плечу —
Я вчера была бескрыла,
А сегодня - полечу!
Над словцом неосторожным,
Над кружащим над листом
И над железнодорожным
Над дрожащим над мостом.
То ли дело эта сила,
То ли дело высота!
Я вчера была бескрыла,
А сегодня я не та.
Кто-то Землю мне покажет
Сверху маленьким лужком.
На лужке стоит и машет
Мама аленьким флажком...
Было время - смех и слёзы,
Не бывало пустяков.
Слева грозы, справа грозы,
Рядом - стаи облаков.
Как ни мучались, ни звали
Кто остался на лугу –
Я вчера была бы с вами.
А сегодня - не могу.