На берёзе, напротив балкона, ворона свила гнездо. Берёза ещё не зеленела, и гнездо напоминало забытую на ветке старую корзину. Неутомимое раскатистое «Кар-р-р!» влетало в форточку, как «Алло!» в телефонную трубку.

– Солидный голос, – подметил папа. – Похоже, это ворона проглотила микрофон. Когда появятся птенцы, наша жизнь превратится в сплошной концерт.

Папа работал дома. Писал, печатал, и даже перечёркивал целые страницы в рукописи. От домашних он требовал тишины. А уличные шумы: чириканье, гудение, жужжание – привычно рассеивались. И только громкое, раскатистое «Кар-р-р!» не на шутку раздражало папу.

– Нельзя ли каркать этажом ниже? – крикнул он с балкона.

«Кар-р-р!» – огрызнулась ворона.

Папа пробовал затыкать уши берушами. Но это мешало ему ещё больше, чем болтливость крылатой соседки. В порыве отчаяния он как-то швырнул тапочек. Запутавшись в ветках, тот повис, как шляпа на вешалке. А папа уже замахнулся вторым.

– Хорошие были тапочки, – услышал он за спиной дочкин голос. Катин взгляд подействовал на папу, как укол с успокоительным лекарством. Надев тапочек, он безрадостно посмотрел на глазеющую по сторонам ворону.

– Будь я вороной, – сказал он, – я бы жил с пользой.

– А как? Пел бы в хоре пернатых мальчиков? – поинтересовалась Катя.

– Бери выше, – сказал папа. – Я бы вместо гнёзд… – он сделал паузу и интригующе посмотрел на подслушивающую ворону. – Я бы плёл корзинки. И продавал. Сидел бы на рынке и кричал: «Купите КАР-Р-Р-ЗИНУ! Купите КАР-Р-Р-ЗИНУ!»

– Кар-р! Кар-р! – охотно поддержала папину идею неугомонная ворона.

И папа, махнув рукой, в одном тапочке зашагал в комнату.

К вороньему крику привыкли постепенно, как привыкают к бою настенных часов, или к громкой музыке за стеной у соседей. По нему не скучали. Но если долго не слышали, то удивлялись и выглядывали в окно: всё ли в порядке?

В грозу, когда молния рассекала небо пополам, а гром пугал внезапным раскатом, Катя смотрела в окно на мокрую улицу. Сильный ветер раскачивал дерево, будто пытался обломить ветки и сбросить гнездо. Ворона сидела обречённо. И крупные капли дождя колотили её по серо-чёрной неподвижной спине.

– Этот ветер гнездо не сбросит, – успокоил папа. – По части гнёзд птицы – мастера. Работают по принципу: мой дом – моя крепость.

Он стоял рядом с Катей у балконной двери. Дождь захлёстывал, летел в стекло, как морские брызги. И на сером небе не было видно ни конца, ни края непогоды.

Как-то под вечер ворона затревожилась. Не разминала голос, а галдела во всё горло. Ей вторили другие.

– Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р!

Неистовый крик усиливался.

Катя выглянула в окно. Стая ворон, как грозовая туча, нависла над деревом. Листья и перья летели в суровой рукопашной драке. А гнездо пустовало.

– Нашу ворону бьют! – закричала Катя, торопливо открывая балконную дверь. И папа прибежал на помощь. Они свистели с балкона, улюлюкали, размахивали шваброй.

Стая струсила и улетела. Каркали вороны где-то за домом.

– Совещаются, – предположил папа. – Только разведчиков из нас не выйдет. Языка не знаем.

Вороны-соседки не было ни в гнезде, ни на ветках, ни на ближайших деревьях.

– Она вернётся? – спросила Катя.

Папа пожал плечами.

– Посмотрим, – неуверенно сказал он. – Боюсь, что это чужие вороны. Кочевые. Короче говоря, разбойники. Плакали те гнёзда, что попадаются им на пути.

Катя долго смотрела в окно. Но ворона не прилетела ни через час, ни через три. Не было её и на следующий день.

Всё лето гнездо пустовало. Только пронырливые воробьи совали клюв в чужой дом, и дождь бесцеремонно наводил порядок.

Осенью берёза пожелтела. Ветер легко разметал слабые листья. Привычно прошла зима. И вот однажды…

– Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р! – знакомый голос звучал совсем рядом.

– Наша ворона! – воскликнула Катя. – Неужели она?! Вернулась!

Папа уже смотрел в окно, прильнув лбом к стеклу. Ворона сидела на берёзе, вертела головой и каркала, что было сил.

– Совсем не изменилась, – заметил папа. – Голос стал ещё громче! Ну, привет тебе, привет!

Услышав приветствие, ворона примолкла и принялась устраиваться в своём гнезде.

Ленка приезжала на каникулы к бабушке.

Заметив под окнами их машину, моя бабушка Гуля говорила:

– Невеста твоя приехала. Беги здоровайся.

Я не знал, почему «невеста», но радостно бежал навстречу.

С появлением Ленки моя жизнь становилась интересней. Многое, что было недозволенно одному, теперь случалось.

Прячась за домом, мы ели мороженое, убегали в овраг на речку и мечтали найти заброшенную лодку, чтобы уплыть на остров Мальта.

Бабушка Гуля не успевала приглядывать за нами. И требовала, чтобы мы не отходили одни от дома.

Но Ленка не признавала слова «нельзя». Её не пугало даже то, что нас одних могут обидеть.

– Пристанут – будем орать, – говорила она. – Ты умеешь громко орать?

Я пожимал плечами.

– У взрослых от крика звенит в ушах, – повторял я слова бабушки Гули.

– Давай позвеним! – тут же предлагала Ленка.

Мы шли по улице и кричали. Прохожие обходили нас стороной.

Как-то раз около закрытой на летние каникулы школы мы нашли отчаянно мяукающего котёнка. Он сидел под кустом смородины и был до того испуганным и жалким, что мне захотелось взять его на руки.

– Заберём Черныша с собой, – предложил я, погладив котенка по чёрной дрожащей спинке.

– Не Черныша, а Мальвину.

– Вообще-то, у Мальвины голубые волосы, – возразил я.

– Она покрасилась в чёрный цвет, – убеждала меня Ленка.

Дома, показав бабушке Мальвину, я прибежал к Ленке.

– Пьеро, – смеясь, сказал я. – Это он. Мальчик. Значит, Пьеро.

– Значит, Мальвин, – сказала Ленка.

Мальвин поселился у неё, потому что у меня жили собака, хомяк и попугай.

Я притащил фанерный ящик из-под посылки.

– Вот – это кровать.

Ленка перевернула ящик и сказала, что это стол. Она накрыла его скатертью и положила листок бумаги.

– Мальвин будет писателем.

Я засмеялся. Мальвин обнюхивал бумагу, встав передними лапами на стол.

– Он пишет роман, – сказала Ленка.

– Про мышей?

– Про войну в подводном царстве.

– Но ведь он не умеет плавать, – воскликнул я и тут же примолк, потому что тоже не умел плавать.

А Ленка умела. Она скоро будет заниматься синхронным плаванием. Это такой спорт, когда под музыку выделывают на воде разные фигуры.

В тёплую погоду мы купались в нашей речке. Ленка заплывала далеко, размахивала руками и пела. А я бултыхался у берега, скользя руками и коленями по глинистому дну.

Мальвина мы воспитывали вместе. Учили есть со стола. Ленка сшила ему модную пёструю юбку.

– Брюки… брюки надо… Он ведь ОН…

– Он шотландец, – пояснила Ленка. – Им можно в юбках.

Как-то утром, увидев за окном машину, бабушка Гуля сказала:

– За невестой твоей приехали.

– Возят и возят туда и обратно, – огорчился я.

– Вот когда женишься на ней, тогда и перестанут увозить.

Я разыскал Ленку на речке. Она сидела на берегу. Возилась с Мальвином. Рядом стоял его ящик.

– За тобой приехали, – крикнул я. – Уедешь?

– Надо Мальвина куда-то деть, – сказала Ленка. – Только вот куда?

– А бабушка не оставит у себя?

Ленка пожала плечами.

Я побежал к дому. С трудом уговорил её бабушку. Возвращаясь к речке, издали закричал:

– Согласилась, согласилась.

Ленка стояла по колено в воде и катала ящик.

– Где Мальвин?

– Плывет на остров Мальта.

– А что он там будет делать без нас?

– Есть ананасы.

– Лучше плывите ко мне. Только у меня нет ананасов.

– А что есть?

– Ничего.

– Тогда не приплывём.

– Почему?

– Потому что скучно.

Я пожал плечами. Тихо засмеялся. Я не знал, что ответить.

– Адью! – сказала Ленка. – Чао-какао! – и оттолкнула от себя ящик.

– Ты что? – испугался я.

Ленка вышла на берег. Надела сандалии. А я вошел в воду.

– Я же не умею плавать, – сказал я и шагнул вперед.

Я не видел, где Ленка, но спиной чувствовал, что рядом её нет.

На берегу отдыхали люди. Они заметили, как я шел все дальше в глубину.

Мальвин мяукал. Пытался выпрыгнуть. Ящик качался.

– Я же не умею плавать, – шептал я.

…Потом я весь мокрый сидел на берегу. Кто-то набросил на меня полотенце. Я гладил Мальвина. Он успокоился.

Я не хотел думать о Ленке. Но только о ней и думал.

«Ну и пусть», – говорил я. Вспомнил ее машину под окнами. Когда-нибудь она приедет… Бабушка Гуля скажет: «Невеста приехала…»

А я… я никогда не женюсь на Ленке. А Мальвина воспитаю один.

Вот он – мой дружок. Простой цветок в тёмно-коричневом глиняном горшке. В прошлом году мама принесла его с работы. В то время стояла зима. И цветок был укутан в толстый слой старых газет. Мама поставила свёрток на мой письменный стол, сняла шуршащую одежду.

– Это тебе подарок, – сказала она, сметая в ладонь рассыпанные крупинки земли.

– А цветёт он как? – спросила я, отыскивая бутоны среди перепутанных веток.

– Никак. Зато он вьётся как лиана.

Я разочарованно покачала головой.

– Лучше бы ты подарила собаку.

– Это тоже живое существо, – сказала мама.

Я вздохнула, сдвинула горшок на край стола и подумала: «А у дверей не встречает и хвостом не виляет.

Цветок оказался неприхотливым. Рос быстро. Мы с мамой переставили его на шкаф, протянули вдоль стены нитку и пустили по ней зелёный побег.

– Шустрый, – заметила мама. – Весь в тебя.

– Сравнила. Если бы я росла с такой скоростью, то моей подружкой была бы останкинская башня.

Представив такое, я засмеялась. А мама взяла меня за руку и зашептала:

– Смотри. Цветок тоже смеётся.

Листья цветка действительно трепетали.

С этого дня я стала чаще посматривать на цветок. Может быть, и он следил за мной.

– Привет, дружок! – говорила я, приходя из школы.

И он кивал!!!

Как-то раз я неожиданно получила двойку по математике. Пришла домой, отшвырнула портфель, села на пол и заревела. И вдруг меня что-то щёлкнуло по затылку! Ещё раз! Я подняла голову. Надо мной – цветок. Я быстро придвинула стул. Земля в горшке была сухой. А на листке я заметила каплю, которая быстро сорвалась, тут же набежала другая. Это было невероятно, но цветок плакал!!!

Через несколько дней из командировки вернулся папа. Он всегда привносил в дом такое оживление, такую суету и приводил такое количество интересных людей, что наша старенькая вешалка с трудом выдерживала нагрузку.

В дни его приезда, возвращаясь из школы, я постоянно чего-то ждала. На этот раз мне под ноги бросился щенок. Ушастый, чёрно-пегий спаниель.

– Ты привез щенка!? – воскликнула я.

– Нет. Это дядя Боря принес. А подарочек ничего себе. Даже с родословной. – Он зачитал. – Мать: Ютта. Полевые испытания – отлично. Экстерьер – отлично. Отец: Минор. Полевые испытания – очень хорошо. Экстерьер – очень хорошо. Порода!

Дядя Боря – сосед с нижнего этажа. Я часто гуляла с его длинноухим Минором.

– Минька, – сказала я, почесывая щенка за ухом. – Я тебя так назову.

Минька нетерпеливо вертелся, рвался из рук. Я надела ему ошейник с длинным поводком и отправилась гулять. Минька будто ошалел от шума улицы, от мягкой свежести снега и непонятно было кто кого водил на поводке.

Дома я взяла лейку, чтобы полить цветок. Вошла в комнату. И замерла. Цветка не было.

Я машинально толкнула дверь в папину комнату. Папа оторвался от своих бумаг, в беспорядке разложенных на столе, вопросительно поглядел на меня.

– Где цветок?

– А-а. Дяде Боре отдал. Вроде обмена получилось. Без родословной, зато от души.

– Пойдём заберём, – волнуясь, предложила я.

– Неудобно. Он и брать не хотел. Да и зачем?

– Пойдём…– от волнения потеряв голос, прошептала я.

– Да ты что?– шёпотом ответил папа. – Жалко, что ли?

Я кинулась к входной двери. Тяжело вздохнув, папа зашагал следом, что-то недовольно бурча под нос.

Дядя Боря с порога улыбался. Минор радостно вертел хвостом, крутился под ногами, мешая зайти в квартиру. Говорят, собаки похожи на хозяев. Неужели и Минька пойдет в меня? Я подхватила Минора на руки, чтобы не мешался, и выпалила:

– Спасибо за подарок. Только цветок я заберу.

– Понравился? – усмехнувшись, громко спросил дядя Боря. – Вылитый Минор. Назвала уже?

– Минька.

– Молодчина, – прогремел дядя Боря и решительно зашагал в кухню.

– А цветок?

– Отпусти заложника, – приказал дядя Боря.

Я отпустила. А дядя Боря сказал:

– А дарёное не возвращают.

Папа поглядел на меня, виновато пожимая плечами.

Я выбежала из квартиры, но уже через миг вернулась обратно с Минькой в руках. Прижав напоследок теплого, мохнатого непоседу, я тихо сказала:

– Тогда заберите.

Минька, обнюхивая новое место, косолапя побежал в комнату. Ему пока все равно по какой квартире бегать.

– Характер!!! – многозначительно подмигивая папе, сказал дядя Боря.

Папа вздохнул и, взглянув на меня, пообещал:

– Будем укрощать.

Он демонстративно повернулся к дяде Боре и стал рассказывать что-то интересное из своей последней поездки, явно намекая мне, что всему есть предел.

Я стояла в коридоре, подперев плечом чужую стенку. Дверь в комнату была приоткрыта. Изогнувшись как знак вопроса, на подоконнике я углядела цветок. Его зеленый стебель зацепился за батарею. До него было шагов десять, не больше. Какая-то сила толкала меня в комнату. Ведь там был мой друг. Устав сопротивляться, я рванула на себя дверь. Быстро подхватила цветок. Сердце колотилось. А ноги шустро несли меня вверх по лестнице.

Я прибежала домой, забралась с ногами на диван. Сколько времени я просидела так – не знаю. Стало смеркаться.

Пришёл папа – что-то насвистывал в коридоре. В комнату вбежал Минька. Попытался запрыгнуть на диван – не получилось. Я подтянула его за шкирку. И Минька улёгся, благодарно уткнувшись мокрым носом в мою коленку. Папа заглянул, но, ничего не сказав, ушел в свою комнату. Он все понял.

Минька дремал. Цветок замер. И у меня на душе теперь было легко и спокойно.