«Земля имеет форму шара», –
Однажды заключил мудрец,
За что его постигла кара,
И страшен был его конец.
Мир оказался не готов
Жить без поддержки трёх китов.
Две стороны, как у медали,
У нашей спутницы Луны,
Но лишь недавно увидали
Луну с обратной стороны.
Из века в век на небосклоне
Блестит всё тот же круглый лик…
Как плохо, как односторонне
Мы знаем спутников своих.
Незаметные бациллы
Нас доводят до могилы,
И ничтожнейший микроб
Загоняет прямо в гроб.
А скелет с косою длинной –
Образ грозный, но невинный.
Я в детстве дружил с великаном.
Нам весело было одним.
Он брел по лесам и полянам.
Я мчался вприпрыжку за ним.
А он был заправским мужчиной,
С сознанием собственных сил
И ножик вертел перочинный,
И длинные брюки носил.
Ходили мы вместе все лето.
Никто меня тронуть не смел.
А я великану за это
Все песни отцовские спел.
О мой благородный и гордый
Заступник, гигант и герой!
В то время ты кончил четвертый,
А я перешел во второй.
Сравняются ростом ребята
И станут дружить наравне.
Я вырос. Я кончил девятый,
Когда ты погиб на войне.
Тут быть бы живу. Не до жиру.
Везде беда встречала нас.
Но в дни войны был остров мира –
Битком набитый школьный класс.
Урок тянулся монотонно,
И в моде были, как всегда,
Периклов шлем, парик Ньютона
И Льва Толстого борода.
Гляжу с высоты
На обиду.
Теряю обиду
Из виду.
Без удивленья холодно уму.
Оно его живит и утепляет,
Пусть даже удивляешься тому,
Что ничего тебя не удивляет.
Остались считанные дни.
Гони их, время! Не тяни!
Но вдруг любой из этих дней,
Где все мгновенья на виду,
Куда дороже и ценней,
Чем тот, которого я жду?
Перевод Валентина Берестова
Если хочется пить, то колодец копай.
Если холодно станет, то печь истопи.
Если голоден, то испеки каравай.
Если ж ты одинок, то чуть-чуть потерпи –
И потянутся путники по одному
И к воде, и к теплу, и к тебе самому.
Замечательному поэту Валентину Дмитриевичу Берестову в этом году исполнилось бы 75 лет.
Жил я в раннем детстве в доме у колодца,
Ждал, когда ведерко у кого сорвется.
И тогда соседи к нам стучали в сени,
Где в углу под лавкой их ждало спасенье.
Выходила мама и весьма любезно
Им вручала «кошку» с лапою железной.
Три железных когтя и в ушке верёвка.
Всех соседей «кошка» выручала ловко.
Шлепалась в колодец, шарила, искала
И ведро за дужку лихо поднимала.
И соседи «кошку» возвращали маме
И на нас глядели добрыми глазами.
Всяк меня заметит, всяк мне улыбнется.
Весело живётся в доме у колодца!
Вот дверь. Тебя внесли в неё кульком,
А вывозили из неё в коляске.
А вот и сам, укутан башлыком,
Ты тянешь на порог свои салазки.
Ты первоклассник. На дворе метель.
В руке набитый книжками портфель.
Растешь. Ползут зарубки вверх по двери.
Ключ от неё уже тебе доверен.
Всё та же дверь. А всё ж ведёт она
В иную жизнь, в иные времена.
Что, если голос твой громоподобен?
Он слышен всем, но не для всех удобен:
И крадучись трубу несёт трубач
Подальше от шоссе, ларьков и дач.
Горит труба, гремит среди дубравы,
И слушают её цветы и травы.
Чудесный свет увидя вдалеке,
К нему рванулся юноша горячий.
Перо Жар-птицы у него в руке
Горит, переливаясь. Вот удача!
В тряпицу парень завернул перо,
За славою отправился в столицу.
Но, изумившись, молвил князь: "Добро!
Сыскал перо - так добывай Жар-птицу!"
Кому блеснуло чудо, тот навек
Обязан жить по сказочным законам...
Он шел сквозь чащи, горы пересек,
С Ягою чай пил, воевал с драконом.
Удача хороша, когда она –
Не дар судьбы, завернутый в тряпицу.
Где есть перо, там птица быть должна.
Сыскал перо - так добывай Жар-птицу!
В этот дымный и стынущий бор,
Под его многоскатную крышу
Я войду, как в морозный узор,
И услышу седое затишье,
Где под белою хвоей снегов
Голубая колышется хвоя,
А на хруст осторожных шагов
Откликается пенье живое.
Морозный день… Зато над головою
В переплетеньях сучьев, в чёрной сетке,
Стекая по стволам, на каждой ветке
Висит лавиной небо голубое.
И чудится: вот-вот весна начнётся.
И верится: она уже явилась.
И ни один сучок не покачнётся,
Чтоб небо невзначай не обвалилось.
В дверь вошло животное,
До того голодное!
Съело веник и метлу,
Съело коврик на полу,
Занавеску на окне
И картину на стене,
Со стола слизнуло справку
И опять пошло на травку.
— Шапка, шапка, где была?
— Я была в кино.
— Что ж ты, шапка, видела?
— Было так темно...
Задремала я нечаянно
На коленях у хозяина.
— Шапка, шапка, где была?
— В цирке шапито.
— Что ж ты в цирке видела?
— Шапки да пальто,
Номерки, зонты и палки —
Всё, что было в раздевалке!
Нам жалко дедушку Корнея.
В сравненье с нами от отстал,
Поскольку в детстве «Бармалея»
И «Мойдодыра» не читал,
Не восхищался «Телефоном»
И в «Тараканище» не вник.
Как вырос он таким учёным,
Не зная самых главных книг?
Что всего милее
Для тебя, мальчишка?
В хлебе – горбушка,
В капусте – кочерыжка,
В варенье – пенка,
А в школе – переменка!
Недаром дети любят сказку.
Ведь сказка тем и хороша,
Что в ней счастливую развязку
Уже предчувствует душа.
И на любые испытанья
Согласны храбрые сердца
В нетерпеливом ожиданье
Благополучного конца.
Как разгулялся ветер листопада!
Сегодня он не просто рвёт листву,
А гонит по реке барашков стадо,
Даёт волнам морскую синеву.
И слышно, как река шуршит листвою,
И листья пеной бьются о песок.
И рядом с этой страшной синевою
Летучим дымом кажется лесок.
Утро. Стол под кряжистым стволом.
- Старый дуб, поведай о былом!..
С листьев капли хлынули на стол.
Дуб поведал: - Ночью дождь прошёл.
В лесу – молчанье брошенной берлоги,
Сухая хвоя скрадывает шаг.
Есть радость – заблудиться в трёх соснах,
Присесть на пень и не искать дороги.
Всё утро дождик… Ничего весёлого.
Но есть у солнца друг – один из лучших.
Упрямо поворачивая голову,
Он ищет солнце, спрятанное в тучах.
И снова лыжная стезя,
Как рельсы, врезанные в снег.
Отталкиваясь и скользя,
Бегу, не отстаю от всех.
Пусть мой последний лыжный след
Растаял столько лет назад,
Но память детства шепчет: «Нет,
Он здесь. Дела идут на лад».
Мне детство вдруг возвращено.
Оно, ликуя, движет мной,
Как будто вовсе не оно
Осталось где-то за войной.
Мальчишка в тельняшке
Стоит у ворот.
Друга, наверное, ждёт.
И очень возможно,
Что друг — это я,
Хоть он и не знает меня.
Я здесь поселился,
Живу в трёх шагах.
Кто же я? Друг или враг?
Глаза поднимает.
Усмешка? Испуг?
Друг!
Опять кладу я компас на ладонь.
Щелчок – и стрелка чуткая на воле.
И, как от пут освобождённый конь,
Дрожит она в родном магнитном поле.
Вот двое влюблённых на лоне природы
Читают стихи и жуют бутерброды.
Две толстых вороны на ветках сухих
Сидят и внимательно слушают их.
Уходят… И вслед за четою влюблённой
На место свиданья слетают вороны,
И крошки клюют на примятой траве,
И долго стоят голова к голове.
В школу иду и мечтаю о ней,
Что всех для меня милей.
Она директора школы главней,
Важнее учителей.
Теперь я знаю: любовь сильна,
И ей подвластны сердца.
Скажет – выпрыгну из окна.
Пусть вызывают отца!
Вот король идет в поход,
За собой войска ведет:
Сто румяных усачей,
Сто веселых трубачей,
И со связками мечей
Едет старый казначей.
Воробьишко подлетел
И на эту связку сел:
— Меч картонный средь мечей —
Это чей?
Но король ответил смело:
- А тебе какое дело?
Тут яма,
Стой прямо.
Помни это:
Крыльев нету.
Ребята, ребята,
Хотите жить богато?
Покупайте нитки,
Зашивайте дырки!
Покупайте мыльце,
Умывайте рыльце!
Где кисель,
Тут и сел.
Где пирог,
Тут и лег.
Ночь-то темна.
Лошадь-то черна.
Еду-еду
Да пощупаю,
Тут ли она.
Бабушка, бабушка,
Золотая сударушка!
Бога молишь,
Хлебцем кормишь,
Дом бережешь,
Добро стережешь!
Улетает журавель
Да за тридевять земель.
- Прощай, матушка Русь.
Я к теплу потянусь!
Прощая, не скучай,
Весною встречай!
Есть обед,
Так гостя нет.
Нет ни корки,
А гости с горки!
Стужа да мороз.
На печи мужик замерз!
Мороз невелик,
Да стоять не велит!
Собака на месяц лает, А месяц того не знает.
Кабы лиса не подоспела,
То овца бы волка съела.
Мальчишка, выбиваясь из силёнок,
Барахтается, борется с волной.
А мать кричит: «Утонешь, пострелёнок!
Куда же ты? А ну-ка, марш домой!»
Но есть учитель смелый у мальчишки.
(Об этом мать не знает ничего),
Он ласточкой нырнул с заветной вышки,
И на волнах увидели его.
Он сильной грудью волны рассекает,
Мелькает, пропадая вдалеке,
И никогда, быть может, не узнает
О мальчике, стоящем на песке.
Мы учимся и в средних, и в начальных,
Мы учимся у близких и друзей.
Но как бы жили мы без этих дальних,
Не знающих про нас учителей?
Окончилась война! Окончилась война!
А нам с тобой повестка вручена.
Мир не видал врачей таких весёлых,
Как эти окулист или ушник,
Как этот балагур-невропатолог.
А тот хирург с медалью? Вот шутник!
Окончена война! Пришли в военкомат.
Военные врачи на нас глядят.
Мы нагишом пред ними представали,
Ремесленник, механик и студент,
И совершенно не подозревали,
Что это исторический момент.
Окончилась война! Окончилась война!
От смерти наша юность спасена.
Для тех, кто оперирует и лечит,
Для тех, кто нас осматривает тут,
Мы — первые, кого не изувечат,
Мы — первые, которых не убьют.
Павлу Нилину
Блокада. Ночь. Забитое окно.
Мигающих коптилок тусклый свет.
Из мрака возникает полотно.
Художник пишет женщины портрет.
Она сидела, голову склоня,
И думала в голодном полусне:
«Вот я умру… А что-то от меня
Останется на этом полотне».
А он писал в мигании огня
И думал: «На войне как на войне.
Пусть я умру! Но что-то от меня
Останется на этом полотне».
Памяти Татьяны Александровой
Как-то в калужской лесной деревеньке
Ты усадила детей на ступеньки,
Вынула краски, достала тетрадку
И рисовала их всех по порядку.
Вдруг я увидел сердитую бабку.
Внука старуха схватила в охапку.
Девочки ныли, мальчишки роптали.
Матери их по домам расхватали.
Что они? Глаза боятся дурного?
Но малыши появляются снова.
Вымыты ноги. В порядке причёски.
Очень красивые выйдут наброски.
При встречах мы здоровались не часто.
Ребячий мир на взрослый не похож.
«Что я нашёл!» звучало вместо «Здравствуй!»,
«Пойдём на речку!» вместо «Как живёшь?».
О радость жизни, детская игра!
Век не уйти с соседского двора.
За мной являлась мать. Но даже маме
В лапту случалось заиграться с нами.
Чего ж ей, великанше, делать тут?
В неё ж мячом всех раньше попадут.
Кидать кидали, да не попадали.
И к ужину обоих долго ждали.
Ведь надо же! Брат ещё верит всерьёз
Тому, что давно для меня под вопросом.
Когда он пыхтит, он ещё паровоз.
А мне уже больше не быть паровозом.
Дом
Ходуном.
Мать ужасом объята!
- Опять дерутся!
Брат идёт на брата!
И гонит нас во двор,
В толпу ребят.
Двор ходуном:
Встаёт за брата брат.
Просыпаюсь ещё в темноте.
Слышу, чайник шумит на плите.
Вижу, пляшет огонь на стене,
Плачет льдистый узор на окне.
Значит, скоро и в школу пора.
В кухне звякнула дужка ведра.
«Мама, доброе утро!» – И свет
Зажигается мне в ответ.
Федору Левину,
и вправду ставшему палеонтологом
Жил-был игуанодон,
Весом восемьдесят тонн.
И дружил он с птицею
Птеродактелицею.
Ничего эта птица не пела,
Лишь зубами ужасно скрипела,
И хрипела она, и стонала,
И других она песен не знала.
Но в восторге хриплый стон
Слушал игуанодон,
Радуясь певице
Птеродактелице,
Ибо звуки ужасные эти
Были первою песней на свете,
Самой первою песней на свете,
На безлюдной, на дикой планете.
На рассвете, на рассвете Лучший лов у рыбака. На рассвете, на рассвете Лучший гриб у грибника. На рассвете, на рассвете Птичий звон со всех сторон. На рассвете, на рассвете У лентяя лучший сон!
Под забором у края степей
Сладко спал одинокий репей.
Спал и видел прекрасные сны,
Как он вцепится в чьи-то штаны,
В волчий хвост или в заячью грудь,
И в далекий отправится путь.
Он руку над партою тянет и тянет.
Неужто никто на него и не взглянет?
Не нужно отметок в журнал и дневник.
Довольно того, что он в тайну проник,
Что чудо свершилось, задача решилась…
Спросите, пожалуйста. Сделайте милость!
Дочери Марине
Скрип-скрип. Какой печальный звук!
Скрипит под ветром старый сук.
Скрип-скрип. Вернулись из починки
И радостно скрипят ботинки.
Скрип-скрип. Кузнечик! А теперь –
Скрип-скрип – рассохшаяся дверь.
Скрип-скрип – и перья заскрипели.
А скрипки? Скрипки вдруг запели.
Как-то совестно скрипеть,
Если ты умеешь петь.
Учитель положил на стол морковку.
Раскрыл альбом прилежный ученик:
«Вон тот бочок в тени. Дадим штриховку,
А этот на свету – положим блик».
Малыш трудился, не жалея сил,
Штриховку на морковку наносил…
И всё ж явились рядышком с морковкой
Два зайца, пароход, солдат с винтовкой.
Мальчишку, шевелящего ушами,
Мы всячески спасали от невзгод,
И сами никогда не обижали.
А то попросишь – и не шевельнёт.
«Поэт! Поэт!» - кричали вслед.
Поэту было мало лет.
Он не мечтал о славе.
Мечтал он о расправе
Со всеми, кто поэту вслед
Кричал: «Поэт! Поэт!»
Ну-ка в сторону карандаши.
Ни костяшек. Ни ручек. Ни мела.
Устный счёт! Мы творим это дело
Только силой ума и души.
Числа сходятся где-то во тьме,
И глаза начинают светиться,
И кругом только умные лица,
Потому что считаем в уме.